Дарованный

Расписание ежедневных занятий у меня и Второй не совпадало. Поэтому мы виделись лишь во время работы и в свободное время. Мне нравилось сидеть с ней в библиотеке, она показала книгу про Рождество. Этот праздник мне понравился. Поэтому я положил книгу на «свою» полку. «Своей» она была, потому что находилась в дальнем отделе, куда никто не заглядывал, кроме меня. Вторая любила помогать младшим, еще совсем малышам. Пускай они и были маленькими, но выполнять ежедневные нормативы должны были. Вот и помогала им, чтобы их не били. За это они угощали её конфетами, а та в свою очередь отдавала их мне. Я научился лучше предугадывать настроение других. Существо больше не издавало звуков, но появлялось все чаще. Я заметил, что чем чаще я ощущал его присутствие, тем сильнее злился Старший и тем чаще меня запирали в подвале. После уколов я долго не мог прийти в себя. Вторая ругалась, но понимала, что сделать ничего не может. — Не дергайся! Ну же, Шестой! Я не закончила! — она снова щелкнула ножницами. С недавних пор Вторая начала замечать, что мои волосы слишком отрасли. Поэтому ей захотелось поиграть в парикмахера. Стащив из кабинета рукоделия ножницы и усадив меня на стул, она начала отсекать прядку за прядкой. Я был категорически против этой затеи, поэтому крутился и уворачивался как мог. — Шестой, хватит вертеться! Из-за тебя у меня выходит некрасиво. — Хватит, всё, пусти. Мне и так нормально. — она вздохнула и убрала ножницы. — Хорошо, но теперь ты с очень странной прической. Действительно, теперь у меня была косая челка, с одной стороны короткие и кривые волосы, которые торчали, а с другой наоборот — висела длинная прядь. — Пойдет. — Твоё пятно стало больше. — она потянула часть волос. У меня с правой стороны стало появляться черное пятно. Оно не смывалось, просто постепенно увеличивалось. — Может это проклятие? — она злобно захихикала. — Хватит издеваться. — Ты смешной, но это придает тебе больше очарования. — она звонко рассмеялась и снова раскашлялась. — Твой кашель стал ещё хуже. Всё точно в порядке? Может сходишь в лазарет? — Нет, не нужно. Мне сказали, что мой кашель никогда не пройдет. Что нужно смириться. — А лекарства? — Они дорогие, мне дают что-то подешевле. На время помогает. — я поверил её словам. В приюте было мало дорогих вещей. Руководство экономило на всём, а нас заставляли работать, чтобы выжить. Снежная буря, которая была на протяжении нескольких дней, закончилась. Теперь я мог сделать задуманное. После занятий я попросил малышню занять Вторую поделками и прикрыть моё отсутствие. Сам же я отправился за сарай. Недавно Старший приказал охраннику срубить пару деревьев, которые выросли совсем близко к границам лагеря. Большие пошли на дрова, а маленькие выбросили на свалку. Из-за снежной бури всё замело, поэтому мне пришлось повозиться, чтобы найти то, что я искал. — Вот ты где. Еле дотащив его до нашего секретного места и закрепив, я решил отдышаться. Это место было в каморке библиотеки. Тут были коробки и много свободного места. Мы обустроили здесь свою базу. Принесли старый матрас и подушки с покрывалами. В коробке лежала старая лампа и удлинитель, поэтому было даже освещение. Тусклое, но нам этого хватало. Что-то потянуло меня за рукав. — Шестой, мы готовы. — один из маленьких детей протянул мне коробку. — Хорошо, поможешь? — он кивнул. Мы всё подготовили, хотя и не были уверены, что так, как нужно. В книге не было картинок, только описание. Девочки смогли найти красную и плотную занавеску, в которую меня обмотали. Со стороны я выглядел, наверное, весьма забавно. Но детям нравилось. — Чш-ш-шш, она скоро придет. — Куда все подевались? — раздался голос в глубине библиотеки.— Шестой! Где ты? — дверь в каморку приоткрылась. Когда мы включили лампу, то Вторая остановилась. Я старался понять по ее ауре, что она чувствует, но какое-то время я не видел ничего. Только удивленное лицо девушки. Я уже начал волноваться, не знал что делать. Тут меня пихнули в бок. — Иди, твой выход. — я вышел из укрытия. — Кхем-кхем. Вторая! — она резко повернула голову и посмотрела на меня. — Я Санта Клаус. Ты была хорошей девочкой, поэтому я пришел подарить тебе подарок. — она словно вышла из ступора, и хитро улыбнувшись подошла ближе. — А разве Санте можно показываться детям? — А… Ну… Эм… Ты была очень хорошей девочкой и … — Неужели я была такой хорошей? Я так не считаю. — Ты… — слова застряли в горле. Я вдохнул побольше воздуха в легкие. — Ты смогла сделать немного счастливым одного мальчика. Стать его первым другом. Он не знал, что кто-то может помочь ему… проявить доброту, хотя он совершенно бесполезен и никчёмен. Он надеется, что сможет оправдать такое отношение. — Это не так! Он… Он не никчемный и вовсе не бесполезный! Нельзя так говорить, ведь этот мальчик тоже стал моим первым другом. Принял меня, хотя больше никто не хотел возиться с такой больной девчонкой. — она обняла меня и начала плакать. Своими словами я заставил её плакать, от этого на душе стало паршиво. А ведь я хотел, чтобы она радовалась. — Прости. — она замотала головой. — Нет, не извиняйся. Шестой, я действительно рада что ты мой друг. Ведь ты и ребята, вы нашли и украсили такую красивую елку. Я так счастлива, вы такие молодцы! — её слова успокоили меня. — Я рад, что тебе понравилось. Хотя Санта Клаус из меня плохой. — она фыркнула. — Ты лучший Санта из всех что я видела! — И много Сант ты видела? — Ты первый, но зато наш! — Теперь можно открывать подарки? — малыши крепко прижимали маленькие коробочки. — Да. Я протянул свой подарок Второй. — Ваа-а-а-аай, красота, такой милый. — на её ладошке лежал маленький игрушечный зайчик в виде брелка. Малыши дарили друг другу поделки и конфеты. — У меня тоже есть подарок для тебя. — она достала контейнер и открыла его. Я сразу почуял запах риса и чая. Живот ясно дал понять, что подарок придется по вкусу. — На кухне разрешили приготовить это, за небольшую услугу. Надеюсь тебе понравится. Я сразу набросился на протянутый контейнер с отядзукэ. — Спасибо, очень вкусно. Когда вся еда была съедена, мы просто сели поближе друг к другу и смотрели на елку. Мне было очень тепло и комфортно. Такое спокойствие я испытывал впервые. Когда я посмотрел на Вторую, то заметил, что её ауру приобрела странный цвет. Желтые оттенки плавно переливались и струились по всему телу. Я не чувствовал опасности, злости или грусти. Ничего того, что уже испытывал раньше. И испуга не было, только тепло. Будто внутри Второй было солнце, что согревало своими лучами. Медленно подняв голову и всмотревшись в темноту, я произнес последние слова за этот день. — С Рождеством. **************************************************************** Закончился праздник, ушла та счастливая атмосфера. И будто с ней ушли наши хорошие дни. Здоровье второй ухудшалось, она кашляла всё чаще и чаще. Лекарства уже не помогали. А наши ежедневные нормативы увеличились. Я старался выполнять свою работу как можно быстрее, чтобы взять часть её дел на себя. Так я мог дать девушке побольше отдохнуть. Из-за моей частой беготни по приюту, меня чаще стали доставать старшие и компания Восьмого. Но недавно я узнал, что его наказали и отправили в карцер. Воспитатель прознал о краже денег. На несколько дней стало потише. Плечо чешется. Следы от уколов не успевали пропадать, как Старший снова бросал меня в подвал. Он избивал меня сильнее. Его слова о моей никчемности засели глубоко в голове. Я хочу помочь. Я могу быть полезен. Я могу помочь Второй, только выйду от сюда. Думая об этом я старался отвлечься от адской боли во всем теле. Я скреб ногтями пол, из-за чего они ломались, а пальцы кровоточили. Кусал губы до мяса, выл до потери голоса. Что-то плохое копилось во мне всё это время. И с каждым разом, с каждым ударом оно становилось темнее, гуще, больше. Я пытался не думать об этом, избавиться. Но не получалось. Как будто эту чернь что-то удерживало так крепко, что становилось трудно дышать. В такие моменты сущность снова давала о себе знать. Оно начинало издавать звуки, скрежет. Будто поверхность царапали острыми когтями. Словно неведомый зверь утробно рычал. Когда заключение заканчивалось, то я плелся в лазарет. Ложился калачиком рядом со Второй и пытался уснуть. Она молча гладила меня по голове, от чего становилось спокойно на душе. Сколько мы так продержимся, думать не хотелось. Хотелось вернуться в ту рождественскую ночь, ощутить снова те неведомые чувства уюта. Но реальность слишком жестока. Судьба словно давала передышку в те дни, чтобы мы утонули в этих красных днях. Красных, потому что слишком много гнева и злости было в окружающих нас людях. Они выплескивали её на других, окрашивая всё в другой красный, кровавый цвет. Я ненавидел запах крови. Он слишком выделялся среди прочих запахов. Я чувствовал отвращение и панику, когда ощущал его. Но настоящий ужас я пережил, когда Вторая упала на колени, харкая кровью. Её и так бледная кожа стала серой, щеки впали, а круги под глазами от постоянного недосыпа посинели. — Гадина, хватит пачкать чистый пол! — Восьмой, который был ответственен сегодня за уборку, опустил ногу ей на спину. — Вытирай давай! В этот момент что-то щелкнуло в моей голове. Я услышал рык, где-то совсем рядом. Секунда и вот уже я прыгаю на Восьмого. Мы кубарем летим на пол. Я не слышал, что кричат другие. Не чувствовал боли от ударов Восьмого. Я царапал ногтями ему лицо. Хотелось причинить ему такую же боль, как и он причинил Второй. Я не заметил, как мои ладони легли на его шею и стали душить. Он хрипел, бил меня в бок, но я не мог остановиться. Что-то резко толкнуло меня, от чего я отлетел и ударился головой. Пришли воспитатели. Когда я пришел в себя, то уже лежал в подвале. Старший снова вколол мне что-то. Снова избивал меня и говорил какое я ничтожество. Что я настолько опустился, что чуть не убил человека. Всё тело болело, но я не обращал внимание. Я смотрел на свои кровавые руки. Они тряслись, или это был я сам, не знаю. Мне стало очень противно. Я был себе противен, я ненавидел себя. Сидя в полной темноте, перестаёшь ощущать время. Сколько я уже тут сижу? Пару дней? Живот требует еды, но мне приносят только воду. Наверное, я умру. Дверь со скрипом отворяется. Он вернулся. Возможно, меня снова будут бить. — У меня для тебя новости. — я поднял на него взгляд. — Та девчонка, с которой ты вечно бегал, скончалась. Болезнь добила её. После его слов появился какой-то непонятный, противный шум в ушах. Их словно заложило, голова опустела. Я и не заметил, как ушёл Старший, как потекли слезы. Я не смог помочь ей. Я действительно бесполезное ничтожество. — Ах, снова ты поёшь. Боюсь, это не поможет. — но существо пело, нет, оно плакало. Как и я, оно скорбело по той, что навсегда ушла из моей жизни. С её смерти прошёл месяц. Стало намного теплее, снег растаял и прибавилась работа во дворе. Мир будто потерял краски, стал черно-белым. Существо теперь было со мной постоянно. Могло сидеть в темном углу комнаты, а иногда будто игралось и преследовало выбранную цель, иногда просто наблюдало. Часто на уроках оно словно становилось сзади учителя, возможно, он ощущал, что за ним наблюдают и часто оборачивался, озирался по сторонам. Когда наши взгляды встречались, он кривился и отворачивался. В один день я задумался о своей жизни. Почему меня отдали в приют, как мне быть дальше? Я не могу спокойно ходить в библиотеку, в сад, да и вообще, очень многое напоминает мне о ней. Стоит вспомнить Вторую, как становится трудно дышать, грудь болит сильнее, чем любая пощечина или удар. Так хотелось снова почувствовать её рядом, ощутить тепло, запах, увидеть красивую улыбку. Но вместо этого были лишь пустота, холод, безразличие и отвращение. Я блуждал в этой бесконечной тьме, не видя даже намека на проблеск света, который означал бы конец. Так шло время, и однажды стало холоднее, под ногами захрустел снег. Снежинки летели откуда-то сверху и таяли, стоило им упасть на мою щеку. Затем вдалеке послышалась мелодия. Такая знакомая. Я направился туда, откуда доносился звук. Шел долго, пока не уперся в какое-то дерево. Оно было настолько огромным, что не было видно верхушки. В его ветвях были запутаны тоненькие верёвочки с бусинками. Они оплетали всё дерево, а в некоторых местах висели непонятные дощечки с надписями и маленькие колокольчики. Листва была яркой и разноцветной, листья же были размером с ладонь. Я сел на холодную землю и облокотился о ствол дерева. Было холодно, но я не видел смысла идти дальше и искать выход. Каждый раз, когда я засыпал или терял сознание, то шел к дереву. Существо вскоре тоже перебралось туда. Я почувствовал, что оно забралось на толстую ветку прямо над моей головой и молчало. Стоило открыть глаза, как я снова погружался в этот серый мир. Один из малышей, которым я помогал с ежедневной нормой заданий, смастерил для меня ловец снов. Поблагодарив его за подарок, я повесил ловец на койку. Плечо очень сильно чесалось, из-за постоянного почёсывания на нем появлялись красные полоски от ногтей. А вскоре проявилась сыпь, и тогда Старший поменял раствор на другой. Не знаю, что это было, но после укола боль стала ещё сильнее. Вены на этом месте набухли и приобрели черный цвет. Я выл, лежа в холодном подвале, молясь, чтобы это поскорее закончилось. Вот я снова у дерева, но тут неспокойно. Существо рычало и злилось. Я испугался, ведь теперь я впервые увидел его. Нельзя сказать, кем оно являлось. Передо мной был большой черный сгусток, даже огромный. Только два светящихся желтых глаза смотрели прямо на меня. Я протянул руку, пытаюсь дотронуться до него, но рука прошла сквозь существо, не коснувшись ничего. Место под рукой рассеялось и снова собралось в черный сгусток. Я лёг на землю, ведь тело ломило даже тут. Существо ходило вокруг дерева по кругу и рычало. — Тише, всё хорошо. Это скоро закончится. Когда боль ушла, существо успокоилось и легло рядом. Я не мог прикоснуться к нему, но мне было приятно, что я не один. Когда мне исполнилось десять, я решил, что покину приют. Не сбегу, а покину единственным способом. Меня должны усыновить. Стоило принять такое решение, как мир снова стал ярче. Люди опять покрывались цветной аурой. Дни шли, взрослые приходили и уходили, но на меня не смотрели. Я стал терять надежду, ведь чем старше ребенок, тем меньше у него шансов покинуть это место. Я стал лучше прислушиваться к своим ощущениям и видениям. Тренировался на малышах, хотя они и не понимали, что я делаю, но были не против. Я мог заглянуть в ближайшее будущее или прошлое, но только если человек был подвержен сильными эмоциями. И с каждым разом мои навыки улучшались, а связь с существом становилась ещё крепче. Сегодня снова должны прийти взрослые, и присматривать себе детей. Я старался вести себя как можно дружелюбнее. С каждым годом желающих забрать к себе детей из приюта становилось все меньше, а из-за плохих условий многие не могли дожить до своего выпускного. Это мой последний шанс, больше меня не допустят на смотрины. И в этот раз пришло мало человек: супружеская пара, мужчина и две девушки. Разумеется, все смотрят на малышей, такие как я их не интересуют. Раздаются крики, плач. Разумеется, тут не обойдется без Восьмого. — Отдай, это моё! — малыш пытаясь сдержать слезы, тянет руки к маленькой вещице. — С чего ты так решил? Ты все равно её потеряешь. — у Восьмого в руках был какой-то кулон. Я не хотел встревать в этот конфликт. Но наблюдая со стороны на цветные всполохи ауры, внутри меня поднялось неприятное чувство. Малыш тускнел, становился темно синим, серым, а вот Восьмой словно забирал его цвета, становился ярче, но цвета были грязные. Всё внимание малыша было направлено на кулон, он был для него важен. На секунду я снова почувствовал опасность, но это чувство пропало также быстро, как и появилось. Я направился в их сторону, существо следовало за мной. Её присутствие придавало мне храбрости. — Верни, оно не тебе принадлежит. — я схватил Восьмого за руку, грозно смотря тому прямо в глаза. — Ха, смотрите-ка, кто это вылез! Что, все ещё не насюсюкался с мелкими? Какое тебе дело до того, что я делаю? — Мне все равно, что ты обо мне думаешь и что делаешь, но это не твоя вещь. Не создавай никому ненужных проблем. — он вырвал свою руку. — Ты что, вздумал мне приказывать? Кем ты себя возомнил, а, урод? — он хотел накинуться, но резко остановился, а на его лице отобразился испуг. Я почувствовал, как потускнел свет, услышал утробное рычание выше своей головы. Маленькие глаза Восьмого были выпучены, зрачки сузились, губы задрожали. Я впервые увидел ужас на его лице. Но внезапно всё пропало, я не ощущал больше никакого давление со спины. — Ладно, забирай свою побрякушку и не смей больше лезть ко мне. — на ходу прокричал он и унесся вон. Про себя я порадовался, что дело не дошло до драки, но сердце не хотело успокаиваться. — Спасибо! — я уже и забыл, когда меня последний раз благодарили. — Не давай обижать себя, и тем более не показывай, что тебе здесь что-то дорого, прячь его получше. Хотелось поскорее уйти отсюда, и так привлек излишнее внимание. Я вышел на улицу. От прохладного ветра сразу проступили мурашки по всему телу. Мысли в голове перемешались. Почему существо вмешалось? Восьмой смог увидеть его? — Как ты это сделал? — неожиданно рядом сел незнакомый мужчина, отчего я испугался и чуть не свалился на землю. — О извини, я не хотел напугать. — Сделал что? — на вид мужчине лет тридцать от силы, хотя точно сказать не могу. — Тот парень, который доставал мелкого. Вы явно не ладите. — Какой вы наблюдательный. С ним никто не ладит. — Местный хулиган? — я кивнул. — Ты поступил как герой. — Герой? — я удивленно взглянул не него. — Ну да, ты же не побоялся, что тебя побьют, и вступился за слабого. — Мне просто не понравилось, что он взял то, что не принадлежит ему, и дорого другому. — Это значит, что ты захотел, чтобы восторжествовала справедливость. Так и поступают герои. — он энергично взмахнул рукой и скривился от боли. Его правая ладонь была перебинтована. — Вы ранены? — А, это, не обращай внимания, просто неудачный опыт на кухне. Из меня никудышный повар. — Можно? — Хочешь взглянуть? — снова кивок. — Хм, можно, но зачем тебе это? Я не понимаю. Он начал разбинтовывать повязку. Порез был не очень глубокий, но длинный, почти на всю внутреннюю часть ладони. Рана покрылась корочкой, но из-за недавнего резкого взмаха лопнула в некоторых местах, и там проступила кровь. Вдруг меня всего будто окатили водой, перед глазами стали мелькать картинки. Я снова смотрел не своими глазами. Я сижу за рабочим столом и занимаюсь документами. Время позднее и ко мне стучится девушка. Отец давно выкупил её на рынке работорговцев за дешёвую цену из жалости. У неё видны длинные уши, торчащие из волос. Она принесла мне чай. Картина меняется, еду в машине, на полученный вызов, меня ранят в плечо, и какой-то мужчина нападает на меня с ножом, что я успеваю перехватить рукой. Вижу мужчину, который лежит в постели, его аура настолько черная и плотная, что лица почти не видно. — Ей не понравится, что вас ранили. — А? Кому? — Эльфийка будет вас ругать, когда увидит руку. — Откуда ты… — я перебиваю его. — А еще мужчина, с которым вы в ссоре, может скоро умереть, вам лучше поговорить, пока не стало слишком поздно. Осознав, что я сболтнул лишнего, вскакиваю с места и бегу куда глаза глядят. Я просидел в библиотеке до самого вечера. Я сильно нервничал, во взгляде других видел осуждение и презрение. Они знают, они точно знают всё и ненавидят меня. Хотя постойте, никого не было рядом, когда мы разговаривали, значит никто и не слышал. Он мог рассказать? А кто он вообще? Я не помню, чтобы он называл свое имя или говорил что-то о себе. Но я не почувствовал исходящей от него опасности, значит все должно быть хорошо. Надеюсь, все обойдется. Теперь, когда шанс выбраться отсюда пораньше провалился, стоит придумать, как протянуть до выпуска. После ужина, как можно быстрее и незаметнее я ушел в спальню. Сегодня меня не отправили в подвал, значит смогу поспать на матрасе. Быстро переодевшись и укутавшись в одеяло, я попытался уснуть. Открыв глаза, я снова увидел дерево, звон колокольчиков успокаивал. Но что-то изменилось. Верчу головой, пытаясь понять, в чем дело. Сущность спрыгивает с ветки прямо передо мной. Я даже не заметил её. Она стала ещё темнее и плотнее. Стоп, плотнее? Я вытянул ладонь, ожидая, что она снова пройдет сквозь нее. Но пальцы наткнулись на что-то мягкое. Темнота не растворилась, а скользила между пальцами. — Я касаюсь тебя! — в ответ существо издало непонятный булькающий звук. Желтые глаза внимательно следили за моими действиями, словно ожидая чего-то. Я продолжал гладить и ощупывать её, но в месте где должна была быть голова, рука прошла насквозь. Пальцы не ощутили былой мягкости, а лишь сгусток тумана. Я разочарованно вздохнул, но понимал, что это тоже прогресс.