Свой среди чужих

Юный элийский волшебник, чье истинное обличие более не скрывала личина, сложил в полете крылья и приземлился в центр площади крепости Белуслан. Десятки взглядов сразу же обратились на него – взглядов любопытных, враждебных, полных негодования. Деннар чувствовал себя крайне неуверенно, и лишь присутствие команды позволяло ему держать себя в руках и давало какую-то защиту. Знал бы он, что один из его сокомандников находится в куда большей ярости, чем все собравшиеся на площади зеваки. Орсел досадливо поморщился и отвернулся в другую сторону. И о чем только думал легат, принимая в Северян этого… этого… Убийца вновь обратил взор на волшебника. И, даже сквозь пелену ненависти не мог не признать, что кроме расы о нем нельзя сказать ничего плохого. Весьма милый приветливый юноша, талантливый волшебник. Но искренняя и всепоглощающая ненависть Орсела ко всем к элийцам была столь сильна, что затмевала собой все остальное. Он и сам прекрасно понимал, что это чересчур. Но ненависть его была обусловлена отнюдь не расовым предрассудком. У светлоглазого убийцы были на то свои причины. Юноша родился в одной из деревень близ горячих источников Морхейма. С самого детства они со старшим братом Алмором мечтали стать даэвами. Знали бы они, какой большой ценой осуществится это желание. Смерть пришла в их деревню под видом прекрасной белокурой девушки с белоснежными крыльями. Увидев ее, семилетний Орсел восхищенно раскрыл рот, во все глаза, вытаращившись на красавицу. За одно короткое мгновение она успела стать его первой любовью. Которая закончилась весьма плачевно. Из пальцев девушки брызнули огненные искры. А сам мальчик был спасен лишь бросившейся наперерез волшебнице матерью. Но струи огня все же добрались до его тела, а запах горелого мяса усилил болевой шок, заставив ребенка потерять сознание. Очнулся он лишь спустя несколько часов, вытащенный из-под материнского тела старшим братом. Алмор в тот день уходил на охоту – тем и спасся. Именно тогда, над обломками сгоревшего дома и трупами родных, они поклялись отомстить, во что бы то ни стало – стать даэвами и истреблять всех элийцев на своем пути. Мальчик слабо помнил тяжелую дорогу до соседнего селения на спине у брата. И лишь по прошествии месяца он узнал, что элийка проникла в их деревню через портал, открытый на другой стороне Атреи. Промахнись она хотя бы на пару миль и ничего бы не случилось. Наверное. Даже сейчас Орсел не мог сказать, что именно двигало волшебницей. Мстила ли она за кого-то, или просто развлекалась. Да и неважно это было уже. Жаждущий мести юноша без особого труда смог стать даэвом. Как и его старший брат. Наверное, сиротам способствовала удачи. Или же, наоборот? Из всех профессий Орсел выбрал себе специализацию убийцы, наиболее удобную для уничтожения магов и старался полностью соответствовать своему классу – замкнутый и молчаливый одиночка. В «Северян» его пригласил Алмор, но с некоторых пор общение между братьями стало чисто формальным. При встрече они перебрасывались несколькими словами и все. В группе он целиком и полностью подчинялся своему командиру, но держался особняком. Его не дергали, поэтому поводу – пускай он и не распространялся о своей судьбе, сокомандники откуда-то все узнали и старались не донимать. А потом появилась она. Ноэлла. Орсел хорошо помнил тот день. Их легион осаждал крепость Серного дерева, в которой уже некоторое время обосновывались элийцы. Обосновались крепко, надежно – казалось не выбить. Было решено перво-наперво проникнуть в крепость через тайный ход и уничтожить защитный камень врат. Двум отрядам было поручено захватить артефакты вокруг крепости – это отвлечет внимание элийцев, да и сами артефакты могли сыграть хорошую службу в битве. Вместе с братом и полудюжиной других разведчиков Орсел вызвался добровольцем на проникновение в крепость. До определенного момента все шло по плану – рейнджеры без проблем сняли часовых у входа и добрались до центрального зала крепости. Где их и поджидала засада. Очевидно, элийский командир сразу понял уловку и не стал отвлекаться на какие-то артефакты, а сосредоточил силы в главном зале. Легковооруженных воинов убили меньше чем за минуту. Орсел единственный из всех успел накинуть на себя покров невидимости и лихорадочно гадал, что ему делать. Вернуться тем же путем не представлялось возможным – он был перекрыт. Элийцы знали, что элиттный легион Северян не откажется от осады. Если уловка не получилась - они пойдут напролом и не стоило больше оставлять им обходных путей. Убийца решил до поры до времени не обнародовать своего присутствия, дабы в решающий момент, вынырнув из тени, помочь основным силам. Он прекрасно знал, какую роль в битве может сыграть разведчик, засевший в тылу врага. Не говоря уже, что в такой позиции вражеские маги станут для него легкой добычей. Сердце учащенно забилось, предвкушая расправу над белокрылыми волшебниками. Но ликовать пока было рано. Бой им предстоял нелегкий. Ждать пришлось недолго. Ворота затрещали под натиском осадных орудий, а элийских воинов замутило от синхронного срабатывания артефактов. Воспользовавшись суматохой, Орсел убил двоих лучников на стене – больше не осмелился. Веселье началось, когда асмодиане, сломав ворота, ринулись внутрь. Крепость наполнилась звоном оружия, выкриками заклинаний, стонами раненых. Убийца заприметил сильного элийского мага, пускающего огненные волны на асмодианских солдат. Используя свои навыки маскировки, он незаметно зашел за спину мага и обрушил на него ряд ударов. Тот не пошевелился, лишь перевел на асмодианина презрительный взгляд. А откуда-то из гущи сражения вынырнул изрядно потрепанный, но все же крепко сжимающий меч страж. Сила воинского заклятия резко оттащила убийцу от волшебника, а ему вдогонку уже летел ледяной шип, спустя мгновение раздробивший ему позвоночник. Взгляд асмодианина померк, сознание поплыло – обычные симптомы перед очередной смертью. Помутневшими светлыми глазами Орсел обозревал пространство крепости, заполненное сражающимися воинами. Помощи ждать было неоткуда. Жаль, не суждено ему в этот раз стать свидетелем захвата. И тут сознание, будто бы в насмешку, нарисовало ему образ той элийки, что когда-то сожгла их деревню. Она практически не изменилась за все это время – столь же нежная, будто светящаяся кожа, золотистые волосы, глаза, горящие яростным огнем. Вот только в руках она почему-то держала арфу. И крылья ее были черного цвета. Вдруг убийца почувствовал резкий прилив сил. Элийцы же, напротив, обессилено осели на пол, словно их оглушило. Мелодичные звуки, издаваемые арфой в руках девушки, явно действовали на них не лучшим образом. Воспользовавшись моментом, Орсел рванулся к волшебнику и добил его. Когда он обернулся к стражу – остолбенел. Вместо плечистого элийского воителя рядом с бардессой плясал… пингвин! Нет, Орсел слышал о своеобразном волшебстве бардов, но, пожалуй, впервые ему довелось увидеть его своими глазами. Тем не менее, он не стал терять времени даром – набросился на врага и глубоко пропорол кинжалами пингвинье тело. Очень вовремя – уже через секунду на этом месте был распластан мертвый элийский воин. Орсел обернулся к девушке и цепким взглядом оглядел ее. Она оказалась не так похожа на элийку, как показалось ему на первый взгляд: кожа ее, очень светлая и нежная, имела сероватый оттенок, характерный для асмодиан, когти на руках таки присутствовали, хоть и были аккуратно подпилены. Но, все же, сходство с той элийкой было невероятным, черты лица были те же. Сходство усугублялось волной золотистых волос, хотя… От внимательного взгляда убийцы не могли скрыться темные корни. Орсел так увлекся осмотром, что совсем забыл о времени и приличиях. К реальности его вернул обиженный голос бардессы. - Ну, что уставился? – надула полные губки девушка. – Мог бы и поблагодарить, что ли.. - Ты вообще, кто такая? – прищурился убийца. Он четко знал, что раньше среди легионеров Северян эту девушку не видел. Ее он бы запомнил. - Ваш новый целитель, - блондинка лукаво улыбнулась и слегка склонила голову на бок. – Латьяр послала меня приглядеть за тобой. - Центурион? – опешил убийца. Словно в ответ на его вопрос к ним приблизилась Латьяр. Ее клинки были орошены кровью, а доспехи украшало несколько внушительных вмятин. - Хватит ворковать, голубки, всю осаду пропустите, - женщина повела головой, указывая на проход в глубину крепости, куда уже устремились легионеры Северян. Элийских солдат они уже успели истребить или оттеснить за стены крепости. Но оставался еще лорд-заступник. - Центурион, - незамедлительно отдал честь Орсел. – Эта женщина говорит… - Ноэлла говорит правду, - железным голосом прервала его Латьяр. – С этого дня она в нашем отряде. - Но… - Молчать! Все вопросы после осады. А сейчас – за мной! – воительница сделала несколько шагов к проходу, затем обернулась к подчиненным и еще более грозно добавила. – Это приказ! - Вот ведь зануда, - фыркнула Ноэлла, стоило командиру удалиться на достаточное расстояние. – И как вы с ней ладите? Их глаза встретились, и задорный взгляд темных глаз девушки сперва немного озадачил убийцу, а затем не смог не вызвать улыбки. - Пошли, - тихо сказал Орсел. – Иногда с ней лучше не спорить. Она была странной, эта белокурая асмодианка. Всегда веселая, энергичная, беззаботная почти до безалаберности. Она не теряла оптимизма даже на самых сложных заданиях, и даже смерть принимала с улыбкой. Орсел, всегда прятавший свою ярость под маской ледяного равнодушия, но не могущий подавить ее целиком, всегда поражался этому. Кажется, она даже не знала таких понятий, как злоба или разочарование. Как-то незаметно бардесса стала его личным солнышком, единственным источником радости. И как-то сам собой он начал привязываться к ней все сильней, и не мог сказать, когда эти чувства перестали быть просто симпатией к сокоманднику. Ноэлла будто бы и не замечала ничего, заигрывая и с весельчаком-снайпером Риорисом, и с суровым чародеем Регнардом и с прочими легионерами, время от времени присоединявшимися к ним в походах. Орсел прощал – в конце концов, солнце не может светить лишь для одного. Но было кое-что, чего он не мог простить даже ей. Ее отношение к элийцам. Среди легионеров Северян встречалось разное отношение к врагу. Превалировала, конечно же, ненависть. Гнетущая, всепоглощающая, замешанная на предрассудках и страхе перед неизвестным. Командиры старались поддерживать это чувство в солдатах, искренне веря, что оно заставляет их сражаться отчаяннее. И действительно, воины бились не щадя своих врагов, не чураясь подлыми приемами и нападением на смертных. Встречалось, однако, и более спокойное отношение – «Я прекрасно понимаю, что ты такой же даэв, как я. При других обстоятельствах, мы могли бы выпить вместе, но мы по разные стороны баррикад, так что ничего личного». Такие едва ли станут нападать на смертных, или не щадя своей шкуры лезть в драку. Их действия более продуманы и расчетливы, но в решающий момент они действуют не менее жестко. Попадались и мстители, вроде Орсела. Не так часто – элийцы предпочитали не оставлять свидетелей. Но Ноэлла. Ноэлла восхищалась элийцами и не упускала возможности узнать их получше. Порой Орселу казалось, что она любит белокрылых больше своих сородичей. Нет, никогда в жизни его не посещала мысль о предательстве бардессы, но глядя на то, как она восхищается элийцами, пытается выучить их язык, как стремится, прости Айон великий, стать похожей на элийку, в душе убийцы поднималась волна протеста. Суть его он понял лишь тогда, когда их отряд выбрался на рейд в джунгли Элтенена. Девушка так радовалась беспощадно палящему солнцу, пришла в такой восторг от пышной растительности лесов, что до Орсела с беспощадной необратимостью дошло – в Асмодее ей не место. Просто не могло это яркое солнышко светить для их промозглой насквозь земли. В тот рейд им так никто и не встретился. К счастью – выбитый из колеи асмодианин не мог бы ручаться за свою адекватность. Первое время он надеялся, что Ноэлла одумается. В конце концов, сколько можно сохранять щенячий восторг, погибая от элийских клинков раз за разом? И сколько можно было ему, Орселу, наступать на горло своему инстинкту самосохранения и принимать на себя предназначающиеся ей удары? Но время шло, ситуация не менялась и душу Орсела наполняло отчаяние. Как стать важным для девушки, в голове у которой одни элийцы? А теперь у девчонки, наконец, появился объект обожания – живой элиец. Которого можно рассматривать, расспрашивать, теребить за крылья. Прочие интересы полностью потеряли для девушки всякую ценность. Вот и сейчас, едва приземлившись, она тут же подбежала к волшебнику. Орсел не мог дать четкое определение тому чувству, что овладевало им, но оно, казалось, опустошало его изнутри. Орсел прикрыл глаза. Он умел ждать.