Дневник стороннего наблюдателя

Погожий летний день в Мюнхене подходил к своему логическому завершению. Солнце садилось, заставляя буквально полыхать и без того яркие черепичные крыши центральной части города. Тем не менее по улочкам всё ещё ходило изрядное количество туристов, с восхищением глазея по сторонам, в то время как почтенные баварцы лениво любовались на этих чудаков с фотоаппаратами, сидя в своих любимых заведениях и потягивая своё любимое пиво из именных кружек. Была, впрочем, одна пара, на которую если и смотрели, то с подозрением, да и состояла она, грубо говоря, из полутора человек. Угрюмого вида мужчину, одетого во всё чёрное, чья голова явно нуждалась в срочной помывке, видели все, но вид его был столь зловещ, что его предпочитали не видеть. Семенившую на полшага позади мужчины девушку, мелкую, щуплую и тоже не слишком опрятную, не замечал практически никто. Даже туристы, случайно на неё налетавшие, в большинстве своём только изумлённо моргали и, опасливо косясь на мужчину, спешили прочь. Дойдя до маленького сквера перед входом во Фрауэнкирхе, или же Собор Пресвятой Девы Марии, чьи циклопические башни возвышаются над всей центральной частью Мюнхена, мужчина остановился и повернулся к девушке, да так резко, что та чуть на него не налетела. Испуганно пискнув, девушка резко отскочила назад на два шага и уставилась на плиты мостовой под ногами. — Всё это, конечно, очень мило, но я всё равно совершенно не понимаю, почему нужно было проходить через всю эту клоунаду с самолётом, — заговорил мужчина. Голос у него был низкий и хриплый, словно он в своё время получил какую-то неприятную травму горла. Девушка покосилась из-под закрывавшей ей лицо чёлки в сторону фонтана, состоявшего из чаши, обрамлённой гранитными блоками, через специальные каналы между которыми и стекала вода, и что-то пробормотала себе под нос. Мужчина вздохнул: — Дженкин, мы с вами уже это обсуждали. То есть я вам это уже говорил. Говорите громче! Говорите, во имя Мерлина, иначе вас никто никогда не услышит! Девушка сделала судорожное глотательное движение и попыталась заговорить снова. Голос её всё равно оставался очень тихим, но теперь её хотя бы можно было услышать: — Лететь могла и только я. Вас я не заставляла. Вам ничто не мешало просто аппарировать. — Я надеюсь, вы понимаете, что я не мог оставить вас один на один с аэропортом? Вы бы не прошли паспортный контроль, или даже вас бы могли случайно погрузить в багажный отсек на самолёт, летящий, к примеру, в Бразилию, где вы и сгинули бы с концами! Девушка поджала губы и сплела пальцы, да так сильно, что они побелели: — Просто я не хочу… не хочу выбирать. Волшебники… они отрезают себя. Даже такие, как я, рождённые от обычных людей, они полностью погружаются в волшебный мир и забывают о том, что когда-то составляло всю их жизнь. Я хочу поселиться здесь как обычный человек. Чтобы если… когда-нибудь… вдруг… я… я выйду… з-замуж, мои дети могли, если им захочется, выбрать сами, а могли и не выбирать вовсе, — с каждым новым словом голос девушки звучал всё уверенней. — Потому что мир магов очень ограниченный. Он только кажется большим, но на самом деле маги отрезают себя от большего, чем люди, которых сама природа отрезала от всего магического. У магов есть радио, но нет телевидения. Почему? У магов нет начального образования. Но это же бред. Шекспир, Шоу, Марк Твен, Конан Дойль, Диккенс, Стокер, Джером, Киплинг, Кэррол, Скотт, Уайльд, Честертон, Вудхауз, Лавкрафт, Толкин… хоть одну из этих фамилий дети волшебников, да и сами волшебники, когда-нибудь слышали? Хоть одно из произведений этих авторов когда-нибудь читали? А это классики. Они признаны. Их книги в самом деле интересно читать. Из их книг можно подчерпнуть для себя много нового. В конце концов, чтение развивает мозг! Чтение не писулек всяких Локхартов, а настоящих книг! Маги, даже самые либерально настроенные, всё равно смотрят на обычных людей свысока. «О, посмотрите, какую любопытную штуковину придумали эти маглы»! Маги считают всё это игрушками, попытками добиться техническими средствами того, чего лишила людей природа. Какое высокомерие! Какая глупость! Чудеса, настоящие чудеса, создавались и создаются руками людей или же самой природой! Нойшванштайн, Тадж-Махал, Александрийский маяк, римские дороги, сохранившиеся по сей день, Колизей, Площадь Синьории, Венеция, Парфенон – да перечислять можно до бесконечности! Люди жаждут чуда и творят чудеса! Магам возможно большее, но они хоть когда-нибудь пытались?! Они могут творить чудеса, настоящие чудеса, которые простоят тысячелетия, которые могут изменить мир – но нет! Они хотят секретности! Они хотят чувствовать себя особыми! Жить в своём узком мирке! Вариться в собственном соку! Я не хочу ограничивать свой мир! Я не хочу резать по живому! Я хочу увидеть больше! Я хочу узнать больше! Я!.. — девушка резко замолчала. Она тяжело дышала, глаза её были расширены от ужаса. Она внезапно поняла, сколько всего она только что наговорила, осознала, что тщательно лелеемые ею мысли только что выплеснулись наружу, в мир, обретя словесное облачение. Мужчина стоял, скрестив руки на груди. Убедившись, что больше девушка ничего не вымолвит, он тихо сказал: — Я рад, что вы, наконец, сказали мне хоть что-то. И я рад, что вы сказали то, что важно для вас, а не то, что от вас хотят услышать другие. Я благодарен вам за то, что вы сочли возможным сказать это мне. Девушка резко стушевалась. Зардевшись, она вновь уставилась себе под ноги, пробормотав под нос слова извинения. — Успокойтесь, Дженкин. От того, что вы с кем-то поделились своим мнением, мир не рухнет. Пойдёмте, сядем. Вам надо перевести дыхание. Мужчина развернулся на каблуках и пошёл к фонтану. Немного помявшись, девушка посеменила следом. Мужчина легко взобрался на гранитные блоки, перешагнул жёлоб с весело журчащей водой и сел на очередную «ступеньку». Девушка на мгновение замялась, а потом села чуть в стороне. — И вот что, — продолжил мужчина. — Пока у нас такое подвешенное состояние и, так уж сложилось, вы общаетесь практически только со мной, я намерен с вами именно общаться, и заставлю вас научиться уже связно говорить вне зависимости от собеседника и темы разговора. У меня нет никакого желания проводить дни в компании молчаливого призрака, который то есть, то нет, и вообще предпочёл бы забиться в дальний тёмный угол и спрятаться там от всего мира. Не говоря уже о том, что, как ваш бывший преподаватель, я считаю своим долгом озаботиться вашим будущим, которого при таком подходе у вас не будет. Поэтому, если не хотите, чтобы я всё-таки прочитал ваш дневник от корки до корки, будьте смелее и разговорчивей. Девушка неуверенно кивнула. — Что-нибудь ещё хотите мне сказать, раз уж разговорились? Может, это место так на вас действует? — мужчина задумчиво осмотрелся. — …вас… — Что, простите? Вы не могли бы повторить громче? Девушка густо покраснела и внезапно полностью исчезла. Мужчина тяжёло вздохнул: — Мерлиновы кальсоны, только не снова. Дженкин, прекращайте прикидываться пустым местом, вас это не красит. Девушка повторила громче, но всё равно очень тихо, так что мужчине сначала показалось, что он ослышался. Уставившись совершенно круглыми глазами на то место, где должна была сидеть девушка, внезапно осипшим голосом мужчина спросил: — Что вы сказали? *** 24.08.1998. Сегодня я призналась Ужасу. Боже, ЗАЧЕМ Я ЭТО СДЕЛАЛА?! Весь остаток дня у него было такое выражение лица, словно он хочет кому-нибудь свернуть шею. Поскольку шея поблизости только моя, мне страшно. Мне всё равно страшно. Я не могу выключить невидимость, которая теперь стала абсолютной, и Ужас бесится от этого ещё больше. Я столько всего сегодня ему наговорила… мама, роди меня обратно.