Следую за твоим огнём. Follow your fire

Самое сложное в искусстве — это то, что число твоих промахов запоминается намного больше, чем число успехов. Как те моменты, когда художники изрисовывают целые стопки бумаги прежде, чем у них выйдет шедевр. Как моменты, когда певцы срывают себе голосовые связки лишь из-за времени, что их горло проводит в напряжении. Как на репетициях они терпят множество проблем, миллионы раз гасят в себе боль лишь ради того, чтобы в самый ответственный момент на сцене всё были блестяще. Чтобы они выглядели идеально. Как балерина стаптывает себе все ноги в кровь прежде, чем надеть чистые, прежде нетронутые пуанты и взлететь, как ангел. Как за этими светлыми узорами, изображениями на платье, не видно всех тех багрово-фиолетовых синяков. Наверное, цвета разных травмированных частей тела, объединяясь, смогли бы сравниться разве что с радугой. Это — одни из тех моментов, когда ДжуХён, ровная, как струна, в тысячный раз заносит руки над головой, принимая позу. И отдаётся на волю случая. Летит вниз, надеясь, что её поймают, что она успешно приземлится. И приземляется. Но только после того, как упала сотни раз, разбив себе колени и руки. Разрисовав своё тело из-за собственных ошибок. После того, как не попала в прочные руки. После того, как промахнулась в тысячу пятисотый. Получила множество растяжений. Прежде, чем приземлиться и сделать гениальную финальную точку, ей предстоит пережить злобные комментарии тренеров и недовольство конкуренток. Прежде, чем стать тем самым «лебедем», ей предстоит стереть себя в порошок. А затем возродиться и стать ещё прекраснее. Бэ сидит возле окна, рассматривая вид на большой город. В клубе много этажей, из которых видно многолюдные дороги и вечную суматоху. ДжуХён вспоминает о моментах своих полётов, понимая, что за одним успехом стоит намного больше падений. И ей изо всех сил хочется верить в то, что то, что она переживает сейчас — её путь к чему-то прекрасному. Может она и правда ещё не знает, что впереди что-то хорошее? Очень хочется верить в лучшее, чтобы ни случилось. Потому что если она расклеится — это будет уже не падение. Здесь нельзя оступиться. Она положила на театр и искусство всю свою жизнь. С самого раннего детства перечеркнула всё, что могло от него отличаться. Дружбу, любовь, спокойное детство без конкуренции, лишилась родительской опеки. Она не могла, как и другие дети, пожаловаться, что устала и весь день провести дома. Всю себя она отдавала лишь одному. И сейчас шла на подобные вещи, преследуя всё ту же цель. Но на этот раз рискуя не падением, а жизнью. Такие люди, как она, и вправду думают лишь о моментах падения. А кроме них перед глазами — будущее, и никакого настоящего. Но жизнь старательно макает Бэ в него прямо лицом, напоминая про золотую середину. Про то, что даже стремясь к чему-то высокому, не стоит забывать про настоящий момент. Она вздыхает, глядя на циферблат. Совсем скоро... Пару дней назад. — Ты уверена, что готова пойти на это? — слова Чжинёна должны были быть отрезвляющими. Да и сама ДжуХён хотела, чтобы её отговорили. — Да, — но этого не получилось в итоге. Она решила, что должна сделать всё так, как просит господин Пак. — Если в последний момент передумаешь, скажи Пак ЧиМину. Это не стоит такого риска. — Хорошо. Сейчас. «Хорошо», — с этими мыслями Бэ уже привычно крепко сжимала свою же руку, шагая по широким коридорам прямо на выход. Наступил тот самый день. Впервые за долгое время дождь уже не лил с такой силой, ненадолго закончившись вовсе. Бэ, облачённая в чёрную толстовку оверсайз и удобные кроссовки, зашла в большой чёрный внедорожник. За рулем сидел ЧиМин, покачивающий головой в такт мелодии, которую напевал самостоятельно. — Я пришла, — привлекла к себе внимание девушка, поворачивая голову в сторону мужчины. — Молодец, — он коротко кивнул, а затем достал с заднего сидения небольшой пакет. А там — пропуск с эмблемой какого-то крупного университета. — Сейчас там закрыто несколько корпусов, но территория очень большая. — Это Йонсей? — Да, — подтвердил ЧиМин. — Там всегда очень многолюдно. Если сольешься с толпой студентов, наверняка сможешь остаться незамеченной. К тому же, все с такими же рюкзаками и учебниками. Не будешь сильно выделяться. Главное — не выдавай волнения. Следующим мужчина достал длинный чёрный парик с челкой. — Намного безопаснее, если твоя внешность станет менее узнаваемой. — Спасибо, — коротко кивнула ДжуХён. — Поехали? — слабо улыбнулся ЧиМин. — Да, — подтвердила Бэ. Медлить уже было некуда. Им нужно проехать ещё полгорода, поэтому ЧиМин, что не любил водить в тишине, решил немного разговорить свою симпатичную перевозчицу. — Кажется, в твоей жизни много чего случилось. — А? — не сразу поняла девушка, о чем будет речь. Она только и успела надеть длинный чёрный парик и избавиться от толстовки, оказавшись в белой рубашке. Пусть это и не меняло её внешность кардинально — первое впечатление точно становилось иным. В отличие от медовых волос, что создавали ей тёплый вид, сейчас её красота становилась холоднее. Но не менее прекраснее. Всё это позволило бы Бэ в будущем не привлекать столько внимания. — Ты так дралась с теми девушками. Не терпела, а дала отпор, забыв про иерархию, — он поворачивал руль, даже не глядя на Айрин. — Ты знаешь, почему они до сих пор на низах и останутся там надолго? — Почему? — с интересом задала вопрос ДжуХён. — Потому что когда они только попали сюда, они терпели нападки своих сонбэ, — улыбнулся ЧиМин. — Они не давали отпор потому что поверили в то, что слабее. Я всегда говорю, что человек не может быть слабым ровно до тех пор, пока не признаёт свою слабость. Может быть ты и не имеешь чёрный пояс по тхэквондо, — хихикнул Пак. — Но свою слабость уж точно не признавала до последнего. Это мне и понравилось в тебе. Почему-то внутри стало немного теплее, но Бэ не смогла позволить себе улыбнуться. Всё-таки внутреннее напряжение несколько сильнее переменного желания почувствовать себя ребёнком, чтобы просто...Позволить уголкам своих губ уплыть вверх. Прямо сейчас, осознавая, в какой ситуации оказалась...Совсем не до радости. — Не признавай её до конца, если решила жить в этом мире. Потому что правило естественного отбора работает всегда. Бэ лишь молча кивнула, не зная, что следует ответить. Она постоянно мяла собственные руки, перебирала пальцы, едва ли сдерживаясь, чтобы не перегрызть все ногти под ноль. Но чем больше дороги оставалось позади, тем ближе было и осознание — совсем скоро ДжуХён рискнёт своей жизнью уже в более серьезном плане. И в этот раз надеяться на кого-то будет ещё более бессмысленно, чем раньше. *** Светлая кожа отражает яркость прожекторов, чьи лучи спадают на приоткрытые плечи. Руки расправляются, словно крылья, ослепляющие с первого взгляда. На свету от прожекторов видна каждая пылинка, каждая частичка пусть и до чиста вымытого зала. В этом огромном, до ужаса темном месте, она — словно белый лебедь. Прекрасный, при взгляде на которого тебе начинает казаться, что это — всего лишь потрясающей красоты сновидение. Её движения летящие. Мягкие, отточенные до такой степени, что складывается ощущение невесомости. Словно самые сложные балетные элементы не составляют для неё никакого труда. Едва ли касается пола в светлых пуантах — это, наверное, самый красивый элемент. Легкое белое платье, слегка разлетающееся в сторону при прыжках, настолько подходит фигуре...Что даже при желании придраться нельзя заметить ни одной ниточки. Ни одной лишней линии. А её золотистые локоны остаются за спиной, лишь иногда касаясь плечей и груди во время прыжков. Спустя несколько секунд на сцене появляется ещё несколько человек, но все они просто гаснут на её фоне. Как и подобает прима-балерине — она непревзойдённая. Появись рядом с ней хоть первая красавица, она всё равно не сможет победить «лебедя». Наблюдающие затаивают дыхание, понимая, что наступает завершающая секунда. Зал пустой, так что на местах зрителей сидят только режиссёр и тренера. Это мгновение должно стать вишенкой на торте, в данном случае — заключением трагической постановки «Чёрный лебедь». Великий Сеульский Театр здорово потратился, чтобы приобрести права на выступление. Изначально его изменённый сценарий принадлежал одному малому театру. Все замерли на месте, глядя на то, как затянутые в плотный хвост волосы прима-балерины перемещаются за спину при легком повороте. Она легонько отталкивается от земли прежде, чем приземлиться в руки партнера. — Ну же...— не выдерживает режиссёр, начав кусать собственные ногти. Но прекрасное тело, полностью отдавая своё равновесие то ли партнеру, то ли воле случая — отпускает все предубеждения, и...Летит. Как будто у неё и правда есть крылья. В конечном итоге девушка оказывается в сильных руках мужчины, почти что достав до жесткого пола. Однако всё в этой постановке идеально. — Потрясающе! — кричат ответственные за постановку, разрываясь громкими овациями. — Чудесно! — Лалиса — ты настоящий лебедь! Все остальные, вы то же хорошо поработали! Девушка, услышав это, мгновенно выходит из образа. И вместо ее прежде ярко сияющих глаз, принадлежащих ее героине — чёрному лебедю, появляется два океана. Полных какой-то неуверенности и сомнений, но все это поверхностно. Эфемерное ощущение, что она вызывает. Но никто не обращает внимания. Тихий крик о помощи, на который ответственные просто закрывают глаза. Потому что Лалиса Манобан — прима-балерина Великого Современного Сеульского Театра. И она — величайшее творение современного искусства. Творение в прямом смысле этого слова просто потому что...В какой-то момент её перестали воспринимать как человека. В глазах окружающих она — Ангел. У которого не может быть никаких чувств или потребностей. — Лалиса, ты была шикарной! — кричит ей массовка вслед, а ей только и остаётся, что скромно улыбаться и кивать головой в знак благодарностей. Однако как только её нога сходит со сцены — представление заканчивается. И она оказывается на обратной стороне медали — куда более темной и одинокой. В месте, где овации превращаются в эхо, жалкое воспоминание, которое не излечит ее израненную душу. Лалиса чувствует сильную головную боль, из-за чего жмурится, прижимая руку к виску, и замирает на месте. Она думала, что счастлива на сцене, но секундное наслаждение после удачного выступления слишком быстро сменяется литрами слез на тренировках. Свет прожекторов, бьющий в глаза превращается в свет в собственной ванной...И заставляет жмуриться. Каждый раз, вставая в четыре утра, Лалиса с трудом приходит в себя. Так же, как и сейчас. Но вместо света в ванной она видит лишь темноту, бессознательно валясь с ног неподалеку от сцены в эту же секунду. — Госпожа Манобан! Лалиса! Помогите кто-нибудь! *** Подобные затемненные места довольно часто скрывают в себе слишком много интересного, но с подобным лучше не играть. Любопытство, а в особенности к темным углам клуба «Австралии» — лучше стараться не проявлять. Потому что слабый блеск и взмах отросшей челкой — прямое предупреждение об ответной заинтересованности. Полное отсутствие света и тепла — не признак того, что в запрещённую зону никто никогда не сунется. Но когда это, всё-таки, случается...Любого смельчака обязательно ждут неприятности. А вот и один из них: Мужчина улыбается своему покупателю, всовывая целую пачку наркотиков и лишь изредка крутя головой. Он знает, что это — не его территория, но наглец все равно решил рискнуть. Этот клуб кажется просто раем для мелких барыг вроде него, однако ЧиМин хорошо следит за порядком. А потому разрешает торговать лишь тем людям, что приносят ему проценты со своего заработка. Причём крупные проценты. Но что же делать, если габариты клуба больше, чем просто огромные, и уследить за всеми очень и очень тяжело? По этой причине босс Пак имеет несколько «теней», которые подчищают за непослушными торговцами по темным углам. Однако даже среди «теней» есть свой рейтинг опасности. — С тебя пятьдесят тысяч вон. Ещё два пакетика по акции, отдам за сто тысяч вон... Деньги оказываются в руках, и он жадно засовывает их в свой пиджак. Наварное, именно это выдаёт его непрофессионализм — дилеры, появляющиеся здесь частенько, даже выглядят иначе. Мужчина зачесывает свои длинные волосы назад, оставаясь наедине с полученными деньгами. И в одном из темных углов мелькает маленький, едва ли заметный отблеск пары глаз. Обладатель которых совсем не любит разговаривать прежде, чем что-либо сделать. Именно он — самый опасный по известному всем здесь рейтингу. Однако, как же интересно...Он совсем к этому не стремился. Просто психопаты всегда такие, какие они есть. Оглушительный крик даже не успевает раздаться — всё происходит с такой скоростью, что мужчина не успевает осознать...Его пальцы оказываются сломаны, а белая рубашка окрашена в собственную кровь. Его тело волочит некто, кому принадлежит темный силуэт. Однако оценить, что это за человек — довольно сложно. Так как свет сюда почти не проникает... Все, кто сталкивались с ним, если и выжили — только с поручения ЧиМина. Как он говорил: чтобы рассказали остальным, какие звери водятся у него в «Австралии». И что туда с маской неприятеля лучше не заходить. Потому что сдерут вместе с кожей. — Пожалуйста, отпустите...— с трудом связывает слова мужчина, чья губа распухла из-за мощного удара. Перед глазами до сих пор даже не двоится, а мельтешит, и он соображает с малым успехом. Но чудо, что ещё соображает. В ответ тишина. А это — самое страшное в стенах «Австралии». Здесь водятся люди, встречи с которыми нужно не просто избегать...А молиться, чтобы случайно не попасться им на глаза.

Лужа крови остаётся за ещё живым телом.

Но в этот момент мимо пробегает официант, который из-за наплыва людей едва ли успевает дышать. — Эй, что это? — СуХо, остановившийся перед входом в очередной коридор, совершенно случайно натыкается на данное действо. Он, собственно, уже привык. Но никак не прекращал удивляться — почему же мир так полон умалишенных? Причём последним оказался именно лежащий в полуобмороке мужчина. Неужели он не слышал о том, что случается с теми, кто торгует на территории «Австралии» без ведома ЧиМина? Он-то всех своих зверей оповещает о том, кому можно, а кому нет. И тем не менее, иногда от «теней» бывает слишком много крови. Это и может стать главной проблемой в вопросе с той же полицией. В данном случае «кровавым» является именно этот парень, потому что с остальными можно договориться, а с этим — не-а. Он себя не контролирует. — Решил пошутить с нервами ЧиМина? Полиция сегодня устраивает обход... «Тень», оказавшаяся человеком, медленно поворачивается к нему. И из-за капюшона показывается...Очень молодое лицо. Нос с небольшой горбинкой, слегка пухлые губы. Родинки. Маленькие, милые, расположенные в интересных частях лица. Глаза, сохраняющие слишком много смысла. Пугающего...В этом омуте черти топятся. СуХо хмыкает, смекая, а в его голове образуется логическая цепочка: — Понял, пойду за шваброй. Но ЧонГук...— называет он его имя, — Неужели надо было опять столько кровищи разводить? — и он правда недоволен. Потому что убирать придётся самому. Мало, что он за посетителями не успевает, так тут ещё и этот работы вечно прибавляет... — Он торговал не на своей территории, — раздаётся холодный, пронзающий до костей голос. Звучит как оправдание. И ноги, за которые «тень», ЧонГук, держал мужчину, падают на пол. Ещё живой торговец, любитель, которому просто не повезло попасть на запретную территорию, плачет с мольбой в голосе, повторяя: — Пощадите... Но в этом мире все просто. Либо ты знаешь его правила и играешь исключительно по ним, либо уж «извини». Здесь все ставки на волю случая, потому что незнание правил здесь от ответственности не освободит. Единственные, кого не трогают с такой жестокостью — это женщины, но не стоит обольщаться и думать, что это значит, будто «тени» обходят их стороной. Если причины есть, то иногда им может достаться ещё сильнее, однако ЧонГук...Почему-то никогда их не трогал. Но кто его знает? Он же психопат...Может, эти его наклонности просто ещё не проявились? ЧонГук игнорирует всё это, но оставляет все мороки на СуХо. И проходит мимо, лишь слегка цепляя официанта плечом. Зараза. Его лицо почти никогда не выражает эмоций, и если бы его опасную сущность можно было бы измерять температурой по Цельсию, это было бы плюс миллиард. А если измерять совесть, честь или сострадание — минус ещё больше, чем этот самый миллиард. Какое там число самое большое? Гугл? СуХо всё равно единственный, кто может с ним контактировать хотя бы без последствий. Последнему не позавидуешь, учитывая, за сколькими людьми приходится подчищать...Особенно, когда работаешь в одном месте с кем-то вроде Чона, известным своей любовью к «следам». Постоянно куча крови и...Лучше и не вспоминать, сколько всего и что именно от стен секретных коридоров постоянно отскребает СуХо. И удивляться не приходится, почему этот человек имеет срок за плечами. Да и вообще, насколько знает официант...ЧонГук из тюрьмы просто сбежал. *** Тусклый свет ламп создаёт ощущение спокойствия. Запах свеже приготовленного рамёна едва ли ударяет в нос, щекоча его ещё летающими в воздухе приправами. ДжиСу выплёвывает изо рта последний кусок упаковки прежде, чем засыпать овощи и накрыть тарелкой. Когда одна рука сломана, а вторая вывихнута — готовить не так легко, знаете ли. Но это не знает, что ДжиСу будет отказываться от возможности. Сняв тарелку с готовым «обедом», Ким старается донести её от столешницы до стола. И учитывая маленькие габариты кухни с милым освещением, это у неё могло вполне получиться. Но почему же «могло»? Потому что так и не... Ким вздрагивает, услышав звук резко открывающейся двери, и жмурится, поняв, что тарелка оказалась в полёте. И ничего уже не сделаешь. Она разбивается о пол с громким отзвуком, и вся эта прелесть в виде «милого ужина» оказывается на полу, образуя лужицу из супе. — Твою мать, — чертыхается ДжиСу, оборачиваясь и выдыхая при виде ХоСока. — Тебя вообще учили стучать? Он удивленно глядит на неё, с непониманием моргая. Кого-кого, но Ким ДжиСу, которая должна была оказаться на заслуженном отдыхе, он здесь увидеть не ожидал. И продолжая ругаться, бубня что-то под нос себе же, ДжиСу не успевает сообразить, как лакированные туфли проходятся по мелким осколкам, и...Руки их обладателя осторожно поднимают её в воздух, в следующую же минуту сажая на стол. Ким вопросительно наклоняет голову, пока куски битой посуды, прежде скрипящие под ногами ХоСока, оказываются им аккуратно собраны. Её босые ноги висят в воздухе, и в реальность она возвращается лишь в момент, когда руки ХоСока оказываются по обе стороны от неё. — А тебя не учили предупреждать о визите? — хмыкнул он, посматривая из-под рыжей челки. — Между прочим, я думал, что ко мне в квартиру кто-то залез... Где-то с минуту замерев и заглядываясь в глубокие карие глаза, ДжиСу в итоге по-ребячески улыбается. — Дурачок, что ли? Я сюрприз хотела сделать. Но...— и снова опуская голову, закусывает губы, понимая, что он всё-таки не удался. — Я всего лишь хотела сделать тебе рамён... Только с ХоСоком она может быть такой инфантильной. Как ребёнок, совершенно не имеющий своего мнения, и вечно бегающий хвостиком словно за старшим братом. Вот только у Ким всегда был стальной характер, свой нрав, а ещё она никогда не сдавалась. Почему же именно с ним она могла отпустить все свои предубеждения и просто радоваться? Потому что ХоСок и правда был человеком...Рядом с которым ты отпускал все тяжести жизни. И правда...Как его вообще угораздило попасть в мир мафии? Он сюда не подходит. И о его принадлежности к мафиози говорит только этот идеально сидящий на нём черный костюм, что при желании можно перепутать с одеждой какого-то бизнесмена из Каннама. Но ДжиСу уже даже в них не видит обыкновенных людей. А ещё ХоСока выдают его искусные умения в бою. Как же жаль, что для ДжиСу первое место всё равно занимает другой человек... Вся его серьезность, присутствующая ещё где-то секунду назад — исчезает, а на лице появляется ответная лучезарная улыбка. Но от неё органы скручивает почему-то не у ДжиСу, а у самого ХоСока, что не смог эту самую улыбку сдержать. При виде неё. — Посиди-ка ты пока здесь, — он кое-что придумал. — А я сделаю нам рамён, хорошо? У меня ещё есть пару пачек. — Да, хорошо, — ДжиСу снова улыбается, забывая о заботах. — Прости... — Всё в порядке, — положительно кивает Чон. Су расслабляется и слегка болтает ногами, поворачивая голову на цифры на календаре ХоСока, помеченные Красным. — Девятый день...— выдыхает она с большим переживанием. Настроение меняется со скоростью света, меняя оттенок со светлого на темный. И ХоСок замирает, открыв шкаф, но не успев вытащить оттуда необходимое для готовки. — Ты...— после недолго паузы. — Про ТэХёна? ДжиСу, кажется, скоро превратит свои губы в фарш от такого количества нервов, что заставляют снова и снова их закусывать. Но истина остаётся прежней — они не могут ничего сделать. Так что каждый раз остаётся лишь отдавать все свои переживания странному и мало обещающему слову «надежда». — Я надеюсь, что с ним всё будет в порядке... — Он уже привык, — его голос становится холоднее, словно Ким сказала что-то не то, но она...Правда не виновата. — Мы ничем не можем ему помочь, так что...Лучше просто забудь о нём на ближайшие пару дней. ДжиСу старается успокоиться. Изо всех сил старается. Но её друг прав — ТэХёну не может помочь абсолютно никто. По крайней мере сейчас.