Тime-out'sider

— Ты же знаешь, у существ его уровня нет слабостей. — Физических. — Именно. Ментальные переговоры никогда не были лёгким занятием для Эрика. Но Эмма хотела пробовать. Пробовать Церебро, пробовать пределы своей силы и пределы терпения Чарльза. Виски заныли так, что боль отдавала в зубы, челюсть сводило. Алмаз сверлил его разум с завидным упорством. — Думаю, он не может простить тебе Мистик. — Я не неволил Рейвен. — В этом и дело. — Эмма выдержала театральную паузу. — Эрик. Он лишь показал тебе, что не пойдёт у тебя на поводу. Пока Эрик думал, как объяснить ей, что утопить его ребёнка, словно щенка, очень плохой способ что-либо «показать» и по определению не может повториться, она вдруг выдала: — Я иногда скучаю по братству. Согласись, было весело. — Найди его. Эмма, прошу тебя. Найди его для меня. — Хорошо. Я постараюсь. Годами скрываясь, Эрик выработал чутье — не как у их когтистого знакомого из якобы будущего, но достаточное, чтобы ощущать чужое присутствие. — Покажись. Ангар осветился алой вспышкой. Эрик с трудом подавил желание послать в ту сторону все, что лежало здесь и слушалось его воли. — Значит, Эмма ошиблась. И Питера тебе было мало. — Не я его сковал, — плотоядно улыбнулся Азазель. — Ты знал, что я буду под сывороткой, что иначе к Страйкеру было не подобраться. Если бы не Питер, Эмма бы не успела. Хотел свести счёты со мной? Зачем было втравливать... — Если тебя заботит этот мальчишка, — ухмыльнулся демон, — то почему он не с тобой? — Его спасли дети Чарльза. — И заставили остаться? Эрик разжал кулак, пытаясь выбросить из головы картину, как металлическая обшивка стен отлетает и придавливает к любой из них красного гада, не давая и шанса на маневр. Он внезапно понял, что вопрос в отношении Питера должен был звучать иначе. Ранее Эрик спрашивал себя «чего сын хочет». Он ушёл, не дав Питеру высказаться, приняв за ответ факт: он у Чарльза. Потому что ответ многое бы усложнил. Но если действительно звать его с собой, необходимо спросить себя в первую очередь: «Что я могу ему дать?» Он, мать твою, сам тебя из-за решётки вытащил в пятнадцать, из самой охраняемой тюрьмы страны. Ты в его возрасте не мог сдвинуть монету и смотрел, как убивают мать. Да, у всех есть слабости. Но не у всех такая сила. — Быть нянькой и всеобщим любимцем его вполне устраивает. — Отчего же все, кто был с тобой, идут к Ксавьеру? — прорычал Азазель. Эрик вдруг заметил, что тот бьет хвостом по полу. Это неуместно рассмешило. — Ты отдал её ему. Вновь позволил сделать девчонкой на побегушках... — Знаешь, — хмыкнул Эрик, — для тысячелетнего существа из другого измерения ты чересчур сентиментален. Умница Фрост все же не ошибается. Демон вдруг сник, как-то обессиленно обвесив плечи. — Она умрёт. — Как и все мы, ты об этом знал с самого... — Ты не понял, — отчеканил Азазель. Эрик почувствовал ноющий холодок. — С чего ты это... — Есть мутант. Судьба. Она видит линии вероятности. — Как это случится? — Девчонка Ксавьера. Эрик даже не сразу понял, о ком речь, пока не вспомнил последний эпизод, когда жизнь Рейвен была под угрозой. И бешеный сгусток энергии, решивший дело в их пользу. «Не я. Джин». — Спросишь, почему я не убил её? — угадал Азазель. — Её сила. Может быть больше моей. — Что именно ты видел? — Космос. С минуту Эрик переваривал эти слова. Давно ли школа Чарльза стала филиалом НАСА? Мысль о том, что Питер в безопасности в особняке, переставала казаться очевидной. — При чем тут мой сын? — Они не смогут пойти на ту миссию без них. Девчонка не притащит космическую дрянь. И Рейвен, — голос демона сбился, — будет жить. — Когда? Когда это должно произойти? — Я не знаю. Все только наладилось. Все, черт возьми, только встало на места. — Ты сказал «их», — вдруг осенило Эрика. — Почему ты не позвал того, второго?.. Он понял, что говорит с пустотой.

***

— Зачем ты пошёл туда один? Питер все не мог привыкнуть, что в доме есть человек, способный его опережать. — Ну, другие ходят не так быстро. Судя по обеспокоенным бровкам синего приятеля, отшутиться не вышло. Что ж, может, выговориться и неплохо. — Я не хочу, чтоб мой отец воевал с профессором. Когда они при мне за много лет впервые встретились, тот вмазал ему... — Не может быть, — восхищённо сказал Курт. — И они так говорили... Чужие так не говорят. Ну и нахрен тогда эти игры, — Питер достал из холодильника ледяной кусок пиццы. Курт наблюдал за ним с почти мамочкиным выражением лица. — Некруто думать, — Питер шумно сдул чёлку со лба и карикатурно зажевал треугольник, — что твой отец убийца. — Зато он есть, — еле слышно сказал Курт. Вообще, я же почти гребаный Люк Скайуокер, подумал Питер, допивая вслед еде остатки колы. — Знаешь, что я делаю, когда не знаю, к кому обратиться? — Гадаешь? — Молюсь, — смущённо и гордо ответил Курт. — Можешь... вместе со мной. Редкий случай, когда Питер не знал, что ответить. — Прям на колени? Это обязательно? — Ты читал Библию? — Начинал. Скучно. Я любил мифы. Они прикольные были. — Питер механически повторил жест Ночного Змея, сложив руки. — Мне казалось, это единственные книжки, что рассказывают про нас. — Почему? — Ты мифы не знаешь? Ну, например, Гермес, — он был очень быстрым. Любил розыгрыши. Римляне звали его Меркурий. Может, я реинкарнация, — Питер уже развалился на кресле, закинув ноги на подлокотник. Святость была безнадежно попрана. Курт вздохнул. — А его отец — что-то типа Грозы. Был у них чувак, у которого отрастали органы. Короче, я считаю, это были обыкновенные мутанты, но люди их боялись. Вот и слагали легенды. — А кем был бы я? — Сатиром, наверное, Не знаю. Ты... как силы природы. Что-то древнее. Курт вдруг поник. — Апокалипсис был древним. — Апокалипсис был мудаком, — отрезал Питер. — А ты не мудак, ты хороший парень. Но теперь он сам грузился. Апокалипсис, может, и не был богом. «Неразумное дитя». Но он показал Питеру, что тот сам не всемогущ. — Когда ты был... под водой, — тихо спросил Курт. — Джин сказала, ты чувствовал, что умираешь. Тогда — о чем ты думал? Питер смерил приятеля взглядом, раздумывая. — О даре Магнето. — Ты боишься, — проговорил Курт. — Ага, — отозвался Питер. — Он не тронет тебя. — Меня? — Питер резко усмехнулся; рука сдавила пустую жестяную емкость. — Такие, как я, боятся не за себя. Он бросил красный полый цилиндр с надписью Coca-cola через плечо, не глядя. Алюминиевая банка, почти пролетев мимо урны, в последний момент скорректировала курс.