Его выбор

      Горло пересохло и мысли, отчаянно мечущиеся в голове, никак не хотели стать словами. Уши словно заложило – так бывает на небольшой глубине, когда летом ныряешь в теплое море. И Изуку казалось, будто он действительно тонет.       Это был Каччан, сильно изменившийся, повзрослевший, но источающий всё ту же ауру дикого зверя. И косой шрам на подбородке был лишь очередным подтверждением. Сколько раз Мидория представлял себе, каким Бакуго мог бы стать, если бы остался жив, поступил, как и хотел, в Академию, если бы был рядом все эти годы. Подобные мечты приносили слишком много боли, и Мидория уйму времени потратил, чтобы научиться не думать об этом каждую свободную минуту. Наверное, поэтому сейчас он легко пришел в себя и заставил мозги включиться.       – Не подходи! – с угрозой произнёс он, стоило лишь Бакуго сделать шаг вперёд.       Мидория вжался в спинку узкой кровати, чувствуя, как неприятно впивается в руки веревка, и, не отводя взгляда от стоящего в проходе парня, торопливо зажал зубами внутреннюю сторону губы, безжалостно прокусывая. Солоноватый вкус крови растекся по языку, рана тут же запульсировала ноющей болью. Но Каччан не исчез, всё также продолжая стоять в проеме.       – Я не иллюзия, Деку, – на удивление спокойно произнес парень.       Один вариант отпал. Мидория, не медля, хотел было приступить к проверке второго, но тут Бакуго, вздохнув, заговорил:       – В начале средней школы ты месяц экономил на обедах, чтобы купить фигурку Всемогущего из ограниченной серии. Парень из параллельного класса утопил в туалете твою тетрадь по химии, а ты сказал учителю, что просто не сделал домашнюю, потому что не хотел подставлять того урода. Ты начал играть в теннис, насмотревшись того аниме, но бросил после того, как попал мячом в лицо Юми. Ты любишь фруктовые колечки и зелёный чай с вишней. Когда я первый раз хотел тебя поцеловать, ты подскочил и нечаянно разбил мне нос лбом, а потом твоя мать пыталась остановить кровь и читала нам лекцию, что в нашем возрасте пора прекращать драться друг с другом.       Мидория ощущал слова физически, каждой клеточкой. Ещё на середине этого набора воспоминаний по коже прошлись мурашки, на последней же фразе тело уже била неконтролируемая дрожь. Это были глупые мелочи, очень личные мелочи. О таком не болтают на каждом углу, а про ту тетрадь с домашней Изуку и сам успел забыть. Но это всё было правдой, и существовало лишь одно объяснение, откуда собеседник мог это знать.       – Каччан… – судорожно всхлипнув, выдавил Изуку, и только тогда осознал, что, кажется, плачет.       Кровать прогнулась под весом второго тела, руки сомкнулись вокруг плеч, и лицо Мидории оказалось прижато к затянутому в чёрную синтетику водолазки плечу. Какую-то долю секунды парень ещё пытался сдерживаться, а потом, сдавшись, разрыдался в голос. Он больше всего хотел и одновременно боялся поверить, что происходящее ему не снится. Бакуго был теплым, живым, настоящим. Его пальцы скользили по волосам, успокаивающе поглаживая, и Изуку боялся, что сердце не выдержит всего этого невозможного счастья.       – Я видел твоё тело… – голос хриплый из-за рыданий. – Я был на твоих похоронах…       – Я должен был умереть Деку. Должен был сделать так, чтобы они поверили, что я умер.       – Кто?..       Бакуго не ответил, лишь чуть крепче стиснул плечи Мидории, склонился ниже, прижимаясь щекой к его волосам. Время текло, и тишину в комнате нарушали лишь всхлипы – Изуку никак не мог успокоиться и взять себя в руки.       – Причуда Бэнико, «dead or alive», – тихо сказал Кацуки, чуть отстраняясь. – Она тебя вылечила, она же на время превращает любого в труп. Я не мог тебе сказать, Деку. За тобой могли следить.       Мидория вновь хотел спросить, о ком идёт речь, а потом вдруг осознал, как близко сейчас лицо Бакуго. Отчётливо видно каждую ресничку, а в глазах искры пламени. Потом Изуку моргнул, а в следующее мгновение тело накрыло сладкой волной, когда он почувствовал мягкие губы на своих губах, горячее дыхание, язык. С тихим стоном он ответил, отчаянно и жадно, нападая так, что Бакуго растерялся, но всего лишь на секунду. А потом вернул себе инициативу.       Прокушенная губа саднила, и Мидория вздрогнул, когда по ране бесцеремонно скользнул язык, оглаживая и исследуя, мешая боль с удовольствием. Без боли Кацуки невозможен, с ним иначе не получается. Она – его часть, и Изуку научился это принимать. Тогда, когда ещё были лишь мечты об Академии, Мидория с замиранием сердца осознал, что не хочет ничего и никого больше, лишь бы его касались эти руки, лишь бы чувствовать жадный напор его поцелуев. Он со стыдом представлял ночами, как однажды поцелуи станут чем-то большим, а потом это навсегда осталось лишь фантазией, без всяких вариантов… до этого самого момента.       – Каччан! – пораженно выдохнул Изуку и попытался отстраниться.       Помешала ему спинка кровати, к которой он и без того был прижат – от рук, вольно чувствовавших себя на его теле, сбегать было попросту некуда. Бакуго провел пальцами по его лицу, изучая и будто пытаясь запомнить каждую черту, скользнул ладоням по плечам, по бокам, опустил руки на бедра. На секунду замер, будто что-то решая, а потом легко, словно куклу, приподнял Изуку и уложил поперек кровати, навалившись сверху. Это уже было слишком.       – Каччан, подожди!       Мидорию вмиг прошибло осознание того, что всё это реально, и что это может окончиться чем угодно. Бакуго никогда не отличался выдержкой, всегда делал то, что хотел. И от его взгляда Изуку становилось не по себе. Никто никогда не смотрел на него с такой жадностью, с таким желанием и голодом. Как будто весь мир для него был ограничен Изуку, и больше ничего в нем не имело смысла. Он хотел всего и немедленно, Мидория видел это в его глазах. Тяжёлое дыхание, тело подрагивает от нетерпения ‒он был хищником, готовым вцепиться в горло долгожданной добыче. И это неимоверно пугало.       – Каччан, развяжи меня… – прошептал Изуку, чувствуя себя слишком беззащитным под этим напором.       – Нет, – выдохнул Бакуго и, наклонившись, вцепился зубами в его шею, быстро сменив укус поцелуем.       Мидория отчаянно вскрикнул, окунувшись в поток тягучего жаркого возбуждения, уносящий прочь мысли. Всё внутри него требовало покориться, согласиться на все условия, лишь бы продолжать эту сладкую пытку бесконечно. Он любил Бакуго, и он слишком долго хотел его. И сейчас контроль стремительно уплывал, оставляя место иным чувствам. Мидория повторял его имя как молитву, выгибался навстречу рукам и поцелуям, хрипло стонал и всхлипывал.       – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – шептал он скороговоркой, плохо осознавая, чего именно хочет.       В чувство его привел тихий скрип молнии на собственных брюках, показавшийся оглушающим. Мидория вздрогнул и подскочил на кровати, широко распахнутыми глазами смотря на Бакуго.       –Каччан, я…       – Ничего такого не будет, – низким, чуть дрожащим голосом произнес тот. – Не сегодня.       А потом его пальцы сжали болезненно-возбужденный член, и всё остальное стало неважно.       Мидория чувствовал, как жарко пылает от смущения лицо, а уголки глаз жгут слёзы. Казалось, будто душу вывернули наизнанку, вытащили на свет все нескромные желания, а вместе с ними надежды и страхи. Каччан был с ним, он делал то, чего Мидория уже и не рассчитывал испытать. И это было прекрасно.       Движения руки уверенные, размеренные, а у самого уха горячее сбивчивое дыханье. Бакуго порыкивал, как настоящий зверь, нетерпеливо покрывая шею Изуку поцелуями-укусами. Каждая метка, оставленная им, будто пылала, и этот жар расходился по телу, вызывая всё новые и новые волны дрожи.       – Все эти годы я так тебя любил… – прошептал Мидория сквозь слезы.       Кацуки, зарычав, как-то особенно резко и правильно двинул рукой, заставив мир перед глазами Изуку вспыхнуть фонтаном красок. Не сдерживаясь, Мидория протяжно застонал, толкаясь бедрами в плотно сжатый кулак Бакуго, а потом ещё и ещё раз. На шее крепко сомкнулись зубы, будто пытаясь вырвать кусок плоти. И эта вспышка боли стала финальной нотой. Судорожно всхлипнув, Мидория кончил, утопая в горячем наслаждении, окутавшем всё тело. Он на несколько бесконечно долгих мгновений потерял связь с реальностью, его мир сузился до одного-единственного человека, его дыхания, голоса, запаха. И обратно из этого омута он вынырнул очень нескоро, мелко дрожа и собирая себя из осколков.       – Прости, что так вышло… –было первое, что он услышал.       Слова царапнули по больному, но Изуку не подал виду. Они поговорят об этом потом, всё обсудят и выяснят. Пока же пусть всё будет как есть, хотя бы ещё немного.       – Развяжи меня, наконец! – беззлобно потребовал Изуку. – Зачем вообще это нужно было?       – Боялся твоей реакции на моё нежданное воскрешение, – всё ещё тяжело дыша, ответил Бакуго. – Это причуда парня из моей команды. Сейчас приду в себя и попрошу снять.       Мидория невольно улыбнулся – его Каччан всегда был довольно нелюдимым, а уж словосочетание «командная работа» вообще было не для него. Но, похоже, за эти годы многое изменилось. Вздохнув, он прижался щекой к щеке Бакуго, наслаждаясь самим фактом его близости. Хотелось обнять, но связанные руки не давали этого сделать. А ещё Мидорию подмывало рассказать, как тяжело ему было тогда, четыре года назад, как он будто бы умер вместе с другом детства, потеряв интерес ко всему. Но это – прямой путь к выяснению отношений, а пока что опьянённый эйфорией Изуку готов был простить Бакуго всё лишь потому, что тот сейчас просто дышит рядом.       – Надеюсь, ты не собираешься держать меня здесь в плену? – звучало как шутка, но Мидория рассматривал все варианты.       – Чтобы ваши меня на лоскуты порвали? – хмыкнул Бакуго. – Нет, я взял тебя потому, что ты был ранен, потом нам пришлось срочно оттуда убираться, а дальше всё как-то само получилось… – он замолчал, задумавшись, а потом, решившись, произнёс: – Что ж, пора всё тебе объяснить и показать.       Встав, Бакуго осмотрелся и, поморщившись, с выражением крайнего недовольства на лице вытер руку о край простыни, тут же стягивая её прочь. В процессе стягивания Мидории пришлось поспешно сползать с кровати, стараясь унять запоздало проснувшееся чувство стыда. На трезвую голову то, что они творили ещё минуту назад, казалось безумием, а если ещё вспомнить, что в помещение прекрасная акустика, отсутствуют двери, а где-то неподалеку ходит как минимум один посторонний человек…       – Я в ванную на пару минут, по пути отправлю к тебе Симидзу, – застегивая молнию на брюках Мидории, сказал Бакуго.       «Два посторонних человека», – мысленно поправил себя Изуку, заливаясь краской по самые уши.       Симидзу был ещё более странным, чем Бэнико. Ноль эмоций на лице, пустой взгляд и очень чёткие экономные движения, как у робота. Снимая свои веревки легким прикосновением руки, он не произнёс ни слова, и даже толком не взглянул на пленника, а затем ушёл также бесшумно, как и появился. После его ухода Изуку обнаружил, что на тумбочке у кровати лежит телефон. Секунда ушла не осознание того, чей он. А потом парня захлестнула такая сильная волна раскаяния, что стало больно дышать.       «Шото», – промелькнула в сознании мысль, и Мидория стиснул руками голову, запоздало понимая, что же он натворил.       Тодороки ждал его сегодня, потом наверняка увидел сообщение о бое, однозначно поехал разбираться и, конечно, понял, что с напарником что-то случилось. И пока Шото ставил весь город на уши, сгорая от беспокойства, Изуку даже не думал о нём, занимаясь такими вещами. Совесть вгрызлась в душу мертвой хваткой –Мидория не имел права поступать столь низко и подло. Дрожащими руками он взял телефон лишь для того, чтобы увидеть, что связи нет.       – Здесь по всему зданию глушилки. Берёт только на улице, – раздался за спиной голос Бакуго.       –Каччан, это срочно!       От отчаяния в голосе Изуку парень поморщился. Он прекрасно знал, кому и зачем Мидория хочет позвонить. Тщательно подобранные рубашка и брюки в выходной день не оставляли сомнений в том, как именно герой Деку собирался проводить время, а уж о романе этих двоих не трубили на каждом углу только потому, что Старатель своим влиянием заткнул все СМИ. Однако слухи он контролировать не мог, а ведь они были намного хуже даже самых отвязных официальных статей.       – Никаких звонков, – мрачно потребовал Бакуго. – Выведу тебя на крышу, отправишь мэйл с моего телефона. Твой здесь светить нельзя.       Внутри Мидории всколыхнулся протест, но парень быстро его подавил. Он не владел ситуацией и не мог принимать правильных решений. На данный момент довериться Кацуки – единственный вариант, но это не значит, что он будет долго терпеть подобное.       – Как только спустимся, ты мне всё расскажешь, – в ультимативной форме потребовал Мидория, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – отказа он не примет.       – Именно это я и планировал сделать, – усмехнулся Бакуго в ответ. – Идём. Свой телефон пока здесь оставь.       Мидория так и поступил.                     «Я в порядке. Не ищи. Вечером буду дома.       P.S.: Ты хотел оставить того кота себе и очень расстроился, когда хозяин нашелся»       Телефон угрожающе хрустнул и Тодороки заставил себя расслабить хват. Письмо пришло с неизвестного адреса, но зато на личный мэйл Шото, который знало человек пять от силы. Да и последняя фраза про кота однозначно доказывала, что писал это Мидория, причем, видимо, совершенно добровольно, иначе бы смог как-то извернуться и намекнуть.       Тодороки злился, что напарник, кажется, в безопасности, и ещё больше злился на себя за это неуместное чувство. Ему бы радоваться, но после пяти часов вытрепанных нервов это слабо получалось. Он отчётливо ощутил, как понизилась температура в помещении, и поспешил взять себя в руки. Не хватало ещё устроить тут ледяное шоу, на радость и без того перешептывающимся по углам сотрудникам полиции.       – Всё в порядке?       На стол с тихим стуком опустилась чашка кофе. Шото, подняв глаза, увидел приветливо улыбающуюся ему Кавахару. Вид у женщины был немного уставший, и парень поймал себя на мысли, что едва ли выглядит лучше.       – Спасибо, – поблагодарил он, дотронувшись до предложенной чашки и привычно остужая кофе до приемлемой температуры. – Изуку вышел на связь, говорит, что всё в порядке.       – С чужого телефона? – нахмурилась Кавахара.       Шото вопрос не удивил – он знал, что с момента похищения телефон напарника отслеживают, причем безрезультатно.       – Да, – кивнул парень и сделал большой глоток.       Об исчезновении героя Деку не сообщали публично, и Тодороки лично проследил, чтобы никто лишний не был посвящен в детали. Решили, что огласка лишь навредит, и, судя по тому, как Изуку шифровался, предосторожности явно не были излишни. И пока Кавахара и несколько особо доверенных сотрудников пересматривали видео и опрашивали свидетелей, сам Шото поднимал все данные, какие только можно, о Бакуго Кацуки.       В четырнадцать потерял родителей во время инцидента в центральном парке – тогда из-за взбесившегося злодея погибли семеро, и прекратить всё это удалось лишь Всемогущему. В пятнадцать, незадолго до выпускного, был убит беглым преступником, которому просто подвернулся под руку. Тело опознавали дед со стороны отца, лично Мидория и какой-то школьный учитель. И ни у одного из них не возникло подозрений, что с трупом что-то не так.       Эмоции мешали Тодороки мыслить спокойно. Если этот Кацуки действительно жив, то Мидория сейчас от радости едва ли способен трезво оценивать ситуацию. Он не понимает, что этот его якобы друг сумел безупречно подделать собственную смерть.Потом легко скрывался четыре года, успел собрать свою банду, устроить в оживленном районе погром, ставший главной темой всех новостей. Наверняка ещё много чего успел, только данных нет. Тодороки не смог найти тех двух человек, которые, судя по записи, были с Бакуго заодно. Способностей девицы, если они вообще были, Тодороки так и не понял – она просто бегала туда-сюда, периодически пропадая из кадра. Парень же явно владел вариантом причуды ограничения, и, судя по всему, достаточно мощным. И тоже, конечно, не был зарегистрирован. Одно только это было полноценным нарушением закона, пусть и незначительным, а уж если брать в совокупности…       – Я поеду к дому Изуку, подожду его там, –Шото встал, отставив пустую чашку.       – Дать тебе кого-нибудь?       – Обойдусь, – хмыкнул Тодороки и, попрощавшись, направился к выходу.       Он собирался получить ответы на все свои вопросы сегодня же. А если сообщение каким-то образом окажется фейковым и Изуку не вернется, он в угли сожжёт всех причастных, особое внимание уделив тому, кто, по всем официальным данным, должен был давно лежать в могиле.       Герой Деку, выползающий из такси и едва стоящий на ногах, выглядел откровенно жалко и растерянно, и вся злость на него внутри Тодороки испарилась. Шото сам не заметил, как подскочил к машине и крепко стиснул напарника в своих объятиях. А Изуку вместо того, чтобы отшатнуться или хотя бы удивиться, лишь сжал его плечи в ответ и уткнулся носом в плечо. Таксист, проявив истинный профессионализм, сделал вид, что ничего особенного не происходит, и, попрощавшись, оставил парней стоять в обнимку в холодном свете фонарей.       – Я волновался, – выдохнул Шото.       – Прости меня. Я так перед тобой виноват! Очень-очень виноват!..       – Ты знал, что он жив?.. – вопрос вырвался непроизвольно и парень мысленно выругался – эту тему он планировал поднять позже. Однако слова уже были произнесены.       Изуку, вздрогнув, отстранился, и Тодороки на мгновение утонул в его глазах, наполненных испугом и раскаянием. Не сразу понял, в чем причина последнего чувства, а потом взгляд зацепился за край воротника на рубашке Мидории и тело прошиб озноб – наполовину скрытый тканью, но тем ни менее узнаваемый и отчётливый на шее виднелся засос. Тодороки почувствовал, как у него перехватывает дыхание, а земля будто уходит из-под ног. Не может же быть, чтобы вот так просто…       – Пойдем в дом, – не узнавая своего голоса, прошептал Тодороки.       Мидория, судя по удивленному взгляду, не понял, в чем дело.       – Я не знал, что Каччан жив, – начал свой рассказ Изуку, сев прямо на пол и откинувшись на кровать.       Он говорил медленно, очень отстраненно, словно не о себе. Тодороки подметил и этот тон, и то, как Мидория избегал прямого взгляда. Как судорожно скреб пальцами по короткому ворсу ковра, словно пытаясь сжать их в кулак и каждый раз останавливаясь. Шото видел такое не раз у спасённых заложников – человек испытывал дикий страх, потом эйфорию от успешного исхода... а потом наступала очередь посттравматического стресса.       – Девушка из его команды, Бэнико, может превратить живого человека в труп и потом вернуть обратно. А ещё она меня вылечила… –Мидория сглотнул и, чуть помедлив, продолжил: – Примерно пять лет назад родители Каччана погибли в центральном парке, когда злодей потерял контроль над причудой. Тогда толком не было никакого расследования, всё казалось очевидным. Но Каччана это не устроило и он начал искать ответы, а когда узнал слишком много, его убили. Точнее, пытались убить и решили, что получилось. Он рассказал мне, кто, зачем и как это делал. Там ужасные вещи, но я сейчас, наверное, не смогу хорошо объяснить. Вот флешка…       Изуку, пошарив в кармане рукой, передал накопитель Тодороки и казалось, что этот жест отнял у него очень много сил. Кончики пальцев у напарника были ледяными и бледными.       – Посмотришь, там есть имена и доказательства. Но только на рабочем ноутбуке, без выхода в сеть. И сначала глянь отдельный файл в самом верху – там написано, кого из героев надо держать подальше от этой информации.       Шото молчал, потому что боялся сорваться на крик. Внутри закипала ярость, и он отчётливо чувствовал, как рвется из-под контроля причуда. Давно он уже не прилагал таких усилий для её сдерживания, и останавливало его лишь то, Мидория был ни в чем не виноват, а значит вымещать на нем свои чувства глупо.       – Ты был с ним? – вопрос продиктовала ревность, а Тодороки просто не смог удержаться, зная, что иначе сведёт себя с ума прежде, чем напарник вернётся в более-менее адекватное состояние.       Мидория моргнул, не сразу поняв, о чём речь, а потом ответил, будто выстрелив:       – До конца… не был.       «До конца, значит…» – пламя рвалось наружу, срывая все ограничения.       – Снотворное есть? –Тодороки умудрился спросить это достаточно будничным тоном.       Изуку, помедлив, кивнул.       – Иди выпей.       –Шото, я…       – Иди, – с нажимом потребовал парень, чувствуя, как его начинает потряхивать.       Он прошел на кухню вслед за напарником, проследил, как тот отсчитывает таблетки и запивает их водой. Потом дождался его из ванной, толком даже не удивился, обнаружив на теле вышедшего оттуда Изуку иные следы весьма бурного воссоединения. Шото уложил его спать и подождал, пока дыхание парня станет тихим и размеренным. И лишь затем, шагнув прочь из окна, взобрался по ледяными ступеням на крышу. Здесь было тихо и пусто, почти все окна ближайших домов без света. Значит, можно дать волю чувствам.       Тодороки одним широким взмахом руки заключил себя в плотную ледяную сферу. И, в полной темноте, закричал, не боясь быть услышанным. Его крик взорвался пламенем, сфера пошла трещинами и начала осыпаться, но Шото легко восстановил её лишь для того, чтобы она выдержала новую волну огня. Раз за разом он повторял это, бил лёд руками и вновь создавал. До тех пор, пока сил почти не осталось.       Тодороки ненавидел Бакуго, пусть и не встречал его лично. Ненавидел за то, как легко тот управлялся с Изуку, мастерски манипулируя чувствами. Объявился живой через столько лет – и вот уже Мидория не может ему отказать, позволив то, чего, Шото был уверен, никогда никому не позволял. Забыл и об осторожности, и о необходимости обдумать происходящее хоть немного. У Изуку ведь обострённое чувство справедливости и полное неприятие зла. Но вот уже злодей, устроивший погром в Роппонги, оставляет ему засосы на шее, и всё ещё остаётся Каччаном. А потом просит помочь в каком-то явно мутном деле, и Мидория покорно тащит флешку. Он сажает Изуку в такси и отправляет домой, как будто не понимая, что стоит тому остаться наедине со своими мыслями – и начнется отходняк. С которым разбираться будет кто угодно, только не самоустранившийся Бакуго.       Сфера, захрустев, распалась со звонким грохотом и парень, тяжело дыша, осмотрелся по сторонам. Как и планировалось, его срыв остался незамеченным. Пора было возвращаться в квартиру и смотреть, что же такого передал этот грёбаный Каччан, и стоило ли оно всего, что тот натворил.