Тысяча и один способ раскрыться

      Габриэль Агрест все-таки выполнил свою угрозу и запретил Адриану посещать коллеж. Весь класс расстроился. Не зная, что произошло на самом деле, одноклассники искренне сочувствовали Адриану и Маринетт. И только Хлоя в кои-то веки оказалась абсолютно права, по привычке обвинив во всем Маринетт. Маринетт бы рассмеялась иронии сложившейся ситуации, если бы ей не было так тоскливо. Так что единственное, что она ответила своей извечной сопернице, было усталое:       — Отстань, Хлоя, без тебя тошно.       Хлоя так удивилась, что послушно замолчала и отошла к своей парте. Но Маринетт от этого легче не стало. Впрочем, от сочувственных взглядов Альи и возмущенных воплей Нино — тоже. Единственное, что утешало — она всё равно сможет видеться со своим Котенком — пусть и реже, чем раньше. И исключительно втайне.       Помимо запланированных патрулей, Адриан сбегал из дома, когда только мог. Как правило, по вечерам — когда заканчивались все фотосессии и дополнительные занятия — он появлялся на ее балконе. Маринетт заранее приносила круассаны, макаруны и горячий шоколад. Иногда Адриан снимал трансформацию, и они весь вечер проводили в ее комнате. Иногда наоборот — Маринетт трансформировалась, и они отправлялись гулять по парижским крышам. И это были самые счастливые минуты за весь день, которых она каждый раз ждала с нетерпением.       Конечно, Адриан погрустнел. Он тосковал в домашнем заточении, скучал по друзьям и сердился на отца, поставившего его в такие условия. Однако общество Маринетт действовало на него благотворно. Как и общество Адриана — на нее. Они взаимно поддерживали и утешали друг друга.       Но однажды Кот появился на ее балконе с таким убитым выражением лица, что Маринетт испугалась. С таким лицом впору акуму словить. Она порывисто обняла его, и Кот, отчетливо всхлипнув, обнял ее в ответ, прижав к себе с такой силой, что Маринетт невольно ойкнула.       — Котенок, что случилось? — испуганно прошептала она, слегка отстранившись, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты не снимешь трансформацию?       Он покачал головой, в глазах стояли слезы — ей не показалось.       — Плагг сказал, трансформация приглушает эмоции — Бражнику будет сложнее меня засечь.       Маринетт почувствовала, что бледнеет:       — Адриан, что с тобой?       Он несколько раз глубоко вздохнул, будто пытаясь подавить слезы, и глухо произнес:       — Помнишь, ты как-то предположила, что Бражник — мой отец?       Маринетт кивнула, всё еще не понимая: они ведь тогда убедились, что это невозможно, Габриэль Агрест был акуманизирован.       — Ты была права тогда, — обреченно выдохнул Черный Кот.       Маринетт пораженно распахнула глаза:       — Но…       Он не дал ей договорить:       — Да, я помню про Коллекционера. Не знаю, наверное, он может акуманизировать сам себя: заметал следы.       — Ты уверен? — тихо спросила Маринетт, чувствуя, как от ужаса леденеют руки; что в этот момент испытывал Адриан, она боялась даже представить. — Ошибки быть не может? Как ты узнал?       Черный Кот горько усмехнулся:       — Я уверен, — немного помолчав, он продолжил ровным голосом, за которым чувствовалась тщательно сдерживаемая буря эмоций: — Отец уехал на конференцию, и я зашел в его кабинет… Там висит очень красивый мамин портрет, и когда отца нет, я иногда прихожу на него полюбоваться.       Он так и не выпустил Маринетт из объятий, цепляясь за нее, как за последний островок надежности. И она утешающим жестом провела ладонями по его спине: всё, что касалось матери, до сих пор было болезненно для Адриана.       Черный Кот слабо улыбнулся и продолжил рассказ:       — Ну и я смотрел-смотрел, а потом провел по портрету рукой. Наверное, я случайно коснулся каких-то потайных точек, сработал механизм и тайный лифт поднял меня на чердак. Чердак, полный белых бабочек.       Маринетт вскрикнула. Вздохнув, Кот тяжело заключил:       — Я бы, может, попытался убедить себя, что это ничего не значит, отец просто увлекается разведением бабочек. Но Плагг сказал, это точно акумы.       Воцарилось тяжелое молчание, во время которого Кот снова притянул Маринетт ближе к себе и прижался щекой к ее макушке.       — Я не хочу сражаться с ним, моя Леди, — свистящим шепотом произнес он несколько долгих мгновений спустя. — Я знаю, его надо остановить, но… это мой отец.       Маринетт тяжело вздохнула. Она тоже не хотела подвергать его такому испытанию. И тут ее осенило. Отодвинувшись, она воодушевленно воскликнула:       — Тебе и не придется! Теперь, когда мы знаем личность Бражника, мы можем просто выкрасть у него Камень Чудес!       Кот пораженно заморгал — подобная мысль ему явно в голову не приходила.       — Ведь он же спит когда-нибудь? — лихорадочно продолжила Маринетт. — Ты можешь потихоньку пробраться в его комнату и забрать Камень Чудес. Нууру, скорее всего, не будет мешать: Тикки говорила, ему совсем не в радость служить злу, но он вынужден подчиняться хозяину талисмана. Так что он тебе даже поможет. А еще лучше — пошли Плагга. Вайзз ведь смог тогда снять с нас Камни Чудес, значит и Плагг сможет!       Еще недавно безжизненно потухшие глаза Черного Кота засверкали.       — Мурцесса, ты гений! — воскликнул он и, подхватив Маринетт, закружил ее по комнате.       Она радостно засмеялась: Кот начал каламбурить, значит, самое страшное позади.       — Снимай трансформацию, — велела она, когда он поставил ее на пол, — обсудим план с квами.       План был приведен в действие той же ночью. Пока Адриан притворялся, будто спит, чтобы отвести от себя подозрения, Плагг стянул брошь у месье Агреста. А попутно и захватил из сейфа Камень Чудес Павлина, который приметил, еще когда они с Адрианом обнаружили там священную книгу. Когда Плагг принес Маринетт оба сокровища, его мордочка так и лучилась торжеством и самодовольством.       А уж как был рад Мастер Фу получить обратно давно утерянные талисманы!       А еще несколько дней спустя Адриан, ко всеобщей радости, снова появился в классе. Увидев его, Маринетт едва поверила глазам. Черный Кот с того дня не появлялся у нее, и она страшно переживала, что там происходит в особняке Агрестов. И вот он с такой знакомой и любимой улыбкой стоит на пороге класса.       Издав нечто среднее между смешком и всхлипом, Маринетт вихрем пронеслась через весь кабинет и прыгнула в объятия Адриана, едва не сбив его с ног. Последовать ее примеру было немало желающих, но Маринетт не собиралась никому уступать свое место, так что друзья ограничивались похлопыванием по плечу и по спине. Радостный галдеж смолк только с появлением учителя.       Позже, когда после уроков они устроились в небольшом кафе поесть мороженого, Адриан рассказал, что с ним происходило всё это время.       — Вначале отец был в ярости. Он такой грозовой тучей носился по особняку и метал такие громы и молнии, что я боялся и нос высунуть из своей комнаты. Бедняга Натали, не знаю, как она это вынесла. Потом наступил период уныния. Он будто сразу потерял всякий интерес к жизни, — Адриан немного помолчал и тяжело вздохнул: — Не знаю, зачем ему нужна была брошь Мотылька — и наши с тобой талисманы, — но это явно было что-то важное для него. Честно говоря, я боюсь докапываться.       Маринетт сочувственно сжала его ладонь, лежавшую на столе, и Адриан благодарно улыбнулся.       — Но знаешь, что не дает мне покоя? Отец вдруг разрешил мне вернуться в коллеж, будто теперь это не имеет значения. Если он считал тебя неподходящей парой для меня, что изменилось? И я подумал…       Маринетт похолодела от той мысли, на которую наводили слова Адриана. Словно что-то уловив в ее взгляде, он мрачно кивнул:       — Думаю, таким образом отец хотел акуманизировать тебя.       Маринетт вздрогнула и сильнее сжала его ладонь.       — И я не могу с ним общаться, — Адриан горько усмехнулся. — Не то чтобы я раньше с ним много общался, но теперь я даже смотреть на него не в состоянии. Он вот так просто, расчетливо собирался отнять у меня — своего собственного сына — всё, что мне дорого!       — Ох, Котенок!       Маринетт теперь сжала обе его ладони, не зная, что сказать. Забытое мороженое окончательно растаяло, но оба не обращали на него внимание.       Адриан улыбнулся, однако его слабая улыбка была лишь бледной тенью обычных задорных ухмылок Черного Кота. И от этого больно сжималось сердце.       — Спасибо, моя Леди, — тепло произнес он, поднеся ее ладони к губам, чтобы поцеловать пальцы. — За то, что ты есть, за то, что ты всегда рядом. Не знаю, как бы я без тебя жил.       — Всё уладится, — сдавленно прошептала Маринетт, чувствуя, что еще немного, и она позорно разрыдается. — Тикки говорила, что неправильное использование Камня Чудес постепенно сводит с ума его владельца. Может, изначально у твоего отца была хорошая цель, просто он выбрал неверный путь для ее достижения. А под конец уже не вполне отвечал за свои действия.       В глазах Адриана засветилась надежда, а тоска отступила, и Маринетт облегченно выдохнула. Она действительно верила в свои слова: всё у них будет хорошо, ведь самое страшное они уже пережили.