Сказка о том, как Герда бежит за Каем

В пятницу пятого июля Гермиона Грейнджер была уверена в двух вещах. Первое: только идиот будет рассчитывать на спокойствие собеседника, водружая в комнате, погруженной в тишину, маятник Ньютона. Он своим тихим, но чётким цоканьем буквально выворачивал её мозги наизнанку вот уже добрых сорок минут. Второе: вряд ли что-то могло перевесить чашу ненависти девушки к Макгонагалл. Декан действовала точно по уставу, поэтому как только Гермиона пересекла границу между волшебным и маггловским мирами, выйдя на Кингс-Кросс, узнала, что её родители вчитались в каждую строчку письма, которое им выслала Минерва после происшествия. В нём фигурировали такие пункты, как «эмоциональное потрясение», «повышенное внимание к поведению» и «шоковое состояние». Именно поэтому девушка теперь два раза в неделю проводила по часу, очень длинному часу в кабинете у мисс Токинс — помолодевшей версией профессора Бербидж, разве что более закрытой. Впрочем, она точно так же часто кивала и улыбалась, раздражающе чиркая шариковой ручкой в блокноте. Время от времени психотерапевт поправляла сложную блондинистую прическу, которая, судя по конструкции, на восемьдесят процентов состояла из лака для волос — дотронься до волоска, и тот тут же треснет от перенапряжения. — Ладно, упустим это, — доброжелательно улыбнулась мисс Токинс, быстро переворачивая лист блокнота. Всё, что успела заметить Гермиона, — это ровные линии синих прописных рядов. Эту фразу психотерапевт повторяла чаще, чем имя пациентки, а по имени она называла девушку практически каждый раз, как обращалась. Что Гермиона могла ей сказать? Что причина её нахождения здесь кроется в темнейшем волшебнике всех времён, из-за которого весь мир в опасности? Гермиона пыталась объяснить родителям, что это всё без толку и совершено необязательно, но мистер и миссис Грейнджер были слишком врачами, чтобы наплевательски отнестись к письму из школы подобного рода, поэтому остались непоколебимы. Девушке было интересно, существуют ли психотерапевты в мире волшебников, потому что она не слышала о таких, но, возможно, просто не сталкивалась с этой темой раньше. — Гермиона, ты не могла бы одним словом выразить твоё самое яркое событие или... — мисс Токинс щёлкнула ручкой, протянув букву «м», будто подбирая слово, — скажем, воспоминание? Это может быть существительное или прилагательное, как тебе угодно. Самое яркое воспоминание? Гермиона вздохнула. Она не могла позволить, чтобы события на кладбище оказались её самым ярким воспоминанием. Только не то, что не давало ей спать по ночам. Она просто не позволит той ночи получить такую власть над собой. Грейнджер провела ладонью по велюровой обивке кресла, ткань которого раздражала кожу. Она была тёмно-зелёного цвета, и воспоминания заставили девушку улыбнуться. — Созвездие, — ответила Гермиона. — Созвездие? Очень хорошо, — произнесла доктор с энтузиазмом, что-то быстро строча на бумаге. Гермиона знала, чего добивается врач. Каких-то образов, ответов, которые дали бы ей хоть какое-нибудь чёткое представление о внутреннем состоянии Грейнджер, да вот только вряд ли в этом был смысл в данной ситуации. — Как насчёт охарактеризовать это «созвездие»? — мисс Токинс немного наклонилась вперёд. — Допустим, какое оно? Опиши его в паре слов. Гермиона нахмурилась, сглатывая. Ей не хотелось говорить о Драко. Ни метафорами, ни окольными путями, ни напрямую. Это было подобно тому, будто кто-то засовывал клин в рану и выводил там узоры, норовя что-то найти, до чего-то докопаться, в то время как она изо всех сил пыталась не думать. Ей хватало кошмаров. Иногда Гермионе снилось что-то хорошее с его участием, но в конечном итоге девушке всё равно приходилось за это платить несколькими ночами, где она видела Драко мёртвым. — Красивый, плохой, злой, — произнесла Грейнджер, смотря на чёртову стучащую статуэтку. Гермиона закусила губу. — Светлый, разбитый, хороший... — она запнулась. Девушка вспомнила последний раз, когда говорила ему, что он хороший. Тогда Драко это не понравилось, и парень потребовал более высокой оценки. Её губы растянулись в улыбке немного шире, но, заметив внимательный взгляд женщины напротив, она тут же взяла себя в руки. Маленький будильник на столе пропищал, и Гермиона не смогла сдержать вздоха облегчения. Наконец-то. Мисс Токинс поджала губы, явно не желая упускать момент, когда ей наконец удалось до чего-то докопаться, но Грейнджер подскочила с кресла и схватила сумку. — До субботы! — бросила она, выбегая за дверь. Обычно ей удавалось сдерживаться и прощаться с врачом нормально, но сегодня было слишком тяжело. В такие моменты Гермиона всегда думала о Гарри. Ему было в миллион раз хуже, но он оставался сильным. Это то, что поддерживало её на плаву. Мысли о Гарри. Ведь он всегда был для неё примером смелости. Центр, в котором принимал её психотерапевт, был одним из филиалов больницы, где работали родители Гермионы, так что он находился буквально в двух шагах от дома Грейнджер. Открыв дверь, она бросила короткое «я дома» в сторону кухни, с которой слышался разговор матери, видимо, по телефону. Гермиона побежала вверх по ступенькам в свою комнату. Примерно в это время сова всегда приносила ей свежий «Пророк». Немного с опозданием, так как в маггловские районы почта всегда приходила ближе к обеду. Газета уже лежала на подоконнике. Гермиона заметила, что несколько совиных печенек исчезло, так что девушка закрыла окно и открыла газету, жадно бегая глазами по строкам. Новая ткань для мантий... Издательство перевыпустит учебники по Зельям для второкурсников... Илоиза Селвин разводится с четвёртым мужем... Тонны ненужной дребедени и ничего стоящего. Гермиона смотрела новости с родителями каждый вечер и терпеливо ждала упоминаний о том, что могло быть странным или подозрительным. Очень часто магглам даётся информация о каком-то событии, если оно достаточно серьёзное, как было с побегом Сириуса, когда он считался убийцей. Но даже в маггловских новостях, куда не дотягивалась слепая, но крепкая рука Фаджа, не желавшего видеть правду, ничего не происходило. Гермиона не ждала чего-то от Пророка, в котором даже окончание Турнира было отпиской из двух строчек, но отсутствие чего-либо в мире вообще вызывало подозрения. Садясь перед экраном телевизора каждый вечер, Грейнджер даже не знала, что страшнее: услышать, наконец, о чём-то действительно пугающем или в очередной раз убедиться в том, что всё тихо. Ведь во втором случае это бы значило, что у Волдеморта свой план. И скорее всего, он строится на том, чтобы убедить весь волшебный мир, который несомненно будет осведомлён посредством передачи информации от детей к родителям, что у Гарри просто проблемы с головой, и все произошедшее — неправда. Ведь это простейшее правило: в одиночку мы слабы. И так Волдеморт планировал ослабить Поттера. Гермиона яростно выбросила газету в урну, оставив на бумаге мелкие створки от ногтей. Картинки на ней не двигались, так как в подписке она указала это в примечаниях — специальный тираж для распространения среди маггловских общин, но на всякий случай девушка задвинула урну под письменный стол. Посмотрев на часы, Гермиона цокнула языком и, будучи до сих пор раздражённой, подошла к тумбочке. Три чайные ложки. Те лекарства, которые ей выписала мисс Токинс, едва ли помогали. Возможно, они могли немного приглушить её тревожность, но чёрта с два они как-то влияли на кошмары. Иногда, просыпаясь ночью от собственных криков и рук матери, которые трясли её за плечи, Гермиона хотела взять в руки пергамент и написать слёзное письмо Макгонагалл, Помфри, самому Дамблдору. Хоть кому-нибудь, чтобы её снабдили трёхмесячным запасом зелий. Но она знала, что волшебные лекарства вызывают привыкание в той же корреляции, какое воздействие они имеют по сравнению с маггловскими. Только это останавливало её каждый раз. Так что ещё одна причина была в пересматривании новостей до позднего времени — не идти в постель как можно дольше. Гермиона взяла в руки плеер и засунула наушники в уши, садясь на кровать и опираясь спиной о стену. Пальцы быстро переключали треки в поисках чего-то подходящего. Гермиона испробовала все способы: спать днём, под музыку, с включенным светом... Но ужасы в её голове не боялись электричества или громких битов. Они будто были неубиваемы. Девушка зажмурилась, слыша, как нарастает мелодия в ушах. В последнее время все вещи, которые являлись синонимами к слову «бессмертие», порождали мурашки жути в её голове. Она посмотрела на календарь, висевший над домашним цветком, который перетащила в комнату мама, вычитав где-то, что это помогает сну. Только если фикусы были чем-то вроде маггловского ловца сновидений. Через два дня должны прибыть письма от Гарри с Роном. Друзья пытались переписываться, не упоминая никаких деталей, на случай, если письмо попадёт не в те руки, но делали это часто, просто чтобы получить поддержку. Даже Рон, который терпеть не мог переписываться, каждую неделю присылал ей пергамент. И все эти заковыристые линии чернилами от мальчиков дарили Гермионе какое-то состояние спокойствия, пусть и до наступления ночи. Девушка открыла глаза, когда сквозняк прошёлся по её голым ногам, сообщая об открывшейся двери. — Что? — переспросила Гермиона, вытащив наушник, когда увидела, что мама что-то ей говорит. — К тебе пришёл какой-то мальчик, — улыбнулась она. Гермиона подняла брови, пытаясь понять, говорила ли её мать буквально. Она переживала за дочь. Несколько раз, стоя в коридоре, Грейнджер слышала, как родители говорили о том, что лучше бы она осталась в обычной школе, что это до добра не доведёт. Следующим утром девушке пришлось сразу же оборвать такие мысли. Она не принадлежала к этому миру, так что ей не хотелось бы, чтобы родители строили по этому поводу свои теории. Гермиона считала дни до момента, когда сможет отправиться в Нору и больше не тревожить их. Притворяться, что всё хорошо по переписке было гораздо легче. — Мальчик? — шестерёнки в голове гриффиндорки вращались, пытаясь вспомнить её знакомых. Примерно до четырнадцати, когда она возвращалась домой на лето, у неё здесь ещё оставались друзья, которые плавно переместились в разряд знакомых. Чем старше Гермиона становилась, тем больше чувствовала свою неуместность здесь, поэтому единственный человек, с которым она могла общаться, был Питер — сосед с ближайшей улицы. Да и то их общение ограничивалось парой тройкой вежливых предложений, когда они сталкивались в ближайшем супермаркете. — Да, и он очень симпатичный, — заговорщически протянула мама. — Питер? Это была какая-то бессмыслица. Гермиона не могла знать, насколько у её матери высокие стандарты, но Питер — обычный худощавый парень, ниже неё на полголовы. Однако кто знает? Особенно с тем помешательством, которое преследовало её мать в желании познакомить Гермиону с кем-то «приземлённым». Почему-то миссис Грейнджер казалось, что общение с парнями-магглами могло бы помочь дочери. — Не знаю, как его зовут, но он явно стоит переодетой футболки, — улыбнулась женщина, смотря на домашнюю одежду Гермионы, которая совершенно не шла к юбке. Ей было слишком лень её переодевать, когда она увидела газету на подоконнике. — Мам, — покачала головой Гермиона, но всё же решила снять футболку и натянуть топ, который девушка бросила на спинку стула, придя от психотерапевта. Спускаясь по лестнице следом за матерью, Гермиона была уверена, что кто-то ошибся. Или её мама окончательно сошла с ума в роли свахи. Девушка открыла дверь, вспоминая, что вчера сделала заказ в магазине одежды, так что это вполне мог быть курьер. Как только проём двери стал больше, позволяя ей увидеть крыльцо, кожа на её теле покрылась тонким слоем льда, вызывая озноб в диком контрасте с июльским жарким воздухом. Плеер в руке мгновенно стал весить несколько тонн и едва не выскользнул из ладони Гермионы. Драко лениво прислонился к стене, засунул одну руку в карман и скрестил ноги. Он поднял на неё взгляд, на секунду опустив глаза на кожу, которую не закрывала летняя одежда, а затем вернул его к её лицу. Она была уверена, что это мираж. Мираж, одетый в маггловские вещи. — Гермиона? — насторожившись, спросила мама, увидев реакцию дочери. — Ты... знакома с ним? — Д-да, это... — тот, о чьём имени ты спрашивала, разбудив меня в очередной раз во время кошмара. — Друг, — Гермиона положила плеер на кухонную столешницу и вытерла руку о юбку. Наверняка ей следовало бы проверить, действительно ли там стоит Драко, хотя это оказалось бы достаточно проблематично, учитывая запрет на использование магии вне школы. Но почему-то Гермиона была уверена, что это действительно он. Вряд ли кто-то мог скопировать такой прищур или наклон головы, который вызывал в ней бурю воспоминаний. Все это время она пыталась затолкать моменты с ним в дальний угол своего сознания, и сейчас они будто окатили её с головы до ног, разом. — Ты выпила свои лекарства? — спросила мама, то ли из-за нервозности дочери, то ли из-за желания оттянуть момент и решить, связана ли эта нервозность с какой-то опасностью. Услышав это, Малфой на секунду нахмурился, но потом быстро принял привычное отстранённое выражение лица. Гермиона смутилась, прокашлявшись. — Да, всё в порядке. Я... — она заставила себя оторвать от него взгляд, боясь, что как только зрительный контакт исчезнет, он пропадёт, растворившись, словно призрак. — Я пройдусь. Всё хорошо. Иногда Гермионе казалось, что ей приснилось, причудилось. Весь этот год. Ей хотелось иметь что-то, какое-то материальное доказательство того, что они были. Что она действительно знает, какими плавными становятся его движения, когда он смягчается, как темнеют его радужки, когда ему нужно быть к ней ближе, как теплеет его взгляд. Всё то, о чём Гермиона даже помыслить раньше не могла. Он молча развернулся и пошёл вперед, будто безмолвно говоря ей следовать за ним. Гермиона чувствовала взгляд матери спиной, когда сдвинулась с места, и всеми силами пыталась не выдать своего состояния. Походка Драко была расслабленной, как обычно, но лишь одного взгляда на его плечи оказалось достаточно, чтобы понять: наверное, он контролирует каждый свой шаг, каждое движение на оживлённой улице. Гермиона держалась от него в нескольких метрах. Малфой ни разу не повернулся, зная, что она точно следует за ним. Ей хотелось сжать пальцами палочку, которую она всегда носила с собой, просто чтобы унять напряжение, создать иллюзию контроля. Он мог прийти, чтобы... что? Поразительно, но она вообще не боялась. Переходя дорогу, Гермиона отдавала себе отчёт в том, что он мог сейчас схватить её и отправить к самому Волдеморту. Что это могло быть его следующим заданием, разве нет? Но почему-то она точно знала, что он этого не сделает. Возможно, эта влюблённая девочка в ней окончательно обросла глупостью и наивностью, как плющом, но Гермиона не могла заставить свои инстинкты кричать об опасности рядом с ним. Малфой мог появиться, чтобы сказать ей, что всё кончено. Это была глупая мысль, потому что ничего не начиналось. Драко есть Драко. Это то, что она сказала мальчикам, спустя время. И это то, что она действительно могла сказать себе. Единственное, как могла это всё описать. Но эти мысли рассыпались, толкаясь на задворках сознания, по сравнению с тем фактом, что Драко был здесь. Она могла его видеть. Он был в порядке. Абсолютно всё казалось неважным по сравнению с этим фактом. Малфой повернул в переулок, и это выдернуло её из мыслей. Гермиона была раньше в этом квартале и знала, что это обычный проём между домами, в задней части которого находятся пожарные выходы. Она завернула вместе с парнем за стену из красного кирпича, и Драко наконец-то остановился, повернувшись. Ей всё ещё казалось, что он ненастоящий. Долгий месяц Гермиона вырисовывала его лицо в своём сознании, чтобы не сойти с ума, вспоминала слова Забини о том, что Малфой выкарабкается, и приказывала себе ему верить. Ведь Драко же верил. Значит, в этом должен быть смысл. И теперь Малфой стоял перед ней. С этим прищуром в глазах, бардаком на голове и в светлых джинсах, способный одним словом разрушить все многонедельные старания девушки по восстановлению своего морального состояния. Она бы ужаснулась его влиянию на собственную жизнь, если бы задумалась в этот момент хоть о чём-то, кроме его сканирующего взгляда. — Ты здесь, — выдохнула Гермиона. Видимо, часть меня всё ещё в это не верит. — Поразительное умение констатировать факты, — покачал головой Драко, стоя у стены. Гермиона медленно подошла к нему, боясь сделать резкое движение. Лицо Малфоя было маской, и ей хотелось прикоснуться к нему, чтобы убедиться в его реальности, прикоснуться, чтобы пустить рябь по идеальному штилю, который приклеился к нему — бесстрастный и холодный. — Как ты меня нашёл? — спросила Гермиона, посмотрев ему в глаза. — Использовал магию, Грейнджер, — закатил глаза Драко, будто она то и делала, что болтала об очевидных вещах. — Это... — Гермиона посмотрела по сторонам: справа от неё была только стена, которая соединяла два дома между собой, а слева никто ещё не додумался завернуть в этот проём, но этот жест полностью обозначил, чего она опасалась. — Это безопасно? — Сейчас да, — ответил Драко немного напряжённо. — Это мой подарок, пришлось ждать ровно месяц, — хмыкнул слизеринец. — Сейчас его нет в городе. От упоминания Волдеморта у Гермионы по коже разлилось липкое чувство страха, но она отогнала его, научившись делать это за всё время. — Подарок? — переспросила девушка. — Какой?.. — ровно месяц. Сейчас было пятое июля. — Твой день рождения, — уже утвердительно сказала она, догадавшись. — Нарцисса прикроет меня, — кивнул Драко и посмотрел в сторону. — Она знает, что ты здесь? — почти шёпотом спросила Гермиона. Ей казалось, что начни она говорить громче, это каким-то образом станет опаснее. — Нет. Ничего конкретного, — его ответ был резким. Он вернул своё внимание её лицу. Малфой выглядел... собранно. По его лицу ничего нельзя было сказать. Разве что лёгкие тени под глазами выдавали состояние парня. Гермиона заметила, что его тело стало суше, более очерченным, но не решалась спрашивать. Потому что он никогда не отвечал. — Господи, ты жив, — ей казалось, что только к этому моменту её мозг наконец на самом деле принял реальность, и она не удержалась: сделала шаг и, протянув к нему руку, прошлась пальцами по его скуле, спустившись к подбородку, шее и ключице. Просто чтобы почувствовать, что он материален. — Ты правда здесь, — больше всего на свете Гермиона боялась проснуться от будильника в этот момент. Хотя её сны никогда не заканчивались чем-то хорошим. Если это сон, значит, с Драко вот-вот должно было что-то случиться. — Что с тобой сделали? Он?.. — Гермиона подняла глаза и увидела, как Драко внимательно наблюдает за ней. — Он толком ничего не понял тогда. И был взбешён, так что мне досталось не больше, чем остальным, — Драко едва заметно дёрнул плечом, и она проглотила слюну, подавляя в себе желание его обнять. Ему это не понравится. — Грейнджер, какие лекарства ты пьёшь? — он быстро перевёл тему, явно не желая говорить об этом, и в его взгляд вернулся подозрительный прищур. Она прижала руку обратно к своему телу, отступая назад и смотря на свои босоножки. — Ничего особенного, просто... — Гермиона заправила кудрявый локон за ухо, вновь смотря на него в попытке выглядеть уверенно. — Просто я не очень хорошо сплю. Это было настолько дикое преуменьшение, как если бы кто-то назвал педофила просто чудаковатым, но она и так чувствовала себя слишком слабой. И ей не хотелось выглядеть так же. Но, кажется, с Драко это не сработало, судя по тому, как поджались его губы. — Волдеморт, он... — она переняла его пример и поменяла тему, но на ту, которая была ей не менее неприятна. Просто девушке требовалась информация. Видимость контроля. Хоть что-то, на что она могла бы опереться. — Живёт в моём доме, — ответил Драко на вопрос, который Гермиона не решилась задать. Она закрыла глаза. Мерлин. Гермиона подозревала о чём-то подобном, но не могла всерьёз представить, что с ней случилось бы, если бы кто-то вроде этого существа жил бы с ней под одной крышей, плевать, насколько огромен особняк. — Ничего не происходит, — сказала она сиплым голосом и прочистила горло. — В газетах ни слова, маггловские новости... — Ему ни к чему, чтобы Министерство узнало об этом сейчас. Гораздо эффективнее держать людей в неведении. Неподготовленную добычу взять проще, к тому же с минимальными потерями, — она вздрогнула от такого сравнения из уст Малфоя, будто парень говорил о ком-то неодушевленном. — Тогда он был сосредоточен на своем возвращении, а уже потом на Поттере, поэтому допустил столько ошибок. В следующий раз так не будет. А следующий раз предстоит, можно не сомневаться. Драко был тем, кто никогда не подслащивал пилюлю. Он говорил ей в лицо, как на самом деле обстояли дела. Волдеморт выжидает. Он к чему-то готовится. Она была права. — Ты часто видишь его? — Мерлин, Гермиона не знала, зачем продолжала задавать вопросы, которые потом только сделают ей хуже. Возможно, она просто хотела осознать действительную кошмарность ситуации, по поводу которой легко было обманываться, живя в маггловском мире и наблюдая затишье в газетах. — Чего он хочет? — Я больше ничего не знаю. Он никому не доверяет, — ответил Драко, прислоняясь лопатками к стене и выглядя... действительно измотанным. Будто всё это время ему приходилось держаться так, будто у него спица между позвонками, и вот наконец-то её вытащили. — Но он заинтересован во мне, так что... Это выбило из неё весь дух. Один Мерлин знал, что могла значить заинтересованность Волдеморта. Гермиона начала пристально смотреть в его лицо, будто стараясь выудить из него хотя бы одну эмоцию, которая что-то сказала бы ей, на что-то намекнула. — Ты не должен был так поступать тогда, — вдруг произнесла она шёпотом. — Да? Потому что ты не сильно жалуешься на то, что не мертва, — съязвил Драко. — Я так долго не знала, что с тобой, я думала, что ты... Что они тебя... — Гермиона приказывала себе не плакать. Это уж совсем жалко — разрыдаться, когда видишь его впервые за месяц и, скорее всего, последний раз за лето, так что она посмотрела вверх, пытаясь загнать слёзы обратно. Он тяжело вздохнул, будто знал, что до этого дойдёт. — Со мной всё нормально, Грейнджер, — сказал Драко, приблизившись, и ей захотелось рассмеяться. Годрик, кто может говорить, что всё нормально, когда соседствует с Волдемортом, кроме Драко? Нет больше таких людей. Она посмотрела на него, чувствуя знакомый запах. Он недавно курил, Гермиона могла это точно сказать. Ей захотелось стащить с него светлую футболку и зачаровать ту, чтобы она никогда не теряла свой запах, и забрать себе. Возможно, это бы отогнало её кошмары. Гермиона чувствовала тепло, исходящее от его кожи, и понимала, насколько ей хотелось притронуться. Она инстинктивно чувствовала, что он вот-вот исчезнет, поэтому девушка незаметно стиснула руку в кулак, оставив на ладони глубокий след от ногтей. Потому что, проснувшись завтра, ей нужно было найти какие-то подтверждения того, что Драко — живой и здоровый — не причудился ей в бреду. Гермиона растёрла повреждённый участок. Он медленно поднял руку и прислонил ладонь к её щеке. Ей захотелось всхлипнуть, когда она почувствовала тепло его кожи и аромат одеколона, который был более концентрирован у запястья и не перебивался вишнёво-ванильными сигаретами и запахом его любимой жвачки. Почему всегда, когда они стояли так близко, Гермиона была уверена, что этот раз — точно последний? Почему после этого у неё оставался в горле ком? — Ты должна спать, — проговорил он, выводя круги под её ухом, немного опустив ладонь. — Я не... Полицейская сирена завизжала где-то близко, возможно, за домом, на проезжей части, и Гермиона вздрогнула. Такие реакции стали привычным делом, и Драко вздохнул ещё тяжелее. Говорить то, что она планировала, было бессмысленным. — Тебе ничего не угрожает, — сказал Драко, повторяя траекторию касаний у неё на лице: челюсть, щека и лишь затем кончик брови. Его голос был монотонным, и Гермионе хотелось остаться здесь навечно — с закрытыми глазами, чувствуя его отпечатки у себя на коже. — Неужели ты думаешь, что я бы смог оставить тебя там? Ты бы никогда не пострадала. Драко точно знал событие, которое вызвало её тревожность, но не причины. Ей никогда не было страшно за себя. Гермиона не могла спать не потому, что видела свою кончину в кошмарах. Именно поэтому она подняла руку и крепче ухватилась за тыльную сторону его ладони. Сейчас ей было так спокойно, словно какая-то часть её сердца вернулась. Та часть, которую Гермиона оставила там, на кладбище, в плену истерики и запекшейся крови. Луна как-то сказала, что на самом деле мы все бездомные и находим дом, только встречая других людей. Кажется, Гермиона нашла свой. Ей пришлось открыть глаза, когда он убрал руку и выудил что-то из кармана. Это был пузырёк миллилитров сорок, не больше. Он закрывался крышкой с пипеткой, которая не давала бледно-лавандовой жидкости вылиться. Гермиона свела брови на переносице. — Этой вещи тебе нужно три капли. Размешивай в воде и выпивай каждое утро на голодный желудок, — Драко вложил ей пузырёк в руку. — День на третий уже сможешь нормально спать. — Что это? — Гермиона повертела стекло в руках, видя, что жидкость по консистенции не гуще воды. — Это сварила Тинки, и лучше зелья ты вряд ли найдёшь, — девушка упёрла в него взгляд, и Малфой клацнул челюстью, явно предчувствуя сопротивление. — Тебе нужно прийти в себя, Грейнджер. Никто не хочет, чтобы твоя нервная система стёрлась в труху до начала года, — резко добавил он, заранее раздражаясь. — Тебя же не было в школе. Откуда ты... — понимание пришло внезапно. — Ты говорил с Забини. — Да, — коротко ответил Драко. Значит, он ему сказал. Малфой поднял на неё взгляд, и Гермиона поняла, что итальянец действительно передал послание. Здесь нечего было говорить, она лишь сжала флакон в руке. Можно было представить, что сказал ему Забини по поводу её состояния, вряд ли мулат сильно приукрашивал бы. Поэтому Драко здесь. Возможно, чувствует вину. Ей хотелось сказать, чтобы он перестал, но она слишком хорошо знала Малфоя и предполагала, что это только ещё больше его разозлит. — Мне пора, — сказал парень, отступая. Гермиона почувствовала, как в её животе образовалась пропасть, ровно пропорциональная длине шага, который он сделал. — Драко, — она произнесла его имя вслух впервые за этот месяц и уже забыла, как оно чувствуется на языке, — пожалуйста, будь осторожнее, — она слышала в своём голосе мольбу, но ей было плевать. Пузырек между её пальцев стал влажным, когда тень промелькнула на его лице. Наверняка Драко вспомнил тот день, в который она говорила ему это в последний раз, и он кивнул, разворачиваясь. Шаг, второй... Драко затормозил, и Гермиона могла поклясться, что у неё остановилось сердце. — Чёрт возьми, — услышала она еле слышный голос Малфоя, когда он повернулся и за секунду преодолел расстояние между ними, припечатывая её к стене. Глухой удар головой о камень напомнил ей о том, когда это произошло впервые. В комнатушке выручай-комнаты, где поцелуй на вкус был как злость, как ненависть, как что-то запретное, которое толкнуло её в бездну, хохоча, словно безумие. Зная, что она утонет. Гермиона простонала, тут же зарываясь пальцами в его волосы, наводя там ещё больший беспорядок. Драко держал её за горло, не давая отодвинуться и опустил вторую руку, приподнимая юбку и сжимая в ладони кожу. Его касания были привычно грубыми, хлесткими, такими, будто он пытался впечатать себя в её кожный покров. Гермиона обнимала его за шею, прижимая к себе ближе. Поцелуи становились всё глубже и развязней, и она подумала, что только Малфой мог заставить её забыть о том, что они стояли в двух шагах от людного Лондона. Он сжал бедро девушки, толкаясь к ней, и она резко вдохнула, оторвавшись, чтобы перевести дух. Малфой опустил голову и облизал её шею, засасывая кожу. Иголочки рассыпались по плечам Грейнджер, вызывая незамедлительную реакцию. Она прогнулась, давая ему прижать её к себе ближе, но потом здравомыслие немного пошатнуло захлестнувшую эйфорию. Как наркоман, который добрался до лучшего сорта кокаина, остановиться было буквально невозможно. — Драко, нет, — выдохнула Гермиона, почувствовав зубы на шее. — Мама... — она пыталась связно выразить свою мысль. Он явно понял то, что девушка хотела сказать, и выдал недовольный звук, отодвинувшись от её шеи. Драко сжал пальцами щёки девушки, возвращая ей резкие поцелуи, будто компенсируя недостаток. Гермиона втянула в рот его нижнюю губу, побуждая парня не останавливаться. Её начало лихорадить. Так, словно ей многие дни было холодно, так сильно, что она уже верила, что эта Антарктика будет вечной. И тут её укутали в плед из чистой вулканической лавы. Гермиона положила ладони на его живот, подняв футболку, чувствуя, как Малфой возбуждён. Она скользнула руками вниз в желании коснуться, но он резко схватил её за кисть, останавливая движение на уровне ремня. — Блять, Грейнджер, — его голос был таким, будто он простыл, а затем решил съесть несколько килограммов мороженого. Он прислонился лбом к её, глубоко дыша и поглаживая кожу девушки под топом в районе поясницы. — Мне нужно идти. У меня мало времени. — Я не хочу, чтоб ты уходил, — прохныкала Гермиона, как капризный ребенок. Ей хотелось, чтобы Малфой остался. Чтобы он уснул с ней. Тогда ей бы не понадобилось никакое зелье. Гермионе просто было нужно, чтобы он не уходил. Она двинула рукой, пытаясь опустить её ниже, и почувствовала, как Драко инстинктивно двинул бёдрами навстречу касанию. Затем захват на кисти девушки стал крепче, и он поднял глаза, прищурившись. — Это подло, — сказал Драко. Гермиона улыбнулась. Впервые за всё это время. Малфой оставил на её губах ещё один быстрый поцелуй, выдохнул и отступил. Со стороны казалось, будто он совершает над собой насилие. — Пей сыворотку. Ты должна спать, — секунда, и его слова уже звучат как приказы. За это Гермиона была ему благодарна, потому что в ней проснулось знакомое желание задушить его за командование. — Пожалуйста, Драко, — она выделила первое слово, напоминая о своей просьбе. Пожалуйста, будь осторожен. Останься живым. Иначе я не представляю, как жить потом дальше. Он уловил её взгляд и направился в сторону, но затем обернулся, будто что-то обдумывая. — Грейнджер, чем закончилась та сказка? — спросил Драко. — Где Герда бежала за Каем? Она на мгновение зависла, вспоминая, о чём идет речь, а затем выдохнула, едва заметно улыбнувшись. — И жили они долго и счастливо, я полагаю. — Ну, конечно, — язвительно произнёс Драко, криво ухмыляясь. Лёгкий хлопок, и он растворился в воздухе. Гермиона закрыла глаза, прислоняясь щекой к стене и думая о том, что этот жест уже можно считать традицией. Кожу покалывало, и она почти физически могла ощущать, как те самые бабочки размахивают крыльями, разлетаясь по каждой из её вен, доходя до обоих сердечных клапанов. Гермиона прекрасно понимала, что впереди их ждёт ад, усеянный жизнями, и им только не хватало сделать это всё ещё тяжелее. Они находились в начале пути, а уже было больно, словно идёшь по горячим углям, постоянно нарываясь на новые и новые способы вырвать себе душу. Война неминуема, и она будет жестокой. Драко умел быть жестоким, непостоянным, он умел делать ей больнее всех. И, наверное, верным решением было бы понять, что ей не нужно этой душевной резни. Но Гермиона слишком хорошо знала, что Драко являлся одним из тех, кого любить — всё равно, что гореть заживо. И всё равно любить.