***
Гермиона нахмурилась, закрывая ладонью лицо, думая, что солнце светило на постель, не давая ей наслаждаться беззаботным сном. Но спустя пару секунд поняла, что это был всего лишь ночник на кровати напротив. Видно, она настолько устала, что даже такой слабый свет мог причинять неудобства. Открыв глаза, Гермиона поняла, что за окном стояло раннее утро. Возможно, часов восемь, она не была уверена. События прошлой ночи упали ей на плечи, практически раздавив. Опять. Повернув голову, она увидела пустую постель Гарри и тёмные собачьи следы на кафеле. Гермиона подскочила так резко, что следующим звуком, который она услышала, был визг ножек капельницы о пол, что едва не упала прямо на неё, если бы не... Дамблдор. Он, сидя на кресле рядом, остановил прибор, магией поставив его на место, и девушка проследила за проводками, по которым бежала фиолетовая жидкость, попадая ей прямо в кровь. Трубочки были вогнаны в её руки, но не это волновало Гермиону. — Где?.. — Гарри сейчас проходит обследование у мадам Помфри, с ним Сириус, — ответил директор, предвидя вопрос. — Твой друг проснулся раньше, и у меня уже была возможность поговорить с ним. Все остальные были отправлены на завтрак в добровольно принудительном порядке, — улыбнулся мужчина. Гермиона представила, под какими аргументами нужно было заставить всю семью Уизли отойти от их кроватей. Она выдохнула, вновь ложась на подушку и видя, что её конечности до сих пор подрагивают. Мерлин. Что, если она действительно сошла с ума? — Гермиона, ты продемонстрировала невероятную отвагу этой ночью. И как я уже сказал, Гарри дал мне представление о том, что произошло, — директор говорил вполголоса, но за счёт того, что лазарет оказался абсолютно пуст, повышать голос не было никакой надобности. Что-то подсказывало гриффиндорке, что вряд ли какого-то студента сюда пустят просто так. — В последнюю очередь мне бы хотелось заставлять тебя пережить всё снова, но я хочу знать твою версию событий. — Я понимаю, — прохрипела Гермиона. — Скажи, как ты попала в лабиринт? — Я шла за... — девушка нахмурилась, понимая, что прошлая ночь в её голове находилась в таком тумане, что, казалось, она пытается добраться до своих младенческих воспоминаний. — За поп-корном, да, для Рона, — вспомнила Гермиона. — И увидела искры, которые рассыпались над лабиринтом. Я не планировала никуда заходить, просто хотела обойти трибуны с другой стороны, чтобы не мешать фотографу. И заметила, что один из выходов, который должны были патрулировать дежурные, пуст. Я боялась, что кто-то не увидел искр, и позвала профессора, чтобы убедиться, что тот, кто нуждался в помощи, получит её, — девушка перевела дыхание, смотря на своё покрывало. — Но плющ буквально засосал меня внутрь, закрылся прямо за моей спиной. — Я понимаю, — кивнул директор, никоим образом не выказывая своё недовольство поведением гриффиндорки. — И я хотела позвать на помощь, но то, что увидела внутри, меня шокировало, — тошнота вновь подкатила к горлу Гермионы при воспоминании, и Дамблдор подал ей кружку с водой, которую она, слава Годрику, смогла выпить уже без чужой помощи. — Я знаю про Сфинкса, можешь опустить эту часть, — сказал директор, и Гермиона догадалась, что старик проверил, кому принадлежала кровь на её одежде. — Слой тёмной магии, который витал там в воздухе, был... безумен, — покачала она головой, до сих пор не веря. — Весь плющ оказался выжжен, будто кто-то пытался пробраться к центру как можно скорее, точно зная, где он находится. Я просто полезла по этому пути, думая, что, возможно, найду чемпиона, который просил о помощи искрами. Я не хотела отвлекать остальных дежурных, но не встретила ни души за весь путь. — Конечно, — вздохнул мужчина, явно зная причину. — И затем я услышала звуки, драку, — Дамблдор кивнул, и Гермиона поняла, что Гарри рассказал об этом. — Я пыталась их растянуть и даже не заметила, когда нас перенесло на какое-то кладбище. Повисла напряжённая тишина, потому что Гермиона даже не знала, откуда начать. — Что там делал Драко Малфой? — видимо, директор решил, что будет проще вести беседу, задавая вопросы, потому что до сих пор она не выудила из горла ни единого звука. — Я... не знаю, — боль пронеслась по её жилам так натурально, что Гермиона вновь подняла взгляд на капельницу и то, что плескалось в прозрачных пакетах. Было такое чувство, что ей заливают в жилы чистую концентрированную моральную агонию. — Драко пытался нам помочь. Он сказал слуге Волдеморта что-то, чтоб тот меня не убил, — девушка чувствовала боль в висках, пытаясь добраться до этих воспоминаний. Её тело помнило его жёсткий захват, когда Малфой вцепился ей в волосы, а затем чьё-то грубое волшебство отбросило Гермиону в какую-то хижину, замуровав прозрачной стеной. Из-за которой она наблюдала за происходящим. Девушка вновь вздрогнула. — Он хотел, чтоб я что-то сделала, пошла куда-то, чтоб помочь, но я не хотела, я не... — её нижняя губа затряслась, и в следующий миг она ощутила тёплую морщинистую руку на тыльной стороне ладони. — Гермиона, прошу тебя, дыши. — И потом он налож... — она дёрнула головой, прикусывая язык. — Он уговорил меня пойти. — Я понимаю, — Дамблдор ещё раз кивнул, но что-то в голосе сидящего напротив говорило ей, что он знал, как дело было на самом деле, несмотря на ложь студентки. — Всё смазалось в одно сплошное пятно, — Гермиона пыталась вспомнить, как её сознание хотело вырваться, но магическая сила Драко держала его в таком колпаке, что Грейнджер можно было сравнить с трёхлетним ребёнком, который силился поднять грузовой кран. Невозможно. — Я схватила Гарри за руку, и через секунду нас перенесло обратно в Хогвартс, — она подняла голову, смотря в усталые голубые глаза директора. — Он возродился. Волдеморт. Я видела... видела... Гермиона схватила ртом воздух и оглянулась в поисках палочки. Догадавшись, Дамблдор невербально наполнил чашку водой. Грейнджер благодарно кивнула, осушив её до дна. — Я тебе верю, — успокаивающе произнёс он. — Драко, — наконец Гермиона решилась произнести его имя, потому что была уверена, что концентрация жидкости с болью после этого повысится, как минимум, вдвойне. Но она и так едва терпела. — Они могут его убить, они... — Тихо, Гермиона, я прошу тебя, мадам Помфри строго-настрого запретила тебе волноваться, если ты хочешь не потерять ни единой способности своей светлой головы, — прервал её мужчина. — А она, уверяю тебя, в свете последних событий, нам очень понадобится. Поэтому, пожалуйста, медленный вдох, медленный выдох. Гермиона последовала указанию, понимая, что это не шутки. Тело до сих пор было в таком состоянии, что создавалось впечатление, будто она никогда не оправится. И ей не хотелось думать, что происходило в её подсознании. Это касалось не только прошлой ночи. Весь этот год был самым тяжелым, что ей когда-либо доводилось пережить. Это копилось каждый час и вылилось в трещину в психике девушки. И всё, на что гриффиндорка смела надеяться, — что её можно подлатать. — Вы должны что-то сделать, он не хотел... я уверена, он не... — К сожалению, на сегодняшний момент у меня нет сведений по поводу нахождения мистера Малфоя, но я это выясню, Гермиона. Непременно выясню. В голосе Дамблдора впервые за все годы, что она его знала, слышалась старость. Это казалось ироничным, потому что сам он выглядел так, будто ему самому было триста лет отроду. Но почему-то именно сейчас Гермиона осознала, насколько он мог устать от жизни, от происходящего. И ужаснее всего то, что она его понимала. А ей было всего несчастных семнадцать. — Но вы же... — Гермиона запнулась, требуя каких-то несуществующих гарантий, которых от неё требовал её ослабленный рассудок, чтобы не рассыпаться, засорив половину больницы трухой. Вдруг двери в лазарет открылись так резко, что не оставалось сомнений, что пришедший человек не был в хорошем расположении духа. Корнелиус Фадж залетел в больничное крыло, размахивая своим котелком так, будто пытался из воздуха поймать в него предложения, которые всё никак не могли найти себя в его рту. — Дамблдор, нет, это... — он захохотал, хлопая себя ладонями по ногам. — Вы заставили меня прослушать бред сивой кобылы от мальчишки, который весь год мучился болями в голове? Кошмарами? Галлюцинациями? Кто знает? Директор поднялся, сцепив руки в замок, пока Гермиона пыталась понять, о чём шла речь. — Мистер Фадж, учитывая то, насколько грубую ошибку вы допустили, позволив дементору наброситься на единственного свидетеля, который рассказывал обо всём под Сывороткой правды... — Прошу заметить, — прервал директора Корнелиус, — что министр здесь я, поэтому мне решать, что является ошибкой, а что нет! И всем известно, как действует Сыворотка правды! Крауч-младший мог действительно верить в свои слова, но он же сумасшедший, как можно полагаться на этот абсурд? — краснел Фадж от злости; можно было предположить, что этот разговор уже имел место быть. — У меня есть два здравомыслящих ученика, которые могут со всей серьёзностью сделать аналогичное заявление, — спокойно ответил Дамблдор и выглядел почему-то гораздо устрашающе, чем активно жестикулирующий и пенящийся от злости министр. — Кто? — прыснул он. — Поттер? Прошу тебя, этот мальчик весь год пытается привлечь к себе внимание, но разговоры о том, что Сам-Знаешь-Кто вернулся, переходит все... — Он вернулся! — не выдержала Гермиона, и не готовые к такому громкому заявлению связки сорвались. — Я видела это, как и Гарри! У меня нет шрама и нет головных болей! Она отбросила одеяло, пытаясь словами физически ударить обезумевшего Фаджа, который укрывался от реальности, просто отрицая её. Как ребенок, закрывший лицо ладонями и свято веривший, что таким образом его больше никто не увидит. — Вы... вы... — Фадж поднял руку и водил указательным пальцем от Гермионы к директору. — Я не знаю, какую игру ты ведёшь, но использовать в этом студентов... немыслимо. Я всегда уважал тебя, Альбус, мало какой министр закрывал бы глаза на то, на что закрывал их я, но эта ситуация просто ввергает меня в шок. — Да неужели вы слепы?! Где тогда ещё один чемпион? Драко Малфой, вы не заметили его исчезновения? — вскочила на ноги гриффиндорка. — Мисс Грейнджер, — предупредительно произнёс Дамблдор, протягивая к ней руку, будто боялся, что она упадёт. — Да? Отлично! То есть, он был в рядах так называемых Пожирателей смерти? — Фадж кривлялся, будто они говорили о какой-то абсурдной шутке. — Нет! Там был его отец — Люциус Мал... — Снова здорово! — перебил её министр, цокая языком на грани раздражения и ярости. — Поттер где-то начитался старых вырезок газет, принявшись обвинять старинный род, эта девушка... Пытаетесь убедить меня, что Сами-Знаете-Кто нуждался в том, чтобы держать школьников насильно? — он засмеялся, качая головой. — Очевидно, мистер Малфой решил применить запрещённые способы в Турнире, и что-то пошло не так! Я этого не поощряю и тебе, Альбус, рекомендовал бы наказать парня, когда он вернётся. Его мы, конечно же, дисквалифицируем. Я не стану награждать ученика, нарушившего правила, даже половиной выигранной суммы. Пятьсот галлеонов это же... — Да какие пятьсот галлеонов, мы говорим о Малфоях, вы себя слышите? — почти прошептала Гермиона. Она с неверием наблюдала, как Фадж делает всё, чтобы не видеть очевидного. От этого зрелища даже становилось жутко. Как вести беседу с душевнобольным. — Я уже отправил письмо в Малфой-мэнор, уверен, его родители дадут нам ответ, — проигнорировал её реплику Фадж. — Они очень заинтересуются тем фактом, что кто-то клевещет на их сына, будьте уверены, дамочка, это вам просто так с рук не сойдёт. — Если вы решительно намерены закрыть на всё глаза, Фадж, — продолжал Дамблдор, — то сейчас наши пути разойдутся. Действуйте так, как сочтёте нужным. А я... я тоже буду действовать так, как сочту нужным. Гермиона поджала губы, чувствуя, как руки начинают подрагивать, и сжала их в кулаки, зная, что Фадж и это может использовать, как доказательный элемент её невменяемости. — Я не знаю, чего добиваетесь вы и ваши сотрудники, Дамблдор, но я услышал достаточно. Добавить мне нечего. Завтра я свяжусь с вами, чтобы обсудить вопросы руководства школой. Я должен вернуться в Министерство. Он напялил котелок на голову и решительным шагом вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Гриффиндорка выдохнула, закрывая глаза. Очевидно, министр говорил с Гарри, Дамблдором и, судя по слову «сотрудники», ещё с несколькими учителями, которые верили словам Поттера. У неё изначально не было ни единого шанса убедить Фаджа. И этот факт всё равно крушил её, как удар ледяной глыбы прямо в гортань. — Гермиона, присядь, тебе правда нужно отвести гораздо больше времени на поправку, — колени Грейнджер подогнулись практически против воли, и девушка села на кровать. — Прими ещё зелья, выспись как следует. Сейчас сон — это лучшее, что ты можешь для себя сделать. Гарри прибудет с минуты на минуту и тоже ещё на день останется в лазарете. Она лишь кивнула. У неё не было сил для разговора. У неё не было сил даже на то, чтобы выдавить из себя звук. Колбочка с зельем сна без сновидений стояла наполовину пустой, и, возможно, это считалось верхом нетактичности, но Гермиона просто проглотила всё ещё до того, как директор удалился. Но в тот момент девушку волновала только боль, которую она умоляла стать физической, потому что от физической хотя бы существовали лекарства.***
Если бы Гермиону спросили, как можно было охарактеризовать следующие семь дней в её жизни, она бы сказала, что «пустота» подходит идеально. Вакуум. Когда она и Гарри вышли из лазарета, никто у них ничего не спрашивал, не наседал с вопросами или разговорами, но, заходя в гостиную Гриффиндора, Гермиона очень часто замечала, что люди резко замолкали и начинали говорить на отвлечённые темы. Возможно, раньше её бы это раздражало. Сейчас ей было плевать. Гарри сказал, что, скорее всего, Дамблдор велел студентам не трогать их лишний раз, и она мысленно благодарила его за это. Они рассказали Рону о произошедшем, сидя в пустом классе и наблюдая, как парень из предложения в предложение бледнел сильнее и сильнее. В конечном итоге, кажется, даже его яркие веснушки стёрлись с лица. Гермиона как никогда оказалась рада тому, что они были втроём. Друзья могли просто сидеть и целыми днями играть в шахматы, практически не разговаривая. Ей хватало держать одного из них за руку или положить голову на плечо, чтобы чувствовать себя хотя бы сколько-нибудь спокойной. У неё на прикроватной тумбочке стояла целая гвардия ежедневных зелий, которые Гермиона принимала и которые вызывали косые взгляды девочек, но опять же, вакуум. Ничто. Она не думала об этом. Гермиона хотела бы иметь возможность не думать вообще ни о чём. Несколько раз за ночь она просыпалась, вздрагивая, но сон никогда не оставлял свой отпечаток из-за зелья. Гарри тоже принимал такое. Порой, когда кошмары слишком сильно влияют на сознание, даже зелья без сновидений могут не справляться, а дозировку Помфри отказывалась повышать из-за побочных эффектов смешения с другими отварами, которые гриффиндорка принимала. Она не помнила, что ей снилось, но знала, что у этих снов вишнёво-черничный запах. Этот и запёкшейся крови, которую девушка чувствовала на языке, когда он держал её в руках в последний раз. А вообще, дозировки не хватало не только в зелье сна. Однажды Гермиона выплакала из себя абсолютно всё в один вечер на плече у Джинни. Она ничего не спрашивала. Ни о чём не говорила. Просто гладила Грейнджер по волосам. Потом Гермиона побежала в ванную, и её вырвало всеми снадобьями, которые она успела принять перед сном. И ей не становилось легче. Все эти лекарства будто накрывали её эмоции одеялом, тормозили реакции, но не убирали источник боли. Она не видела Дамблдора с того дня. Гермиона понятия не имела, где Драко. Девушка даже не знала, жив ли он, хотя часть неё почему-то думала, что если бы с ним что-то случилось, она бы знала. Почувствовала как-то. Это было нелогично и глупо, но Гермиона держалась за это убеждение. Ей пришлось перестать приходить в их класс и сидеть на подоконнике, подвинув колени к подбородку и трясясь от ужаса. В один вечер мальчики чуть с ума не сошли, не сумев найти её, и подняли на уши Макгонагалл. Профессор нашла Грейнджер будучи бледной, как лист. У всех сдавали нервы. Они втроём пытались приходить на приемы пищи как можно позже, чтобы словить меньше заинтересованных взглядов. Если в гриффиндорской гостиной это ещё можно было терпеть, то такие же взоры, умноженные на десятки, ощущались как колючая проволока прямо по коже. Гермиона неизменно смотрела влево при входе в Большой зал. Привычка. Та привычка, которую невозможно было отбить даже знанием, что она не найдёт там того, кто ей нужен. Каждое утро Грейнджер просыпалась, и маленький росточек надежды теплился в ней до входа в Большой зал, чтобы разбиться о пустующее место Драко. Слизеринцы вели себя тише, чем обычно, и это... напрягало. Как напрягает всё ненормальное. Непривычное. Иррациональное. Как девушки, которые накладывают на себя слишком много чар гламура, чтобы уменьшить талию или изменить лицо. Ты смотришь на их тело, и оно будто бы должно быть привлекательным, но твой мозг фиксирует то, что это всё слишком нереалистично и оттого отталкивает. Гермиону отталкивал тихий стол Слизерина. Она больше не говорила с мальчиками о произошедшем. Все пытались держаться и вести себя, как прежде, но в один из вечеров, когда Гарри с Роном узнали, что результаты экзаменов Гермионы всё ещё лежат запечатанные на тумбе, их взгляды действительно стали нервными. Ей хотелось засмеяться. После всего, что произошло, их ввело в пассивную панику то, что она не открыла свой конверт с оценками. Но именно это дало девушке понять, что пришло время, и больше нельзя тянуть. В субботу, когда все студенты, лишённые нагоняя над головой в виде тестов и самостоятельных, по обыкновению выбрались на улицу, мальчики остались сидеть в башне, играя в карты. Гермиона спустилась вниз и тихо придвинула к ним кресло, при этом зацепив деревянной ножкой ворсистый ковёр. — Мальчики, — обратилась она к ним, присаживаясь рядом. Всем своим видом транслируя неуверенность и решимость одновременно. Наверное, так могла только Гермиона. — Мне нужно с вами поговорить. По поводу того, что произошло. Они тут же подобрались, перестав обращать внимание на игру. — Гермиона, если тебе стало хуже, мы можем попросить... — начал Рон едва не подпрыгнув, когда заговорил об этом. Видимо, это давно уже сидело в его голове, и теперь он боялся пропустить идеальную возможность об этом сказать. — Нет-нет, я... — ей хотелось сказать по привычке «в порядке», но эта фраза прозвучала бы как издевательство. Никто не был в порядке. И это нормально. После новости о том, что Волдеморт вернулся, все имели право на то, чтобы быть не в порядке, а в особенности те, кто наблюдал за этим воочию. Гермиона повторяла себе это каждый раз, когда чувствовала вину за то, что могла часами сидеть в ванне старост, прячась. Никто не в порядке, и ты не должна. — Я держусь. Мне хотелось бы кое-что вам рассказать, — она замялась, закусив губу. — Это касается Драко Малфоя. Брови парней синхронно подскочили, и девушке захотелось улыбнуться, потрепав их по волосам. Годы дружбы так отложились на них всех, что Гарри и Рон иногда реагировали на что-то абсолютно идентичной мимикой или словами. Ей стало интересно, могут ли посторонние усмотреть в ней те же похожие черты? — Он что-то тебе сказал? Он?.. — Нет, послушайте, — оборвала Гермиона Рона, который от переживаний за неё не давал ей сказать и слова, надеясь предугадать любое её заявление и убедить в том, что они с этим справятся. Едва ли у него получилось бы предугадать это. — Помнишь, в первый день, когда мы вышли из лазарета, ты говорил, что сам факт того, что Малфой нам помог, был совершенно нелогичным? — Да, — кивнул Поттер, нахмурившись. Видно, не только у неё последние дни смазались в один, и стало тяжело различать события. — Так вот... Мне кажется, я знаю, почему так произошло, — её руки вцепились в деревянные подлокотники, но мальчики этого не видели, только смотрели ей в глаза, ожидая продолжения. — Я думаю, что он сделал это из-за меня, — выпалила Гермиона. — Потому что он не хотел, чтобы со мной что-то случилось. Одна эта мысль посылала по её телу солнечные лучи и иголки одновременно. Если бы не я, Драко бы не рисковал. Ей пришлось зажмуриться, чтобы отогнать от себя эти мысли. — Ну, Гермиона... — прочистил горло Гарри, складывая руки. — Малфой, конечно, тот ещё тип, но вряд ли он всерьёз хотел бы наблюдать чью-то смерть. — Шутишь? — фыркнул Рон. — Этот урод работает на Волдеморта, могу поспорить, что он станет отпираться, когда у него спросят. Будет выгораживать своих мамочку с папочкой. — Но он помог нам, — Гермиона выразительно посмотрела на друга. — Да, но ты не знаешь, зачем он это сделал, — отмахнулся Рон. — Может, это очередной план, я уже даже не удивл... — Нет, — оборвала она Уизли, чувствуя, что внутри поднимается злость. Они не знают его. Не знают. Она повторяла это про себя, чтобы не сорваться на крик. — Я говорю, что знаю, в чём дело, потому что мы... мы общались. Какое-то время. Гермиона подняла на них взгляд, перестав таращиться на деревянную ручку кресла. — Пока вы были в том месте, где тебя оставил Хвост? — попытался уточнить Гарри, и если бы она не знала реального положения вещей, то могла бы поклясться, что они специально делали всё, чтобы признание получилось ещё тяжелее. — Нет, Гарри. Я имела в виду на протяжении года. Они уставились на неё. В глазах не было шока, не было вопроса, кажется, они не имели даже малейшего представления о том, что Гермиона пыталась им сказать. — В каком плане? — сморщился Поттер, немного отклонившись назад, но в его голосе послышалось веселье, будто она вдруг попыталась их разыграть. — Мы готовили вместе зелье, помните то задание от Снейпа? И... Мы сидели вместе весь год, — Грейнджер сглотнула. — Мы общались или что-то вроде этого. Сталкивались несколько раз и.... — она чувствовала, как по её спине бежит пот. — И он не такой плохой человек, на самом деле. Гермиона услышала сдавленный смешок. Затем второй. Рон прикрыл рукой рот, пытаясь держать себя в руках, но ему пришлось это прекратить, поняв, что конспирация не удалась, когда девушка строго на него посмотрела. — Ты общалась с Малфоем? — усмехнулся он. — Мерлин, Гермиона, тебе и правда нехорошо. Возможно, мадам Помфри права, и следовало бы... — Рон, я серьёзно, — её тон был ровным и уверенным. — Драко сделал это не потому, что у него существовал какой-то план, а потому что мы общались. Он не монстр, каким вы его видите. Гарри пока что ничего не говорил, просто пристально смотрел на неё. Гермиона не знала, какие процессы происходили внутри его головы и, честно говоря, пока не хотела узнать. Не была уверена, что справится с этим. Улыбка стёрлась с лица Рона, и через секунду он вскинул руки. — Ладно, ладно, ты общалась со слизняком. Ну, или думала, что общалась, — с сарказмом добавил он. — Но, Гермиона, поверь, из-за пары разговоров за приготовлением зелья, где он сдержал себя от всяких паскудных слов в твою сторону, вы не стали такими друзьями, чтоб он из-за тебя якобы пошёл против Волдеморта. — Я думаю, что это было... нечто большее, — горло сдавило, и ей хотелось применить на себя охлаждающие чары, потому что голос звучал так, будто её гортань обхватывала чья-то рука. — Всё не так просто. Гарри медленно перевёл взгляд на лучшего друга, будто в ожидании. В ожидании того, когда тот догадается. И кажется, это подтолкнуло серое вещество в голове Уизли, который всеми силами пытался отрицать то, что Гермиона пыталась им сказать. — Нет, нет, нет, — хохотнул он, резко поднявшись с кресла, и несколько карт полетели на ковёр, хотя уже никому не было дела до незаконченной партии. — Он не может... Не может тебе... нравиться? — Рон говорил так, будто его сейчас вырвет. — Это невозможно, Гермиона. Девушка специально не смотрела на молчащего Поттера, наблюдая за Роном. Ей казалось, что она просто не вынесет его взгляда, если увидит там обвинение в предательстве. Обвинение в том, в чём она обвиняла себя каждый день этого года. Потому что если так, то Гарри был прав. И хуже всего то, что она не могла отречься от своего предательства. Просто не могла. — Рон, ты должен выслушать... — Что я должен выслушать? Господи, скажи, что ты шутишь! — он ходил туда-сюда перед потухшим камином. — Рон, прошу тебя, Драко бывает другим, он... — но рыжий не дал ей договорить. — Драко? — перекривил её Рон. — Блять, Драко! Я не могу поверить, что ты называешь его по имени, да ещё и таким тоном! Гермиона чувствовала, как паника поднимается внутри, провоцируя приступ страха. Нет. Нужно дышать. Успокоиться. Рон всего лишь её вспыльчивый лучший друг. Всё ещё её лучший друг. Рука Гермионы дёрнулась, и она остро почувствовала необходимость в успокаивающем зелье, которое ей прописала целительница и с которого девушка пыталась слезть уже несколько дней. Но, кажется, не вовремя. — Почему ты нам ничего не сказала? Когда он только начал протягивать к тебе свои клешни? — повысил голос Рон. — Возможно, он делал это специально, это мог быть план, ты нам ни слова не сказала! — Потому что не о чем рассказывать, Рон! — крикнула Гермиона в ответ, находя выход своей паники хотя бы в крике. — Не было никаких тайных отношений, если ты об этом думаешь! Мы сталкивались несколько раз, и каждый раз я думала, что это больше не повторится! — Да он задурил тебе мозги, Гермиона! Задурил, а потом побежал к Волдеморту! Он, мать его, знал обо всём этом! — парень агрессивно жестикулировал, резко чертя пальцами круг. — Могу дать голову на отсечение, что это был очередной план, может, он вообще не собирался вас спасать, вдруг просто что-то пошло... — Хватит! — крикнула Гермиона, вскакивая с кресла. — Он взломал защитные заклинания в той чёртовой хижине, он наложил на меня Империус, чтобы... — лицо Рона вытянулось, и только спустя секунду она поняла, что ляпнула. — Он... что сделал? — ей казалось, что он сейчас взревёт. — Он использовал на тебе Непростительное?! — У него не было выбора! Потому что иначе я бы не пошла, я бы не... — её руки затряслись опять, когда грудь сдавили рыдания, выплёскиваясь в слёзы, бегущие по лицу. — Я бы не оставила его там... Я бы... — Гермиона, сядь, — спохватился Гарри, кажется, выйдя из ступора, и поддержал её под руку. — Рон, успокойся. Ты знаешь, что ей нельзя переживать, какого чёрта? Гарри помог подруге сесть в кресло, и девушка притянула ноги к груди, замечая виноватое выражение лица Уизли. Ей хотелось стереть его, несмотря на всё, потому что Гермиона знала, что единственная виноватая здесь — она. — Я вам не говорила, потому что это никогда не было тем, что должно продолжаться, — всхлипнула девушка, вытирая щеку тыльной стороной ладони. — И это никогда не было тем, что я выбирала. Всё произошло спонтанно и запутанно до такой степени, что я до сих пор не знаю, как это объяснить, но... — она выдохнула и услышала, как дрожит её дыхание от накатывающей боли. — Но я знаю, что он лучше, чем хочет казаться. И вы должны поверить мне. Гарри тяжело вздохнул, медленно проведя руками по лицу. Так, будто на него свалилась ещё одна непосильная ноша. — Я-то думал... — он хмыкнул, покачав головой. — Мы оказались у Кубка почти одновременно, и я решил, что он хочет забрать победу себе, а последнее чего я бы хотел, — это победы Малфоя. Мы начали драться, хотя теперь, мне кажется, он просто пытался остановить меня. — Это лишь подтверждает то, что ему было известно обо всём, — сказал Рон со сдерживаемой злостью в голосе. — Его отец... — протянула Гермиона, поднимая взгляд на мальчиков. — Он делает ужасные вещи. Я думаю, что он его заставляет или... Господи, я не знаю, — ей было сложно что-то говорить, потому что она сама не понимала, что происходит. Драко сказал Гермионе, что знал о многом, но если бы это было так, он бы не помог им. Если бы Малфой правда принял ту сторону. — Я должен был догадаться, — сказал Гарри, ставя локти на стол. — Ещё под водой, на втором испытании, когда он помог мне разрезать твои водоросли... — Что? — нахмурился Рон, обращая внимание на лучшего друга. — Ну, когда я нашёл вас под водой, то начал переживать, что Виктор не явится быстро, и немного растерялся... — смутился Гарри. — И начал искать острый камень, чтобы освободить Гермиону в том случае, если Виктор не придёт. А Малфой разрезал её верёвку заклинанием. Гермиона открыла рот в удивлении. — И тебе это не показалось подозрительным? — спросил Уизли в неверии. — Да я думал, что это очередной раз, когда он пытался продемонстрировать своё превосходство и выпендриться, откуда я мог знать! — взбесился Гарри. Они молчали, пока Гермиона пыталась успокоиться. Она положила ладони на колени и думала о том, что последует за этим разговором. — Он был тем, кто помогал Волдеморту, Гермиона, — произнёс Рон с какой-то жалостью и отчаянием. Картина хлопнула, и Гарри посмотрел в её сторону, тут же выпрямляясь. Гермиона повернула голову и, увидев Джинни, развернулась обратно к Рону. Ей нужно было закончить этот разговор. — Но он тот, кто помог нам выбраться, — ответила она шёпотом, смотря ему прямо в глаза. Рон поджал губы, явно сдерживая себя, чтобы не сказать что-то едкое. Джинни замерла, смотря на них. — Ты им рассказала? — спросила она, медленно откладывая свой бомбер в сторону. — Ты знала?! — Гарри шокировано округлил глаза. Джинни виновато закусила губу, и всё стало понятно без слов. — Ты знала! Сестра ещё называется! — вспыхнул Рон. — Да как так произошло, что мы узнали обо всём последними! — А ты ещё удивляешься? — фыркнула рыжая, сразу позабыв о смущении и становясь похожей на саму себя. — Посмотри на свою реакцию! На месте Гермионы я бы до конца жизни ни о чём вам не говорила! Вы два абсолютных эгоиста! — Джинни, пожалуйста... — попыталась остановить подругу Грейнджер, но вряд ли это возымело бы эффект, когда младшая из Уизли уже была на взводе. — Нет, Гермиона! — остановила она её движением ладони. — Когда вам нужно было дать списать, помочь с Турниром, поддержать в чём-то ещё, то вы оказывались тут как тут, а когда ей понадобилась помощь, вы вон, — Джинни указала на подругу рукой, — довели её до слёз. Знаете что? Вы просто худшие друзья на свете! Все молча уставились на красную от возмущения Джинни. Она махнула волосами, поворачиваясь к подруге, и Грейнджер подумала, что хотела бы так же научиться держать себя, когда на неё кто-то смотрел так ошарашенно, как сейчас их тройка. — Гермиона, тебе нужно выпить зелье. Давай, пойдём, — Джинни взяла её за руку и потянула за собой. — Потом поговорите, я думаю, пока что достаточно. Наверное, в любой другой раз Грейнджер бы начала сопротивляться, но её внутреннее состояние было слишком хлипким, чтобы продолжить этот разговор без успокоительного. Если она хотела хотя бы когда-нибудь прийти в себя, ей нужно получать меньше стресса. Гермиона прекрасно понимала, что этот разговор нельзя было отложить или засунуть в тёмную шкатулку, затолкав её на глубину жизни, потому что это то, что могло навсегда отдалить их друг от друга. Но конкретно сейчас вкус травяного отвара, который утихомиривал нервную систему девушки, позволил ей на секунду поверить, что в следующий раз она будет более сильной, чтобы всё это выдержать. Чтобы опять посмотреть мальчикам в глаза.***
Её вещи уже были уложены в привычный чемодан, и Гермиона проснулась непозволительно рано для такого дня. В день Прощального пира всем давали время хорошенько выспаться в последнюю ночь учебного года в Хогвартсе, но организм девушки уже начал привыкать к действию зелий, о чём предупреждала мадам Помфри. Ей нужно было заглянуть в больничное крыло перед отъездом, ведь всё лето у неё не будет возможности использовать магические средства лечения. Хотя она уже устала чувствовать себя больной. Абсолютно все физические повреждения давно затянулись и вылечились, кроме тех, что были внутри. Парадоксально, но Гермиона ощущала, что с каждым днём ей становится не то чтобы хуже, а более пусто. Как будто восход солнца, который не приносил никаких новостей, выносил по маленькой частице её души, норовя вскоре оставить девушку вообще ни с чем. Гермиона надела приготовленную со вчера одежду, которую специально не упаковала в чемодан и, почистив зубы, решила немного пройтись, не желая будить соседок по комнате. Спустившись вниз, она услышала слабый спор знакомых голосов, которые оторопело запнулись, увидев её в дверях. — Гермио... — Гермиона? Чего ты так рано встала? — дёрнул головой Гарри. — Мы... Мы, да... мы хотели... — лепетал Рон, и Поттер попытался незаметно двинуть его локтем под рёбра, явно, чтобы тот замолчал. Гермиона подняла брови, наблюдая за этой глупой сценой. — Выспалась, — просто ответила она, гадая, к чему этот балаган. — Да, это хорошо, — не унимался Рон, и девушка вспомнила, что он всегда становился более болтливым, когда нервничал. — Раз уж ты не спишь, то мы подумали... Давайте пройдёмся? — предложил Гарри, не скрывая надежды в голосе. Они вышли на улицу, и Гермиона подняла голову к небу, которое все три года, что она помнила, в этот день было ясным, но конкретно сегодня затянулось тучами, словно передавая настроение всей школы. Оставалось только надеяться, что к обеду всё рассеется. — Держи, — Рон накинул ей на плечи кардиган, когда увидел, как она поёжилась от утреннего холода. — Спасибо, — кивнула Гермиона. Она села прямо на траву на холме под деревом. На этом месте они часто сидели перед экзаменами в её тщетных попытках вбить знания в эти две бестолковые головы, пока мальчики лишь делали вид, что слышат, а сами были больше сосредоточены на процессе пускания жабок, чем на годах восстаний гоблинов. — Гермиона, — решительно произнёс Гарри, и она поняла, что, видимо, они с Роном договорились, что толкать речь будет он. Это бы заставило её улыбнуться, если бы не ком в животе от того, что девушка понятия не имела, что друзья хотели ей сказать. — Ты знаешь, Джинни права. Её брови подскочили вверх. Это было... неожиданно. — Мы хотели попросить у тебя прощения. Оба, — Гарри сделал акцент на последнем слове. — Мне даже страшно подумать, сколько всего в этом году на тебя свалилось. Нет, подожди, — заранее оборвал её он, когда Гермиона уже открыла рот, чтобы сказать, что слышать от него подобное совершенно нелепо, — ты ничуть не меньше вкладывалась в подготовку заданий, чем я, а то и больше. И Малфой был прав в том, что без тебя я бы не справился, здесь нечего даже и говорить. Но ты умудрялась ещё и готовиться к экзаменам, помогая Рону. Переживать все эти вещи с Виктором, чем бы они ни закончились, — смазано сказал Гарри, так как никогда не любил вмешиваться в её отношения с Крамом. — И то, что я... что мы были настолько сосредоточены на своей жизни и не замечали происходящего с тобой, просто... непростительно. Ты так много всегда делаешь для нас, что мы привыкли воспринимать это как должное. И так быть не должно. Его голос настолько сочился сожалением, что у Гермионы сжалось сердце. Рон сидел, понуро вырывая из земли несчастные травинки, и кивал в знак согласия каждый раз, когда в речи лучшего друга наступала пауза. — Нет, Гарри, должно, — Гермиона протянула руку к его плечу. — Мы друзья, а друзья всегда помогают друг другу. Просто... в этом году я была сама не своя, и мне не хотелось от вас что-то скрывать. Я клянусь, это... — Ты не должна оправдываться! — вставил свои пять кнатов Рон, и теперь у неё не осталось сомнений, что Гарри провёл с ним воспитательную беседу. — Я просто хочу объяснить, — спокойно произнесла девушка. — Как я уже сказала, мне даже нечего вам рассказать. Не было ничего... серьёзного, — она пожала плечами, смотря на травинку, которую Рон только что обезглавил и выбросил в озеро. — Просто в какой-то момент я поняла, что Малфой на самом деле... ну, ладно, не совсем другой человек, но гораздо лучше, чем вы его видите. — Пойми, наша реакция... Мы... — Поттер закусил внутреннюю поверхность щеки, подбирая правильные слова. — Этот парень провёл тебя через ад. То, что он сказал тебе на втором курсе... Господи, я не знаю, — Гарри покачал головой, положил локти на согнутые колени и посмотрел вдаль. — Из-за него все слизеринцы начали считать, что это крутая идея — называть магглорожденных грязнокровками. Все те шуточки, что он отпускал в твою сторону... Мы и подумать не могли, что ты можешь найти кого-то вроде него хоть сколько-нибудь привлекательным. Гарри поёжился от этой мысли. Это явно не было связано с укоренившейся гетеросексуальностью Поттера, которая отвергала любое упоминание о привлекательности Драко. — И ты должна была нам сказать, — пробормотал Рон. — Мы бы как-то поддержали тебя. Ты бы не переживала это в одиночку. — Я не думаю, что вы бы смогли мне помочь. Вряд ли кто-то смог бы. Это же вроде как то, что обязана пережить каждая девушка? Несчастная любовь к мудаку? — усмехнулась Гермиона, пытаясь развеять сгусток печали над ними. От её внимательных глаз не укрылось, как Рона передёрнуло при словах о любви. — И что же он? — спросил Гарри. — Драко... — Гермиона пожала плечами, — есть Драко. Это был максимально содержательный ответ, который она могла дать. Конечно, скорее всего, со стороны Грейнджер выглядела идиоткой. Между ними что-то происходило целый год, и это всё, что она могла сказать в итоге. Но Драко был человеком, с которым ничего не знаешь наверняка. Это как пытаться поймать руками солнечного зайчика. Наверное, его бы скрутило от ужаса, если бы он услышал такое сравнение с собой. — Я виделся с Дамблдором вчера, — вдруг произнёс Гарри, понимая, что больших объяснений ждать не стоит. Или для них слишком рано. — Он сказал, что Малфой жив, но это всё, что ему известно. Грейнджер прислонила руку к солнечному сплетению. — Гермиона? — тут же спохватился Рон, обеспокоенно смотря на неё. — Я... в норме, — девушка выдохнула, закрыв глаза. Создавалось такое чувство, словно всё её тело застряло в металлических пазах и находилось там настолько долго, что она перестала это чувствовать, будто часть неё отмерла. И вот пазы наконец исчезли, и только сейчас Гермиона поняла, настолько тяжело ей было. Она поблагодарила Мерлина, что сидела, потому что все эти дни девушка даже боялась думать о том, что всё могло закончиться иначе. Она боялась даже предположить о том, что он мог не выбраться. Мальчики просто сели ближе, и Гермиона положила голову на плечо одному из них. Это было тяжело. Она даже не могла предположить, что будет настолько тяжело. Их... смирение? Поддержка? Согласие? Чем бы оно ни было, это оставалось последним твёрдым оплотом у неё под ногами. Грейнджер знала, что если бы они отреагировали иначе, она бы нырнула прямо в тёмную гущу. Гермиона понимала, что у них в голове роится тысяча вопросов, но была благодарна за то, что мальчики не задают их сейчас. Потому что это «поговори, и тебе станет легче» — полный абсурд. Ей казалось, что чем чаще она произносит его имя, тем больше острый ножичек отрезает от неё идеально ровные края, подкармливая её демонов. Спустя несколько часов они сидели на Прощальном пире, который тяжело было назвать праздником. В Большом зале словно висело ожидание чего-то приближающегося. Тёмного. Флаги на потолке, которые обычно в конце года имели определённый оттенок с гербом победившего факультета, окрасились цветами всех факультетов, показывая своё единство перед грядущими переменами. Дамблдор встал, обвёл всех взглядом и заявил о том, что рассекло тишину, словно молнией, подобно тому дню в сентябре, когда в зале появился Грюм. Точнее, тот, кто им притворялся. Гермиона посмотрела на учительский стол, где сидел настоящий Аластор. Он выглядел потерянным и постоянно подскакивал, когда кто-то к нему обращался. Но, как отметил Гарри, его сложно было в чём-то обвинять после того, как Грюм оказался заточен в своём собственном сундуке сумасшедшим Пожирателем на протяжении многих месяцев. Карие глаза Гермионы скользнули левее, и у неё перехватило дыхание. Забини. Он отсутствовал около недели, и теперь сидел за столом, сложив руки в замок на уровне глаз. Блейз смотрел в одну точку, пока все вздыхали и перешёптывались после заявления директора, что Волдеморт вернулся. Это было странное дежавю. В начале года Гермиона точно так же смотрела на слизеринский стол после объявления о Турнире, и один слизеринец точно так же не выразил ни капли удивления. Она сглотнула. — Гарри Поттер сумел ускользнуть от лорда Волдеморта, — продолжал Дамблдор. — Он проявил храбрость, которую перед лицом тьмы проявлял не каждый взрослый волшебник, и теперь я пью в его честь. Гермиона подняла бокал вместе со всеми, делая глоток. Глаза Забини, как и сцепленные ладони, были неподвижными. Большинство слизеринцев последовали его примеру. Гермиона отвернулась. Сейчас все оборачивались на их стол, теперь понимая, в чём было дело. Некоторые взгляды светились неверием. Некоторые были сочувствующими. Некоторые полные презрения. Ей хотелось рассмеяться им в лицо, но в душе Гермиона мечтала, чтобы единственной вещью, о которой она могла думать и которая приносила бы тень в её душу, были бы недовольные взгляды однокурсников. Грейнджер говорила с Виктором после того, как вышла из лазарета, и теперь он сидел такой бледный, словно ему кто-то вставил трубку в одну из вен и постепенно выкачивал оттуда кровь. Каркаров был Пожирателем и сбежал, что, несомненно, сильно затронет судьбы всех дурмстранговцев. Заключительная речь директора закончилась словами о том, что все они сильны, пока едины, и призывами о сплочении. Когда все поднялись со своих мест и направились к выходу, гриффиндорка резво подскочила со скамьи, кивая друзьям в знак того, что скоро придёт. Гермиона стала проталкиваться через толпу, боясь потерять из вида того, за кем гналась. Он почти растворился в зелёно-серебристых галстуках, пытаясь как можно быстрее пройти к подземельям и убраться из Хогвартса восвояси. — Забини! — крикнула Гермиона. Ещё пару месяцев назад она вряд ли решилась бы так сделать в толпе студентов, но сейчас все были настолько шокированы объявлением и сосредоточены на сборах, что никому не было дела до гриффиндорки, бегущей по лестнице и окликающей слизеринца. Забини с Ноттом повернулись. В глазах мулата было что-то, что она могла бы перевести как раздражение, а на лице его товарища царило недоумение. — Мы можем... поговорить? — спросила Гермиона, не обращая внимания на Теодора. Она знала, что если мулат скажет нет, она вряд ли сможет уснуть. Когда-либо. Блейз сомневался, и это было видно. Забини не чувствовал к ней ни капли симпатии. Если в начале их взаимодействий, когда он застукал Драко и Гермиону в классе, от него исходила насмешка и ничего злого, то чем дальше, тем раздражительней парень становился. Такое чувство, будто она портила ему жизнь, просто существуя. Но затем он вздохнул и что-то коротко сказал Теодору. Спустившись по лестнице, Блейз пошёл направо, заходя в проём за колоннами, где пустовали подоконники, недалеко от туалета плаксы Миртл. Все книжки по этикету учили Гермиону о культуре смол-тока: паре вопросах о настроении, паре слов о погоде. Но сейчас не было ни единой причины делать вид, что её интересует мнение Забини о чёртовой погоде. — Ты ведь виделся с ним? — спросила она с надеждой. — Он... — девушка запнулась, боясь получить ответ. — Как он? — Выкарабкается, — коротко ответил Блейз, сцепив губы. — Это же Малфой, Грейнджер. Всегда выпутывается. Это даже бесит. — Его сильно наказали? — Гермиона облизала губы, чувствуя, насколько они сухие, и часть её мозга задумалась о том, влияет ли стресс на уровень удержания влаги в коже. — Смотря, как ты идентифицируешь слово «сильно», — Блейз прищурился, и гриффиндорка была уверена, что видит в тёмных глазах обвинение, которое он даже не стал прятать. — Ты ненавидишь меня, — сказала Гермиона утвердительно и почти бесстрастно. — Логично, особенно учитывая, что именно Малфой научил большинство слизеринцев тебя ненавидеть ещё в детстве. Ну, знаешь, до того момента, когда он вдруг решил, что трахать тебя приятнее, чем оскорблять, — язвительно произнёс Забини, засунув руки в карманы брюк, но потом вздохнул и зажал пальцами переносицу. Гермиона даже не могла ненавидеть его в ответ. Парень убрал руку от лица. — Грейнджер, он слишком умён, чтобы вот так сдохнуть. Он жив. Больше я ничего не знаю. Она кивнула, понимая, что даже эти крупицы информации были как инъекция чего-то, что останавливало отравление мышьяком внутри неё. Блейз сделал несколько шагов, чтобы уйти, когда Гермиона окликнула его. — Забини, — он обернулся, — если ты увидишь его, то передай, что... Что то, что я сказала Булстроуд тогда в библиотеке, — правда. Уже тогда было правдой. — И что это, блять, должно значить? — цокнул языком он. — Ты всегда такой раздражающий? — не выдержала Гермиона. — Я лучший друг Малфоя. Сюрприз, — съязвил Блейз, но по тому, как он внезапно замолчал и не убрался тут же, она поняла, что он скажет ему. Обязательно скажет. И оставалось надеяться, что Драко поймёт. — Он вернулся, Грейнджер. И теперь это уже не просто плохой Слизерин и хороший Гриффиндор. Всё гораздо серьёзнее. Голос парня стал похож на тонкий лед — вот-вот треснет. — Знаю, — еле слышно ответила Гермиона, и затем мулат удалился, скрывшись за поворотом.***
Поезд загудел, словно бросая последние прощания хогвартским пейзажам. Ребята сидели в купе, наблюдая за тем, как локомотив набирает скорость. Мальчики спокойно переговаривались: миссис Уизли говорила с директором по поводу того, чтобы Гарри это лето провёл у них, но тот отказался. — Почему? — удивлённо спросил Поттер. — Не знаю, — пожал плечами Рон, угрюмо смотря на клетчатую обивку дивана. — Но мама сказала, что у Дамблдора есть на то причины. Будем надеяться, что он разрешит тебе приехать позже. Гарри удручённо кивнул, уставившись в окно, потом резко поднял голову, когда Рон взял Гермиону за руку и потянул на их сторону купе. — Знаете что? — бодро спросил он, по очереди смотря на своих друзей. — Мы Волдеморту не по зубам. Что бы он ни задумал, это не сработает. Мы ускользали от него уже трижды. Последнее слово всегда было за нами, — Рон стискивал их руки, положив к себе на колени. — Мы положим этому конец. В его словах было столько уверенности, что Гарри с Гермионой переглянулись, и у них на лицах синхронно появились идентичные улыбки. — И как бы там ни было, — продолжил Рон, вдохновлённый реакцией, и особенно выразительно глянул на Гермиону, — мы со всем справимся. — Ты правда в это веришь? — спросила она, наклоняя голову и всё ещё улыбаясь. Какая-то часть неё кольнула, когда девушка поняла, от кого переняла этот жест. — Да, верю, — уверенно сказал Уизли. — Мы ведь лучшие друзья. А ведь это то, что делают лучшие друзья, верно? — ухмыльнулся он шире, возвращая подруге её же фразу. — Справляются со всем вместе. — Тебе нужно продавать тренинги, — засмеялся Гарри, и Гермиона обняла их, едва не задушив. — Ты прав. Мы вместе, а значит... — девушка выдохнула отстраняясь. — Значит, пока всё хорошо. Ей показалось, словно закатный свет, который слепил им глаза, выглядывая из-за гор, нашёл способ пробраться к ней под кожу, растекаясь патокой. Они услышали резвый разговор Фреда с Джорджем за дверью, и Гарри вскочил на ноги. — О, мне нужно кое-что им сказать, — оповестил он друзей и зачем-то взял рюкзак. — Я мигом. Рон в это время совершил тотальный набег на тележку со сладостями, бросая Гермионе шоколадную лягушку прямо в руку. Она открыла сладость, увидев внутри карточку с Дамблдором, и улыбнулась. Девушка откинулась на мягкую спинку, подогнув под себя ноги, и посмотрела на реку, утопающую в зелени, вдоль которой острой косой прошлась полоска золотистого света. Как сказал Хагрид: «чему быть, того не миновать...» Им придётся встретить то, что неминуемо случится.