Последователь незримого Покровителя

      Неприветливые ворота лагеря были наглухо закрыты, снаружи не было ни единой щели, через которую можно было бы ловко проскользнуть внутрь, никаких лазов и умело скрытых подкопов. Неприступная крепость секты была хорошо защищена от нежданных вторжений, а самых ловких смельчаков ожидала колючая проволока на вершине ограждения. Высокие бетонные стены выглядели давно заброшенными, старая табличка «Частная территория» еле проглядывала из густых зарослей кустарника. Вокруг было тихо и безлюдно, лишь дождевые капли играли в ветвях деревьев.       — Эй, там! — ринувшись к железным воротам забарабанила по ним Циссилия что было сил. — Откройте немедленно! До службы еще есть пять минут, откройте!       Никакого отклика не последовало. Гневно сплюнув, девушка закатала рукава плаща и продолжила отчаянно стучать, в надежде, что кто-нибудь из братьев остался сторожить вход. Карен неподалеку нервно расхаживал взад-вперед, ругая самого себя за непредусмотрительность. Стоило закрывать пекарню как только погода начала портиться, а не засиживаться допоздна. Теперь ему с Циссой точно не избежать хорошей встряски за опоздание. И это будет целиком и полностью вина пекаря.       Ожидание казалось невыносимым. Аред прислонилась лбом к холодным воротам, заскрежетав зубами. Вдруг из-за такого наглого опоздания им запретят выходить в город? Циссилия в порыве гнева последний раз ударила по забору. Искоса глянув на друга, она заметила его беспокойные движения и лишь усмехнулась. Вряд ли он как-то поможет своим бесполезным брождением. Остается только ждать; Цисса навела достаточно шуму.       Минуты через две за забором взаправду послышался кашель, а затем недовольное ворчание и грубый голос:       — Кто?       — Циссилия Аред и Карен Дераболь, чтоб тебе пусто было! — встрепенувшись рявкнула девушка, нервно ухватив друга за рукав куртки и подтянув его к себе. — Открывай скорее!       Отпустив пару нелестных слов в сторону опоздавших, адепт за стеной нехотя крутанул заскрежетавший рычаг, и механические ворота медленно стали разъезжаться, освобождая проход на территорию лагеря. Не теряя свободного времени, Цисса юркнула в щель, втащив за собой и Карена. На слова благодарности для их спасителя времени не было.       — Теперь только добраться до храма, — себе под нос буркнула девушка и, собрав остатки сил в кулак, ринулась вперед по заросшей травой каменной дорожке, лишь надеясь на то, что друг за ней поспевает. Они просто не могли опоздать.       — Погоди! Стой же ты! — сумев нагнать подругу, Карен крепко схватил ее за плечи, вынуждая притормозить.       — Пусти! — вскрикнула та, резко дернувшись вперед, но вскоре боковым зрением заметила то, ради чего парень одернул ее. Внезапная догадка ошпарила девушку будто кипяток.       Впереди на главной площади стекались со всех сторон адепты, а затем дружным потоком направлялись в противоположную сторону от храма. Сердце Циссилии пропустило пару лишних ударов. Костровая площадь. Сегодня месса должна пройти именно там.       — Глупая… — прошипела девушка, сжав покрепче кулаки. Из головы совсем вылетело утреннее объявление Настоятеля. — Свернем через лес и присоединимся к ним.       Цисса резко повернула налево, стремительно лавируя между редкими соснами. Колонна адептов неспешно шагала прямо в полной тишине, ливень постепенно сходил на нет, оставив о себе напоминание в качестве неприятной мороси. Вымокшим насквозь товарищам совсем не играло на руку то, что впереди ожидала пара часов на открытом холодном воздухе. С другой стороны, легче перетерпеть простуду, чем гнев Настоятеля.       Нагнав толпу адептов, Карен с Циссилией стали пробираться вглубь колонны, обходя медлительных и отталкивая зазевавшихся со своего пути. Скинув с головы капюшон, девушка намотала вместо него длинный синий палантин, оставив открытыми только глаза. За ним намного проще скрывать собственные эмоции.       Отвлекшись на головной убор и сбавив из-за этого шаг, Цисса потеряла из виду приятеля, затерявшись среди потока людей. Десятки адептов, скрывавшие свои лица, сбивали с толку. Отовсюду на нее глядели лишь глаза из тонких прорезей платков с немым вопросом «Что тебе нужно?». Аред бросила попытки разглядеть среди них Карена и слилась целиком с обезличенной массой «Мадестов Рондо», обессилено склонив голову. Она достаточно сделала сегодня, чтобы позволить себе перевести дух.       Посреди костровой площади на пьедестале были зажжены яркие факелы. Стоило только ступить на клочок освещенной земли, как свет тут же выхватывал адепта из объятий тьмы и являл беспристрастному взору Покровителя. Сегодня все собрались здесь, чтобы вновь воззвать к нему, в надежде быть услышанными.       — Братья, сестры! — раздался зычный оклик посреди ночной тиши. Культисты повиновались и развернули головы в сторону пьедестала, с которого вещал Настоятель. Цисса замерла на месте, нахмурив брови. — Сегодняшний день — особенный день. Не будьте скупы на добродушие!       Словно по команде «вольно», адепты расслабились и стали одаривать друг друга приветствиями, пожимая руки и в почтении склоняя головы. Циссилия слабо сжимала в ответ чужие ладони, выискивая среди братьев одного единственного важного для нее человека. Но в буйном круговороте рукопожатий попадались то бледные худые руки и холодные выцветшие глаза, то мозолистые уставшие от грубой работы пальцы, а то и вовсе детские ладони. Переходя от одного человека к другому, Цисса хмурилась пуще прежнего: без поддержки друга рядом мессы проходили невыносимо. Девушка слышала одно и то же сотни раз, оттого отказывалась воспринимать давно выученную наизусть информацию.       Наконец запястья Аред перехватил мужчина с обмотанной клетчатым шарфом головой, и она тут же признала в нем Карена. Не в силах оторваться от друга, Циссилия покрепче вцепилась в его руки, не желая делиться им с другими адептами.       — Куда ты пропал?! — тихо проворчала она, с упреком взглянув в глаза напротив. — Без тебя служба— невыносима.       Страх промелькнул в глазах Карена, и его руки упали по швам. Казалось, каждый адепт сейчас подслушивал их разговор. Цисса стушевалась. Ей стоило быть поаккуратнее с выражениями, что срывались с языка все чаще.       — Трикс и Феликс… Все только о них и говорят, — пробормотал Карен, нервно бегая взглядом из стороны в сторону.       — Что с ними? — сквозь зубы вопросила девушка, требовательно встряхнув руки друга. Эти двое молодых людей были одними из их соседей — жили буквально за стенкой, и, на первый взгляд, ничем не выделялись из массы остальных.       — Довольно! — грянул словно гром крик настоятеля с трибуны. — Я рад видеть ваши светлые лица. Подойдите ближе, добрые мои дети.       Культисты по команде обступили трибуну, постепенно выстроившись в длинную очередь к Настоятелю. Цисса проворно встала перед Кареном, отпустив его запястья. Приветствие с Настоятелем перед мессой было одной из традиций, без которой не обходилась ни одна служба. Это считалось великой честью — перекинуться парочкой слов с главой «Мадестов Рондо», однако каждый раз, стоило оказаться лицом к лицу с Настоятелем, Цисса чувствовала себя самой отвратительной грешницей. Будто тот что-то знал о ее затаенной на культ обиде, но молчал, подбирая удачный момент, чтобы придать девушку жестокому правосудию.       Ожидая собственной очереди, адепты тихо переговаривались друг с другом, то и дело цитируя «Завет Вране», гулко посмеиваясь и заламывая в ожидании зрелища пальцы. Циссилия аккуратно огляделась. Не нравилось ей сегодняшнее сборище на пустыре: вокруг пахло жженым, северный ветер пронизывал холодом до самых костей, деревья, точно ожившие, склонили над адептами корявые нагие ветви. Мессы на улицах проводили нечасто: только по случаю праздников или важных заявлений. Ни то, ни другое Аред не любила. Сегодняшний день ставил ей одну подножку за другой.       Очередь к настоятелю медленно двигалась вперед. Люди робко передавали последние сплетни, Циссилия часто слышала имена «Трикс и Феликс», однако так и не могла понять, что стряслось с рядовыми адептами. Вряд ли что-то хорошее, раз теперь они стали темой для обсуждений. Сегодняшнее собрание на костровой площади, должно быть, посвящено именно им.       Наскоро накинутый палантин так и норовил сползти с головы Циссы. Любопытство девушки не позволяло ей спокойно стоять на месте, и она то и дело крутила головой, стараясь уловить обрывки фраз. Практически дыша ей в спину, Карен стоял позади, опустив голову и спрятав кисти рук в подмышки. Аред кашлянула, стараясь привлечь его внимание к себе. Вскоре сзади послышался недовольный гулкий вздох, и зашуршал шарф Карена.       — И все-таки не опоздали — попали в самый разгар, — язвительно усмехнулась Цисса, но не получила от друга никакого отклика. И без того скверное настроение девушки уже стремилось к отрицательной отметке. — Карен… ты дурак.       Вопрос, почему друг становится таким молчаливым и замкнутым, стоит попасть на территорию лагеря, мучал девушку уже давно, пусть в глубине души она прекрасно знала ответ. Карен искренне боится навлечь на себя гнев и лишиться возможности выходить в город, оттого и ведет себя как послушный барашек. Какая наглая ложь! Он совершенно не похож на остальных адептов, что живут душа в душу вместе со всем культом. Впрочем, девушка сама была такой же двуличной, и не могла перестать себя за это винить.       Циссилия недовольно сморщилась, продвигаясь все ближе к Настоятелю. Ее друг был когда-то свободным человеком, у него был выбор не присоединяться к братству, а он поступил так безрассудно. Если бы у Циссы самой был такой выбор, ноги бы ее здесь не было, никогда и ни за что. Карену, кажется, совсем нет до этого дела, но девушка не в силах простить ему такой поступок. Это стало финальной точкой в жизни парня. Аред многое успела повидать за свою долгую жизнь в стенах «Мадестов Рондо»: одни люди приходят, другие погибают, вновь приходят новые. И так длится уже многие годы. Неужели ничто не в силах разорвать этот порочный круг?..       Адепт перед Циссилией отошел в сторону, попрощавшись с Настоятелем, и вмиг она ощутила отрезвляющие прикосновения холодной руки к лицу. Сосредоточившись на окружающем мире, девушка подняла взгляд на облаченного в длинное бордовое одеяние, подпоясанное толстым ремнём, седого мужчину великого роста, хитро прищурившего глаза. Из-за широкого облачения тот казался совсем неподъемным, одутловатым и неповоротливым. Однако он уверенно держался на ногах, посматривая на Циссу с заботой и благоговением, будто перед ним стояла не чужая девушка, а родной человек. Аред, напротив, чувствовала к Настоятелю только жалость и острую неприязнь, накопившиеся за годы жизни среди адептов секты.       — Дочь моя, Циссилия, какой сегодня замечательный вечер, — улыбнулся он, грузно опустив правую ладонь на плечо девушки.       — Благодарю за это матушку Рондо, — отчеканила Цисса заученную фразу, покрепче сжав зубы. Чудовищное напряжение сковало ее тело; ничего хорошего сегодня ожидать точно не стоит, и Аред всегда должна быть начеку.       — Я безгранично рад видеть тебя на сегодняшней службе, дочь моя. Как замечательно, что ты не затерялась в толпе братьев. У меня есть для тебя особенное поручение, — Настоятель склонил голову набок, бережно дотронувшись пальцем левой ладони, что лежала на щеке Аред, бородавки над ее губой. — Ты поцелованная самим Покровителем девушка, и я считаю, прекрасно справишься с небольшим дельцем. Ступай же.       Цисса спешно натянула съехавший палантин обратно на лицо и недовольно скривила губы, еле сдерживая протяжный вздох. С детства ей отводилась участь девчонки на побегушках у Настоятеля, и своим принципам он не изменял до сих пор. Циссилия уже давно не маленькая безвольная послушница, но обязана прислуживать, иначе навлечет на себя гнев.       — Конечно, — робко буркнула она, склонив голову. Да и разве был выбор? Она должна быть на хорошем счету, только лишь чтобы за спиной Настоятеля хоть ненадолго позволить себе быть наглой отступницей от собственной веры. В конце концов, жизнь была настолько скучна, что любые задания для нее являлись не больше, чем развлечением.       Настоятель поцеловал девушку в макушку и вытащил из мешочка, что болтался у него на поясе, привязанный к веревке, плоскую сахарную таблетку размером с небольшое печенье. Под его настойчивым взглядом Циссе пришлось разжевать ее, и только тогда жестом руки он указал девушке, куда ей нужно идти.       Уступив место Карену, Цисса сделала вид, что вытирает пот со лба кусочком платка и тайком выплюнула сахаристую кашицу себе под одежду, аккуратно отогнув пальцем ворот свитера. Разжеванная таблетка тут же неприятно испачкала ее грудь, но девушка со спокойным видом продолжила идти в указанном направлении. Во рту сушило так сильно, что сладость угощения могла бы стать фатальной. Ничего же не случится, если один раз она откажется от традиции? Тем более, что об этом никто не узнает.       Потерявшись в своих мыслях, Циссилия не заметила, как оказалась нос к носу со вторым по значимости лицом в культе. Широкоплечий мужчина в малиновом тагельмусте и монашеской мантии сложил руки на груди при виде девушки и недовольно нахмурил брови. Аред инстинктивно напряглась, устремив взгляд куда-то сквозь грозной фигуры. Даррел, так звали его адепты, тихо перешептываясь между собой. От одного этого имени кровь стыла в жилах Циссы, а мысли в голове спутывались в огромный ком.       — Меня прислал Настоятель, — неуверенно произнесла она, уставившись на золотистый треугольный амулет старосты, что висел на его груди. Не в силах взглянуть Даррелу в глаза, девушка сморщилась. Этот человек был ей неприятен еще больше, чем сам Настоятель. На его грязной душе лежали камнем грехи за все страдания, что он причинил огромному количеству людей в стенах лагеря. Адепты его боялись, Циссилия же ненавидела.       — Хорошо, — гулким замогильным голосом бросил тот, бесцеремонно схватив девушку под локоть.       Аред дернулась от неожиданности, но вскоре обмякла, бросив взволнованный взгляд в сторону площади. В очереди к Настоятелю осталась пара человек, остальные же рассредоточились вокруг трибуны, притихнув в ожидании продолжения мессы. Смутное чувство тревоги поселилось где-то глубоко в душе Циссы. Вряд ли впереди ожидают радостные известия.       Прямо за трибуной на кострище были свалены в две большие кучи толстые ветви, принесенные сюда совсем недавно: они выглядели совершенно сухими. Аред боролась со своими пессимистичными мыслями сколько могла, но теперь увидела собственными глазами, для чего адептов собрали сегодня на костровой площади. Кому-то суждено покинуть стены лагеря братства и больше никогда не вернуться назад.       Холодок пробежал по спине девушки. Видимо, за весь день, проведенный вне базы, здесь произошли волнительные события. «Трикс и Феликс» — вновь пронеслись имена соседей в голове.       — Держи, — Даррел протянул Циссе зажженный факел, подтолкнув ее к кучам сваленной древесины. — Ты подожжешь их.       — Я?! — истеричный крик вырвался из уст девушки. — Я никогда… Они же мои…       — Молчать! — староста потянулся за кинжалом, резко схватившись за ручку холодного оружия, которое висело на его поясе.       Оставшись наедине с грозной фигурой культиста, Цисса не могла сдвинуться: некуда было отступать и нечем атаковать. Сердце бешено колотилось в горле от обиды и злобы. Он знает, что делает. Хочет проверить, не была ли Аред заодно с провинившимися, не сжалится ли над ними в последний момент.       Девушка стиснула зубы и выхватила из руки Даррела факел, ощутив приятный жар теплящегося пламени огня. Из прорези тагельмуста старосты были видны только его глаза, но Циссилия была готова поклясться, что тот самодовольно ухмыльнулся.       Тем временем толпа адептов вместе с Настоятелем приближалась, обступая кругом место зрелища. Народ удивленно загалдел при виде сваленных в кучу дров, но Настоятель вскинул руки, призывая к полной тишине. Староста грубо дернул Циссу за локоть, и та попятилась ближе к кострищу, крепко сжимая факел.       — Братья, сестры! Мои верные помощники и друзья, сегодня не простой день. Утром, когда каждый из нас спал крепким сном, произошел вопиющий случай! — Настоятель подал знак рукой, и, продираясь сквозь толпу, вперед прошли двое приближенных адептов, крепко держа под руки скрученных Трикс и Феликса. Поникший мужчина плелся еле переставляя ноги, а девушка не замолкая ревела, уже хрипя и отплевываясь от соплей. — Среди наших сплочённых рядов «Мадестов Рондо» появились отступники, что пытались сбежать. Но помимо этого…       Даррел выступил вперед и швырнул под ноги провинившимся культистам стопку журналов, добытых явно за пределами лагеря.       — Грязная литература из внешнего мира! — нахмурился Настоятель, двинувшись прямо на Циссу. Девушка непроизвольно сделала шаг назад, с ужасом наблюдая за сценой, в которой вынуждена была занять одну из главных ролей. — Но все отступники рано или поздно понесут наказание за свои грехи.       Он подхватил руку Аред с факелом и поднял ее за запястье вверх, демонстрируя всем собравшимся адептам. Циссилия нервно оглядывала толпу, пытаясь найти один лишь взгляд, который ей был сейчас так необходим — взгляд карих глаз из-под клетчатого платка. Но в поле зрения попадали лишь горящие неистовым азартом чужие глаза, пугающие девушку еще больше.       — Кто не жил в гармонии с Покровителем, кто предал своих братьев ради греховного безбожного мира, тот не достоин ходить по нашей земле, произносить имя нашего Бога! Пусть мать Рондо взглянет в лицо тем, кто от нее отвернулся! Мы не потерпим лжи!       — Не потерпим! — подхватила толпа, вскипая от злости к нарушителям.       Приближенные адепты подталкивали связанных Трикс и Феликса все ближе к кострищу; сопротивлялась одна лишь девушка, отчаянно крича и пытаясь вывернуться из крепкой хватки.       — Нет-нет-нет, — шептала себе под нос Цисса, а свет от факела уже выхватывал силуэты отступников. Руки девушки задрожали, на глазах вдруг проступили слезы. Она никогда не испытывала ничего подобного к нарушителям, но стоило взглянуть на обреченную зареванную Трикс, как сердце Циссилии больно сжалось. Она не сможет стать чужим палачом.       Толпа ликовала, Настоятель кричал отрывки из «Завета Вране», отступники стояли на коленях около дров, что вот-вот должны были вспыхнуть ярким пламенем, а сзади послышался лязг железного кинжала старосты. Острый нож уперся в спину Аред, и девушка, вскрикнув, выронила факел из рук. Чуть промокшие от мороси дрова загорелись лишь через пару минут под одобрительный галдеж адептов. Костер заполыхал праведным пламенем, приглашая в свои горячие объятия первую жертву.       — Я не пойду, пустите! — в последний раз взмолилась Трикс, сумев доползти до ног Настоятеля, и уткнулась ему в колени. — Я не вылезу из храма, я буду молиться всю оставшуюся жизнь, я заработаю столько денег, сколько нужно! Умоляю, пощадите, клянусь Всевышним, это не мои журналы!       — Ты смеешь еще говорить о Покровителе вслух?! — рявкнул Настоятель, и толпа тут же ошарашенно притихла. — Ты, ничтожная предательница…       — Я не предавала! Не предавала! Это все он, он! — надрывно кричала Трикс, безобразно скорчив мученическое лицо.       Настоятель грозно нависал над обоими отступниками, крепко вцепившись руками в «Завет Вране». Староста недовольно качал головой: ему не хотелось пощады. Толпа адептов кричала наперебой, то желая прощения их братьям, то требуя отправить тех на костер. Настоятель, кажется, наслаждался этим зрелищем, так же, как и Даррел.       Циссилия, смятенная и напуганная увиденным, растерявшая весь свой боевой дух и остатки сил, не знала, куда деваться. Сгорбившись, она лишь ждала, когда все это кончится. Она была так же связана по рукам и ногам, как и пытавшиеся сбежать адепты, правда, не веревками, а контролем Даррела. В голове все смешалось, и невозможно было встать на чью-то сторону: Цисса желала только чтобы это поскорее закончилось.       — Это были мои журналы, — наконец поднял к Настоятелю избитое опухшее лицо Феликс, жмурясь от яркого огня, — и я подговорил Трикс сбежать вместе со мной.       Настоятель охотно переключил свое внимание на мужчину, скорчившись в дьявольской ухмылке. Бережно погладив пальцами корешок старинного писания, он подошел ближе и дал отмашку приближенному, что удерживал Трикс.       — Отведи ее обратно в карцер. С ней будет отдельный разговор. А ты, мирское отродье…       Стоило увести женщину с площади, как весь гнев адептов переключился на Феликса, поникшего головой. Безвольный как старая тряпка, он стоял на коленях, полностью сдавшись. Аред ощутила странный порыв помочь ему подняться, отвести подальше отсюда, обогреть в пекарне, но тут же одернула себя. Ей нельзя сочувствовать отступнику, она должна его ненавидеть и толкать в костер. Но клокочущая где-то внутри жалость была сильнее долга перед Покровителем. Он ведь где-то далеко, а живой человек прямо перед ней, и скоро его должны сожрать языки пламени.       — Что сделать с ним? — обратился Настоятель к толпе, и люди загоготали, ринувшись напролом, окружая Феликса, костер, старосту и Циссилию. Тщетными попытками Даррел пытался их отогнать, но адепты, никого не слушая, прорывались вперед. Выхватив отступника из рук приближенного культиста, озверевшие братья бросились к огню.       — Ах! — Циссилия вскрикнула, сбитая с ног пробежавшим мимо адептом. Стеклянные глаза, затуманенные безумной жаждой мести, рвались к единственной цели. Цисса побледнела, с немым шоком наблюдая за тем, что творится на костровой площади. Пыль и пепел витал во влажном воздухе, пламя костра поднималось все выше, а люди сужали круг, все плотнее подступая к огню. Тут пронзительный крик отступника потревожил ночную тишь и поднял в небо стайку дремлющих в ветвях деревьев птиц.       Аред поднялась на ноги и, не помня себя, ринулась прочь с площади, пока никто из адептов не обернулся. Они были слишком увлечены новым зрелищем.       — Прочь, прочь! — бормотала Цисса себе под нос, плутая между соснами и кустарниками. Веселые возгласы непрерывно крутились в ее голове, а перед глазами стояли двое бедных измученных культистов. Это все казалось кошмаром, от которого девушка не смогла проснуться. Она запомнила мессы совсем другими.       Спотыкаясь о корни деревьев и вновь поднимаясь, на последнем издыхании Циссилия добралась до деревянного домика с золотистой цифрой четыре на входной двери. Вбежав внутрь, она оперлась спиной на стену, окунувшись в полную тишину. Ни единого звука. Прохлада и спасительный покой. Нервно усмехнувшись, Цисса присела на пол, уткнувшись лицом в колени. Внезапно дрогнула ее грудь, и вновь из глаз брызнули слезы.       — Что ж это такое?! — вскрикнула она, ударив кулаком по полу. Чувства, которые переполняли Аред, были настолько острыми, что раздирали ее изнутри. Ей хотелось вырвать этот мерзкий ком, чтобы выкинуть куда подальше. Ей не нужны эмоции. От них все становится куда хуже, чем было.       Скрипнула дверь на входе в одну из спален, и узкий луч света упал на девушку. Нехотя приоткрыв один глаз, Цисса вздрогнула.       — К-карен?.. — ее хриплый, непривычно тихий голос дрогнул. — Почему ты? Как ты… здесь?       Слова путались и не могли сложиться во внятное предложение. Слабая искра чего-то теплого тронула Циссилию при виде здорового и невредимого друга. Как же хорошо, что он здесь, а не в толчее обезумевших культистов.       — Тебе нужно прилечь, — Карен протянул девушке руку, и та неловко ухватилась за нее, еле приподнявшись с пола. Ноги действительно неистово ныли, а тело полностью промерзло. — Сегодня выдался не лучший день.       Маленькую комнатушку еле освещала лампада на прикроватной тумбочке, пахло сыростью и прогорклым маслом. На письменном столе лежала раскрытая копия «Завета Вране», а рядом с ней валялся огарок свечки. В тесных стенах спальни Циссилия чувствовала себя будто внутри старого сундука. Забравшись под толстое пуховое одеяло, девушка пыталась согреться и привести разум в порядок. Карен молча сидел на кровати напротив, подперев подбородок рукой.       — Почему ты не приняла таблетку? — нарушил гнетущую тишину парень, искоса глянув на подругу.       — Я принимала, — солгала та, нахмурив брови. — С чего ты это взял?       — Потому что никогда не видел тебя на мессах такой. Ты была потерянной, испуганной девочкой, — Карен пожал плечами, — обычно на мессах ты чувствуешь себя как рыба в воде.       — Это была совсем другая месса. Я просто растерялась.       — Неужели? А если я взгляну на твой испачканный свитер? — он усмехнулся, уловив нотки изумления и злости в глазах подруги. Цисса отвечала на его вопросы не открывая рта. — Ты выбрала неудачный день, чтобы экспериментировать. Угощения настоятеля это не простая сладость, это есть таблетка, наводящая морок в сознании, притупляющая чувства и эмоции. Адепты теряют здравый рассудок, стоит ее проглотить.       Циссилия сидела молча, не веря словам друга. Неужели люди всегда чувствуют себя так, страдают от обилия эмоций? Боятся жестокости и переживают друг за друга?       — Карен… — девушка в изумлении осеклась, не в силах подобрать подходящие слова. Цисса была не права когда подумала, что сегодняшний день не сможет ее больше удивить. — Я… Я не знаю…       Девушка силилась сказать что-то внятное, но не могла выразить свои эмоции в слова и лишь сильнее злилась, скаля зубы. До боли в пальцах она сжала кусок одеяла, судорожно пытаясь найти для себя ответ: что за ересь происходит?       — Откуда ты это знаешь? И как сумел сбежать с площади? Говори немедленно!       — Всему свое время, — хмыкнул Карен, потянувшись к лампаде, чтобы затушить свет. — Уже слишком поздно. Мы оба выдохлись.       — Нет! — вскрикнула Цисса, схватив друга за запястье и злобно уставившись в его умиротворённое лицо. — Мне нужны ответы, прямо сейчас!       Но парень лишь грубо вырвал руку из хватки Циссилии и потушил лампаду, приложив палец к губам. Кажется, в прихожей зашумели остальные соседи. Сейчас они разбредутся по своим комнатам и уснут мертвым сном, завтра не вспомнив и половины того, что произошло этим проклятым вечером.       — Я все равно узнаю твои тайны, интриган, — недовольно прошептала Цисса, с головой укутавшись одеялом и с силой закрыв веки. Сон никак не хотел приходить.