***
Время за полночь. Фонари в лагере давно затушены, соседи спят непробудным глубоким сном, весь коттедж погружен в немую тишину. Лишь за окном ветер колышет опавшую листву, и редко слышен тихий шорох. Циссилии не спится. Присев на кровати, пару раз девушка тщетно чиркнула спичкой, и только спустя несколько попыток слабый огонек загорелся в ее руках. Аред поднесла его к старой черно-белой фотографии, истрепанной временем. Её край был небрежно впопыхах порван, точно фотографию разорвали, смяли и собрались выкинуть, но чудом она оказалась в руках Циссилии. С фотографии на неё смотрела симпатичная круглолицая брюнетка, её непослушные кудри нелепо торчали в разные стороны. На руках у девушки была маленькая пушистая собачка, внимательно уставившаяся глазами-бусинками в объектив камеры. Было видно, что на плечо курчавой брюнетке кто-то положил руку, но ее спутника рядом не было: должно быть, где-то затерялась вторая половина фотокарточки с ним. Аред хранила этот маленький обрывочек бумаги как зеницу ока, тщательно скрывая его от чужих глаз. Однажды девушка нашла его между склеившимися страницами своей копии «Завета Вране» и сразу поняла, кто эта брюнетка на фотографии. Ее мама. Цисса улыбнулась одними уголками губ. Мама… Жаль, она знала о ней ничтожно мало. А об отце могла только строить догадки. Даже Настоятель каждый раз уходил от разговора, когда Аред пыталась его расспросить о своих родителях. — Прости меня, — прошептала Циссилия, погладив пальцем кусочек фотографии, — твои риски не оправдались, мама. Прикусив губу, девушка потушила спичку, тут же рассыпавшуюся в труху, а обрывок бумаги спрятала между половицами. Наверное, родители хотели бы, чтобы их дочь была счастлива. Но Цисса устала притворяться ради них. В конце концов, мертвецы уже не осудят.***
Утро началось с пронзительного звона «поющего ветра» — маленьких колокольчиков, которые будили адептов каждый день. Снаружи по улице расхаживал дежурный звонарь и настойчиво трезвонил под окнами домов, вынуждая покидать сладостные объятия сна. — Засунь себе этот поющий ветер в хайло, — злостно буркнула Цисса, недовольно сбросив с себя одеяло. Совершенно не выспавшаяся девушка еле поднялась с кровати, чувствуя, как сильно ноет каждая частичка тела. По привычке Аред упала на колени, положив на пол раскрытый «Завет Вране», но буквы плясали перед ее глазами и никак не хотели складываться в слова. Цисса сонно потерла лицо. К ее глубокому сожалению, она помнила весь вчерашний день до мельчайшей подробности. — Вот же зараза… — ошарашенно бросила Циссилия. — И тебе доброе утро. Ты как обычно не в духе, ха-ха, — подал хриплый после сна голос Карен, довольно потянувшись. — Конечно, ты выспался, а я как проклятая провозилась на кровати до утра, — огрызнулась девушка, отодвинув завет подальше от себя. День не задался с самого утра, да и чем ему поможет молитва? Отовсюду слышался бубнеж проснувшихся культистов. Молитвы смешивались в невнятную какофонию, думать становилось невозможно: они перекрикивали внутренний голос. Циссилия оставила завет Карену, а сама взялась за одежду, впопыхах натягивая то, что вываливалось из переполненного старыми тряпками шкафа. — Почему ты не молишься? — тихо спросил тот, настороженно приподняв бровь. — А я уже помолилась. Мне больше нечего сказать, — солгала она под недоверчивый взгляд приятеля. Карен напряженно следил за передвижениями подруги по комнате, пальцами перебирая страницы «Завета Вране». Циссе совсем не хотелось начинать разговор. Еле как удавалось скрыть свою чудовищную усталость и раздражение. Она валилась с ног. Раздался стук, и в дверную щель робко заглянула одна из соседок — Симона, женщина средних лет, пухлая и улыбчивая как куколка с прилавка игрушечного магазина. В руках Симона крепко держала стопку миссионерских книг, которые адепты обычно брали с собой, когда выходили в город — заманивать в культ новых людей. Помимо завета обязательно было брать с собой учебник, написанный лично Настоятелем, записную книжку и стопку брошюр со всей необходимой информацией о «гостевом доме». Именно так называли «Мадесты Рондо» свой лагерь, когда разговаривали с людьми из внешнего мира. Так было гораздо проще. Симона неловко переминалась с ноги на ногу, пытаясь решиться что-то сказать. Циссилия раздраженно цокнула языком, недовольно зыркнув на соседку. — Ну? — нетерпеливо одернула она Симону. — Вы не забыли, что сегодня мы снова работаем вместе? — тихо произнесла женщина, поудобнее ухватившись за книги. — Отлично, — процедила Цисса, загородив соседке проход в спальню. Никаких гостей с раннего утра она не ждала и тем более не была настроена на любезное общение. Схватив с прикроватного столика собственные книги, Аред спешно вышла на улицу, на ходу застегивая пуговицы приталенного короткого плаща. Солнечное утро встречало освежающей прохладой после вчерашнего ливня. Девушка зачерпнула свежей воды из железной бочки возле крыльца и ополоснула ею лицо. Возле дома уже ошивалась большая часть жителей четвертого коттеджа, задерживалось лишь пару человек, включая Карена. Впрочем, ему простительно. Сегодня в его пекарне должно пройти ответственное событие: первое собрание очередных новообращенных адептов. Точнее, людей, которые просто повелись на красивые речи миссионеров. Не важно, шли ли они обогащаться духовно, просить помощи или искать единомышленников, помешанных на Высшем разуме, все они уже попали в капкан, выбраться из которого невозможно, как ни крути. Цисса жалела, что не могла присутствовать на важном мероприятии. Горькую ухмылку на ее лице вызывала мысль, что совсем скоро кто-то окажется в ловушке культа. Жаль, что не получится взглянуть в полные надежды на чудо глаза. Увы, но чуда не случится. Когда на улице собрались все четырнадцать человек, а вдалеке замаячила фигура старосты лагеря, культисты молча организованно встали в шеренгу по росту, обвязывая головы платками. Циссе приходилось стоять вместе с Кареном практически в самом конце, однако так было даже безопаснее. Меньше доставалось тяжелой работы. — Миссионеры, — грозно рявкнул Даррел, оглядев затаившихся адептов. — Никто сегодня не освобождается от своих обязанностей. Ведем себя как обычно. Волна печальных вздохов прошлась по ряду культистов, но довольно быстро сошла на нет, стоило старосте прикоснуться к кинжалу. Даррела не столько уважали, сколько боялись из-за его радикальных методов воспитания. Циссилия мельком глянула на стоящего слева культиста. Она прекрасно помнила, что платок скрывал грубый шрам на его щеке, оставленный острым кинжалом. Староста не лез за словом в карман — ему хватало малейшей оплошности, чтобы приговорить адепта к наказанию. — Карен, ты сегодня не идешь завтракать. Нужно начинать готовиться уже сейчас, — повернулся он в сторону парня. Тот покорно склонил голову, еле слышно вздохнув. Цисса хотела бы возмутиться: неужели ее друга заставят работать на голодный желудок, когда тот пару минут назад поднялся с постели? Но ее намерения опередило грубое: — Свободны. Культисты расслабились и дружно засеменили в сторону столовой, робко переговариваясь друг с другом. Не стоит говорить во весь голос рядом с Даррелом. Цисса, немного помедлив, тоже последовала за остальными, больше не надеясь на компанию друга. Оборачиваться не хотелось: девушка и так знала, что Карен смотрит ей вслед. — Аред, остановись, — окликнул ее староста. Кулаки Циссилии непроизвольно сжались. Но она встала на месте как вкопанная, ожидая своего приговора. Впрочем, она догадывалась, что это произойдет. Никто не может уходить со службы бесследно. Даррел поравнялся с ней, смерив тяжелым взглядом. Девушка притихла, еле сдерживаясь, чтобы не зевнуть. Но страх всё-таки брал верх над её усталостью, и она робко упёрлась взглядом в грудь старосты. — Я не видел тебя вчера на окончании мессы. Ты должна была стоять только возле меня, тебе кто-то дал право уходить в толпу? — скрестил он руки. — Меня нечаянно сбили с ног, я упала и… растерялась, забыла… — тихо буркнула Цисса, но, кажется, Даррел, как назло, все расслышал. Его ладонь инстинктивно легла на кинжал, а взгляд вмиг помрачнел. Аред не чувствовала вину за свои слова: всё ведь почти так и было. — Господин Даррел! — раздался неподалеку запыхавшийся голос. Циссилия обернулась и заметила Дэю Беркут, придерживающую на бегу подол белой сестринской сутаны. Женщина шустро оказалась в гуще событий, состроив виноватое выражение лица. — Это моя вина. Я предупреждала Настоятеля о том, что заберу ее с мессы пораньше, но, кажется, он забыл сказать вам об этом… Мне нужна была помощь в детской. Все сестры милосердия заняты, вы знаете, вспышка гриппа, и я просто… — Довольно. Хорошо. Я понял, — жестом руки остановил ее Даррел, и Дэя закивала, отступая назад. — Аред, в столовую. Ты и так потеряла драгоценное время. Девушка молча развернулась, поникнув головой. Аппетита совсем не было. Вскоре ее нагнала Дэя, плотно схватив под локоть. Шустрым движением женщина отвесила ей сильный подзатыльник. — За что?! — За вчерашнее. Думаешь, я не знаю, что ты сбежала с мессы? А если вскроется мой обман? Ты хоть понимаешь, какую ужасную глупость совершила?! — прошипела Дэя. — У меня не было выбора. Ты представляешь, что меня вчера заставили делать?! Поджечь костёр! А казнили Феликса, моего соседа! До сих пор тошнит от воспоминаний… — вздрогнула Циссилия, и слёзы застыли в её перепуганных глазах. — Ты спятила, небось? — Беркут обогнала Циссу и перегородила ей дорогу дальше. — Тебе гордиться нужно, такая честь, дурочка! Неужели не рада, что отступников отправили к Матушке Рондо? Она-то их перевоспитает! Циссилии было не до радости. Она смотрела на свою седую няню в летах, глаза которой опустели, а вместе с тем обезумели от идолопоклонничества. Даже улыбка её выражала какой-то нездоровый восторг. Когда-то девушка любила её всем сердцем, теперь ей было страшно оттого, что эта женщина, рассудком которой полностью завладел Настоятель, была ей единственным родным человеком. Аред не знала, что ей сказать в своё оправдание. За неё всё говорили слёзы, что наконец побежали по щекам. Ей было жалко всех — Трикс, Феликса, помешанную няню, себя. Но она была никому не в силах помочь, только плакать из-за собственной ничтожности. Из последних сил Цисса резко нырнула за Дэю и затерялась среди потока Мадестов Рондо, направляющихся в столовую на завтрак. Беркут не получила ответ на вопрос, почему Циссилия не гордилась собой, а наоборот — стыдилась. Справедливости ради, она сама не знала, почему.***
Это место называли грубым словом «харчевня», настолько здесь невкусно кормили. Нелицеприятное месиво, которое пытались выдать за еду, на деле было просто субстанцией, которой набивали желудок, дабы не чувствовать голод. Здесь пахло сыростью и плесенью, плохо приготовленные блюда были сродни пытки. Девушка предпочитала голодать, нежели чем есть то, что здесь подавали. Сегодня на столах стояли тарелки с сухим недоваренным рисом, рядом лежали жалкие кусочки овощей и ломоть жирного хлеба. Подперев голову рукой, Цисса бессмысленно бегала глазами по нацарапанной на поверхности стола молитве, которую полагалось читать перед едой. Вокруг было полно народу, звон столовых приборов больно бил по ушам. За ее столиком было пусто. Впрочем, Циссилия сама не желала заводить себе друзей в кругу адептов, зная, что кто угодно предаст её ради похвалы Настоятеля. — Ты будешь есть? — подсела к девушке Симона, указав на ее тарелку. Аред молча пододвинула ближе к соседке свою порцию, прикрыв глаза. От голода и усталости Циссилия была готова потерять сознание, но держалась. Она должна попасть во внешний мир. Тогда-то девушка и отдохнет от всего этого религиозного карнавала. Авось перепадет что-то съедобное. Симона рядом охотно закидывала в рот пищу, только и делая, что стуча ложкой по тарелке. Аред окинула безразличным взглядом завтракающих адептов: сейчас они поедят, потом снова пойдут работать, кто на плантации, кто в местную школу. И так день за днем. Одно и то же. Можно свихнуться. Наверное, у Циссы уже были неполадки с головой. Симона неуверенно тронула ее за плечо, кивнув на выход. Цисса чуть приободрилась. Наконец-то что-то хорошее за сегодняшний день. Аред уже знала, куда они с напарницей пойдут. Пару раз ей выдавалось выходить в город вместе с Симоной и выбирали они для проповедей одно и то же место. — Мы идем туда же, — заявила Циссилия, поднявшись из-за стола. Симона тоже приободрилась, в нетерпении схватив книги со стола, и последовала за ней. — Как бы я хотела побывать на собрании для новеньких… — мечтательно вздохнула соседка, аккуратно следуя за Циссой и минуя столики, за которыми завтрак был в самом разгаре. Девушка ничего не ответила, но молча согласилась с ней. Даже Карен не говорил о том, что происходит в его пекарне Отмахивался со словами, что не способен правильно пересказать все то, что видел. Чтобы понять, нужно взглянуть самому. Многие из «Мадестов Рондо» начинали свой праведный путь именно с пекарни Карена, но Цисса заходила в нее только чтобы полакомиться свежей выпечкой. В стенах культа же ей пришлось родиться. Прохладный ветер сдул с головы палантин Аред, и она аккуратно повязала его на шею. Последовав ее примеру, Симона повторила то же самое. Не стоило выходить в город с закрытым лицом, иначе это выглядело подозрительно. Узкая дорожка через сосновый бор вела к выходу из лагеря. Позади уже осталась главная площадь и жилые коттеджи, а витиеватая тропа вела к воротам. Ни сзади, ни спереди никого не было. Симона успела прожужжать Циссе все уши, как здорово то, что они первыми покинут лагерь. — Надеюсь, нам сегодня повезет. Я так давно не приводила к нам людей, но очень хочется. Матушка Рондо, прошу, подсоби нам! — женщина бережно поцеловала свою ладонь и подняла ее к небу, пробормотав короткую молитву на удачу. — Аминь, — шёпотом отозвалась Цисса. Охранники-адепты возле ворот пропустили девушек без личных вопросов, провожая их внимательными взглядами до тех пор, пока они не скрылись из видимости. Стоило быть предельно аккуратными, чтобы не испачкать одежду: лес был весь мокрый после вчерашнего дождя. Миссионеры обязаны выглядеть опрятными и красивыми, чтобы приковывать к себе взгляды людей. Аккуратная прическа и лучезарная улыбка доброй толстушки Симоны притягивали к ней людей, Циссилия же не обладала дружелюбным обличием, но прекрасно владела искусством беседы. Когда доводилось работать вместе, девушки работали вполне успешно. Выбравшись на обочину, почти не запачкав одежду, напарницы двинулись вперед, а затем прошмыгнули в оживленный квартал. До пункта назначения было не так уж далеко. Морская гавань была излюбленным местом Циссилии для охоты. Моряки, бедняки, ошивающиеся в поисках подачек, путешественники и беглецы — все они были превосходным материалом для обработки Мадестами Рондо. Благодаря постоянной текучке людей культ пополнял ряды своих последователей и благополучно продолжал развиваться. Порт был безотказным вариантом — незадачливые люди развешивали уши и без особых усилий заглатывали наживку. Оставалось только подсекать. Напарницы разделились: Симона направилась в самую гущу событий, как обычно и делала — зашла в один из кабаков, где как раз начинал собираться народ. Цисса же решила прогуляться по пристани и поискать местечко поспокойнее. В отличие от своей напарницы, она предпочитала избегать пьяных драк и конфликтов. Девушке не хватало прыти, чтобы каждый день вырываться из лап разгоряченных морских волков. Рисковать тоже нужно уметь с умом, и пока что чутье Аред не подводило. И прямо сейчас оно подсказывало ей неспешно прогуливаться, в ожидании, когда мышка сама сунется в ловушку. Новых кораблей в порту было как всегда много. Небольшие шлюпы ютились рядом друг с другом, торговые шхуны выгружали товар. Ловкие моряки с криками и веселым гоготом выкатывали с кораблей бочки, выносили ящики и мешки, чуть ли не лопавшиеся от обилия круп. Вокруг пахло до безумия приятно: соленый воздух смешивался с чем-то горьким и пряным, хотелось еще и еще вдыхать полной грудью. Позволив себе немного перевести дух, Циссилия остановилась посреди пристани и наслаждалась полуденным ароматом порта, дышала так часто и глубоко, что начинала кружиться голова. Воздух пьянил ее. Это был аромат запретной жизни, чего-то нового и пугающего, но такого желанного. Неспешным прогулочным шагом девушка снова двинулась по набережной, как будто впервые оглядываясь по сторонам. Порт всегда представал перед нею разным: то оживленным и веселым, то умиротворенным, сонным, даже ленивым. Покрепче сжав книги под мышкой, Аред виновато опустила голову. Она в упор не видела того, с кем стоило заговорить о Всевышнем. Впрочем, ей совсем этого не хотелось. Эти люди казались такими свободными и счастливыми, что загонять их в капкан культа было настоящим преступлением. Девушка вдруг скорчилась в оскале. Свободные… Это была зависть, самая что ни на есть настоящая. За ними не наблюдает Покровитель, они никому не обязаны служить. Цисса же заняла в этом мире роль слуги Всевышних. Она всего лишь исполняет чужие прихоти, а за это получает снисходительное отношение к себе. Шум окружал Циссилию со всех сторон, но в этом головокружительном вальсе жизни она ощущала себя лишней, затерявшейся в танце одиночкой, что только мешается под ногами. — Здравствуйте, не хотите… Добрый день, я… — тщетно пыталась Аред привлечь хоть чье-то внимание, но прохожие отмахивались от нее как от назойливого гнуса, продолжая идти своей дорогой. — Да чтоб вас Всевышний проклял! Девушка держалась подальше от потока людей, растерянно оглядываясь в поисках хоть кого-то, с кем можно было бы попробовать завязать внятную беседу. Но все было без толку. Прибывшие моряки были слишком заняты отгрузкой товара, а все гости стремились сразу же скрыться в заведениях неподалеку. Сегодня удача явно не улыбалась Циссе. — Хэй! — сзади раздался оклик. — Ты потерялась что ли, а? Все наши отдыхают в «Ламантине». Ты обязана попробовать их самогон, это божественный нектар, гарпун мне в глотку! — Простите? — Циссилия обернулась, смерив недовольным взглядом нахальную незнакомую особу, что оказалась возле нее легкой прытью. — Тысяча извинений, обозналась чутка, — расплылась долговязая девушка в виноватой улыбке, надвинув на затылок старую кожаную кепку, — вблизи ты совсем не похожа на мою приятельницу. Мне нужно меньше пить, а то совсем ослепну. Эх! Сестра, а ты чего здесь стоишь без дела? Ты не морячка, это сразу видно. Что за книги? Незнакомка ткнула пальцем с длинным почерневшим ногтем в стопку писаний, отчего Аред инстинктивно отвернулась, закрывая книги от любопытных глаз. Морячка прищурилась, ухмыльнувшись. Это была высокая девушка, одетая в мужскую льняную рубаху и широкие потертые временем штаны. На ее плечах болтался огромный камзол, рукава которого развевались на ветру, а сама она была совсем босая. Длинные золотые волосы лежали сальными паклями на груди девушки; было видно, что та совсем недавно сошла с корабля и, кажется, рассчитывала на более гостеприимную погоду. — Трудные сейчас времена. В круговороте событий так сложно найти спокойствие. Я бы хотела предложить вам поговорить о… — начала было Цисса, но незнакомка бодро ее перебила. — Да уж, не лучшие! Ну, собственно, я поэтому и стою здесь на приколе. Хотя, знаешь, что может быть лучше, чем повидать родной дом, улицы, где вырос, любимую семью? Особенно после долгих скитаний по миру. Да, родное гнездышко — это лучшее место для передышки, подруга. Аред скорчилась в недовольстве, поджав губы. Вряд ли морячка хотела ее как-то задеть, но Цисса явно ощутила, как в ее сердце что-то больно кольнуло. Родное гнездышко… Хотела бы она тоже иметь его. То место, где тебя всегда ждут, готовы обогреть и поделиться бескорыстной любовью. Любовью к тебе, а не ко Всевышнему. Но такой чести, увы, Циссилия не была удостоена. — Ты чего такая бледная? Вся худая, одна кожа да кости. Пойдем, я тебе чайку плесну, небось, все твои косточки уже заледенели, — незнакомка хохотнула и поманила жестом руки Аред за собой, юркнув в щель между кабаком и сувенирной лавкой. Циссилия только фыркнула, отвернувшись в другую сторону. Она не станет возиться со всякими оборванками, тем более, что вряд ли с той морячки будет прок. В ее голове вместо мозга, кажется, был хитросплетенный морской узел. Таким как она до Высшего разума как до Луны, а то и дальше. Но любопытство разъедало девушку изнутри. По пристани все так же бродили занятые своими делами корабельщики, а пассажирские фрегаты сегодня не пришвартовывались. Был ли толк сейчас ожидать снисхождения от Всевышнего в виде скучающего бездельника? Немного поколебавшись, Цисса, прикусив губу от нетерпения, бросилась в тот же закоулок, где ранее скрылась долговязая морячка. Тусклое осеннее солнце совсем не грело. Неспокойное после вчерашнего ливня море было грязно-зеленоватым, мутным, совсем неприглядным. Циссилию начинало тошнить от одного взгляда за пристань. Она не понимала, из-за чего можно любить море: буйное, своенравное и порой жутко опасное. Да и кто знает, что ждет там, вдалеке. Девушке никогда не приходилось покидать родной город, впрочем, как и всем адептам культа. Это было попросту запрещено. В большом мире на каждом шагу поджидает опасность, и Цисса об этом прекрасно знала. Пройдя узким переулком, Аред вышла на заброшенную пристань, поросшую пожухлой травой, гнилые доски которой проваливались в воду. На краю причала вдалеке сидел старый рыбак, уставившись на поплавок, и насвистывал что-то себе под нос, кивая в такт головой. Цисса замерла, прильнув к стволу дерева. Здесь было тихо и безлюдно, оживленный гул почти не долетал до старого причала. Долговязая морячка сидела рядом с рыбаком, положив ему на плечо голову, и гладила лежащего на ее коленях большого рыжего кота. Циссилия застыла, не в силах двинуться. Эти двое незнакомцев казались ей какими-то пришельцами не от мира сего. Совсем не похожие на ее окружение, простые и несуразные. Девушка позволила себе немного улыбнуться: что-то притягивало ее к этим людям, что-то такое родное и желанное. Аред смело шагнула вперед; опавшие листья хрустнули под ногами. Старик на причале резко обернулся из-за шороха, следом приподнялась его спутница. Морячка улыбнулась и весело замахала руками, приглашая Циссу ближе. — Не робей! — прикрикнула та, вскочив на ноги, и сама ринулась на встречу Циссе. Поравнявшись с ней, морячка приобняла ее за плечи, отчего девушку передернуло. Она боялась чужих касаний, но новой знакомой, кажется, было на это все равно. — Я Зизи. Бываю тут ну о-о-очень редко. А дедушка Рэд рыбачит каждый божий день, — морячка широко улыбнулась и повисла на шее старика, любовно уткнувшись в его седую макушку. — Годы идут, ничто не меняется, — сипло рассмеялся рыбак, ухватив свободной рукой бумажный сверток. — Поешь, путница. Совсем изголодала. Цисса неуверенно взяла сверток, отвесив легкий поклон головой, и робко заглянула в глаза старику. Заглянула случайно, но больше не хотела отворачиваться: столько жизни, доброты и умиротворения было во взгляде этого неказистого, седого, сморщенного, одетого в застиранное тряпье рыбака. Его блестящие голубые глаза походили на спокойный оазис или даже на лесной родник с прохладной успокаивающей водой. Такого взгляда Аред еще не доводилось встречать, ни один культист не смотрел на нее так. — Благодарю вас. Я Циссилия, — тихо проговорила девушка, стыдливо отведя взгляд в сторону. Ей казалось, что она была не достойна той доброты, которой окутывал ее взгляд старика Рэда. Ужасной грешницей Цисса ощущала себя только перед Настоятелем, но теперь вновь почувствовала нечто подобное. — Странная какая-то, — проворчал рыбак, вновь уставившись на удочку, — что ты пытаешься доказать, девочка? — Я? — недоверчиво переспросила Аред, аккуратно присев на край причала неподалеку от Зизи. К той на колени снова залез кот, и морячка возилась с ним, почесывая рыжую толстую морду за ухом. — Конечно ты. Ты должна знать, кто ты такая. Что приносишь этому миру, какова твоя роль в жизни. А главное, что пытаешься всем доказать? — Дедушка! — капризно фыркнула Зизи, тронув старика за плечо рукой. — Твоих нотаций еще не хватало! Циссилия, между прочим, голодна. Только после слов морячки девушка ощутила, как урчит живот. От свертка в руках пахло безумно вкусно, будто это было что-то из пекарни Карена. Аред неуверенно развернула бумагу; внутри оказался хлеб, между которым лежал лист салата и кусочек мяса. Циссилия недоверчиво взглянула на незнакомое блюдо, вертя сверток в руке. Хотелось попробовать, и девушка позволила себе отломить маленький кусочек, а остальное отложила. Зизи не выдержала и расхохоталась, глядя на нее. — Экая чудачка! Неужели впервые в жизни видишь сэндвич? — Да, — пристыжено нахмурилась Аред. В пекарне Карен подобное не готовил, а харчевня культа не могла похвастаться разнообразием блюд. — Откуда ты взялась такая? — ухмыльнулась морячка, однако тут же отвлеклась на старика, у которого с крючка сорвалась рыба. — Дедушка, после такого шторма ты ничего не поймаешь! — Я без наживы домой не вернусь, — насупился рыбак, — это сухопутная сирена рыбу мне распугивает. — С чего это? — смеясь переспросила Зизи. — Сколько я служил на корабле, знавал только о сиренах морских. А здесь на острове существуют еще и сухопутные. Поговаривают, гуляют в портах девушки, заманивают речами сладостными доверчивых моряков, забирают с собой, да больше их никто не видит. Как сквозь землю проваливаются. Я уж думал мне, старику, не доведется повстречаться с такой зверюгой, но чем черт не шутит, — старик Рэд развернулся, чтобы достать червя из консервной банки, но взгляд его остановился на Циссилии. — Что у тебя, милая, за книги? Колдовские, небось? — Что вы, — обиженно фыркнула та, — я миссионер. Несу веру в народ. — Я же сказал — сирена сухопутная. Зизи приоткрыла рот, взглянув с некой опаской на Аред. Слова старика явно ее впечатлили. Вздрогнув, Цисса прижала книги покрепче к груди. Что взять с людей из внешнего мира? Все они такие — глупые невежи. Особенно моряки. Все, что их интересует, — это сон и еда. Напрасно Циссилия доверилась Зизи и пошла вслед за ней. — Эй, подруга, я тебя не виню! Все мы немного сумасшедшие. Разве нормальный человек променяет комфортную квартиру на узкую каюту? Свежий завтрак на соленую кильку и кружку рома? А я променяла. Потому что для меня свобода не есть это, — морячка развела руками, указывая на берег, — свобода — там. Внимательный горящий взгляд Зизи устремился вдаль. С наслаждением девушка вдохнула свежий морской бриз, бодро тряхнув головой. Аред недоверчиво наблюдала за ней, сморщив нос. Только безумцы ищут приключений. Уж лучше жить несчастливо, зато в полной безопасности. Цисса неожиданно для себя устало вздохнула, глянув на корешок завета. Просто она так привыкла. — Не грусти, Циссилия. Для каждого свое счастье, — кивнула Зизи на книги в руках девушки. Пальцы Аред непроизвольно потянулись к «Завету Вране». Она открыла случайную страницу, пустым взглядом пробежавшись по тексту. Зизи из любопытства заглянула ей за плечо, поглаживая уснувшего кота по спинке. "…и спустилась в мир грешный спасительница, даруя жизни тварям безмозглым. Да посланника не приняли, а силой тёмной к врачевателям отправили. Но не угасло в мученице всё святое, что даровало небытие… Много неумолимого времени прошло, да не старилась спасительница, хоть грешные души уж готовили еёную могилу. И тогда решили скоты силой затащить невольницу на кострище, колдуньей обозвав прежде. Горела мученица, пожирала её оболочку геенна огненная. Да не чувствовала боли девка. Что пламя, что дубак, не имело этого значение. Ведь не знал народ всю силу еёную. Да сгорело когда тело, душа посланницы на небеса взвилась. И принял Он, сам Отец реального и нереального, Покровитель Мадест дочь свою. Обругал прежде за кроткий нрав, да и воротил мученицу на землю прогнившую, наказав изничтожить неверных. Под всеобщие возгласы восстала из огня Рондо, далее наречённая сие именем, подчиняя стихию буйную. Да поддавшись гневу праведному, направила силу свою на тварей неблагодарных…" — Но это не мое счастье, — резко захлопнула Цисса книгу, поднявшись на ноги. — Мне нужно уходить. Зизи понимающе кивнула, тепло ей улыбнувшись. «Еще увидимся», — произнесла морячка одними губами и озорно подмигнула. — Тогда ты обязана его найти, — невозмутимо отозвался старик Рэд, не поворачивая головы. — Ты появилась на свет ради того, чтобы быть счастливой. С минуту Аред постояла на месте, обдумывая услышанное, а потом медленно попятилась назад, ускоряя шаг, вскоре сорвавшись на бег. Счастье… Все только и говорят об этом «счастье»! Цисса не имела ни малейшего понятия, как и почему появилась на белом свете, о чем думали ее родители, кто были эти люди. Все это случилось так давно, что ни осталось ни малейшего шанса узнать всю правду. Минуя пристань, оставляя позади себя людей, девушка спешила убраться отсюда прочь. Неспокойное море билось о причалы, оставляя после себя мусор, ветви, водоросли, быть может, обломки потопленных кораблей. Шум волн до сих пор звенел в ушах Циссы, не давал ей покоя, и в голове всплывал раз за разом только один вопрос. Девушка брела по обочине наугад, надеясь, что рано или поздно выйдет в нужное направление и сможет хотя бы одним глазком глянуть на подготовку к собранию. Должно быть, Симона все еще пытала удачу в одном из кабаков. Но Циссилии было безразлично. Ей не давал покоя один-единственный вопрос: возможно, все-таки это счастье кроется за голубой чертой горизонта?