Яд

Дотронулся случайно До свежих лепестков, Не познав всех таин Загадочных ростков

      Домой они пришли быстро. Крейг трясся от гнева и страха, вызванных раскрытием их с Шейном тайны. На весь город Мару не просто опозорила их, а опорочила, выставляя напоказ самые ужасные поступки, о которых она знала. Несмотря на то, что всё могло ей даться нелегко, она это сделала. Почему, если она любила Шейна, то так поступила с ним, с его жизнью и с его возлюбленным Крейгом? Таким ли уж возлюбленным теперь? Крейг не знал. Ему было плохо от свалившихся вокруг бедствий. Как мужчина, он не позволял себе плакать, превозмогая над бесчувственными словами Мару. Он сидел на кухне, он думал, размышлял и прокручивал в голове события того момента.       Крейг винил Мару. В то же время свои действия он тоже оценивал не как исключительно правильные. Не мог же он и взаправду насиловать Шейна, который не сопротивлялся, не просил остановиться и молчал. Молчание не отрицание. Молчание — просто отсутствие мнения или нежелание им делиться. Как Шейн мог что-то скрывать, если они любовники? Им стоит делиться своими переживаниями и чувствами. Так поступают взрослые люди. Почему не они? Любили ли они по-настоящему? Сейчас Крейг в этом сомневался, хоть и помнил, что говорил и чувствовал несколько дней назад. И эта магия сожительства, присутствия рядом, заботы, разговоров и просто взгляда на Шейна исчезла, испарилась так легко, что не верится, что она вообще была. Так быстро и бесследно. Страх всё ещё держал в напряжении. Как теперь им дальше жить? Спутаны все планы.       Нельзя было сказать с уверенностью, что с Шейном рядом чувствовалось безопаснее. Если — это уточнение требовало очень сильного выделения, потому что мысль не укладывалась в голове — он «насиловал» Шейна, то это нисколько не затмевает факт из истории самого Шейна, который сумел сделать очевидно то же с Мару. Доверять не хотелось ей, но Крейг осознавал, что верил. Верил и боялся, что Шейн, оказывается, не такой безобидный и слабый. Он жил с ним и не подозревал, каким человеком внутри он может быть, скрываясь за молчанием и нескончаемыми бутылками пива.       «Это он меня на дно тянет!»       И Крейгу было стыдно за те слова до сих пор. После Мару, после площади. Шейн не заслуживал такого отношения к себе, такого пренебрежения и дичайшего оскорбления. «Насильник!» Может, она преувеличивала? Бред. С такими делами не шутят, не преувеличивала. Её слёзы… Заслуживала ли она их? Заслуживали ли они с Шейном того, чтобы видеть их, а также услышать то, из-за чего они текли? Всё ведь было прекрасно, всё было просто отлично до Мару. Неужели она вернулась только ради того, чтобы сломать чужие жизни? Людьми нельзя так манипулировать, как вздумается. Всё неправильно, всё. Мару думала лишь о себе, когда устаивала беспорядок и смуту. С самого первого взгляда по её возвращении Крейг невзлюбил её. Он был прав: подозрительно, что никто никоим образом не сообщил ему о прибытии уехавшей ранее. Вдруг это всеобщий заговор?       Идеи и мысли становились безумнее, а время всё текло. Крейг хлопнул по столу и печально застонал. Хотелось, чтобы всё было по-старому, когда не было проблем.       Настроения не было даже забыться в работе, обрабатывая грядки или возясь со скотиной, которую необходимо было кормить и за которой требовалось убирать навоз время от времени. Нужно, но Крейг не мог заставить себя встать со стула. Ни на что он не был способен сегодня, как выпитая алюминиевая банка пива, скомканная и выброшенная в урну.       На следующий день не помнил он, как добрался до спальни — если он сам вообще до неё дошёл, — как уснул и проснулся. Он не знал точного времени и вышел на террасу. Дневной свет слепил, и от яркого света Крейг чихнул, перегнувшись через перила. Так он заметил, что грядки не политы с утра, и подумал, что стоило бы этим заняться. Пока он возился с огородом, заскрипела калитка. Крейг обернулся. В дом направлялся Шейн с коробкой пива. Не зная, что говорить и говорить ли, Крейг продолжал поливать ростки. После он занялся обходом курятника и хлева, убеждаясь, что все животные в порядке. Потрудившись, он почувствовал себя лучше, потому что не успевал думать о том, что тревожило совсем недавно, но, закончив, Крейг невольно возвращался во вчерашний день и снова страдал. Шейн, Мару, горожане, Шейн, Крейг, Мару, горожане — один поток, который надоедал. Стоило переосилить себя и поговорить с Шейном, потому что иначе это не закончится.       Войдя в спальну, он застал старую картину: Шейн, пиво и тишина.       — Шейн, я бы хотел поговорить.       Шейн повернулся к нему и взглянул так, словно знал, что его боятся. Или Крейгу просто показалось.       — Слушай, я не хочу тебя ни в чём винить, но хочу спросить: как так произошло?       В ответ молчание и просто глаза, не говорящие ни о чём.       — Я просто не знаю, как у вас там всё было. Она кричала на тебя и говорила… много всего, что мне не понравилось. — Крейг закусил губу и продолжил: — Я не знаю, что тебе нужно и чего ты хочешь. Я устаю от неизвестности.       Ни звука. Глоток пива.       — Шейн! Я с тобой разговариваю! Дай это сюда. — Крейг забрал бутылку у Шейна, который не потрудился усилить хватку, и кинул в мешок с другими бутылками. Там что-то разбилось. — Я не могу читать мысли, я не знаю, о чём ты думаешь. Просто скажи, хоть что-нибудь, Шейн, ты как мёртвый совсем. Пожалуйста. Я не могу так. Шейн?       Тот сидел на том же месте без изменений в лице, словно он ничего не заметил, словно ему ничего не говорили.       — Шейн, ты хоть меня любишь вообще?       На эти слова Шейн отреагировал. Он встал и вышел. Не то, что ожидал Крейг.       — Класс, — пробубнил Крейг, садясь на кровать. Он негодовал, мысленно осуждая Шейна за его поведение. Выйти молча из комнаты, не объясняясь и убегая от разговоров. Трус.       На глаза попался распечатанный конверт, находившийся на полу, с символикой «ДжоДжа». С подозрением глядя на него, Крейг поднял и прочитал письмо, в котором говорилось, что вследствие ряда причин, дисциплинарных нарушений и замечаний, Шейн теперь не являлся сотрудником их компании. Иными словами, его уволили. Сначала Крейг не особо удивился и отбросил бумагу в сторону, думая, что наконец-то Шейну не придётся там корячиться, а потом задумался и понял, что это, чёрт возьми, плохо. Что он там умудрился натворить, что его увольняют сразу, намекая о прошлых предупреждениях? Неужели он пил прямо на работе? Или… домогался до кого-то? Чего вообще этому человеку нужно от жизни? Может, если бы он больше говорил, то не приходилось бы стыдливо отмалчиваться и терпеть упрёки от людей. Быть может, они хотели как лучше.       Крейг лёг, с раздражением думая о Шейне, который ушёл от разговора, не начиная его. Он даже не попытался ответить. Почему это так бесит? Потому что надо, чтобы было по-человечески, нормально, понятно. От недоговорок и умалчивания все и проблемы. Вот он выговорился, и остаётся надеяться, что Шейн это примет к сведению и вскоре вернётся, и начнёт рассказывать.       Алкоголь. Могут ли проблемы Шейна быть из-за него? Или, если перефразировать, все ли основные проблемы из-за алкоголя? Посудить просто: Шейн, возможно, постоянно пьяный и не соображает, что делает, он пассивный и неактивный. Может, тогда у озера он был трезв впервые. Это ведь зависимость? Это зависимость. Настало время бороться. Крейг посмотрел на мешок, полный пустых бутылок из-под пива, подошёл, свернул верхушку и понёс к выходу. На улице он взял и кинул всё это в сторону. Звон стекла слышался сквозь плотную ткань.       «Так и надо», — подумал Крейг. Он похлопал руками и упёр их в бока. Вдохнув уличный тёплый воздух, он вернулся в дом и стал готовить еду на остаток дня им обоим. Однако время шло, Крейг закончил свои дела, а Шейн не появлялся.       К вечеру это стало подозрительным. У Крейга кончилось терпение, и он пошёл к озеру, покрывая Шейна непотребными словами. Однако там его не оказалось. Крейг не знал, куда идти. В голову не приходило ничего дельного, и медленно он направился обратно к своей ферме, пиная попадающиеся на пути камни, стараясь закинуть их всё дальше. Проклятия сыпались из него, как сахар из дырявого мешка. На следующий день Шейн также не объявился.       Крейг намеревался дойти до Гаса, потому что тот мог знать, где находится Шейн, так как он постоянно в курсе всего, вот только его останавливало одно: жители Пеликан тауна знают всё. Он боялся показываться им на глаза и не мог предсказать их реакцию. Его ненавидели, презирали, хотели смерти, изгнания? Этого нельзя было предполагать с уверенностью, как и отрицать возможность. Столкнулись в нём два желания: узнать о том, где Шейн и всё ли с ним в порядке, и не видеть никого, закрыться в доме, чтобы ни один человек не имел доступа к нему. Никаких контактов. Изоляция. Это глупо, но ещё глупее выходить в люди. Крейг долго колебался, бродил по дому, туда-сюда исходил все комнаты, истёр ладони друг об друга, посидел на всех стульях и очень туго решился. Притрагиваясь к калитке, он осторожно открывал её, словно она могла его укусить или ошпарить. Сжав веки перед выходом, он отправился в город. Каждый куст казался опасным, потому что мог скрывать любого за собой, а из-за очередного дерева мог караулить кто-то. В любую минуту он мог свернуть назад. Каждый шаг давался с трудом и вторил сердцебиению. Что-то подступало к горлу. Крейг изо всех сил старался не думать о плохих исходах — об исходах вообще, — концетрируясь на выравнивании дыхания. Получалось плохо. Так или иначе, пока он не останавливался, смысл в движении был.       Первые домики показались. Крейг нервно сглотнул, отводя взгляд от окон, чтобы невзначай не увидеть кого-нибудь, выглядывающего оттуда с осуждением на него. Мимо клиники Харви он проходил с мурашками на коже. Он даже не захотел взглянуть на доску с объявлениями, чтобы не останавливаться в лишний раз и не тратить время зазря, зная, что в любой момент может увидеть самого Харви, или Пьера, или Эбигейл, или кого-то ещё. Огибая улицу, вдали он заметил Кента. Тот курил на определённом расстоянии от дома и выглядел более хмурым, чем обычно. Кент его заметил и не отрывал взгляда. Он покачал головой. Крейг моментально отвёл взгляд на дорогу и ускорился. До таверны он дошёл, не встретив никого, что его удовлетворило. Внутри, как только люди поняли, кто к ним зашёл, все разговоры и смех утихли. На Крейга пялились, пока он не подошёл к Гасу. Пэм скривилась в своём одиноком углу и нехило хлебнула из кружки, Робин и Лия отвернулись и продолжили беседу, Клинт в кузнецком фартуке сжал руки в кулаки и что-то шептал с недобрым лицом. Крейг спиной чувствовал, что никто ему не рад и что выходить нужно было как можно скорее, пока в него не прилетел чей-либо бокал, наполненный или пустой.       Гас безынтересно спросил, протирая стаканы:       — Чего нужно?       — Виски, — начал юлить Крейг, осторожно подходя к главному предмету интереса. Он сел и вскоре получил низкий стакан с крепкой тёмной жидкостью. Отхлебнув, он вздрогнул. Он сразу протянул деньги за заказ.       — Что нужно? — спросил Гас ещё раз, сгребая деньги со стойки.       — Я… Мне нужно узнать, — он прильнул вперёд, — куда запропастился Шейн. Его нету целый день. Ты не знаешь?       Гас вздохнул и пошевелил губами.       — Да, знаю. — Пауза. — Он у своей сестры.       — У Марни? — громким шёпотом отозвался Крейг.       Гас кивнул и вновь начал протирать стаканы.       Это было так просто, что Крейг не догадался в первую очередь дойти до Марни и спросить у неё, куда мог деться Шейн, ведь она сестра. Неудивительно, что он ушёл к ней. Привычное место, привычная комната и старые вещи. Он ничего оттуда при переезде почти не взял, будто начал новую жизнь. И теперь он вернулся к тому, от чего ушёл когда-то. Странный парень с не менее странной биографией. Зачем он связывался с Мару? Глупый вопрос. Потому что любили друг друга. Разве можно, любя, обвинять в насилии или применять его на самом деле? Крейгу не нравилась эта история ни под каким углом. Учитывая, что с недавнего времени, она относилась и к нему. В животе опустело.       — Тебе лучше уйти.       Крейг сам это понимал. К тому же это было его единственным и сильным желанием на данный момент. Он оставил виски недопитым и вышел на улицу.       Ему предстояло пройти через вторую половину города, пересечь южную его часть, а значит обойти ещё больше домов. Меньше страх не стал, он только усилился. Второй раз ничем не лучше первого. И это предстояло пережить снова. Проходя мимо перекрёстка с улицей, ведущей прямо до магазина Пьера, Крейг уже не застал Кента. Настало малое облегчение; вслед за ним — новая волна переживаний. Быстрым ходом Крейг отдалился от города и держал курс на ферму Марни, которая, честно говоря, уютно выглядела со стороны и, быть может, Крейг был солидарен с тем, почему Шейн вернулся. Беда в том, что Шейн не от этого убегал. Дело во внутреннем. Марни не нравился образ жизни Шейна. Она не говорила прямо, но он чувствовал. Крейгу было обидно, что его променяли на этот дом, сродни какому-то предательству.       Крейг постучал в дверь, как вежливый и приличный сосед, который зашёл, к примеру, за лишней пачкой масла, не хватавшей ему для завтрака. Не пришлось долго ждать, чтобы дверь отворили.       — Привет, Марни.       — Крейг. — Марни было неудобно — глаза опущены, неловкая улыбка, которая сползла позже. — Ты чего?       Она старалась выглядеть так, словно ничего не случилось. Навязчиво, что бросалось в глаза. Возможно, и она это понимала, делал выводы Крейг.       — Я к Шейну.       — Его здесь нет.       Крейг оторопел.       — Разве?       — Да.       Кратко и совершенно ясно, что ему и здесь не рады. Но Крейг хотел увидеть Шейна и поговорить с ним.       — Марни, пожалуйста.       — Я сказала, его здесь нет.       — Мам, а это тот самый плохой дядя, который обидел дядю Шейна?       Марни обернулась в испуге, и обнаружила позади себя маленькую Джес.       — Джес, деточка, лучше иди поиграй у себя.       — Может, он пришёл извиниться? Может, мне позвать дядю Шейна?       — Нет, не стоит, Крейг уже уходит.       И Марни закрыла дверь, уводя дочь в комнату, судя по звуку удаляющихся шагов. Крейгу не понравилось такое отношение к себе. Шейн определённо был внутри — спасибо Джес за подсказку, — но не шёл на контакт. Не мог он «обидеть» его, что Шейн не хотел даже увидеться. Бред всё это.       Крейг постучал сильнее, чем в первый раз, и настойчивее. Марни резко открыла дверь и процедила:       — Уходи.       — Марни, пожалуйста…       — Нет!       — Почему?       — Он не хочет тебя видеть.       — Да не верю я. Дай мне просто, — не закончил Крейг и попытался протиснуться вовнутрь, но Марни вытолкнула его и заслонила полностью проход своей массивной и большой фигурой.       — Нет, не пущу! Крейг, уходи. По-хорошему тебя прошу. Ему без тебя тяжело. Увидит тебя, ещё хуже будет.       — Но-       — До свидания.       И Марни хлопнула дверью, заперевшись изнутри на случай, если Крейг решит вломиться.       Не осталось больше сил. Ему всё это надоело. Сразу почувствовалось, как люди изменили своё отношение к нему. Раньше бы Марни в любой ситуации пустила его к Шейну, Крейг мог поклясться этим даже своей жизнью. Опять всё из-за Мару. Не просто перемешала все карты, но и смяла их и сожгла на костре, пританцовывая на пепле сгоревших отношений с людьми доверия. Она была как злобная ведьма, мстившая из-за личной неприязни. К ней зарождалась ненависть. Друзей здесь больше нет. Кругом недоброжелатели. Хотелось выть, ногтями расчёсывая кожу на руках и груди. Крейг пнул забор, но ему не полегчало. Дальше он шёл до дома, пыхтя и ворча про себя. Шейн тоже та ещё заноза в заднице. Сочувствием к нему Крейг не проникся.       Вернувшись на ферму, Крейг в первую очередь окинул взглядом огород. Вороны не растаскали зелень — плюс, с утра гряды политы — плюс, визуально всё в порядке — плюс, животина не кормлена — минус. Крейг нашёл в курятнике несколько новых яиц и отнёс их домой, насыпал корма курам и зашёл в хлев. Коровы мычали, но ничего сверхъестественного не делали. Положив достаточно сена, Крейг осмотрел молодого телёнка, который бодро кружил по хлеву.       — Хоть ты у нас живчиком.       Крейг вышел и сел на крыльцо. Запах навоза с носа выветрился, давая место для других запахов. Ветер доносил лёгкий цветочный аромат, солнце припекало, но не сильно — жары как таковой не было; о чём-то шептались деревья на территории фермы. На западе всё так же лежала в развалинах старая теплица, за которую не первый год Крейг обещает себе взяться и починить, рядом амбар, тоже требующий ремонта, а дальше только заросшие просторы. Сколько лет понадобится, чтобы всё здесь обустроить и красиво оформить? Пригодятся в будущем дорожки, заборчики, нужны будут со временем новые пугала, больше семян, больше работы, животным нужны будут новые дома, ещё неплохо было бы и овец завести… Тут дел не на год и не на два. Десять? Возможно. Обустройству одному сил надо отдать немерено. И одному не справиться. Получится ли помощи у кого-нибудь спросить, принимая во внимание нынешний скандал на весь город? Хоть чья-нибудь поддержка будет у него? Крейг сомневался, и это его расстраивало. Он не виноват, что так вышло. За что, Мару? За что? Крейг ответов не знал. Ему было жутко тоскливо на душе, чтобы предпринимать какие-либо решения по своей проблеме. Ему нужен был отдых. Крейг зашёл в дом и лёг в кровать, прокручивая в голове разнообразные мысли. Он не заметил, как уснул.       Проснулся он от непрекращающегося стука в дверь. Она была достаточно далеко, но шум доставлял неприятности. Голова побаливала. Вне зависимости от того, сколько времени было сейчас — даже если полдень или четверть пятого вечера — выспавшимся Крейг ни за что бы себя не назвал. Он хотел спать, вырубив способность слышать и видеть. Стук не прекращался. По двери тарабанили.       — Крейг, открывай, чёрт тебя за ногу!       Голос Мару. Крейг подорвался с кровати и колебался, стоило ли открывать. Терпения у неё хватало не отступать, поэтому выхода не было. Крейг прошёл в кухню и отворил дверь. Ладони и пальцы Мару покраснели от силы, с которой она ударяла дерево, чтобы разбудить Крейга, появившегося только что.       — Доброе утро, — без усмешки произнесла Мару.       — Долго ты тут стараешься?       — Нет.       — Опять поговорить?       — Почти.       Крейг настроился на очередную несусветную пургу, которую Мару могла наплести ему. День предстоял трудным, если он начинался с этой девицы. Хотелось бы ему, чтобы она просто ушла. Сказала быстро и ушла. Ему сам её вид противным казался, потому что она была гнилым человеком без души и чувства сострадания. Сама во всём виновата и пришла перекладывать вину на него или Шейна? Нет, дорогуша, нет. Нужно просто её не слушать.       — Крейг, не буду долго тянуть, но я решила, что ты должен знать, — Мару умудрялась оттягивать время. — Сегодня ночью Шейн переплюнул самого себя и выпил несколько литров виски, считай, за один раз. Утром его нашли возле озера в окружении бутылок. У него… просто отказали органы, сказал Харви, когда обследовал труп. Всё из-за алкоголя.       «Всё из-за тебя». Крейг был слишком впечатлён, чтобы ответить Мару. Медленно челюсть у него опустилась и поднялась. Он приложил кулак к своему носу и был как парализован — только вздымающаяся грудь говорила о том, что он живой.       — Ну всё, я пошла.       И она ушла. Крейг потерял его. Шейна. Шейни, который тихо сидел дома и часто выпивал. Шейна, который не любил работу, но исправно ходил на неё по утрам. Шейна, который очаровывал, просто существуя. Крейг не верил. В самом деле такого не могло произойти. Вот-вот он был живой, здоровый… Он был… Хорошим человеком. Или?.. К глазам подступило странное чувство, будто вот-вот хлынет фонтаном. Крейг взялся за переносицу и сел за стол, уперившись взглядом во второй стул. Пустой…       У них не было общения. Накануне. Он просто накричал на бедного Шейна, заставил его уйти, когда всё было плохо. Мару, потом «ДжоДжа», затем он. Они так медленно и верно у… убили его? Просто доконали? Заставили окончательно спиться? Может, и неудивительно. Шейн потерял надежду отовсюду. Кто его по-настоящему ценил? Только Крейг. И даже он позволил себе в такой тяжёлый момент нанести последний удар по вере Шейна в лучшее. Как безответственно. Лучше надо было присматривать за собой и своим подопечным. Цена небольшой ошибки, неопытности оказалось слишком дорогой для Крейга. На банковском счету сумма равнялась бы нулю или даже ниже. Теперь он свободен от оков заботы, но о радости и речи быть не может. Занавес опускался всё ниже, как и железный холодный гвоздь на дно океана. Давило сверху всё сильнее.       Это слишком жестоко, чтобы быть правдой. Разве так бывает? Раз и всё. Нет человека. Мёртв!       Крейг ощущал вину за каждый раз, когда оставлял Шейна одного, когда молчал в ответ и не пытался заговорить, когда ссорился, когда докапывался, когда делал что-то не так. И по всей видимости, много чего было не так. Просто так Шейн бы не взялся за такое количество бутылок.       Бутылки! Крейг вспомнил про них. Простые стеклянные бутылки с пивом, пахнущие характерно, блестящие на солнце, словно лужи после дождя. Крейг выбежал на улицу и отыскал мешок. Мешок Шейна. И его кладбище бутылок. Крейг затащил их обратно в дом и задвинул в угол кухни так, чтобы пока он сидел на стуле, он мог видеть их. Теперь будто по-старому. Может, так скоро ещё одна прилетит невзначай?       Крейг вспомнил, как когда в последний раз видел Шейна, отобрал у него пиво. Из мешка он с лёгкостью его достал. Недопитое.       Поставил на стол, напротив своего места, и глядел в шатающийся уровень жидкости внутри. Амплитуда становилась меньше. Пиво успокоилось. Крейг нет. Зачарованный, он опустил подбородок на стол и упёрся взглядом в бутылку, надеясь, что её поднимут и допьют. Когда-нибудь. Предпочтительно как можно скорее. Крейг знал, что этого не случится и что дверь чудесным образом не откроется. Он не верил. Он ничего не видел своими глазами, не мог убедиться наверняка в смерти.       Крейг подумал о том, чтобы сходить до Марни, до Харви, или даже к Гасу, но тут же отказался от своих идей, представляя, как отовсюду его пошлют куда подальше.       Несмотря на всё, что происходило у него в жизни, как он относился к своей жизни, Шейн не готов был умирать. Если бы хотел, он давно бы это сделал. Но он жил. Он хотел жить. Каждый день, если посудить, он давал судьбе ещё шанс, чтобы удивить его, обрадовать, показать чудо. И чуда не происходило. А он верил. Шейни… он был терпеливым. Бесконечно терпеливым. Несмотря на все жалобы, на всю апатию и алкоголизм. Шейн — главная жертва.       Или может, он всё-таки заслужил своё? Что он любил, то его и убило? Нравилась Мару — он оступился и получил своё, нравился Крейг — оступился и получил своё, нравился вкус алкоголя — всё то же. Не надо было распускать руки и расслабляться. Жизнь ведь не простая вещь. Чуть отвлечёшься, и она тебя снесёт волной, а ты и не заметишь. Если у Шейна был такой секрет страшный, то какое ещё тёмное прошлое могло скрываться внутри его головы? Что он успел натворить в Пеликан тауне? А главное — знали ли другие об этом?       Могла ли быть Мару права? Мог бы хоть кто-нибудь прав насчёт Шейна? Какой он, настоящий? Где он? Знал ли его кто-нибудь по правде, в самом деле, полностью? Кому он доверял? Об этом им не узнать. Всё теперь будет покрыто туманом неизвестности. Шейн — сплошная загадка.       За всё время Крейг не выходил на улицу. Он боялся увидеть, то есть не увидеть нигде Шейна. Он расставил все целые бутылки по дому, в каждой комнате. Их было больше тридцати. Символично — на каждый год жизни Шейна. Крейг голодал и объедался, испытывал жажду и напивался до тяжести в желудке. Постоянства и привычности не было теперь в его понимании. Он просто был дома в какой-то своей системе и просто пытался жить без Шейна. Окружающие не назвали бы это жизнью, в их понимании, но Крейг старался выкарабкаться, как мог. Он не задевал бутылки, не трогал их больше, потому что они не предназначались для него. Это всё — Шейна.       Заслуженно или незаслуженно: было наплевать. Утраты это не покрывает. Какие могли быть разборки? Мёртвых судят разве? Ему ничем не помочь.       Ничем.       И в дверь постучали. Крейг, не торопясь, подошёл ко входу. Из открытой двери вновь показалась Мару.       — Уже вернулась?       — Крейг, ты идиот. Какого чёрта ты не пришёл на похороны?       — Какие похороны?       О чём Мару говорила? Только недавно приходила с новостью, а сейчас уже о каких-то похоронах.       — Кто-то умер? — продолжил Крейг.       — Ты с катушек съехал? Крейг! — Она дала ему пощёчину. — Крейг, похороны Шейна. Почему ты не пришёл?       А разве кто-то звал? Он всё время был один.       — Так, — Мару выглянула назад и в сторону, — то есть приглашение от Льюиса ты не забирал?       По его лицу она поняла, что всё именно так и было.       — Крейг, ты вообще на улицу выходил?       «Нет», — мысленно ответил Крейг, опуская взгляд.       — Ты совесть-то имей! У тебя хозяйство так пропадёт, Крейг.       И он молчал.       — Крейг!       И снова.       — Короче, я устала от всего этого, — она пошла вниз по крыльцу, — мне надоело с вами, мужиками, возиться. Оно мне надо? Разбирайся сам, удачи.       Она ушла, думал Крейг, но вскоре послышался её громкий возглас:       — Ты-то куда намылилась? Ему плевать вообще с высокой колокольни на всё… — дальше было не разобрать.       — Сама курица! — раздалось в ответ.       Эбигейл. Она добралась до Крейга.       — Привет.       Крейг смотрел на неё, чувствуя, как пропитывается презрением.       — И? Чего на этот раз? Какие-то руны предсказали ещё что-то?       — Нет.       Крейг закатил глаза. Теперь придётся выслушивать, что бы там ни было.       — Теперь понимаешь, что я была права?       — В смысле?       — Что вам с Шейном не следовало быть вместе.       Так вот она о чём… Пусть тогда катится обратно со своими мыслями, потому что Крейгу оно и задаром не надо; всё и так на приемлемом уровне плохо, добавки не надо.       — Я предупреждала, что он за собой потянет. «Это он меня на дно тянет!»       — Что это? — Она заглянула и случайно увидела выставленные бутылки. — Крейг, я предупреждала. — Она самоуверенно улыбнулась. — Он не был тебе парой. Никогда.       Говорила она, а Крейг слышал слова Мару, потому что это было в её духе, в её характере. Она могла бы рассуждать точно так же.       — Пойми, что нельзя справиться с собственными проблемами, если вместо этого ты пытаешься починить других, потому что это проще.       — Чего?       — Надеюсь, ты задумаешься.       И она ушла.       — Эй! Вернись! Эбигейл!       Она даже не обернулась. При этом посмела заявиться, как самая умная здесь на всей Земле, расвыпендриться и уйти, как ни в чём не бывало. Крейг до этого был терпелив с ней, но сейчас его прорвало. В мыслях возникали картины различных жестоких ситуаций с участием Эбигейл, которые были направлены на то, чтобы усмирить пыл Крейга, однако он лишь закипал. Хлопнув дверью, он смахнул все бутылки со стола и ударил по нему несколько раз кулаками. Руки заболели, а эмоции не угасали. Крейг потопал и похлопал по стене, рыча что-то невнятное, чтобы поскорее усмириться.       Позже, когда гнев утих и Крейг сползал по стене вниз, он привстал на колени и после во весь рост. Он протёр сгибом кисти нос. Бутылки давили на него, взгляд на них отзывался режущей болью. Он отыскал свой мешок и сгребал туда оставшиеся бутылки, собирал их по всему дому. Когда закончил, он положил его рядом со входом и больше не двигал. Осколки Крейг вымел метлой и протёр влажной тряпкой. Со стола уцелели несколько бутылок, включая ту, что была неполностью пуста. Её, единственную, Крейг поставил обратно. Почему-то её убрать он не мог и мысленно извинялся, что чуть не разбил.       Прошли похороны, и его там не было. Сначала Крейг огорчился этой новости, потом стал размышлять. Он пришёл к выводу, что, даже выйдя за почтой и прочитав приглашение, вряд ли бы решился. Пока он не видел всего происходящего, был маленький шанс, что правдой это не окажется. В какой-то мере его могли обманывать, а поддавшись слабости, он только подтвердит их версию. К тому же в деревне теперь он никому не нравился, он не мог спокойно выйти. Переосилить себя Крейг не мог. Он ни за что не пришёл бы смотреть на мёртвого Шейна.       И, похоже, он никогда больше его не увидит.       Тогда, когда он пришёл к Марни, у него был шанс. Единственный маленький шанс, который после неудачной попытки он бросил. Так же, как и Шейн его. Он сам не хотел видеть Крейга? Чувствовал ли он, что скоро время настанет? Крейг не знал. Крейг не хотел знать.       Почему ему нельзя ещё хоть минуту с ним свидеться? Так, между делом. С нормальным, живым Шейном. Он понял, что значит «всё отдать» ради ещё одной встречи.       От бутылки пахло пивом. «Чёрт…» Если закрыть глаза, то могло показаться, что Шейн сидел рядом. Крейг знал, что это была иллюзия, самообман. Но так хотелось снова почувствовать то тепло…       Крейг прошёл в спальню, чтобы уткнуться в подушки. Страшным было то, что запах Шейна он не мог уловить. Ему стало жалко себя, ищущего хоть один знак, чтобы убедить себя, что тот может быть жив до сих пор. В таком положении Крейг уснул до следующего утра. Проснувшись, он не сразу вспомнил про похороны. Ему показалось, что себя стал чувствовать немного лучше. Не в том смысле, что он поверил, а в том, что приходилось задумываться о хозяйстве. Несмотря на всю свою раздражительность и гадство, Мару в этом была права — без него вымрут и животные. Лениво Крейг поднялся и позавтракал на кухне, смотря на оставленную вчера бутылку. Животные выглядели хуже обычного. Сколько дней он морил их голодом? Никто не умер за это время, поэтому он с особым старанием разглядывал их и стремился угодить. Почистив полы, он оказался напротив грядок с маленькими садовыми граблями, перчатками и лейкой на земле. Сегодня предстояло наверстать упущенное. Работая руками, Крейг чувствовал, что живой. Когда уставал, он понимал, что потрудился; когда вновь принимался за работу, сосредатачивался на процессе. Не успел и вечер грянуть, как в огороде не осталось дел. И даже тут Крейг нашёл нечто удивительное: по правую сторону от дорожки на грядке пророс первый цветок. Пророс и раскрылся. «Шейну бы понравилось», — заключил Крейг. Он глядел на цветок какое-то время, а потом вернулся к привычным делам. Взяв швабру, тряпки и ведро, он принялся за уборку дома. Открыл все окна, вычистил пыль, перебрал продукты и посуду, закончил всё влажной уборкой. Террасу он тоже протёр. Грязную воду вылил в западной части фермы. Казалось, что он переделал всё, что можно было, но этого было недостаточно. Он хотел ещё. За весь день тело успело устать и износиться, но Крейг хотел поработать ещё. Он нервно гулял по округе в поисках чего-то эдакого, что можно сделать. В итоге лишний раз только полил некоторые грядки — на этом он закончил.       Дома, рухнув на стул, он медленно втянулся в прежний образ мысли. Шейн, Шейн и Шейн. Его не хватало.       В другой день Крейг срубил несколько деревьев, безуспешно попытался выкорчевать пень, прокосил часть травы, выдернул несколько кустарников и начал закладывать будущую дорожку к теплице.       Однажды к нему под вечер вновь постучалась Мару.       — Опять ты? — Крейг сдерживал себя и свой пыл.       — Да, опять. Больше ты меня не увидишь. Я пришла попрощаться.       Неожиданное известие. Получается, и она теперь исчезнет из его жизни. Предварительно её разрушив, конечно.       — Угу. Прощай. Можешь идти. — Он закрывал дверь, но Мару его остановила.       — А ты?       — Что ты имеешь ввиду?       — Никуда не собираешься?       — Например?       — Навестить хотя бы могилу Шейна.       Она опять напомнила о страшном. О том, из-за чего не любил её всей душой.       — Нет, не собираюсь.       — Значит, так и не собрался? Так и знала, что ты не по-настоящему его любил.       — Проваливай.       — Я ухожу, но с тобой хочет поговорить Пенни.       — Пенни?       Мару отошла и пропала из виду. Вместо неё в проходе появилась Пенни.       — Привет.       — Привет, — ответил Крейг.       — Впустишь?       Крейг не очень хотел кого-либо пропускать внутрь, но Пенни удалось его убедить своими добрыми глазами и спокойной душой. Он и предположить не мог, что в такой момент это его подкупит.       Крейг сел за привычный ему стул, Пенни достался второй. Двумя пальцами она отодвинула бутылку, что возмутило Крейга, но он не подал виду. Пенни скромно сложила руки на коленях, взирая на Крейга без упрёков и других осуждающих эмоций. Он не ожидал такого и был несколько обескуражен спокойствием девушки. Она… сидела неподалёку от него?       — Как дела? — Казалось, что Пенни не знала, с чего ей начать разговор.       Крейг раскрыл было рот, но не хотел отвечать «нормально», потому что это было ложью. Плохо тоже не было. Подходящий ответ не находился. Пенни это заметила.       — Не очень, да? Понимаю.       Она так приятно улыбнулась, что Крейгу на долю секунды почудилось, что всё может быть хорошо. Всего лишь на долю секунды.       — Крейг, я не очень разбираюсь, как всё происходит у вас и что у вас было, но просто хочу сказать, что ты ни в чём не виноват.       Разве? Крейгу было тяжело слушать. Слова были мягкими, добрыми, но таким грузом свешивались, потому что казалось, что что-то он делал не так всё это время.       — Не вини себя. Ты ни о чём не знал. Ещё до тебя он таким был.       Был или не был — какая разница, если на нём закончилось всё. Он не справился, сделал недостаточно. Не смог сохранить жизнь.       — Крейг, посмотри на меня.       Крейг поднял взгляд, и ему стало совестно, что на него не кричат, не винят, а пытаются успокоить, как обычного хорошего человека.       — Ты ничем не мог помочь, поверь мне.       Крейг терял последние капли своего спокойствия. Он хотел, чтобы Пенни ушла или хотя бы не была такой доброй. Это несправедливо для него.       — Как Эбигейл? Ты не обижена на неё? — сменил он тему.       — Нет, совсем нет.       — Ты уверена?       — Да. Она славная девочка. Просто мы можем не ладить. Это нормально.       — Как там Пэм?       — Ничего особенного. Всё по-старому.       Крейг понимал, что именно это значило. Однако Пенни это говорила легко и непринуждённо. Значит, всё действительно было «нормально», хоть это и звучало не очень правильно. Крейг пытался продолжить разговор.       — Что планируешь сегодня?       — Нужно Мару проводить до автобуса.       — Уезжает уже сегодня?       — Да.       Диалог закончился длительной неловкой тишиной. Пенни неспеша встала, поправила платье и направилась к выходу. В последний момент она повернулась к Крейгу и сказала:       — Мару советует тебе тоже уезжать. Надеюсь, ты и сам понимаешь.       За закрытой дверью оказалось всё то простое, что ненадолго появилось у Крейга.       Уехать? Звучало разумно. По-другому быть, поди, и не могло. Единственное решение, которое могло его спасти от ещё большего позора и осуждения. Чем больше он оставался в городе, тем бессмысленнее было его пребывание. Люди не будут рады ему уже никогда. Шейна тоже нет. Здесь он потерял всё, о чём мечтал. Спокойная и мирная жизнь тут отныне невозможна. Бегство — выход отсюда, из ловушки, которая захлопнулась внезапно для него. Месяц назад он и не подозревал, что ему удосужилось бы пережить. Уехать… Мысль не давала покоя. Он не думал об этом всерьёз, и зря. Он был готов. Уверенность в необходимости премен укоренилась в нём. Ему нечего делать в Пеликан тауне. Этот этап уже пройден. Нужно отпустить всё, что угнетало и тревожило, и забыть, как неудачный день. Пенни дала ему надежду, не говоря об этом прямо. Он был ей благодарен, хоть послевкусие встречи и оставило каплю горечи. Пора собираться в дорогу.       Когда Крейг порылся в вещах, он уяснил для себя, что много ему не потребуется. Мелочь останется здесь, крупногабаритные предметы тоже. Всё, что ему необходимо — одежда. Не находилось того, что было настолько дорого, чтобы взять с собой в новую жизнь. Ему хватило одного старого чемодана для всей одежды, которой было не очень много. Крейг переживал за животных, и решил написать записку для Марни, в которой просил её забрать коров и куриц, если ей была небезразлична их судьба. А ей не была, потому что у неё он и купил маленьких первых цыплят. Это было правильно: вернуть то, что принадлежит другому. Перечитав по-быстрому написанные строки, он засунул бумагу в карман. Ручку оставил в ящике. Выводя чемодан на кухню, Крейг краем глаза увидел бутылку с недопитым пивом. Он остановился. Медленно протянув руку, Крейг взял её и внимательно рассмотрел. При свете дня, лившегося из окна прямо над столом, стекло переливалось и блестело. Пиво булькнуло, когда Крейг слегка потряс бутылку.       — Твоё здоровье, Шейн.       Он поднёс горлышко к губам и наклонил. Выпив, он еле сдержал слезящиеся глаза и положил бутылку к остальным, в мешок. Вот и всё. Остаётся только уйти. Крейг вынес чемодан на улицу и зашёл обратно. Не успел он схватится за мешок, чтобы его выбросить, куда полагается, в дверь постучали.       — Привет, Крейг, — бодро поприветствовал Алекс. — Вот, возвращаю. — Он протянул ящик с интструментами. Крейг забрал их и положил тут же. — А это, эм-м, — Алекс указывал на чемодан, — ты куда-то собираешься?       — Да, уезжаю.       — Сегодня вечером?       — Да.       Алекс смутился, не спросив причины. Этого не требовалось. Они оба понимали, для чего Крейг уезжал из Пеликан тауна. Попрощавшись, Алекс быстро ушёл, оставляя Крейга наедине со своими последними минутами внутри старенького домика, который неплохо служил ему для его фермерской жизни. Ему было грустно прощаться со всем этим: с десятками грядок, на которых вырастали различные овощи и цветы, за которыми приходилось постоянно ухаживать, с животными, гуляющими по своим угодьям и не знающих тягот человеческой жизни, с работой, которая занимала его время и придавала смысл, с погодой и воздухом, что были уникальными по своей природе. Нигде такого больше не отыщешь. Это, безусловно, было грустно.       Крейг вынес мусор, запер дверь и положил ключ на перила террасы. Кто-нибудь здесь заселится вместо него. Здесь будет другой человек. Для кого-то всё это будет в новинку, как и для него. Ничего не подозревающий человек, который не будет знать о прежних жителях. Счастья ему и успехов. Крейг наклонил голову вниз и, мысленно попрощавшись с фермой, побрёл к автобусной остановке. Проходя мимо кустов с ягодами и ярких летних цветов, он не радовался сезону и тому, что он мог принести. Теперь это не для него. Придётся искать работу, жильё, способ жить счастливо без Шейна и огорода. Пеликан таун научил его простым радостям жизни, но даже их было недостаточно на сегодняшний день. Чемодан оттягивал руку — Крейг взял его в другую, не останавливая ходьбы. Птицы пели над головой, чирикали свои птичьи песни. Деревья высоко в небо росли, перемешавшись; здесь были и сосны, и ели, и клён, и молодые дубы, и осины. Насыщенный зелёный виднелся со всех сторон с проблесками солнца, игравшими на траве яркими пятнами. Всё было так… обыкновенно. Где-то вещи оставались старыми. Принимая во внимание недавние события, это казалось какой-то дикостью для Крейга.       Из-за поворота показался автобус. На нём так давно Крейг приехал сюда из крупного города. Долгая дорога умаривала, ожидание ничем не скрашивалось, и всё казалось бесконечным. Теперь всё наоборот: он уезжал, не помнил, сколько времени понадобится. Расставание давалость больно. В основном из-за того, что окружение напоминало ему Шейна, совместные дни, отношения и секс. Природа и лёгкость, фермерство и непосредственность — дали ему мощную пощёчину в конце, отбирая то, что он сам честно заполучил и не хотел отпускать. Так или иначе, противостоять не какому-то конкретному человеку, а событиям немыслимо сложнее. Крейг представил себе понимающий кивок.       У дороги лежали сумки и чемодан. По всей видимости, Мару. И Крейг оказался прав, когда девушка вышла из-за автобуса. Она ничего не сказала, лишь фыркнула, отвернулась от него и продолжила складываться. С водительского сидения вышла Пэм.       — Крейг! Тоже едешь?       — Да, — подтвердил он и протянул деньги за проезд. — Вот.       — Эт по-нашему! — она схватила купюру и, согнув, поместила под блузу в лифчик.       Крейг вспомнил про письмо.       — И ещё. — Протянул его. — Передай это мэру Льюису. Скажи, что для Марни.       Пэм без вопросов приняла бумагу.       Когда Мару уселась на самом переднем сидении, Крейг занёс свой чемодан и протащил его до самого конца. Он сел. Двери закрылись. Пути назад нет. На душе скребли кошки.       Крейг пообещал себе, что никогда не забудет Шейна. Он так и не смог заплакать, как бы жалко ни выглядел.       Раздался рёв мотора, всё затряслось, и вскоре они сдвинулись с места. Деревья за окном стали двигаться всё быстрее. Через минуту они проехали тоннель. Через другую они уже мчались вдаль.