Мандариновый раф

      У меня можно купить кофе за улыбку. Обычно я соблюдаю лимит: не больше трех больших стаканов за смену. Пришлось его установить, когда стало понятно, что я слишком люблю улыбки, а точнее — улыбающихся барышень. Особенно зимой. Если барышня улыбается нашей серой зимой, она либо отважна, либо с дуринкой. И те, и те вызывают у меня неконтролируемые приступы симпатии, особенно — с дуринкой. Ну, это такие, знаете, которые могут пририсовать усы на афише, где угодно смеяться любыми децибелами громкости или, наконец, танцевать мадагаскарские танцы за рулем в пробке.       Перед стойкой у бариста такие барышни, по моим наблюдениям, появляются утром. Зайдя в дверь, они отряхиваются от уличной мороси и рассеянно озираются. Стягивают перчатки и шапки, подходят поближе и… незамедлительно отвечают на мою улыбку. Улыбка эта у них получается премилой, потому что она утренняя, неиспорченная дневной суетой, нетронутая невежливым прохожим или альтернативно одаренным коллегой, не уставшая, не дежурная и не вежливая. Никакая. Обнаженная. Именно с такой обычно желают доброго утра, оплетая шею руками. Именно такой улыбаются в секундах между поцелуями. Именно такой удивляются внезапным сюрпризам.       Именно с такой улыбки началась моя самая любимая кофейная история. И именно так я улыбаюсь, когда рассказываю её. ***       — Ты варишь капучино?       — Латте! — проворчал мой новый стажер сквозь шум вспенивателя.       — А пену взбиваешь для капучино! — учить я, к слову, никогда не любила, особенно тех, кто за неделю даже не сообразил, как различать молочную пену.       — Ты оттуда не видишь!       — Мне не нужно это видеть, Кирюшенька! Я слы-шу! Не ту пену взбиваешь. Что-то непонятное, но совершенно точно недовольное послышалось из-за машины. Скорее всего, он снова был возмущен моим «Кирюшенькой». До Кирилла ему было ещё взбивать и взбивать, хотя, в целом, он был славным малым. По крайней мере, он стойко терпел меня и мой абсолютный слух уже неделю. А это о чем-то да говорит!       — Ваш тыквенный латте, пожалуйста! — Кир ловким движением вылил капучинную пену в стакан и закрыл его крышкой.       — Да, и простите его за то, что это капучино, а не латте. Он у нас ещё зелененький, — я улыбнулась, девушка хихикнула, Кирилл опустил взгляд в пол, в момент превращаясь снова в Кирюшеньку. — Доброго вам дня! — крикнула я вслед.       Каждый день был один в один похож на предыдущий, и все они отличались друг от друга. Знакомые лица приносили новые истории, новые — пересказывали старые городские байки. Посетители были на любой вкус и цвет: радостные и грустные, смелые и стеснительные, смешные и серьезные — их всех объединяло одно. Любовь к кофе. Частенько завсегдатаи получали прозвища. Пьёт кофе с мятой — мятамэн, зачастила с красной помадой — женщина-вамп, всё лето заходил в кепке — был Кепкин, осенью кепку снял — стал Бескепкин. Прозвища эти, конечно, были для нас, не для них, но иногда можно было и пошутить, никто не обижался, особенно не обижался Бескепкин, славный малый оказался.       К вечеру того дня я была уже выжата, как лимон. Хорошая зимняя погода и выходной день в совокупности давали просто невероятное количество гуляющих парочек, одиноких романтиков и шумных компаний. Время близилось к ноябрю, и туманный город решил порадовать нас пушистыми хлопьями с неба.       — Добрый вечер! Что для вас? — я подняла глаза.       Передо мной стояла невероятно очаровательная девчонка. Огромные голубые глаза, вздернутый наморщенный нос, из-под крупной шапки во все стороны — рыжие непослушные кудряхи. Девчонка отряхивалась от мокрого снега, освобождалась от варежек и что-то бормотала себе под нос.       — А давайте, я угадаю? Скорее всего, вы мечтаете попробовать мандариновый раф? — я расплылась похлеще чеширского кота, настолько она была умилительна.       — Вы мне? — рыжуля огляделась по сторонам и, не найдя в помещении никого, кроме себя, вернула взгляд ко мне.       — Вам!       — Мандариновый раф? Почему именно он?       — Вы рыжая, как мандаринка! — сморозила я прежде, чем поняла, что это далеко не самый корректный комплимент.       Девушка как-то странно погрустнела. Показалось, будто она… стесняется? Боже, какая глупость. Захотелось сразу же объяснить ей, насколько она бесподобна с этими своими кудряхами. Но, казалось, я уже и так достаточно наляпала не того и потеряла её улыбку. А волшебные озерного цвета глаза опустились в пол.       — Большой капучино без сиропа, пожалуйста.       — Согревающий капучино для…? — знакомиться, когда ты бариста, проще простого. Имя — написать на стаканчике. Номер телефона — добавить к программе лояльности. И вот уже вечером можно пригласить в кино или сразу в гости на кофе, если прям невтерпеж.       — Для меня. Здесь больше никого нет.       Ну… или не так просто, как я думала, если ты мастер неудачных комплиментов.       Я отвернулась к машине. Изредка поглядывая на Мандаринку за стойкой, сварила кофе, взбила молоко и решилась на ещё одну попытку вернуть ей приподнятое настроение.       — Хотите, одним движением, сделаю ваш вечер лучше? — я водрузила уже приготовленный кофе на стойку.       — Попробуйте, — протянула девчонка.       Тут точно было сложно ошибиться. Я схватила со стойки баночку ароматной корицы и перевернула над стаканом. В помещении моментально встал запах Рождества. А глаза моей гостьи стали настолько огромными, что вот-вот, казалось, разольются океанами из орбит. Она моментально побледнела и вытянула вперед руку, будто пытаясь остановить то, что уже произошло. Ошибиться было сложно, но я умудрилась…       — Я. Ненавижу. Корицу. — её голос стал ещё более отстранённым, океаны вернулись к привычному взгляду и потухли.       — Прошу прощения! Я переделаю вам кофе, не переживайте. Это займет не больше минуты… — горе-пикапер, я отставила стакан и принялась за новый.       Буквально через тридцать секунд на стойке красовался свежий капучино, не оскверненный сиропами и корицей.       — Ваш капучино готов.       — Оплата картой, — она прошелестела одними губами.       — Ничего не нужно. Примите это в качестве извинений за моё ужасное поведение, — на самом деле, это был уже четвертый стакан за сегодня, но, учитывая, что сначала я обидела её своими мандаринами, а после — чуть не накормила корицей без спроса, пришлось сделать исключение.       — Что вы, не стоит…       — Стóит! Прошу, не обижайте бариста и примите!       Мандаринка схватила стакан, что-то бормоча, закрыла его крышкой и пулей вылетела из кофейни, даже не бросив вслед «Спасибо!». Налажать дважды за один вечер, да ещё и с одним клиентом было достойно премии «Неудачник года!». Я фыркнула на себя и в наказание отправилась мыть оборудование и готовиться к закрытию. ***       Ноябрь выдался суетным и на редкость снежным. Дороги заметало, то и дело по улицам сновали люди с лыжами и коньками наперевес. Кофейное дело процветало. Мои стандартные три стакана кофе за улыбку работали как часы. Латте для седовласой старушки с веснушчатым пареньком, эспрессо для жгучей брюнетки с декольте и раф для школьницы в разноцветной куртке. Очередной кофейный день подходил к концу.       — Кир, сегодня ты моешь машину! — бросила я, планируя перекур.       Коллега вздохнул и поплелся за тряпкой, пока я накидывала капюшон и обходила стойку в сторону выхода. Предвкушая пару минут тишины, я дернула дверь на себя. А вместе с дверью, как оказалось, дернула на себя и… Мандаринку. Ту самую, с глазами океанами. Девчонка, едва устояв на ногах от резкости маневра, упала прямо мне в руки, судорожно хватая меня за куртку. На пару секунд её глаза оказались так близко к моим, что, вдохнув, я совершенно забыла, как выдохнуть. Её радужка была небесного цвета, а из центра расходились ярко-бирюзовые всполохи. Где она вообще достала такие удивительные глаза?       — Ой… Я… — забормотала она, отталкиваясь от меня.       — Кажется, с меня вновь полагается извинительный кофе?       — О, нет, что вы! — она прошмыгнула мимо меня и уверенно направилась в сторону моего коллеги.       А мне-таки пришлось выйти на этот совершенно неуместный перекур, мысленно проклиная себя за очередную нелепость. На её месте я бы, очевидно, сочла себя идиоткой. И, вероятнее всего, впредь обходила бы заведение стороной.       Через пару затяжек заглянула внутрь через прозрачную дверь: Кирилл суетился за стойкой, Мандаринка стояла вполоборота и… улыбалась. Она улыбалась ему. А я буквально задохнулась от возмущения. Как, вообще, можно улыбаться моему несуразному стажеру, если есть я, такая вся из себя? Хотя, я, кажется, забыла, что обычно синеглазые девочки, все же, предпочитают Кириллов или Василиев, реже — Ирин. Эх. Дым в горло больше не лез. Я затушила сигарету и, зайдя, сразу скрылась в подсобном помещении. Улыбайтесь там без меня. Тем более, мои улыбочные стаканы на сегодня уже закончились.       Не найдя, чем занять себя в маленькой подсобке, через несколько минут я вышла обратно к стойке.       — Хорошего вечера! — крикнул Кир вслед Мандаринке, она обернулась в дверях, в очередной раз озарив маленькую кофейню своей улыбкой.       — До свидания, Кирилл! Спасибо вам! — помахала ему рукой и скрылась, придержав за собой дверь.       Я нахмурилась. Скорее всего, это моё невезение возвысило коллегу в её глазах, потому что иначе объяснить это у меня не получалось — кофе у него варился откровенно так себе. Зато без корицы и дурацких комплиментов. Ну да.       — Ты спрашивал у неё имя? — буркнула я в сторону Кира.       — Да… — мечтательно протянул он, похоже, уже мысленно зажимая её на последнем ряду кинотеатра, чертов маньяк.       — И как её зовут? — как можно более безэмоционально выдавила я.       Кирилл вздохнул, пожал плечами, мол, щит хепенс, и молча скрылся за кофе машиной. Вот ведь говнюк. А морда такая довольная, будто кленового сиропа наелся. Узнать имя почему-то отчаянно хотелось, а выдавать, что я пялюсь на неё уже второй раз — совершенно нет. О том, чтобы пересказывать ему всю историю моего позора, вообще и речи быть не могло. Я открыла кассу, нашла чек. Какая-то моя последняя удача собралась по сусекам, и вот я уже судорожно переписывала десять цифр из чека на салфетку, каждой извилиной благодаря коллегу, что он никогда не забывает спрашивать номер, как и положено по стандартам. Хвала педантичным задротам!       Закрыв кофейню вечером, мы попрощались и разошлись в разные стороны: Кир — в метро, а я откапывать из нападавшего за день сугроба свою машину. Итак, у меня был номер телефона, заботливо вбитый в список контактов под кодовым именем Мандаринка, а еще была щетка, варежки и короткие, совсем не зимние ботинки, куда тоннами засыпался снег. Номер. Зачем я его переписала, сказать было сложно. Очевидно, писать с бухты барахты было равнозначно корице, насыпанной ей прямо в лицо. Узнать, серьезно ли она настроена на Кирюшеньку? Бред. То же мне, сваха. Как дела? Что нового? Боже, какая же чушь! Уселась в откопанную машину, завела, пролистала список контактов до «Мандаринки», улыбнулась. Вспомнила её округленные океаны, усмехнулась. Кто, вообще, не любит корицу? Что за уникальная такая нашлась? Закрыла контакты, врубила что-то пожестче, нажала на газ. ***       С тех пор ритуал просмотра её номера стал для меня чем-то мимолетно ежедневным. Я все ещё понятия не имела, что буду делать с ним, но в свободные минуты вместо пролистывания лент сетей, я крутила контакты до буквы «М», удовлетворенно отмечала, что необходимый мне контакт всё ещё там, и убирала телефон. До тех пор, пока в голову мне не пришла гениальная мысль: рекомендации в инстаграм используют список контактов!!! Холодеющими от предвкушения пальцами я полезла смотреть, кого же мне там рекомендуют.       — Слышала, что на следующей неделе в субботу митинг в центре? — иногда мой коллега пытался заговорить со мной на какие-то отвлеченные от работы темы, но выбирал их всегда крайне неудачно.       — Угу, — кивнула я, уставившись в телефон.       Мамина подружка тётя Света. Блог моей бывшей одноклассницы о том, как правильно накачать жопу…       — Идешь? — вот идиот, я ж работаю.       — Нет, конечно.       Новый пользователь, который мне совсем не интересен. Француженка — бывшая моей подруги. Ммм… Похорошела, переехала на юг Испании, отличный купальник.       — Не разделяешь активную гражданскую позицию? — ага, разделяю, активную горизонтальную, ну или вертикальную, как пойдет.       — Не разделяю идею замерзнуть на площади и уехать греться в полицейском бобике.       Так-так. Наш поставщик молока, кажется, недавно стал отцом. Лайвхаки от Натахи. Как воспитать ребенка за две недели. Какая-то совсем незнакомая девица. Ааа, нет, знакомая, я вспомнила, как она стонет. Так себе на слух, кстати.       — Ну, а если молчать, то так ничего и не изменится.       — Нет, Кирюшенька. Если ничего не делать, то ничего и не изменится. А если молчать и делать… — вот прицепился-то.       Коллега опять сморщился на «Кирюшеньку», я просмотрела очередной ненужный мне профиль и снова листнула вниз. На аватарке фигня какая-то, рядом подпись @marina.isaeva. А ну-ка…       — А что делать, если наше положение становится все хуже, даже со средней зарплатой жить почти невозможно…       — ДА!!! — рыжуля смотрела на меня с первой же фото своей ленты. Всё в той же смешной шапке, зажмуренная на солнце, кажется, на заливе или у озера. Кайфовая, слов нет.       — Что? — Кир выглянул на меня из-за кофе машины.       — А? — он что-то говорил, кажется. — Ты мне?       — Жить, говорю, невозможно с такими зарплатами и ценами.       — Значит надо больше зарабатывать, родной, — вот, кто меня действительно раздражал, так это нытики. — За свою жизнь ответственен ты сам, а не дяденьки у власти.       Кирилл махнул на меня рукой и, наконец-то, заткнулся, позволив мне углубиться в просмотр Мандаринкиных фотографий. Я все листала и листала: самый обыкновенный набор картинок для молодой девушки наполнял меня стреляющим, как поп корн, восторгом. До самого вечера буквально я не показывала носа из-за кофе машины, шкварча один за другим стаканчик и рассматривая рыжий инстаграм.       Новая проблема возникла перед закрытием. К тем порам я уже долистала ленту Марины Исаевой до 2014. Уже знала, что ей двадцать или двадцать один, что она играет на скрипке, а учится на архитектора. Понятия не имела только, есть ли у неё кто-то и подписываться мне на неё или нет… Было смешно даже от своей нерешительности. По обычному сценарию я улыбалась кому-то, кто-то улыбалась мне, я угощала её кофе, выманивала номер телефона и уже вечером-ночером кто-то томно вздыхала, стонала или откровенно кричала, пугая моих соседей — в последней части возможны были вариации. Пару раз, когда улыбки были слишком очевидными, кто-то кричала моё имя в моей машине, а и ещё один случай — вздыхала прямо в подсобке. Но в этот раз что-то пошло не так, очевидно то, что я накосячила в первую же встречу. Ай, была не была, подписаться. ***       Прошло полторы недели. Марина не заходила в кофейню, а я почти не заходила в её инстаграм. За это время я так и не придумала, что написать ей, угостила кофе и парой оргазмов какую-то блондинку и почти забыла, как плескаются голубые глаза.       Город к тем порам всё активнее украшался к новому году. Мы с Киром повесили на стойку еловые ветки и натянули в окне гирлянду-сетку, приготовили дурацкие колпачки, чтобы поближе к делу создавать новогоднее настроение.       — Сегодня в центре будет много народу. — коллега вошел за несколько минут до открытия.       — Суббота?       — Не просто суббота, сегодня собираются активисты на площади. Прогнозировали, что народу присоединится тьма, — ах, да, митинг, он, вроде, говорил что-то об этом.       — Нуу, значит, сегодня варим без остановки! — хмыкнула я, надевая фартук.       Весь день в перерывах между суетой Кирюшенька считал своим долгом зачитывать вслух новости и комментарии очевидцев. Это утомляло, но за почти месяц работы с ним я уже привыкла пропускать его голос фоном, так же, как и надоедливый новогодний плей-лист.       — Миндальный раф для Алексея, пожалуйста! Хорошего дня! — улыбаясь, я протянула стакан грузному парню. — А это ванильный капучино для Ольги! Улыбайтесь сегодня чаще!       Я развернулась к Кириллу за третьим стаканом в очереди, чтобы отдать его, вроде бы, Инге, закрыла крышкой, поставила на стол перед миловидной брюнеткой, но вместо того, чтобы улыбнуться ей на прощание, скользнула взглядом в сторону двери и оцепенела.       Передо мной в дверях стояла Мандаринка, прижимая ко рту варежку. Стоп. Прижимая ко рту окровавленную варежку. Её глаза были напугано огромными, в другой руке она сжимала шапку и рюкзак. Светло-голубая почти белая варежка у меня на глазах становилась темно-алого цвета.       — Ма… Марина?! — только и смогла выдавить я, совершенно забыв, что мы и не знакомились с ней вовсе.       — Проштите, — пролепетала рыжуля. — Можно мне… шалфетку?       Я кинулась к ней через стойку, спешно выдергивая белоснежное полотенце из заднего кармана, ощущая себя, по меньшей мере, спасителем вселенной. Резко дернула за запястье прижатую ко рту руку и нервно выдохнула: нижняя губа девчонки была насквозь рассечена ближе к правому углу. Секунду помедлив, я приложила полотенце к её губе, выдернула испорченную варежку и вернула её ладошку обратно придерживать.       — Это нужно зашивать!       — Н.нет што вы? Вшё в порядке.       — Марина! — рявкнула я, опять забыв, что «не знаю» ещё её имени. — Это нужно зашивать! Сядь сюда. — кое-как усадив ватную девчонку на барный стул у окна, я полетела в подсобку, на ходу развязывая фартук, по пути отметив открытый рот своего коллеги. — Закрой, Кир, муха залетит. Отвезу её в травму на Фурштате, один справишься, — нет, я не спрашивала, я констатировала. Потому что даже если не справится, то это было последнее, что волновало меня сейчас.       Коллега молча кивнул, когда я уже неслась назад, на ходу наматывая шарф и закидывая на плечо поясную сумку. Белое полотенце в руках испуганной девчонки стало таким же красным как варежка до него. Стальной хваткой я вцепилась в её другую руку, отбирая рюкзак и закидывая его себе на плечо, и локомотивом понеслась к машине, утягивая её за собой. Уже когда мы подошли к моей старенькой мазде, открывая пассажирскую дверь, я уловила в её глазах такой неподдельный ужас, что слегка стушевалась. Ну, конечно, она боялась не разбитой губы, не крови, сейчас она боялась меня. Мои движения были резкими, глаза, скорее всего, слегка безумными, что уж говорить о том, что в принципе я тащила её к своему автомобилю, совсем не уточняя, нужна ли ей моя помощь. Спаситель вселенной внутри меня был убежден, что нужна. Я усадила девчонку, бросила её рюкзак и шапку на заднее и в четыре крупных шага добралась до своего места.       — Я Ира, — может быть ей станет чуть проще ехать со мной, если она хотя бы будет знать моё имя.       Она кивнула.       — Ма`ина, — пробубнила в полотенце и зажмурилась.       — Тихо-тихо, не говори, — да уж, так себе идея была разрядить обстановку болтовней с тем, у кого порвана губа. — Давай, я буду говорить, хорошо?       Мандаринка кивнула снова, потряхивая рыжими кудряшками.       — Не бойся меня. Мы сейчас поедем в травму, — я выехала с парковки. — Там у тебя это… ну, глубоко очень. Нужно обработать и… — совсем не хотела её пугать ещё больше, но… — зашить.       Девчонка с недоверием подняла на меня свои огромные глаза.       — Это не страшно. Вот видишь, — ткнула я пальцем куда-то в сторону собственных губ, на которых как раз с её стороны красовался шрам, — мне зашивали. Это не очень больно.       Марина опустила глаза, кивнула. Показалось, будто её щечки слегка покраснели. Урывая секундами время на светофорах, я старалась рассмотреть её получше, и с каждым брошенным на нее взглядом смотреть хотелось всё больше. Тонкими пальчиками она трепетно прижимала к губе полотенце, стараясь, скорее всего не замарать белый пуховик. Океаны бегали по сторонам, периодически изучающе касаясь моего лица, а к концу поездки уставились в окно.       — Подтяни другой край полотенца, да, вот так, — я слегка помогла ей рукой. — Что ж у тебя кровь-то не остановится никак… Потерпи немного ещё, почти приехали.       Пока мы ехали, парковались, выходили из машины, шли до больницы и сидели в очереди, я рассказывала ей про свои школьные драки, про машину и про кофейню, а она в ответ мне кивала или шевелила бровями. Формат общения был странный, но цель я достигла: девчонка перестала бояться меня, перестала вжимать голову в плечи и пару раз даже пыталась улыбнуться, отчаянно жмурясь.       Когда подошла очередь идти в кабинет, я мягко подтолкнула её в плечо и кивнула на дверь. Девчонка встала, сделала пару шагов и замерла.       — Ты `ожешь `ойти шо мной? — она промычала еле слышно, но я разобрала каждое слово, странно, что сама не догадалась, совсем теряю хватку.       — Да-да, конечно, идем! — я глянула на часы, в кофейне меня не было уже сорок минут, а сколько ещё предстояло, можно было только догадываться. Мягко взяв за плечи, я поставила перед собой подрагивающую Марину. Ладони оставила у неё на плечах в знак поддержки, и чтобы, на всякий случай, она не подумала, что я собираюсь бросить её этим белым халатам на растерзание, и легко подтолкнула в кабинет. Сама вошла следом.       — Опять митингующие?! Занят врач ваши лица штопать! — я ещё не видела говорящую, но уже представляла перед собой премерзкого вида хабалку. — Вот адрес, ехайте туда! — «ехайте», серьезно? Маринины плечи в моих руках вздрогнули.       — Секунду, уважаемая! — к тем порам, пока я открыла рот, моё негодование уже достигло отметки с предупреждающим красным флагом. — Во-первых, девушка не имеет отношения к беспорядкам на улицах, — для особой убедительности я вперила в неё свой самый прожигающий взгляд, хотя, на самом деле, понятия не имела, правду ли говорю. — Во-вторых, ей необходима первая помощь, или полотенце у её губ не достаточно в крови?! — хабалка в белом халате поджала кривой рот и вот-вот должна была сдаться. Оставалось последнее. — И в-третьих, я рассчитываю, что мы получим помощь здесь, в противном случае…. — понятия не имела, что собиралась сказать дальше, но было похоже на то, что «приветливая» медсестра сама додумала за меня устрашающее окончание.       — Проходите. Девушка на кушетку, мне понадобится паспорт для оформления.       То-то же. Я усадила перепуганную Марину, помогла достать паспорт из рюкзака, ободряюще подмигнула ей, протянула документ медсестре и села напротив.       Спустя час, будьте вы прокляты, государственные отделения травматологии, мы с Мандаринкой вышли к машине. Ей наложили два шва, обработали и заклеили рану, назначили промывания и перевязки и записали на повторный прием через неделю. Всё это время я старалась что-то болтать, отвлекая от всего происходящего не то её, не то саму себя. У меня была к ней целая куча вопросов, отвечать на которые сейчас ей было бы крайне проблематично, поэтому и задавать их я не решилась.       — Тебя куда-то подвезти?       Марина замотала головой, натягивая шапку и открывая в телефоне приложение такси. Я одобрительно кивнула. Неловкий момент затянулся. После почти двухчасового приключения хотелось прижать её к себе и вообще не возвращаться на работу. Что там обычно делают с такими красивыми девочками, когда у них на губе швы? Хотелось поить её чаем или сделать, не знаю, какое-нибудь пюре, наверняка, она была голодна, завернуть её в плед, продолжать что-то рассказывать, поцеловать её, в конце концов, в свободный от повязки уголок губ, вдруг ей бы стало легче от этого, и ещё… О стоп-стоп! Я помотала головой, слегка выветривая невесть откуда взявшееся наваждение. Мы были едва знакомы, кроме того, я была абсолютно не из тех, кто делает пюре и кутает в плед.       — Я тогда поеду, — после того, как она сотый раз кивнула, я уже было развернулась, чтобы идти к машине, как меня за запястье поймала горячая рука.       Она робко развернула меня к себе и, еле двигая губами, процедила:       — Шпашибо…       Марина не могла улыбаться, но я готова поклясться, что видела улыбку в её глазах. И это была самая очаровательная улыбка из когда-либо виденных мной. За такую я бы отдала ей весь лимит улыбочного кофе на пару лет вперед.       Я растянула губы в ответ.       — Приходи пить кофе, как станет полегче! — ещё раз подмигнула и скрылась в салоне автомобиля. В зеркало заднего вида проводила её до такси и вырулила в сторону кофейни.