Мандариновый раф

      Алина зашла ещё раз через пару дней, а потом ещё заехала на выходных. Наша переписка состояла из коротких «во сколько и где?», живое общение было немногим шире. Меня устраивало. Её, похоже, тоже. Несколько раз я написала Марине что-то идиотское, типа «привет, как дела?». Несколько раз остались без ответа. Может, оно было и к лучшему. Жизнь почти становилась прежней. Почти. Потому что улыбочные стаканы так и не вернулись — настроения на них не было.       — Доброе утро! — я кивнула хорошо знакомому парню в зеленой куртке. Он заходил почти каждое утро, пил всегда неизменный флэт уайт. — Как обычно?       — Да, дорогая моя! Доброе утро! — манерный был до жути, вроде, журналист. Часто рассказывал мало мне интересные городские новости.       Я отошла к машине со стаканом. У парня зазвонил телефон.       До меня сквозь шкворчание и шипение доносились только обрывки фраз.       Ты узнал номер?       ...... не хочет огласки?       То есть работать с ними.......       Защищать их хочет, а огласки — нет.       Надо надавить!       Я замерла… Совпадение казалось абсолютно невозможным, но слуховой нерв вибрировал в затылке: «работать с ними… защищать».       Я… просто… защищала кое-кого…       Когда машина, наконец, заткнулась, он уже замолчал. Натянутой струной я вышла к стойке. Случайность. Это просто совпадение. Как истеричного ребенка, пыталась успокоить мышцу за ребрами, кожей ощущая, как вся кровь отступала от лица в район солнечного сплетения.       — Ваш к.кофе…       — Все в порядке? — журналист нахмурился, я пыталась сложить слова в вопрос.       — Да.       — Доброго дня! — и он уже почти вышел, но…       — Простите! — в пару шагов я пересекла небольшое помещение и подошла к нему у двери. — Я не хочу показаться любопытной, — он удивленно уставился на меня, нахмурил брови. — Вы говорили о девушке, которая… — скорее всего то, что я говорила он был вынужден читать по моим синим губам.       — Которая полезла в драку, защищая активиста ЛГБТ. Ты что-то знаешь?       А я знаю? Да мало ли девушек в городе, а сколько тех, у которых проблемы с самосохранением. В драку? Вряд ли маленькая Марина так уж и полезла в драку. Я молчала.       — Ира?       — Когда это было?       — В субботу, две недели назад. — журналист всё больше хмурился, а я становилась всё бледнее. Суббота. Совпадение?       — Я… я отвозила девушку в травмпункт из кофейни в субботу… с губой… разбитой.       — Так. Присядь-ка, — он за плечи прижал меня к высокому стулу. — Ты чего побледнела-то так, подруга? Ну отвезла, молодец, помогла девчонке. Какая разница, этой или другой?       — Вы знаете, как её зовут?       — Да откуда ж! Вот пытаемся узнать. Давай, дыши глубже, а то зеленого цвета совсем стала, — он протянул мне свой стакан кофе. Я как-то инертно отпила, не думая о том, что я - бариста, а он - клиент. — Девчонка не хочет огласки, видимо, боится подставиться, ну мало ли там, может, родители не в курсе или что-то типа того. Коллега мой только номер достал.       Я выдернула из заднего кармана телефон. Он понял без слов, нашарил какое-то сообщение и повернул ко мне экран…       Цифры совпадали. Мне даже не нужно было открывать её контакт. Они сами встали перед глазами, и все до одной совпали с теми, что были у него в сообщении.       Еле шевеля губами, я выдавила единственные слова, которые остались на языке:       — Не надо давить на неё. ***       Рабочий день полетел в тар-тарары. Я не могла сосредоточиться ни на чём. Кирилл вел себя как подарок судьбы: молчал и работал. Справлялся.       Я злилась.       Злилась на себя за то, что не выслушала её нормально, не дала возможности доверять, глупая, вспыльчивая не по делу. Нет, по делу, но не по ситуации. Злилась на неё за то, что она вообще полезла в этот активизм. Идея сделать мир лучше? Подростковый максимализм? Несносная, несоображающая девчонка! Куда смотрели её… кто? Родители? Друзья? Та самая? Да кто угодно, кто должен был уберечь её. О чём она вообще думала, когда сунулась в драку? Реально рассчитывала дать отпор? Отчаянная. Сумасшедшая. Полтора метра слабоумия и отваги, чтоб её.       — Ир, если нужно, езжай. — на плечо легла теплая ладонь коллеги, я перевела взгляд со стены подсобки на него.       — Куда?       — Знаешь, где можно её найти?       — Кир, ты…       — Да не слепой же я! — он огрызнулся, но как-то тепло. — Она говорила, что в Репина учится.       — Я подвозила её домой… Или, может, это был не дом. Я напишу, наверное…       — Езжай. Дождись её, — ладонь на моем плече стала тяжелее и слегка потрепала меня. — Фигня эти сообщения.       Он говорил так убедительно и так невероятно правильно, что я только кивнула и потянулась за курткой. Рука скользнула с плеча и подала мне сумку. Решительность во мне росла с каждым шагом. Уже в двери я обернулась на коллегу за стойкой.       — Кир. Спасибо! ***       Ждать кого-то у дома, когда ты не знаешь ни парадной, ни того, с какой стороны обычно ходит этот кто-то — дело, я вам скажу, так себе. Я припарковалась недалеко от перекрестка, через который шла дорога от метро, в расчете на то, что она пойдет от подземки, как большинство, и во все глаза рассматривала поток. Пошёл третий час изучения людей и девятый на часах. Я пообещала себе стоять до полуночи, старательно запихивая сомнения поглубже в лёгкие вместе с сигаретным дымом. Про чечётку на руле даже говорить не буду, аж ногти саднило. Всё это время я даже старалась почти не моргать, глаза от разноцветной толпы устали так, что хотелось выковырять их и сунуть в холодную воду. Я устало опустила веки.       Открыв, снова вгляделась в толпу. Взгляд зацепился за яркое зелёное пятно среди серости. Присмотрелась. По тротуару в потоке шагал мой знакомый журналист, а рядом с ним девушка… Марина! Сердце ухнуло и упало в желудок.       Она стремительно и даже, казалось, нервно перебирала ногами, ускоряя шаг. Он, не напрягаясь, одним шагом на её три легко поспевал за ней, размахивал руками перед лицом. Они перешли через дорогу, я вышла из машины и поспешила им наперерез. Мне оставалось буквально пара крупных шагов, когда около калитки во двор нетерпеливый журналист схватил Марину за плечи и, встряхнув так, что она еле устояла на ногах, угрожающе навис над ней с высоты собственного роста. Девушка вжалась в шарф, но не отступала.       Я буквально услышала, как в голове с глухим лязгом упало забрало, и, набрав полные лёгкие воздуха, инертно с последнего шага зарядила ему кулаком в скулу.       — Ира? — журналюга непонимающе развернулся на меня, отпустив Марину и прижав руку к лицу. Я была готова получить в ответ, но он, видимо, опешил настолько, что даже не подумал об этом.       Я молчала. Мы сверлили друг друга взглядами, а бледная, как туман, Марина с ужасом металась озёрными глазами от него ко мне.       — Пошел вон! — первой зашипела я.       — Неадекватная! Мы просто разговаривали.       — Видела я, как твои руки разговаривали на её плечах.       — Мне нужно всего несколько слов на камеру, — он захлопал глазами, и, клянусь, я держала себя последними силами, чтобы не ударить его ещё раз.       — Хуямеру! — взревел какой-то не мой голос, этот малый, похоже, ничего не знал о мире, если раньше не встречал разъяренную женщину с инстинктом защищать. — Тебе нужно ещё раз сказать «НЕТ», или объяснить как-то иначе?       Ещё пару секунд он разглядывал моё лицо, а после коротко сунул Марине визитку, развернулся и поспешил скрыться в толпе.       Продолжая тяжело дышать, я постепенно выключала режим Халка по мере его удаления. Отрезвевший слегка мозг моментально вылил на меня ушат ледяной воды мыслью о том, что своего положения в глазах девчонки я совсем не укрепила. Мало перед ней махали кулаками в ту злосчастную субботу. Я повернулась к ней, раскрывая ладони перед собой, без слов убеждая, что я не опасна для неё.       — Марина, я объясню… — заметила, как румянец мягко возвращается на девичьи щеки, улыбнулась. Как бы странно не выглядела улыбка от того, кто только что махал кулаками, рядом с ней хотелось улыбаться бесконечно.       Я думала, что в моей голове творился беспорядок, но уже в следующую секунду она порывисто кинулась ко мне, зажимая мою шею руками. Мех капюшона перекрыл дыхание. И вот тут-то я поняла, что до этого соображала вполне ясно, а вот теперь… Всё, получите, распишитесь, девчонку, которую ни за что не выпустить из рук. Она была так близко к моему уху, что я слышала каждое мимолетное дрожание воздуха. Запахло каким-то миндалем в сахаре. Так пахли её волосы, она сама, там, под капюшоном и шарфом.       Спустя несколько минут я мягко отстранила её от себя, чтобы заглянуть в лицо. Вместо крупной повязки на её губе красовался бежевый пластырь. Глаза стали какими-то игривыми, оставаясь при этом слегка недоуменными. Наклонив голову вбок, словно маленький красноголовый снегирь, она рассматривала меня в ответ, схватившись за мои предплечья, словно не желая отпускать. Словно я вообще могла бы куда-то уйти, глупая.       Вдохнув в себя, казалось, весь морозный воздух, который есть на улице, я задала самый важный в тот момент вопрос. Почему он оказался самым важным, я до сих пор себе не пояснила.       — Почему тебе так не понравилось «Мандаринка» в кофейне?       — Мне понравилось, — снова засмущалась. — И ты понравилась. Но я как-то… не умею. Ну, знакомиться.       Я рассмеялась.       — Глупая какая. Глупая Мандаринка.       Она улыбалась. Той самой обнаженной улыбкой. Невероятной.       — Я хочу забрать тебя, — прошептала я, выпуская облачко пара.       — Забирай, — прямой-прямой взгляд в глаза. Одно слово от неё, а желудок сделал такой кульбит, будто она дала самое главное согласие в жизни, будто обещала стать моей. ***       Мы сидели в кафешке недалеко от её дома. Передо мной стояла уже остывшая кружка нетронутого кофе. Я не могла заставить себя выпустить её ладошку из рук, в общем-то, аналогично было и с глазами. Они изучали каждую мельчающую черточку её лица, шеи, ключиц из-под ворота рубашки, старались выцепить малейшие изменения мимики, прищуры и улыбки. Я была слишком занята, чтобы отвлекаться на кофе.       — Я расскажу… — начала Марина, мягко выкручивая свою ладошку, чтобы жестикулировать.       Пришлось отдать руку хозяйке.       — Если ты не хочешь, то не нужно.       — Нужно, — голос становился тверже с каждым её словом, смущение отпускало щеки. — Я хочу!       Я, скорее всего, нахмурилась, потому что она внимательно вгляделась в меня и чуть менее уверенно продолжила.       — Я работаю в городской ЛГБТ-газете, которую делают активисты. Делаю для них фото и помогаю с вёрсткой, — я уже было открыла рот… — Дослушай! — закрыла, она продолжила. — Мои коллеги, два мальчишки, пошли на митинг, либеральные взгляды, всё такое… Я шла с ними до метро, — она поморщилась, — У них был какой-то плакат и радужные ленты, повязанные на рюкзаках. Мы шли по Колокольной, а нам на встречу, как назло, те ребята, которые «сиги есть?», ну ты поняла. Вот один из них и… — пожала плечами и скривила губы. — Ну, а потом ты знаешь, я пришла к вам попросить салфетку.       — Я уже могу?       — Да-да, спрашивай, конечно.       — Какого черта? — я учла все ошибки и демонстрировала свой максимально спокойный тон, не смотря на то, что внутри опять поднималась волна опоздавшего супергероя. — Они же парни! Почему ты полезла?       — Они… им по шестнадцать, Ир. Они ещё даже не студенты… Дети.       Я фыркнула. Дети. А ты нет, как будто? Потерла лоб пальцами. Конечно, это не правильно, зарядить в лицо каким-то чересчур ярким школьникам, будь они кем угодно: рокерами, очкариками, геями — не правильно. Конечно, виноваты были эти «сиги есть?», но ведь они всегда были и, скорее всего, всегда будут. Давать отпор, будучи маленькой мандаринкой? Прятаться? Убегать? На этот вопрос я никогда не могла дать себе однозначного ответа. Я всегда была безапелляционна, заявляя, что если не можешь постоять за себя — не провоцируй. А что если провоцирует уже твой образ жизни? Не быть собой? Сложно.       Я всегда была собой. Носила стрижки, которые мне нравятся, в лихом 2007 выстригла себе эмо-гнездо и купила клепанный рюкзак, в открытую ухлестывала за девчонками в универе, держала своих за руки и не стеснялась чмокнуть в метро. Нет, я не лезла языком к ним в рот напоказ, но обнять — легко. Я сделала кучу татуировок, проткнула бровь, потом сняла пирсинг, когда надоел. Я всегда руководствовалась своими желаниями и всегда прямо отвечала, если мне задавали вопросы относительно личной жизни. И никогда не получала за это. Скорее всего, мне просто повезло. Или… я всегда гипотетически могла постоять за себя, даже если бы повезло меньше. Было сложно базироваться на собственном опыте и, уж тем более, не хотелось давать советов. Каждый, в том числе и Марина, был достоин своей собственной истории и собственного опыта. Хотелось бы мне, конечно, чтобы этот опыт был без шрама на губе, но…       — Слушай, а если я помогу кое-чем, — внезапно для меня самой сорвалось с моих губ. Марина вопросительно посмотрела на меня. — Я могу проводить занятия по самообороне. В этой вашей… организации, — вот это загнула, я ж терпеть не могу учить. Видимо, её глаза, всё-таки загипнотизировали меня. Другой причины быть не могло.       Синие озёра заискрились и девчонка улыбнулась:       — Правда? О, это блестящая идея!       Идти на попятную было поздно.       — Только при одном условии, — последнее, что мне оставалось, - хитро прищуриться и получить взамен кое-что очень важное.       — Внимательна…       — Ты, маленькая мандаринка, — я вернула себе её ладошку и наклонилась поближе к ушку, чтобы продолжить шепотом. — Будешь со мной. На занятиях и вне занятий. Девчонка шумно вдохнула, уже без слов отвечая на мой вопрос.       — Так… быстро?       — Прямо сейчас, — не удержалась и поцеловала её у самого ушка прежде, чем выпутаться из рыжих кудрях, она вздрогнула, дождалась, пока я найду её глаза своими, и кивнула.       — Это «да»?       — Да. — улыбнулась Марина. — Но только ради тренировок!       Я уже говорила, что она божественно смеется? ***       — Ленивая жопааа! — кричала Маринка с кухни, перебивая кофе машину. Моя Маринка. С моей кухни. — Поднимайся немедленно!!! Мы опаздываем!       — Ну Мандариииш!       Она возникла в дверях спальни, грозно сжимая в руках две кружки кофе. Оставив их на тумбочке, упала на меня сверху, заслоняя утреннее солнце пышными, пахнущими сладким миндалем кудрями, куснула за ухо.       — Ира! Вставай! Если мама заблудится в аэропорту без нас, нам придется обращаться в Интерпол, клянусь.       К нам прилетала её мама. И было совсем не страшно. С ней вообще ничего было не страшно. Я убедилась в этом миллион раз за три года. Не страшно было переезжать и клеить обои, собирать кровать с нечитаемым шведским названием и воспитывать собаку, открывать свою кофейню с радужными стаканами и знакомиться с друзьями — мечтать, планировать и достигать чего угодно. Быть с дуринкой.       — Неужели я так утомила тебя ночью? — проворковала Марина, а мне было совсем не обязательно смотреть на неё, я и так прекрасно знала, что глаза уже по-лисьи сощурились.       — Ты? Никогда.