***
— Не волнуйтесь. Не бойтесь. Не суетитесь. Я убью вас, — он зажигает зелёную молнию в руке, — очень быстро. Гриммджо зарычал. Ннойтора замер, как кобра перед броском. Фигура близится. На очередном шаге замирает, шумно втягивая воздух. — Бывшая третья. Нелл делает знак фрасьонам отойти. Сияние молнии освещает его черты. — Зачем тебе эта битва? Ты уже не одна из нас. — Орихиме, которую инстинктивно прикрывала Нелл, смотрит на него во все глаза. — Уведи ее, и я сохраню твою жизнь. Как можно скорее. Глядя на этого зверя, несущего смертоносный свет, Орихиме будто очнулась. Перед глазами все произошедшее за последние дни прошло с убийственной ясностью. Вот она тогда, ранее, в своей комнате — целует в ответ бледные скулы, запускает руки в чёрные волосы — без маски это удобно, стискивает его плечо. Ничего не стесняется, не боится, не сомневается. Кто эта взрослая, холодная женщина, почти ставшая любовницей мертвого? Орихиме её не знает. К горлу подкатывает удушающая краснота. Как она могла?.. Устав решать, смирилась, поплыла по течению — и почти предала настоящую любовь, оправдав это тем, что пустые не люди. Айзен бы не поступил так, не чувствуя этой бреши в ее душе. Злость вдруг затапливает Орихиме с головой. Она распрямляется, отбросив руку Нелл. — Нет. Я никуда не уйду. Ты не имел... и не имеешь права решать за меня. Улькиорра пытается приблизиться, но ее заслоняют фрасьоны Нелл. — Так ты поступаешь с жизнью, которую тебе подарили? Что ж... твой выбор. Потому что после этой битвы, — он оборачивается к Гриммджо и Ннойторе, — в живых не останется никого...из нас. — Я бы не был так уверен насчет кого-то, кроме тебя. Молись, Санта Тереза! — Нелл, прячь девчонку, — Гриммджо расчехляет катану. — Разорви его в клочья! В какой-то момент не остаётся ничего, кроме мельтешения лезвий. — Понимаешь теперь, каково это? — одной из рук Ннойтора наконец достаёт противника, отрубая крыло, и на секунду на лице Четвёртого видна растерянность. — Ты веками собираешь опыт и знания, а потом оказывается достаточно одной визгливой сучки, чтобы все это растоптать? Тебя свела с ума эта рыжая ведьма, так, Шиффер? — Ты утратил остатки рассудка, если сравниваешь меня с собой. Думаешь, что это я могу со временем понять тебя. Ты был и остался жалким насекомым, даже став Пятым, Ннойтора. — Ой ли? Ты, часом, не разучился считать? Я был в шаге от тебя, Куатро Эспада! — Ты не родился васто лордом. Мне придется показать тебе эту разницу. И когда ты ее увидишь — то познаешь истинное отчаяние. — Улькиорра, все как прежде. Ты даже не понимаешь, что говоришь, — рот Ннойторы изгибается полумесяцем, обнажая зубы. — Говоришь про него, это чувство... мне. В последнюю секунду он оборачивается на Нелл. Та отрешенно ловит взглядом отдаляющиеся красные всполохи. — Рессурекшен, — секира, взметнувшись, блестит, словно еще одна луна, — сегунда этапа!!!***
Конечности релиза удлиняются, растут, словно из каждой следующей руки выходит несколько новых. Костяное кольцо накрывает Улькиорру, словно схлопнувшаяся ловушка. Часть тлеет от серо и лезвий молнии, но новые появляются с ещё большей скоростью. Наконец самые быстрые из них с хрустом пронзают крылатое тело. — Ничего не напоминает, мудак?! — орет Ннойтора. — Если бы не мы, ты бы до сих валялся в тех колючках!! Мы вытащили тебя, как сраный овощ! — Тогда ты знаешь, что меня это не убьет, — хрипит Улькиорра. — Верно. Гриммджо возникает перед ним, минуя костяные копья, как призрак. — Тебя убьёт не это. ... Рывком пробив грудную клетку Улькиорры, Джаггержак обмирает. — Какого... В когтях среди месива органов отчетливо ощущается звено цепи. — Наконец... — С губ Улькиорры идёт чёрная пена. — Это... Орихиме вдруг пронзает истошная боль в груди.***
— Хули ты стоишь, Джагерждак?! Добивай его нахрен! Я не контролирую... это! Ты не он – одна дырка и сдохнешь! — Цепь, — выдыхает Гриммджо, харкая кровью. — Сначала... рвать цепь... — Как?! — Ннойтора округляет единственный глаз. — Блядь, нахуй, как?! Откуда?.. — От... неё, — Гриммджо падает на живот, уклоняясь от крючьев; они выдирают только пряди из длинной гривы, и Пантера шипит от боли. — Так убейте и её нахуй! — Нет! — Нелл с ужасом осознает положение. — Пеше, Дондоччака, уведите Химе-тян! Быстро! Гриммджо — забирай Улькиорру и уходи! — Да с какого... — Ичиго не простит нас, если Химе... А она с ним связана! — А сама?! — кричит Гриммджо. — Нет. Джаггержак матерится и собирает остатки сил. Десгаррон полосует пронзившие Улькиорру острия. — Ублюдок! Вы все спятили нахуй!! Рев чудовища, кажется, разрывает барабанные перепонки. Его гнев заставляет воздух кипеть, обжигая кожу. Нелл остаётся с этим один на один.***
— Нелл-тян, ты беспокоишься за Ннойтору, потому что... Вы не друзья. Вы почти чужие. Но тебе не все равно. Что это за чувство? — Это сложно, Химе-тян. Слегка рассекая щеку, костяная длань касается лица Нелл. Рессурекшен страшнее всех виденных ею гибридов. — Это — моя суть. Представь, что вот это — тебя имело. Насколько тебе противно? Тебе, что так стремилась стать человеком? Резко окрутив поперёк туловища, её поднимает в воздух. — Мне плевать на твоё отвращение. Потому что сейчас я сильнее, чем когда-либо. Чем любой из вас. — Все ещё хочешь меня убить? — Кто тебе сказал, что хоть когда-либо хотел этого? Все, что мне было нужно — это перестать чувствовать боль. От твоей убийственной жалости. Что же это за чувство? Сразу так и не скажешь. — Я всегда знала, что ты чудовище. И снаружи, и внутри. — Сквозь частокол конечностей Нелл пытается разглядеть его лицо. — Я никогда не жалела тебя, Ннойтора. Потому что я не жалость. Я — желание. Не понимая его природы, я заставила нас обоих дойти до края. Не любовь. Не жажда близости. — На самом деле всё это время я хотела лишь одного. Моим желанием было... Он не будет знать покоя, ни проигрывая ей, ни победив её. Вечно наслаждаться боем с одним и тем же противником он не может — его бои всегда оканчиваются смертью. Вечная боль. Вечное отчаяние. Это слишком много даже для пустого. Нелл прикрыла глаза; возможно, она успеет напоследок сказать. — Избавить тебя от твоего аспекта. Её меч далеко. Нелл извлекает остатки силы. — Излагай свою волю, Гамуза. От меча волнами расходится энергия, сжимаясь, уплотняясь и разрастаясь — и монстра прошивает этим потоком, отсекая все лишнее. ... Со щелчками, словно в механизме, все в изуродованном трансформацией теле встаёт на места. Он похож на дерево, что встряхнули, добывая плоды. — Ты... знаешь... что значит... потерять в релизе... эту форму...больше не принять... Нелл кидается к нему, придерживает голову. — Знаешь, — лицо Ннойторы, и так бледное, сейчас дошло до синевы, — сдыхать... глядя на тебя... уже входит в привычку... У Нелл дёргается глаз. Пустые не умеют плакать. — Тебе кажется, — с усилием выдавливает она. — Нет, дорогая, — говорит Айзен за их спинами. Нелл оборачивается, чувствуя, как леденеют кончики пальцев. ... Ннойтора делает дерганные попытки встать, словно опрокинутый на спину жук. — Но, может, вам и вправду пора уже наконец стать одним целым? Острые осколки релиза поднимаются и проходят сквозь Нелл и Ннойтору, словно тысячи мелких лезвий. Гриммджо, бросившегося навстречу, просто разрывает пополам от разросшейся дыры до плеча.***
— Орихиме. Наше солнце. Посмотри вокруг, девочка моя. Это все сделала ты. Из моего лучшего бойца ты сделала тряпку. Вот он, у твоих ног. В подкатившемся предмете Орихиме узнает голову Улькиорры. От собственного крика закладывает уши. — А из своего доброго друга ты сделала монстра. Взгляни-ка. Пустой, заменивший Ичиго, подлетает к нему. Айзен отражает его луч — и тот, сбив рог, раскалывает маску. — Разве похоже это существо на нашего дорогого Куросаки? Да Урахара и Маюри должны пойти к тебе в ученики. — Что... — Ичиго, откашливаясь, встаёт на четвереньки, силясь подняться. — Что...произошло... — Всё закончилось, дети, — улыбается Айзен. — Вы выиграли. Возвращайтесь домой. Для безопасности я даже дам вам проводника. В развернувшемся проходе маячит задумчивый Зараки. — Ичиго... Они стоят посреди растерзанных тел. Орихиме лезет в голову магазин игрушек.«Ваш боец — набор деталей». Его нужно собрать.
...В начале их пути рассекать куда более слабых пустых считалось удачей. Монстры, чудовища, отростки смерти. Арранкары ведь те же чудовища, по прихоти высокомерного учёного облеченные в подобие людей. Ичиго и Орихиме должны чувствовать себя как дети в сказке, чей домик раздавил злую колдунью, чьё заклинание раздуло её и она лопнула. Ичиго берет за руку арранкара с гривой. Орихиме ведёт по щеке арранкара с эстигмой-слезой. Пустой с гривой рассечен по диагонали, пересекающей корпус. Пустой с крыльями — голова и рваная мозаика тела. Тела еще двоих слились так, что нельзя понять, где чье. Друзья одной из этих двоих стерты в пыль. У них неправильная сказка. «...Мы могли бы вернуться. Пожениться. У нас бы родился смешной ребёнок. А может, два. Нет, пять. Пять самое лучшее. Рукия и Ренджи, и другие шинигами иногда приходили бы к нам в гости. У них бы тоже был ребёнок. Наши дети дружили бы. Исида был бы, конечно, врачом, а Чад, например... Боксером! Ты можешь себе это представить, Ичиго? Ичиго?» «Я давно порвал цепь. Я живу на два мира, на три. Меня держат на земле только сёстры. Но ты...» — Химе, скажи мне, ты готова остаться со мной? У Орихиме дома друзья, любовь, свобода и никаких чудовищ в телах людей. У Орихиме дома – мечта о кондитерской, оценки. Одиночество. Слабость. — Ты готова умереть со мной? В мире пустых у Орихиме страх, гнев. И сила бога. Она вкладывает руку в его. Пять разный жизней. Один человек. Она давно все сказала. — Передай отцу, — говорит Ичиго Кенпачи. — И Рукии... за всё. Портал схлопывается.<i>В любой сказке без чудовищ все теряет смысл. В их сказке они готовы признать это. Нужно лишь сказать это вслух.<i>
— ОТРИЦАЮ!..