Aide moi

- Что ты хочешь? – Дмитрий бездонным взглядом уставился в пол, будто пытаясь его прожечь. Даже ресницы от волнения подрагивают. Он прикрывает многострадальные веки. - Я? –Хованский открыв широко рот, харизматично приложился рукой о свою грудь в наигранном удивлении. – О-о-о, я хочу многое. - Его взгляд уверен, движения смелые, веко правого глаза дёргается. - Но если ты хочешь, чтобы эта милая моська осталась целой, - он показывает указательным пальцем на экран телефона, где на фото не вооружённым взглядом можно разглядеть привязанного к батарее кровавого мужчину. – То ты должен выполнить конкретные указания. - Я расскажу полиции. – Цедит сквозь зубы, понимая, что правоохранительные в данном случае бессильны, всё так же, не теряя крошечную надежду. Им овладела паника. Истинный страх. - А как ты докажешь? Не думаю, что дело будут рассматривать немедленно - спасибо российской полиции, тем более, что пациент я достаточно мирный – в этом уверены все. Из больницы не сбегал - соотвественно ничего подобного совершить не мог. И ты же не хочешь… - Хованский цокает, вновь расплываясь в широкой улыбке. - Чтобы он пострадал? Откуда у него телефон и власть за пределами учреждения – Дмитрий так никогда и не узнает, в принципе это его не очень-то и интересует. Молчание. Хованский резко встаёт с места, подойдя к Ларину срывает с шеи мужчины маленький заветный ключик, висевший у того на верёвочке. Понимая, что причинять вреда Юлию Дима не хочет и никогда в принципе не желал, полностью подчиняется Хованскому – плывёт по течению. Жизнь Диминого друга в руках Хованского, и только Ларин может по-настоящему помочь знакомому, даже, если ему придётся совершить непоправимое. Юрий, подойдя к двери запирает ту на ключ, суёт маленькую вещицу к себе куда-то в карман и после краткого звонкого щелчка, о пол ударяют рваные неравномерные шаги, садится обратно на стул. На его лице не красуется привычной улыбки и вообще хотя бы чего-то кроме полного серьёзности взгляда: - Сними рубашку. - Томно произносит Хованский. От Ларина сейчас зависит жизнь человека, и он это полностью понимает. Он может выйти, уволиться, сбежать, но может ли быть он уверен, что Юлий Онешко – практически единственный его друг будет полностью в безопасности? Конечно же, нет. Дмитрий, прикрывая вновь дрожащие ресницы, начинает расстёгивать постепенно пуговицы своей белоснежной рубахи. Когда он подступает к последней, с трудом, пересилив себя, расстёгивает и её. Мягкая тонкая ткань скользит по сухопарому бледному телу, впоследствии оставаясь лишь немного на руках ниже локтей, прикрывая предплечья, оголяя грудь и торс. Хованский хищно оглядывает жертву, прикусывая губу, опускает правую руку на свой пах, медленно поглаживая. Тело у Ларина красивое. Худоватое в некоторых местах, но и полностью тощим его назвать нельзя. Выпирает и просвечивается практически каждая косточка, ключицы и ямочка между ними выражается особенно ярко. - Блять… - Сладко, чуть запыхавшись лепечет Юра, буквально задыхаясь. Он крепче сжал свою ладонь в районе паха, всё ещё стреляя взглядом в глаза напротив, пока оппонент их старательно смущаясь отводит. До Ларина доходит звук пряжки ремня, и он даже встрепенулся, закусывая нижнюю губу. Хованский приспуская боксёры, выуживает практически колом, стоящий член немалого размера. Дмитрий сглатывает горечь, боясь последующих действий партнёра. Юрий, обхватывая стояк, проводит рукою по разгорячённой коже. Одежда Ларина начинает неприятно липнуть. Жара охватывает полностью, удушая. - Скажи моё имя. – Хованский смотрит до неприличия пристально, немного щурясь, пожирая взглядом. Ларин прикрывая глаза, сглатывает и произносит тихо-тихо: - Юра. – Томно, даже не думая, что это действие выйдет у него настолько похабно. Хованский улыбается тонким оскалом, приподнимая лишь один уголок губ, в последствии закусывая. Взор бешеный, хищный. Он продолжает проводить плотным обхватом ладони по члену, поглаживая большим пальцем головку, потихоньку ускоряя горячие движения. Его дыхание учащается, становясь рваным, щёки краснеют. Ладонь скользит быстро, резко, Юра всё крепче, всё сильнее сжимает руку вокруг стояка, пока из головки продолжает редкими каплями сочиться предэякулят. - Громче... - Выдавливает Хованский, прикрывая в наслаждении глаза. - Юра… - Ларин сцепляет под столом свои дрожащие руки. Пустоту разрушает рваное дыхание, тяжёлая отдышка и возбуждённый еле-сдержанный скулёж Юрия. Тот кусает нижнюю губу, самозабвенно мечтая, сосредоточив мысли лишь о нём. Хованский жмурит в блаженстве глаза, открывает в высшей степени удовольствия рот, когда темп мастурбации ускоряется до невозможного. Хованский закидывает назад голову и тихо стонет, изливаясь в кулак. Его грудь рвано вздымается. Тишина сжирает все слова и звуки, сквозь пелену доносится лишь тяжёлая отдышка. - Дим, - Ещё не отдышавшись, тихо изрекает Хованский, открывая глаза смотрит вверх в пустоту. – Ты бы мог когда-нибудь полюбить меня? «Нет». Полюбить сумасшедшего? Звучит, как полный бред. «Нет, нет, нет и ещё раз нет.» Тишина. - Да.