Жест одобрения

Гроза прошла. Как много гроз до нее — отгремела, отсверкала, разлилась живительным дождем, смыв весь мусор с улиц. Сначала висело в воздухе напряжение, ожидание, потом грянуло: крики, споры, угрозы вернуть за решетку, оправдания... Все это было уже десятки раз. Нил Кэффри делал опасные глупости ради общей пользы или пользовался ситуацией для собственного блага, Питер Бёрк дергал за поводок. После прозрачный воздух пах озоном, и через некоторое время доверие возвращалось, как теплое солнце. Но не в этот раз. Гроза прошла, а Питер оставался мрачен. Не спорил, не поучал — хранил молчание. Удивительно, что вообще впустил в свой дом! Нил Кэффри читал людей столь же хорошо, как и манипулировал ими: лучшая ложь всегда та, в которой есть доля правды, а для этого нужно суметь извлечь правду из раковины, как жемчужину, понырять за ней в мутных водах. Питера он читал легче других: знал его так хорошо, так давно, что мог бы, пожалуй, состязаться в этом искусстве с Элизабет, но на этот раз, чувствуя себя потерянным, с мольбой смотрел на нее. Элизабет Бёрк сидела на диване с бокалом вина и поглядывала то на угрюмого мужа, то на его... друга? Подчиненного? Поднадзорного? Мошенника и афериста, волей судьбы влипшего в их жизнь. Гроза прошла: Нила снова, уже в который раз, официально простили, — но Питер не торопился отпускать обиду. — Я подставил тебя, — сказал Нил, — Питер, я не знаю, что еще могу сказать. Мне очень жаль. Если тебе нужно отправить меня в нокаут в качестве компенсации, я готов, дай мне в челюсть и давай покончим с этим! Только пожалуйста, не молчи... Элизабет отпила вина, повернулась к мужу, и как раз в этот миг Питер процедил: — Бьют мужчин. Равных. Тех, кто способен взять на себя ответственность за свои слова. Ты... ты с другой планеты настолько, что я даже не знаю, что мне сделать, чтобы до тебя достучаться. Перекинуть через колено и отшлепать? — Перекинь! Если тебе это поможет перестать на меня дуться — давай! В сизых тучах уже сверкали запоздавшие молнии, гроза, уже было унявшаяся, вышла бы на новый виток, но тут Элизабет заглянула на дно своего немалого бокала и сказала: — В самом деле, дорогой, в этом есть смысл. Нил мысленно отмотал назад, пытаясь отыскать хоть одно зерно разумного в их пикировке, и все, что они наговорили друг другу в запале, обрело контур и светотень. — Ты шутишь? — Питер сердит на тебя, — сказала она уже Нилу, — так, что сложно высказать словами. Ему нужно выплеснуть этот гнев, но не на ринге, метафорическом или иначе. Я опасаюсь, что он может нанести тебе серьезный вред, а ты позволишь ему, потому что и сам не можешь себя простить. Физическая агрессия может принимать разные формы, в том числе и безопасные для всех. Ты хочешь наказания, Нил, я права? Вы оба получите то, что каждому из вас нужно, и все останутся в выигрыше. Он пожал плечами и украдкой глянул на Питера. На его колени, расставленные так широко, что опасно натянулась ткань брюк. Поднял взгляд... Питер смотрел на него в ответ, и это уже было немало. Игра стоила свеч. — Господи, Элизабет, — голос оказался таким севшим, что его вряд ли услышали, и Нил кашлянул, возвращая себя в реальность. — Я приму участие в этом фарсе, если наш дорогой агент Бёрк наконец оттает, но вся эта доморощенная психотерапия... Боюсь, ко мне она имеет мало отношения. Надеясь, что это прозвучало достаточно беззаботно, он приблизился к дивану, на котором сидели супруги Бёрк, и замер в нерешительности. Они с Питером столько раз касались друг друга в той или иной ситуации, но было совершенно непонятно, как это возможно — подойти к взрослому мужику и просто лечь к нему на колени? С Питером все было не так, как с другими. В жизни афериста всегда было место импровизации и изящным переходам из роли в роль, и с кем угодно Нил уже скользнул бы в амплуа послушного нижнего, мел бы всю эту чушь из дурного порно — «Я был плохим мальчиком, папочка, меня надо наказать!» — и трезвым, холодным взглядом изнутри оценивал бы соблазнительность позы. Соблазнительность?.. Нил нахмурился, украдкой глянул на Элизабет. О чем он думает? С Питером всегда так. Всегда... слишком по-настоящему. Так нельзя. Привязываться к врагу, предавать друга, играть с огнем. Но если во всей плеяде возможных финалов его личной истории был хоть один, где из афериста получался законопослушный гражданин, то был, наверное, и такой, где он и Питер оказывались в одной постели. Нил улыбнулся этой мысли, взвешивая ее. Прежде Элизабет блокировала ее своим существованием, но Элизабет умела удивить. Если б Питер возразил супруге, Нил не двинулся бы с места, но Питер приглашающе похлопал ладонью по бедру. Что ж. Нил аккуратно опустился животом к нему на колени. Фыркнул, маскируя неловкость. Чужая рука немедленно легла на поясницу, придерживая, другая бесцеремонно потрепала по ягодицам, и эта, вторая, через тонкую ткань брюк показалась почти горячей. Она приподнялась, легонько шлепнула на пробу. — Нет, — сказала Элизабет, — нет, так не пойдет. Это несерьезно. Нил, я могу попросить тебя раздеться? Кровь прилила к лицу, он даже не понял, от ее слов или оттого, что голова свешивалась вниз. Эта поза... Задом кверху, колени не достают до пола, руки цепляются за диван, за ковер, за штанину Питера... Это и еще нагота. Он приподнял бедра и дрожащими пальцами расстегнул брюки. Сердце билось где-то в горле. Большая теплая ладонь смела с дороги ткань и накрыла голые ягодицы. Нил дернулся как от удара: Питер Бёрк лапал его за задницу. Лапал голодно, жадно и бесцеремонно, сжимал обеими руками, как массажист, разогревал. Потом шлепнул рабочей, правой, придерживая за талию. Один раз, потом другой: симметрично, по каждой ягодице. Нил поерзал на его коленях. Шлепки не были особенно болезненными. Стыдными — были безусловно. Их сила постепенно нарастала. Нил пожалел, что не придумал считать их с самого начала: было любопытно, сколько понадобится, чтобы Питер сменил гнев на милость, да к тому же, счет отвлек бы. Было от чего. Питер делал перерывы. Серия шлепков, потом мял, тер пылающие ягодицы, и Нил думал о его руках, представлял в них холодную рукоять табельного оружия. Расстегнутые брюки оковами болтались на согнутых коленях, рубашка задралась до подмышек, он был лишен всех масок, всех защит. Ему не оставили ни одного шанса. Ни одного секрета. Ничего личного. Раскрыли, разломив напряженные ягодицы как дольки сладкого апельсина, демонстрируя самое интимное. Рот распахнулся в беззвучном стоне. Элизабет видит. Это было стыдно вдвойне: то, что делал с ним Питер, он позволил бы делать с собой в постели, но при ней, при его жене... Нил скреб ботинками по полу, перебирая ногами, словно пытаясь еще выше приподнять зад, но немедленно обрушился обратно на бедро Питера, когда тот снова ударил его всей ладонью. Вжался ему под колено напряженным, ноющим членом. Когда, когда это случилось, когда из нелепого надуманного искупления превратилось в извращенную игру? Он потерся членом о ногу Питера, чувствуя, что пачкает брюки смазкой. Видит ли Элизабет это? Видит ли, как пульсирует выпуклая венка на его члене, как поджимаются яйца? Как он течет и пытается трахнуть ногу ее мужа, будто невоспитанный кобель? Нил застонал, на этот раз в голос. Задницу припекало, но боль была терпимой: Питер берег его. Питер всегда берег его. От всех, от всего, включая глупость самого Нила. Рука сместилась пониже, аккуратно прихватывая яйца и едва ощутимо поглаживая большим пальцем анус. Нил то стискивал его, то расслаблял, и наверное, это выглядело похабно, но Питеру нравилось: Нил слышал его дыхание, частое, сбившееся, и одно уже это стоило немало. Ледяной Бёрк оттаял — по крайней мере, сейчас, перебирая яйца Нила в горсти, он не сердился. Большой палец надавил, осторожно проник внутрь. Дыхание перехватило. — Боже мой, Питер, — прошептал Нил, борясь с желанием насадиться, раздвинуть ноги пошире, принадлежать целиком. Когда Питер надел ему на щиколотку браслет слежения, они не раз шутили на эту тему. «В ближайшие четыре года ты принадлежишь мне», — так сказал Питер, и эта двусмысленность не раз заводила мысли Нила в дикие дебри, но он не предполагал, что однажды и в самом деле окажется в таком положении. Голый, на коленях у Питера, отшлепанный и с пальцем в заднице. Медленно, лаская круговыми движениями, этот палец оказался погружен в его тело до основания. Там, внутри, он исследовал гладкие стенки, будто что-то искал. Что — Нил понял по дрожи, пронзившей его тело. Питер... знал, как обращаться с мужчиной? Большим пальцем поглаживал простату изнутри, средним — массировал снаружи, ввинчиваясь под яйца. Все стало правильным и четким. Нил застонал и залил спермой брюки Питера. В конце концов, за это его всегда смогут наказать повторно. Они оба: и Питер, и Элизабет, потому что Нил всегда отлично понимал, кто капитан на этом корабле. Если, конечно, подобное вообще может повториться. ...На следующей день у них было дело. Справились быстро и эффективно, и после, собравшись в конференц-зале, Питер впервые за последние дни встретился взглядом с Нилом. Команда чувствовала напряжение, висевшее между этими двумя, но сегодня все наконец-то стало по-прежнему. — Отличная работа, — сказал Питер, и в жесте одобрения, которым он сопроводил эти слова, не было ничего удивительного, но Кэффри изменился в лице. Питер Бёрк показывал ему самый обычный кулак с торчащим большим пальцем.