***
Юная княжна Орелия де Веспе с детства любила блистать. Папенька Орелии, Князь де Веспе, сделал всё от себя зависящее, чтобы к тому времени, когда наконец его принцесса войдёт в полную силу и достигнет всех поставленных целей, её тонкий ум, манеры и личное обаяние украсили престол всея Гакана. Пансион благородных девиц под зорким присмотром фрейлин Его Сиятельства Князя Перена, Аль-Садский Университет, Эколь Политик — каждое заведение сочло за честь приложить руку к воспитанию благородной наследницы знатной фамилии. Таким образом, Орелию с детства окружало только всё самое лучшее. То же, чем она не обладала, наследница династии де Веспе беззастенчиво присваивала, ничуть не стесняясь методов достижения желаемого. Даром что её арсенал включал достаточно средств, начиная с самой грубой лжи и заканчивая тончайшим ядом. Многочисленные поклонники и поклонницы подхватывали каждое её слово, и таким образом, многажды повторённая за нею ложь оживала и становилась правдой. Из приоткрытых окон доносился аромат роз. Этим, полным расслабленной неги, вечером у себя в резиденции рыжеволосая красавица устраивала тематическое чаепитие. На этот раз гостьи и хозяйка представляли сорта садовых цветов. Как и всегда, окружённая подругами, наряженным в тон новым портьерам, Орелия подтверждала свой статус самой прекрасной и одарённой небожительницы вне конкуренции. Коралловое платье выгодно выделяло её на фоне девушек в одеяниях приглушённых цветов синей гаммы, а тигровая лилия в волосах не оставляла шансов не угадать, кто же она из цветника. Устроившись в непринуждённо-живописной позе на кушетке и чуть откусив краешек пирожного в виде сердца, пронзённого стрелой, де Веспе приступила к главной повестке торжества. Под восхищённый трепет ресниц и мечтательные ахи свиты она накручивала рыжие локоны на палец и вдохновенно рассуждала о предстоящей пышной свадьбе и последующих амбициозных планах правления. — Одна незадача, дорогие мои, — вздыхала Орелия. — Кто же станет моим избранником? Ведь за мои руку и сердце, помимо прочих господ, конкурируют одновременно двое потрясающих мужчин. Наследник Князя Константин д’Орсей, как вы знаете, и… отважный покоритель морей, имя которого у всех на слуху… — Тот самый легендарный Венсан! — выдохнула дородная блондинка Матильда в мелких бриллиантах и декольте, расшитом шёлковыми цветами жасмина. В избытке чувств девушка сжала ладони и потрясённо закусила губу. Благосклонная улыбка и кивок Орелии снизошли на одну из самых старейших и самых завистливых подруг. — Но Орелия, мыслимо ли это? — спросила курносая брюнетка с буклями, плохо скрывая ехидство, судя по шпилькам с мелкими фиолетовыми гроздьями, представляющая фиалку. — Душечка, вы же не всерьёз рассматриваете кандидатуру из этих… пиратов? — Вы немилосердно отстали от жизни и закостенели, Бланш! Как можно мыслить столь поверхностно? — покровительственно улыбнулась Орелия и приподняла подбородок. — Да-да, я конечно же понимаю, простому обывателю подобная связь разумеется непостижимой… но — так и быть, приоткрою вам суть. Помимо всепроникающей страсти — о, конечно, вы даже не можете представить, о чем я сейчас, — это ещё и власть, которая может сравниться или даже превзойти ту, которой обладают д’Орсеи… Сие — суть политика и Большая Игра, ежели хотите… По рассевшимся вокруг хозяйки вечера гостьям прошла волна взволнованного шёпота. Барышни тихонько вздыхали из-за прикрытых веерами улыбок: захомутать известного опасного преступника и использовать его в своих целях задавало им недосягаемую высоту постановки задач помимо выгодного замужества. — Дорогая, я быть может и не всё знаю… Но разве такие, как он, женятся? — Бланш-Бланш… Не мне вам говорить: я принимаю ухаживания только от мужчин с серьёзными намерениями… Ах, да не печальтесь вы так, вам подобный союз уж точно не грозит… Орелия наслаждалась покрывшейся пятнами миной оппонентки и скромно опустила глаза, упиваясь своим звёздным часом, когда их беседу прервал дворецкий. — К вам посетитель, миледи Орелия. Представился мсье Венсаном. В груди де Веспе похолодело. Вопреки нормам общественного вкуса и сообразно расчёту, слухи о помолвке с пиратом пошли на пользу фамилии де Веспе: стало гораздо больше выгодных предложений и гораздо меньше возражающих условиям сделок. Даром что известия о дерзких выходках неуловимого разбойника нервировали как навтов, так и сухопутные власти. Саму же юную аристократку начали воспринимать с неслыханным доселе почтением. Выстраивая продуманную сеть ловушек и ожидаемых реакций окружения, Орелия никак не могла спрогнозировать столкновение с реальностью. Увлечённая механизмом конструирования выгодных обстоятельств, она самозабвенно следовала за своими фантазиями и вжилась в собственную ложь настолько, что перестала отличать истину от вымысла. Явление грозного Венсана, к тому же личное, её здорово напугало. Вовремя сообразив, что выглядит слишком встревоженной, княжна де Веспе улыбнулась, однако слишком рассеянно кивнула в шокированную публику. Чёрной кляксой среди дорогого камня и золота пират возник в зале. Как и в прошлый раз, одетый в немыслимый чёрный камзол, отороченный костью и неведомыми узорчатыми рисунками в чередовании глянца и тусклых полос, пахнущий старой кровью, табаком и порохом, Венсан появился, словно пощёчина общественному вкусу и немедленно обаял всех присутствующих дам. Судя по дрогнувшим кое-где портьерам, равнодушной не осталась даже охрана. Лёгкая походка, непринуждённые хищные манеры, — и вот под пылкие дамские взгляды Венсан в полупоклоне подносит к губам руку оробевшей княжны де Веспе. Холодная улыбка на испещрённом татуировками лице рождала смутную тревогу. Не сводя внимательных глаз с Орелии, он проговорил: — Леди де Веспе, я похищаю вас. Немедленно. Негромкий голос утонул в восторженном девичьем шёпоте. На княжну обрушился шквал переживаний. Неужто она и вправду обладает колдовской силой предугадывать будущее? Ей сейчас же захотелось выбирать имена их детям. Однако сосущее чувство ледяного ужаса где-то в груди помешало отдаться торжеству. Похолодев, она нашла силы ничем не выдать себя. С извиняющимся видом она оглядела лица потрясённых участниц девичника и спрятала налившееся румянцем лицо в веер. — Ах вы нахал… Мои наёмники не допустят вас до подобной вольности… — Миледи, об охране можете смело забыть: вы сами даровали мне полномочия творить с вами всё, что мне заблагорассудится… Помолвка, скорая свадьба… Жемчужина серьги в тени его выбившихся из хвоста волос блеснула призрачной звездой. Толстые драгоценные цепи в вырезе чёрной рубахи искрили в вечернем свете из витражей. Ей показалось, или в его тоне послышались металлические нотки? Но отголоски сомнений тут же утонули в собственном пронзительном ликовании. Холодно улыбаясь и оглядев залу с умолкшими дамами, Венсан учтиво приподнял треуголку, подхватил Орелию на руки и вышел из залы под восхищённыйдевичий щебет. Руки княжны в коралловом платье вокруг шеи пирата отливали голубизной, невзирая на теплоту свечного огня, что уже разжигал камердинер.***
Всё тело ноет, словно от инфлюенцы. Немного подумав, Орелия приходит к тому, что ломота по силе напоминает падение с лошади. Суставы выкручивает, и самый очаг страданий слово поселился на её запястьях. Ритмичный гул и скрип древесины вперемешку с отвратительным запахом сырости и рыбы заставляют её мгновенно распахнуть глаза и подскочить, но сейчас же осесть: сильная слабость и качка лишают равновесия в полумраке тесного помещения с низким потолком. В ноздрях свербит, и, пользуясь тем, что никто её не видит, княжна чешет нос обеими руками, туго стянутыми колючей верёвкой. Шум в ушах сливается с дурнотой. Воспоминания обрываются на моменте выхода из фамильной резиденции, утопающей в розах, рука об руку с… …помилуй меня, Просветлённый… Она на пиратском корабле! Судя по качке и скрипу, корабль на всех парусах куда-то плывёт. В небольшой проем в окне каюты виднеется морская синева и линия пляшущего горизонта. Понять, где они сейчас находятся, решительно не представляется возможным. Стук кованых сапог за дверью. С трудом удерживая самообладание, княжна приосанивается и спешно дует на выбившиеся из причёски пряди, чтобы убрать их с глаз. — Доброе утро. Орелия в замешательстве. Пригибая голову, Венсан медленно идёт по каюте прямо к окну, распахивает его и садится за стол, закинув ногу на ногу. Перед ним возникает чернильница-непроливайка и лист бумаги. Искреннее непонимание сбивает с толку, и волна глухого чёрного ужаса давит на грудь. Вчерашний галантный мужчина с блеском в пылком взгляде сегодня преобразился в бездушного негодяя. В конце концов, не могла же она так сильно ошибиться в человеке?! — Как ваше настроение, миледи? — Жемчужная капля серьги мягко блестит у его шеи. — …да как вы смеете! Самая недостойная наглость из возможных! Ах вот значит какое ваше «по-плохому»?! Развяжите меня немедленно! — её голос едва не срывается на визг. — А вы проницательны, — для достойного мужчины в этом взгляде слишком много пренебрежения. — Видите ли, сударыня, я очень занятой человек. В моём деле репутация и доброе имя превыше всего. И я категорически возражаю, чтобы без моего ведома распространяли слухи о моей же скоропостижной женитьбе. И уж тем более я возражаю против угроз неизвестным лицам от моего имени. Улыбка на слове «угрозы» изгибает синие полосы татуировок на его щеках. — Урегулировать нашу с вами общую проблему, Орелия, я решил лично. В самом деле, не скорняка же мне было вызывать, чтобы зашить ваш хорошенький ротик? От ужаса хочется кричать. Орелия из последних сил хранит надменную улыбку, но подбородок её предательски дрожит. Она припоминает, как зал умолк, едва кто-то произнёс грозное имя «Венсан», и как ей тогда показалось оригинальным намекнуть об их связи: прочее публика додумает за неё самостоятельно, как и всегда. К тому же, что плохого было сказать вслух о том, о чём им не удалось договориться? Какая в конце концов разница, если результат всё тот же? Княжна начинает сердиться, и на мгновение страх отступает. — Вы что-то перепутали. все же знают о нашей помолвке с Константином, как сие может касаться лично вас… — начинает она. — Он больше не наместник, и ваши амбиции вкупе со слухами о нашей связи многие истолковали… — кажется, Венсан ищет в воздухе подходящее слово, — весьма нежелательным мне образом. Я понёс большие потери. Материальные и репутационные… Но я нашёл решение, которое удовлетворит сие недоразумение: вы и ваша семья покроете причинённый мне ущерб. Скажем, половина состояния вашего отца в обмен на живую и вполне себе здоровую дочь, как считаете, хорошая компенсация? Ммм… надеюсь я не продешевил. Ледяной взгляд рассматривает её, словно торшер в лавке мебельщика, пока рука в чёрной перчатке задумчиво чешет подбородок. — Ах вы мерзавец! Её злость у пирата не вызывает ни благоговения, ни умиления, ни бросания к её ногам с мольбами о прощении, как было привычно. Только ленивую усмешку с тенью сожаления. — Миледи, мы тратим время впустую. Пишите, я продиктую… Ах да… Верёвки на её запястьях трещат и осыпаются на пол, пока лезвие его кинжала тускло блестит и исчезает в поясных ножнах. Стараясь не стонать, Орелия морщится и растирает раны от верёвки, расчертившей красными полосами тонкую белую кожу. Чернильница с пером и белое пятно чистого листа словно с издёвкой смотрят княжне прямо в лицо, пока капитан пиратов, откинувшись на стуле, бесцеремонно разглядывает её. Серьга в его ухе раскачивается, словно маятник. — Я не стану. Да, сударь, вы не ослышались! — Вы не в том положении, чтобы спорить, миледи де Веспе. — И что вы мне сделаете? Ударите? Заморите голодом? Покуситесь на мою девичью добродетель? Она не понимает его заливистого хохота, будто она не отстаивает свои честь и достоинство, а рассказывает салонный анекдот. Смеётся он, с наслаждением запрокидывая голову, и ей становится досадно и от собственного унизительного положения, и от его абсолютной власти над собой, но ещё горше — от его хищной красоты, которая слишком безразлична, чтобы сравнять их с Венсаном. — Что вы, миледи, помилуйте! Ваша девичья добродетель — последнее, что меня сейчас может интересовать… Глубоко оскорблённая, Орелия отворачивается. Как же так, как же так, при всей прозорливости и расчёте, как же так она сумела ошибиться в этом… преступнике! Подлеце!.. Сильный рывок за руку выдёргивает её из размышлений, и её нежная ладонь, придавленная его рукой, с хлопком ударяется о поверхность пустого листа. Злые его глаза становятся совсем шальными, пока одна рука разбойника мёртвой хваткой держит её запястье, а другая отмеряет фаланги мизинца холодной кромкой всё того же кинжала… — Что выбираете? Чтобы к письму вашего августейшего папеньки прилагался ваш прекрасный рыжий локон или ваш не менее прекрасный мизинец — в лучших пиратских традициях? — Вы — чудовище! — Уверяю вас. Я значительно хуже. Голос разбойника звучит тихо, почти шёпотом. Но Орелия понимает, что единственное, на что она сейчас в действительности способна — только повиноваться.