*** Уна ***
Большая Вода вокруг Тир-Фради никогда не нравилась Верховному Королю Винбарру. Непредсказуемость, изменчивость и всепоглощающая тотальность горьких, как слёзы, волн вызывала в нём острую тревогу вплоть до желания бежать прочь с побережья. Однако в этот день, полный мутного, словно больного, солнца, Винбарр поступился своими привычками. Тонкий слух поначалу слушал незнакомый тихий шёпот, что становился неразборчивыми словами и вырастал в журчание бессвязной речи. Когда же появился звон мелодичного смеха, он вздохнул, подобрал меч с птичьей лапой и направился к маленькой бухте неподалёку от деревни Речных Целителей. Эта часть побережья особенно раздражала древними руинами высокого узкого сооружения renaigse, побитого злобой Большой Воды. Судя по всему, то когда-то было святилищем чужаков, одними из первых рискнувших ступить на благословенную землю Детей Тир-Фради. Он знал, было время, когда на самой крыше зажигали алтарь, да с таким высоким огнём, что renaigse видели его со всех краёв мира. И наверное молились своим забытым богам. Как бы сильно ему не нравились остатки чужой святыни, игнорировать зов чада en on mil frichtimen он был не в праве. Ветви деревьев зашумели и расступились, и ветер донес запах солёных волн. Тихий голос острова говорил в самом сердце, и безмолвная речь его несла в себе мир и спокойную радость. Галька хрустела под лёгким шагом. Винбарр опустился на камень у подножия забытого храма у самой воды, взглянул на пену прибоя и жадно втянул воздух узкими ноздрями. Едва почуял присутствие незнакомой души, меч он отбросил и замер. Лишь белёсые глаза медленно обводили неровную береговую линию. Голова осталась недвижима даже тогда, новая волна с едва уловимым рокотом принесла с собой чужое сердцебиение. — Ну да, ну да… И тебе здравствуй, сестра, да будет милостива к тебе большая вода. Как и прежде, так и сейчас, ты — сама по себе. Nadaig и отступница… Для твоего века слишком много в тебе детства… Мудро ли это — вмешиваться в судьбы посторонних и отступать от собственного предназначения? В ответ раздалось обиженное фыркание и громкий всплеск. Короткий жест руки правителя— и брызги отлетели прочь, не успев намочить его бледную кожу. Винбарр усмехнулся: — Ты сделала немало и для острова, не спорю. Но всё же иногда ты походишь на дитя неразумное… Костлявая узловатая лапа с паучьи-длинными отростками чуть царапнула его колено. Он замер и вслушался. Капли горько-солёной воды, влажно блестящая галька и листва поднялись и заплясали в круговороте вокруг пары древних существ. Вот юноша из Морского Народа с тайной земли с синими линиями на лице смотрит на старшего брата и его возлюбленную и грезит о великой любви. Вот он же среди огня и крови погибает, и doneigad отнимает его у самой смерти, и приходит к нему на службу. Вот он рисует свои сны, и морской nadaig приходит на зов его сердца, и лицо его знакомо Винбарру, и он знает, что принадлежит оно дочери Тир-Фради, этой девочке де Сарде. А вот уже и сама она во плоти оказывается перед тем выросшим юношей, и на лице его гораздо больше линий… Видения сменяли друг друга одно за другим. Когда череда воспоминаний чужого прошлого наконец оставила его, Винбарр повернул рогатую голову и с любопытством посмотрел на собеседницу. — Чего только не бывает, — пробормотал он и почесал за рогами, проморгавшись. — И чего тебе надо? У его ног располагалось безобразное создание, меньше всего напоминающее человека. Скорее нечто среднее между лангустом и крупной студенистой рыбой, покрытой мелкими острыми плавниками разной длины. Угрожающего вида передние клешни чем-то отдалённо походили на людские руки. Серое полупрозрачное тело изогнулось, и чешуйчатый хвост хлестнул по воде. Как и многие творения Тысячеликого Бога, дочь океана пришла за советом. Винбарр пожал плечами. — Ну да, ну да… Каждый видит только то, на что способно его сердце, sír. Мальчик moridegen хотел и видел в тебе собственную мечту. Он поверил в её правдивость, наблюдая за своим старшим товарищем и его прекрасной подругой. И именно вера и чистое сердце оградили его от всех ужасов твоей природы. А одиночество и жажда невозможного тебя и призвали… On ol menawi же видела в тебе себя ту, которой не смела быть. Ах, перестань! Как бы ты себя ни называла, любой из doneigada безошибочно определит тебя как nadaíg… Уна моргнула затянутыми молочной дымкой глазами и оскалилась. Длинные острые зубы свидетельствовали всю серьёзность намерений создания. Нетерпеливые же взмахи хвоста должны были подгонять, но вместо этого только удивили собеседника. — Я? Я вижу в тебе очередное проявление величия замысла en on mil frichtimen. Не более. — Лукавая улыбка коснулась его тонких губ. — Но и не менее… Безо всякого предупреждения маленькая nadaíg расправила спину с подобием костистого гребня, изогнулась, взмыла на водой и без единого всплеска скрылась под поблескивающей гладью. Верховный Король Винбарр полулежал на камне и размышлял о свойствах огня, что красит закат оранжевым, да так, что огненный цвет опрокидывается на волны. Он был твёрдо убеждён, что сердце Вулкана билось и где-то за линией горизонта. А по золотистым волнам змейкой ускользало всё дальше древнее удивительное создание по имени Уна.*** Пикник ***
Монотонное воркование Адель нежно звучало, пока Селин с упоением любовалась ровными рядами кипарисов вдоль моря лаванды, по которому пускал волны лёгкий бриз. Чуть поодаль открывался вид на тенистую аллею, что уходила в заросли сада. Сад цвёл. С деревьев отовсюду спускались нежно-зелёные побеги вьющихся растений и гроздья невиданных, похожих на розовые глицинии, цветов. Их головки венчали серебристыми цветками, похожими на капли росы. Точно такие же соцветия увивали балюстрады заднего двора особняка. Издали, глядя сквозь неплотную завесу ветвей, можно было принять их за застывших в удивлении небожителей. Перед главным входом в изящные заросли цвели две огромных сирени, и вокруг каждой из них порхали крошечные жёлтые пчёлы. Это было так красиво, что Селин не удержалась, сорвала одну сиреневую кисть и с удовольствием вдохнула нежную сладость полупрозрачных лепестков. — Положила вам фруктов и бокалы для вина… совсем не крепкое… — Вы очень добры, — Селин подхватила неожиданно увесистую корзину и провела кончиками пальцев по верхушкам цветущей лаванды, с которой скатилось несколько капель росы, и полной грудью вдохнула тонкий аромат. — Он наверное в беседке, — махнула рукой Адель в самую гущу зеленеющих крон и оправила чепец. — Вот, захватите еще один плед, утром там сыровато… — Благодарю, — улыбнулась де Сарде и, подобрав юбки, зашагала по мощёной дорожке между изогнутых стволов. Укрытая резной листвой ажурная беседка оказалась пуста, но мягкий оклик по имени откуда-то справа вызвал улыбку. Спиной у ствола, Васко сидел на расстеленном в траве пледе. Выглаженную экономкой белоснежную рубаху стягивал по-военному подвязанный кушак. Из-под расстёгнутого ворота и закатанных до локтей свободных рукавов бронзовела узорчатая кожа. Невзирая на туго подвязанные волосы, и по-прежнему подведённые янтарные глаза, весь его вид сообщал: капитан дома. Неожиданную непривычную мягкость расслабленных черт не умалял даже след от глубокой складки между его бровей. Некоторое время молодые люди смотрели друг на друга так, будто виделись впервые. Селин изучала его сверху вниз, Васко её — снизу вверх. Она игриво обернулась вокруг своей оси и сделала реверанс. Струящаяся ткань платья волной ударила о корзину. Придавив раскрытой книгой норовящие свернуться листы чертежей, он похлопал рядом с собой и улыбнулся ещё шире. — Итак, мсье изволят утренний пикник? — Селин, опустив корзинку, присела рядом. Юбки сейчас же вздулись пузырём и осели живописными складками, мягко отливающими сиреневым. — Адель убеждена, все эти годы тебя морили голодом, и напекла тебе пару-тройку дюжин пирожков. С этими вашими морскими огурцами. Попробовала было возразить, да только она столько говорит, что некуда и слова вставить! Трель невидимой птички растаяла в воздухе. Смуглая рука накрыла белую ручку, мешая расставлять кушанья, и чуть сжала. Из груди Селин выплыл счастливый вздох, и она продолжила бесшумно располагать приборы. — Совсем не изменилась… И каким-то чудом поддерживала особняк все это время в божеском виде… — Васко вынул из корзины пирожок и сейчас же откусил сразу половину. — Невероятно. При всей своей простоте, Адель умудрилась ни квадратного фута усадьбы не уступить Гильдии, даром что тогда его почти прибрали к рукам… но, судя по всему, так и не нашли ему хозяина… — Опять же, благодаря Адель. Вообрази! Эта леди по большому секрету рассказывала про его якобы недобрую славу. Мол, прежний хозяин сношался с нечистой силой, так она и овесь особняк внутри разнесла, и его самого погубила. Гибель же его сопровождали невыносимые мучения, и мольбы его о смерти раздавались по всей округе. — Селин картинно заломила руки и добавила, понизив голос, — Неплохо придумано, кстати. Правда Адель почти сразу созналась, что почерпнула вдохновение из «Замка Оранты» Горация Уорхола. Тем более, ты там действительно постарался… Под смех Васко она только прикрыла ладонью собственную улыбку. Он набросил плед на её хрупкие плечи и улыбнулся: — Я никогда с ней не рассчитаюсь… Кстати, выкупать его второй раз за бесценок было забавно. Селин уютно поёжилась, завернулась в мягкую ткань, помнящую тепло мужского тела, и склонила голову ему на плечо. Травинки искрились крошечными бусинками росы, в которых играли робкие лучи утреннего солнца. От легкого ветра с деревьев медленно посыпались белые лепестки и покрыли поляну и расстеленный плед. Бормотание пригревшейся де Сарде грозило перейти в сон на свежем воздухе. — Спросонья ты невозможно милая… — тихо сказал Васко, любуясь её профилем. — Иди сюда! Беспорядочные поцелуи в волосы, висок, волосы, за ушком, в шею и снова в волосы, сопровождённые полным пренебрежением к расставленным блюдам, наконец заставили Селин взвизгнуть от щекотки и захихикать. Дёрнувшаяся же в праведном гневе туфелька опрокинула баночку яблочного джема. Увлечённый осадой наиболее уязвимых из открывшихся ему мест, Васко вдруг отстранился. — Думал, показалось… Миледи, куда подевалась ваша изысканная отметина? — Посерьёзнел он совсем некстати. — Твоей метки… больше нет? Де Сарде задумчиво дотронулась до лица и вздохнула. — Странно… Метка пропала в тот самый день, когда вы… в Адмиралтействе… и Уны больше не слышу. Будто наша связь оборвалась. Как-то это… тревожно. — Я почему-то уверен, что с ней всё хорошо. Васко вдруг поймал тонкие пальчики и поцеловал. В глазах плясали чертята. Он мягко прижал к себе Селин и торопливо заговорил: — Да что же это я?! Главное же, что хотел тебе показать… Едва сдержался, чтобы не разбудить… Чудо моё, смотри! Де Сарде только непонимающе улыбалась, пока под смуглыми ладонями шуршали бумаги. Некоторые — смятые и наново расправленные, другие — разорванные, но местами склеенные кусочками полупрозрачных полос папиросной бумаги. — Какие-то чертежи… Из тех, что уцелели? — Да-да! Смотри внимательнее! Композиция из хаотических линий больше всего напоминала артиллерийское орудие с рыбьими хвостами, и она нахмурилась, силясь вникнуть. В ожидании реакции Васко то изучал её глаза, бегающие по рисунку, то нервно зыркал на само изображение. Озадаченный, он уставился на развёртку и, хлопнув себя по лбу, поспешно повернул листы. — Погляди теперь, — он не сводил с её лица напряжённого взгляда, — Столько сил сюда вложено… то и дело обдумывал, в чем же ошибка, но… знаешь, понял буквально накануне, — видимо мне следовало пройти через все годы, все испытания, чтобы наконец дошло, как же именно это должно быть сделано… Глаза де Сарде округлились. — Васко, это правда то, что я думаю?! Неужели такое можно воплотить в жизнь?! Селин уселась к нему на колени и обвила ладонями татуированное лицо. Сияющие глаза её смотрели восхищённо и чуть растерянно. Наконец она прошептала: — Ты же — гений!.. — Да куда там… бестолковый недоучка с галерки Инженерного Корпуса… Хотя нет, продолжай, пожалуйста продолжай. Как ты ска… Поцелуй прервал Васко на полуслове, и его крепкие объятия утихомирили головокружение от горячих губ. — Что же это означает? Ты всё-таки выбираешь путь учёного? Изобретателя? — прошептала Селин и заглянула в глаза, неизменно подведённые сурьмой, в которых плясали жёлтые солнечные зайчики. — А… кем ты меня видишь? Тронутая робостью мужчины в по-настоящему важном для него вопросе, мужчины, ставшего грозой Гаканской Акватории, продуманно и неумолимо сметающего кого угодно на своём пути, хоть на воде, хоть на суше, она задумалась. Рассматривая родное лицо, она перебирала его волосы, и на мгновение ей показались в них седые нити. Наконец де Сарде смущённо улыбнулась: — Думается, я вижу тебя настоящего. Будто знала тебя всю свою жизнь… С виду ты ведь кажешься обычным. Но то — только поверхность. На глубине же в тебе обитает немыслимая мощь, что выходит за пределы известной мужественности и физической силы. — Она задумчиво рассматривала глаза Васко. — Ещё вижу настоящего правителя с добрым сердцем, не отравленным ни злобой, ни жадностью. Вижу капитана, за которым любой с восторгом отправится в самое пекло. И выйдет живым!.. — …скажешь тоже… Ты ведь не знаешь, каким я бываю… То есть бывал… — Не перебивай! Люди к тебе тянутся, Васко. И с ними делается что-то такое, от чего они вдохновляются и идут за тобой. И я могу их понять! Посмотри на себя, ты ведь постоянно отдаёшь в мир, будто самому тебе ничего и не надо! — Он попытался закрыть лицо ладонью, но всё сильнее увлекаясь, раскрасневшаяся де Сарде только хватала его за пальцы и не разрешала прятать глаза. — Ты же — мыслитель, и тебе жизненно важно вникать в суть вещей, чтобы сделать непостижимое понятным и принести его людям, понимаешь?! И я твёрдо убеждена: только такой человек достоин стать тем самым реформатором, которого многие ждали. Только такой, как ты, Васко, способен указать новый, милосердный, но сильный, путь, никому не подражая и никого не копируя… Но решать всё-таки тебе, любимый… Казалось, Васко слушал так внимательно, что перестал дышать. Чтобы не прыснуть от его уморительной серьёзности, Селин тихонько закусила губу. После продолжительного молчания он всё же потёр лоб: — Услышать подобное… от тебя… — Васко отвёл взгляд в безуспешной попытке спрятать счастливую улыбку. — …в конце концов, твоё понимание не оставляет мне шансов обмануть твои ожидания, и ох, придётся начать им соответствовать… — нахлынувшее смущение всё больше веселило Селин, и он поспешно добавил, — Но какой путь выберешь ты? Ты столького добилась на Тир-Фради… Статус моей жены — этого слишком мало для такой женщины, Селин. Я же вижу… Но кончики изящных пальцев безапелляционно запечатали его губы. — Шшш! Кем мы будем — совсем другой вопрос. Уверяю, стать твоей женой — для меня уже очень много! Не думай об этом! — для наглядности Селин начала загибать пальцы. — К примеру, я всегда могу заняться тем, к чему от рождения была расположена, — оперой. Судьба родной земли Тир-Фради по-прежнему мне небезразлична, и ничего не мешает перейти на пост советницы, ведь сейчас у руля надёжные люди, в которых уверена, как в себе… Опыта же и знаний мне вполне хватит для возобновления миссии эмиссара, только, допустим, со стороны Новой Гильдии Навтов… А ещё я могла бы стать советником в политических вопросах и здесь, на Малом Орфее. Сейчас после всего, что натворила бывшая Гильдия, будет непросто, но я и здесь могла бы помочь… — Тоже верно… Вопреки озвученному согласию, с каждым новым вариантом деятельности, взгляд Васко словно твердил: «…слишком мало для такой женщины». — …и тут конечно же, надо отдать должное Ирен. Без неё ничегошеньки бы не вышло. Она делает очень много для навтов, и всего за несколько дней Малый Орфей словно проснулся! Остров ожил! Васко! Я убеждена, с этой умнейшей леди во главе Гильдия преобразится и вернёт былую славу… но… — …но при всех своих достоинствах, Ирен — редкостная змея… Можешь не продолжать. Я понял. Ты ведь это хочешь сказать? — снисходительно улыбнулся Васко. Оскорблённая невинность в лице де Сарде таки не удержала манерной строгости и прыснула. Однако деланно нахмуриться всё же удалось, и будь в её руках веер, Селин непременно шлёпнула бы им нахала по плечу. Но молодые люди освободились ото всех прошлых условностей, и в шелухе светской отстранённости и попыток казаться теми, кем не являются, нужды им решительно не было. — Ох уж эта ваша знаменитая интуиция, капитан! Змея?! Да это мягко сказано!.. Капитан Ирен — сущая… сущий надайг… — Васко только примирительно поднял руки, шутливо пытаясь защитится от изменившейся в лице Селин и подавить вырывающийся смех, — …и вынуждена предупредить: не жди, что я однажды проникнусь этой… этой… хм… дамой… после той попытки атаки… И нет, я не имею в виду тот белый танец! Я совершенно о нём позабыла!.. И не надо смотреть на меня такими глазами!.. Но хватит о ней… Игнорируя умиление возлюбленного, Де Сарде оправила юбки: — То есть… я хотела сказать… неважно, какой путь мы выберем. Неизменным остаётся одно: мы будем вместе. А уж кем и как — придумаем… Прильнув к Васко, она притихла и задумалась о чём-то своём. Только голубые глаза её сияли в обрамлении длинных светлых ресниц. Он взял бледную маленькую ладонь в свою и коснулся губами её виска. — Мы наконец по-настоящему вместе, и именно в тебе я и нуждался всю жизнь. Больше никаких разлук и нарушения обещаний. Особенно — мною данных. Хочу просто быть навсегда счастливым. Рядом с тобой. Селин только кротко кивнула и прижала руку Васко к своей груди. Лучи солнца скользнули сквозь кружево листвы по кипе из чертежей, придавленных большим яблоком. На самом верхнем листе, испещренном правками и надписями с восклицательными знаками различался силуэт, отдаленно напоминающий корабль, парящий в облаках.*** «Кот» ***
Холодный блик начищенной стали ярким лучом блеснул среди остроносых бортов на верфи. Зрачки в сереющей синеве глаз расширились, и стук кованых сапог по пристани с шага перешёл на рысь. Тяжёлый североморский бушлат повис на локтях на манер короткой швартовки в южных водах, когда тепла воздуха хватало расстегнуться, но расстаться с верным одеянием не хватало ни времени, ни желания. Глухая зелень кителя без опознавательных знаков даже со спины внушала ремонтным бригадам священный ужас перед Северным Флотом, и потому навты-малоорфейцы старались не попадаться на глаза свирепому капитану и его команде. Ни лазурь небесная, ни бирюза морская, ни ласковый шёпот пены, ни брань в мелодичном перезвоне инструмента вкупе не давали того глубокого упоения, что дарит встреча капитана и его корабля после долгой разлуки. Как и всегда, укрытый в глубине верфи за кораблями у дальних пирсов, «Кот» стоял у самого крайнего причала. Начищенные трубы матово блестели. Ворота пустой топки сиротливо покачивались и зияли многочисленные решётки. Казалось, почуяв давнего друга, ледокол засиял обшивкой пуще прежнего. Где-то пропадавший на подработках экипаж уже в полном составе прибыл на судно, и по цепочке перебрасывал тюки. Навты перешучивались, и что уж говорить, откровенно галдели. И как бы ни зияли молчаливые упреки за долгое отсутствие на капитанском мостике, даже на подступах от «Кота» веяло мощью и… свободой. Похлопав обшивку, Марсий придирчиво сощурился над невидимым пятнышком ржавчины. Удовлетворённый, Марсий привычным движением скрутил волосы в пучок и одёрнул ворот. Сходни жалобно заскрипели под шагом подкованных сапог, когда он взбежал на борт. Палуба сверкала свежевыскобленными досками. Едва послышался запах раскалённого металла, угля и масла, как меховым воротом заиграл соленый свежий ветер. Дружеская щекотка ворсинок подняла старые добрые воспоминания. Стон ледников, зыбкая жёлто-зелёная занавесь северного сияния, тающие на лице снежные хлопья, бесстрастные клинки застывших созвездий полярной ночи, чудовищные игры глубинников, пробивающих снежную кору тупыми мордами… Впервые за долгое время Марсий широко улыбнулся и вдохнул полной грудью. — Адмирал Марсий! К отплы… Обращение «адмирал» заставило хмыкнуть. Бутафорское, не отвоёванное потом и кровью, звание осталось при нём лишь по дикому стечению обстоятельств. Конечно же эта змея, Ирен, не забыла Марсию бойкот при осаде, но как навтка мудрая, не стала сопровождать вступление в должность в Новую Гильдию Навтов публичной поркой недавнего соратника. Как и во все времена, с леденящей улыбкой ведьма дала понять, что Марсию лучше покинуть Гакан, и по-быстрому приказала снарядить экспедицию, да подальше в ледники Северных Морей. Впрочем, такой вид наказания в виде изгнания в родную стихию экс-адмиралу пришелся по душе больше любых наград. — Ат-ставить, Ги! Пусть будет капитан Марсий. Как раньше. Тяжёлый подол подбитого мехом бушлата повторил разворот и неслышно опал. Грозный вид Марсия словно лишился прежней степенности. Редкие седые нити в копне каштановых волос, искрили, казалось, благословлённые самим Севером. На лице, испещрённом узорами синевы прошлой должности, горели вдохновением льдистые глаза. Неуловимая лёгкость одухотворила их пронзительный взгляд. Механическая рука блеснула на солнце и раскинутые ручищи вдруг сомкнулись вокруг боцмана в медвежьем объятии. — Ги, салага! Вот уж не думал, что так обрадуюсь твоей рыжей харе! — Он похлопал по плечу растерявшегося рябого бородача-боцмана. Тот выпучил глаза то ли от неожиданности, то ли от лёгкого хруста суставов: — Все в сборе? — К отплытию готовы! — пролепетал тот, с опаской таращась на капитана. — Вся провизия и уголь уже на борту. Как и груз, который доставили по вашему приказу, капитан. Экипаж в полной готовности… Ги продолжал рапортовать. Марсий кивал и оглядывал порт Малого Орфея. При устоявшемся укладе, при всём размахе и суете, отчего-то капитану «Кота» вдруг стало тесно. Как и в Новой Серене, доки давили, как если бы он сидел в трюмном карцере. И сколько бы ни гнал от себя духоту, как бы ни приспосабливался, — только белоснежное холодное молчание от края до края манило истинной свободой. Отчаянной, страшной, бесконечной, вплоть до одиночества. Оживший «Кот», казалось, нетерпеливо искрил топкой. Шестерни его звонко клацали, а где-то в самом его нутре содрогающимся сердцебиением ухали поршни. Капитан пригладил бороду, чтобы ни за что не светануть неуместно широкой улыбкой. — Это вы хорошо подсуетились… — Так точно! Как слух прошёл, дескать «Кот» снова уходит в экспедицию, ей-ей сейчас же написали рапорта с прошениями! Не всё же крысами сухопутными шкериться… — Вас сослали якоря сушить… из-за меня сослали. Мне жаль, Ги. Очень жаль… — Как сослали, так и обратно вернули, капитан! Мы все привели в порядок, — голос боцмана заговорщически понизился. — Даже халтурки все подбили задним числом, можете не беспокоиться. Хватку чай не растеряли. Зову бригаду-то? — Жди приказа. Боцман и капитан так и стояли друг напротив друга. Обычно угрюмый Ги словно загорелся живостью, что исходила от Марсия. Однако внезапная перемена в грозном капитане додала к плохо сдерживаемому восторгу и изрядную долю страха. Так что вид он имел самый придурковатый, но искренний. Марсия так и подмывало снова заключить его в крепкие объятия. На ум даже пришлись какие-то ободряющие слова, да так и покинули его. Он только махнул на Ги рукой и брякнул: — Выполнять! Хотя ни чёткого приказа, ни конкретного задания не последовало, вторя безмолвному взаимопониманию, навт радостно подпрыгнул и умчался куда-то на нижние палубы. Едва Ги оставил капитана одного, тот вздохнул и начал сердито отряхивать полы бушлата, будто бы запорошенные снегом или может быть пеплом. Смущённый радушным приёмом, Марсий что-то бормотал о безобразии и разгильдяйстве на борту; о запущенности судна, безукоризненно содержавшегося все мучительные годы разлуки; о бездельниках, почём зря проедающих жирные Североморские харчи; и всё то огромное количество эпитетов, под завалами которых бушевала нерушимая преданность своему кораблю и своему экипажу. Подуспокоившись, капитан решительно взял себя в руки и почти справился с улыбкой. Как же оказывается он скучал по всему этому!.. Но Марсий также четко помнил, что суровые Североморские навты признают только несгибаемую власть своего капитана и чёткие приказы без сантиментов. Выходящее за рамки жёсткости и сдержанности на «Коте», воспринималось всегда не иначе, как слабина. Вечерело. От угасающего пожара заходящего солнца облака пошли кроваво-красными полосами, обещающими стремительное похолодание назавтра. Голоса разнорабочих тонули в синеве наползающих на верфь сумерек. Казалось, даже чайки стали тише, завернутые в робость перед ровным дыханием волн, идущих навстречу ночи. Совсем как на Три-Фради, — вдруг всплыло в голове. Из ниоткуда взявшийся порыв резкого холода лизнул лицо и заставил вздрогнуть. В боку на месте затянувшейся раны вдруг заныло ущербным эхом катастрофы, которая его некогда будто вывернула наизнанку, обтрепала штормом и порезала ракушками. Чужая степенная жизнь последних лет в тёплых золоченых кабинетах раскрыла в Марсие скрытые таланты в дипломатии и стратегии. Это знатно потешило его самолюбие, но чины, почет и красивые статусы в купе с новыми побрякушками-наградами почему-то так и не смогли затмить ту остроту жизни на грани, которой он жил на дальних рубежах. Предал сам себя, предал ледяные просторы, вольное северное сияние над головой, растерял хватку… Поджарый, с огнем в глазах, дикий, пылающий Той Самой Свободой, Васко стал свидетельством той самой судьбы, которой за последние годы чуть не лишил себя Марсий. А может вдали от предназначенного он всё более становился собой? Кулак лязгнул по поручню, словно ключ в замке, навеки оберегающий сокровенную суть его свирепого духа от распада, чем глубже он погружался в лощёную суету суши. Из расходящегося гула порта до слуха донеслось брошенное кем-то: «де Сарде». Голос тут же пропал и растворился в вечере. Или показалось? И чем крепче он задумывался в попытке вспомнить, тем сильнее истончался зыбкий образ в его памяти. Шаг за шагом удаляясь, призрачная тень, врезанная в прошлое, словно одежду, сбрасывала привычки, жесты, черты лица. Заинтригованный игрой сознания, он всматривался вдаль, и вот уже виделась тающая фигурка, уплывающая в дымке. Когда она совсем по-рыбьи вильнула хвостом, он только улыбнулся чему-то, что не имело ни формы, ни имени, ни цели. — Ну иди, — тихо проговорили его губы. В небе и в глянце волн зияла пустота. Чей-то оклик выдернул его из наваждения. — Адмирал! Нахлобученная по самые глаза мятая шляпа. Одинокая татуировка юнги на узком подбородке. Небрежно заплетённые жиденькие рыжие косы. Да ещё и подозрительно попискивающий свёрток, замотанный в тряпьё, прижатый к старенькому бушлату обеими странно красными руками … — …Флавия? — Адмирал Марсий, я к вам с прошением. Возьмите меня на службу на «Коте»! Я вам пригожусь! И в самом деле. Отчего бы ему не принять лишний рот на борт ледокола, где на счету каждый грамм балласта, где даже опытные моряки в обычном рейсе плачут от изнеможения, как дети. Судя по габаритам и доносящимся из звукам из свёртка, недавно родившая навтка — как раз самый необходимый человек «Коту» на палубу… — Решительно нет. Что за вздор? То есть Васко тебя прогнал, а я должен подобрать? Исключено! — Чё сразу прогнал-то! Сама и ушла… Я отлично справлюсь со всем, что поручите… Такелаж, к примеру, знаю… Даже лучше всех умею вязать штыки с обносом! Давайте покажу!.. — Ну уж нет! Здесь тебе это никак не пригодится. И вообще, Флавия, ты хоть понимаешь, куда мы отправляемся?! Вроде не дура… Юнга только крепче прижала пискнувший было свёрток и выпучила глаза: — В экспедицию и отправляемся! Ну пожалуйста! Чё вам, сложно что ли?! Ем я мало, а пользы с меня много! Забрасывать абордажные крючья вон тоже могу, и лучше всех! И руки в лёд совала и держалась почти четверть часа! Я ж всё могу! А чё не могу, так научусь! — она вдруг надрывно вздохнула, — а ещё я умею делать отличный кофе! С пятью, нет, с шестью кусками сахару! Вот! — Я сказал «НЕТ»! Марсий фыркнул, развернулся и зашагал прочь, когда вдруг она схватила его на рукав и, зажмурившись, выпалила: — А между прочим, я так и знала, что откажете! Потому гляньте-ка, что вам принесла! Разговор определённо был окончен, но Марсий всё же обернулся. Из свертка на него смотрела серопёрая крупная птица с огромным кривым клювом. Такая же взъерошенная, как и девица, без спросу протащившая живность на его «Кота». Птица внимательно изучала капитана и медленно двигала головой. То один, то другой светло-жёлтый глаз таращился на Марсия, пока сам он скептически склонял голову то на одну, то на другую сторону. Затянувшееся молчание прервал внезапно алый хвост с чёрными перьями, и такое безобразие решительно противоречило спокойному серому оперению. — И как сие понимать? Флавия отчаянно затараторила: — Сие называется попугай, адмирал! Смышлёная птица, отменно знает брань каждой акватории, разучиваем вот сейчас с ним байки всякие… Именем Хохотун. Раньше жрал фрукты, но я-то сообразила, что в вашенских краях с такой провизией туговато, и переучила его на ветчину и солонину! — Здр-равия желаю, укуси меня ядрёна мать! — вдруг сообщила птица. Марсий поднял брови. — А ещё он ни из чьих рук, окромя моих, есть не станет! Пожалейте животинку-то! — Как я понял, ты натворила таких делов, что вдруг стало охота оказаться как можно дальше от Гакана. И ты готова деваться куда угодно, хоть к чёрту на рога, хоть ко мне в бригаду покорять Северные Моря. Ты меня поправь, если ошибся?.. Юнга только обречённо кивнула. Снисходительная насмешка вдруг сползла с лица Марсия. Не его ли собственные причины совпали с намерениями этой рыжей девицы? Сколько бы ни презирал прошлое и себя в нём, сквозь зубы процедилось: — Выходим через час. Никаких поблажек. Экипировка — строго по рапорту. Североморская надбавка пойдёт в счёт твоего обучения. Выживешь — посмотрим. Каюта — первая от гальюна. Как притащишь свое барахло, жду кофе. Про сахар уже знаешь. Ты ещё здесь? Под взмахами серых крыльев растревоженного попугая Флавия мелко закивала и убежала, придерживая шляпу. Марсий хмыкнул и прищурился на чужие звёзды над горизонтом. Впереди его ждал лучший из рейсов: дорога домой.