Конспирации ради

– Шеф, я влюбился! Именно с этого жизнеутверждающего заявления началось очередное утро во флигеле на Малой Никитской. Откровенно говоря, близился полдень, но Фандорин, попивавший чай, был закутан в мягкий домашний халат, стало быть, никаких важных дел на сегодня запланировано не было, и Тюльпанов решил оповестить любимого шефа об этом радостном событии. Эраст Петрович событием заинтересовался, даже газету отложил, а господин Маса кивнул одобрительно, сказал «Хоросё!» и поинтересовался, назначил ли Анисий любовное свидание. Тот только рукой махнул – где уж там! – Она по улице прошла, вот прямо мимо вашего дома, вчера, когда я к вам приходил, да вас не было… Такая, вы себе даже не представляете, шеф, я прекраснее дамы никогда в жизни не видывал! Не прошла – проплыла мимо, точно облако, сама в вуали и еще веером прикрылась, но взгляд я запомнил – такая раз на тебя посмотрит – и все, пропал, влюбился вусмерть! Говорил Анисий с горячностью да руками себе помогал, когда не находилось достаточно емких слов для описания прекрасной незнакомки. Эраст Петрович брови поднял, да так и слушал, чашку чая до рта не донеся. – И она меня заметила! Говорю вам точно, шеф, глянула – я весь так и обмер – и подмигнула, ей-богу, подмигнула мне! Глаза синие-синие, всю ночь мне снились. Эх, кабы посмотреть на нее еще хотя бы разочек… Фандорин брови опустил, чашку на стол поставил, вздохнул. – Я всегда говорил, что у вас, Т-тюльпанов, отвратительная способность к распознаванию лиц. Так, говорите, глаза с-синие, и подмигнула, и меня дома не застали? И вдруг развернулся вполоборота, нижнюю часть лица газетой прикрыл и подмигнул Анисию лукаво. Тюльпанов моргнул округлившимися глазами раз, другой. Да и за сердце схватился. К чести Фандорина, смех он сдержал, хотя это и представлялось задачей весьма непростой. Тюльпанов, по цвету лица, ушей и шеи сравнявшийся с теми самыми цветами, лепетал что-то невнятное, хватался за голову и на шефа глаз не поднимал. – Если вы з-закончили сокрушаться о потерянной любви, могу вас обрадовать – шанс еще раз встретиться с вашей femme fatale у вас есть, – и Фандорин повел все еще красного помощника вглубь квартиры, остановившись перед дверью, про которую Анисий знал, что за ней спальня, но порога ее он не переступал ни разу. – Сегодня мне снова нужно в этом образе отправиться на разведку и ваша п-помощь пришлась бы очень кстати. Тюльпанов закивал, пожалуй, несколько поспешно: – Так точно, шеф! Сделаю всё, что нужно! Спальня у Фандорина была просторная и светлая, сам ее хозяин тут же скрылся за изящной японской ширмой, и Анисий, отвернувшийся, потому что ширма оказалась наполовину просвечивающей, оглядел разложенные всюду предметы дамского туалета. Он таких в жизни своей никогда не видывал и, должно быть, не увидит больше никогда – уж больно все дорогим выглядело, для самых что ни на есть принцесс предназначенным. – Понимаю ваше с-смущение, маскировка нетипичная, но дело это важности чрезвычайной, я посвящу вас в д-детали по дороге, а пока что, – Фандорин шагнул из-за ширмы, и обернувшийся на голос Анисий тут же зажмурился, – помогите затянуть к-корсет. Зажмурился Тюльпанов оттого, что на Эрасте Петровиче оказались дамские панталоны – коротенькие совсем, кружевные и невесомые, а кроме них и вовсе не было ничего. Кто другой бы выглядел в них потешно, но только не шеф – шеф держался так, что и в голову не могло прийти над ним посмеяться. Анисий глубокий вдох сделал, будто в прорубь ныряет, один глаз приоткрыл и, храбрясь, приблизился к Фандорину, спиной развернувшемуся и корсет к груди прижимающему. Скользнув по белоснежной набивной ткани пальцами, взялся за шнурки, потянул несмело. – Так не слишком сильно? Вы ведь и без того барышня стройная… – и, прикусив язык от натуги (а заодно, чтобы не сболтнуть еще чего лишнего), неловко, но очень старательно принялся шнуровать и затягивать. – Спасибо за к-комплимент, – шеф усмехнулся тихо, когда последний узел был затянут, и обернулся, Анисий – отвернулся синхронно, но все равно успел разглядеть и открытые плечи, совсем не женские, но очень изящные, неожиданно даже хрупкие, и плавный изгиб талии, незаметный за классическими костюмами. Тихо прошелестела ткань, и успокоившийся было Тюльпанов вздрогнул от голоса шефа, абсолютно ровного – он будто и вовсе не замечал Анисиева смущения: – Теперь, будьте так любезны, помогите прикрепить п-подвязки к чулкам. Испытывая одновременно жгучий стыд и восхищение, смотрел Тюльпанов, как ноги шефовы чулки облепили, тонкие-тонкие, кажется, будто кожу ласкающие, и мышцы лепные сквозь них очертились – не по-женски совсем, но все равно очень красиво. Анисий сглотнул и опустился перед Фандориным на одно колено. – Я... Я не умею. Вот так? – взялся за застежку и чуть вздрогнул, коснувшись тонкой полоски обнажённой кожи бедра. Кожа у Эраста Петровича белая, очень гладкая и мягкая, и Анисий не знает – пользуется ли шеф косметическими средствами или она у него от природы такая? – Вы уже взрослый юноша, п-пора учиться. Вот, этот конец к чулкам, а этот сюда, тут на пояске к-крепеж, видите? – Фандорин руки его взял в свои и проскользил ими по бедру и вверх. Анисий одеревенел весь и взгляд отвести хотел бы, но как на шефа не смотреть. Когда перед лицом этакое кружевное диво (господи, тоненькое-то какое!), а руки у Эраста Петровича теплые и ласковые. С застежками Анисий справился, а вот с кровью, прилившей, куда ей не следовало – никак. Фандорин взглядом проницательным его окинул и подняться помог. К самому уху наклонился, обдав ароматом духов (это что же, белье надушено заранее было?): – П-потерпите, Анисий, немного осталось. Шеф так вкусно пахнет, что Анисий незаметно ноздри раздувает, принюхиваясь. Как приятно-то! Словно барышня цветущая, а руки сильные по-мужски. Пока наблюдал Тюльпанов, как Фандорин ловко справляется с юбками, количество которых сосчитать он был не в силах, да как ладно легло платье на статную фигуру, так и успокоился незаметно для себя, залюбовавшись. – Тут миллион пуговиц на п-платье сзади! На Фандорине платье – точно то же, что и на вчерашней незнакомке, полуночное, с плечами открытыми, со сборкой на груди, а когда Анисий приближается, чтобы приняться за крошечные пуговки, оказывается, что все оно усыпано чем-то мелким, блестящим, неужто крошка какая алмазная? – Из вас вышла бы талантливая г-горничная, Тюльпанов, – сообщает Фандорин, когда с пуговицами покончено, и присаживается за гримировочный столик – большое трюмо и перед ним тьма тьмущая всяческих скляночек и коробочек. – Что ж, теперь макияж, прическа, а после настанет ваша очередь. Тюльпанов много раз был свидетелем поистине невероятных перевоплощений, происходивших за этим столиком, да и сам порой становился их участником. Но в этот раз с шефом творилось что-то уж вовсе невероятное. Кожа, и без того бледная, засветилась мягким молочным светом, заиграл на щеках нежный румянец, заметный едва-едва, легли на веки темные тени – и вот уже из зеркала глядят на него глаза чарующие, так сильно в душу запавшие. – Для вас я п-приготовил один из своих костюмов, Маса подогнал его под ваш рост. Будете моим к-кавалером. – К-кавалером? – Анисий от неожиданности аж заикаться начал. – Помилуйте, Эраст Петрович! Ну какой из меня кавалер, такой прекрасной даме только генерал и под стать, ну может, министр какой! Я думал, слугой меня сделаете или там, горничной... Эраст Петрович посмотрел на него с укором, решив, что Анисий его передразнивает, и повторил строго: – Кавалером, Т-тюльпанов, – он вздохнул, подкрашивая и подкручивая ресницы, и без того длинные и густые, какими не каждая барышня похвастаться может. – Увы, там, куда мы едем, приличной л-леди без кавалера появиться никак нельзя. Не Масу же мне с собой брать, в самом д-деле. С этим Тюльпанов не мог не согласиться – господин Маса на кавалера был похож так же, как сам Анисий на генерала. Эраст Петрович тем временем колдовать закончил, закрепил на волосах съемные локоны, и обернулся, медленно хлопнув ресницами: – Возражения не принимаются. Я п-помогу вам одеться, вы, верно, смокинги носить не умеете. Зарделся Тюльпанов и глядит робко на этакое чудо – словно бабочка крыльями взмахнула. Как же хорош! Хороша... А усики-то, замечательные шефовы усики где? Сбрил неужто? Только что здесь были… Пригляделся Тюльпанов, вздохнул с облегчением – ловко шеф их замазал, запудрил, не понять даже, как, а издалека если смотреть, то будто и нет их. И как же он с такой красавицей? Стыд-то какой! – Как скажете, шеф, – он вздохнул тихонько и смиренно приготовился подчиняться, хоть в сюртук лезть, хоть в пламя. – Я вижу, вас подобная перспектива не с-слишком радует, Т-тюльпанов. Что, так сильно хотели тоже п-платье? – Фандорин к нему подошел и за руку взял, улыбнулся лукаво. – Я вовсе не хотел... – Анисий глаз не отвел и, осмелев, накрыл руки своей. – Барышня из вас очень красивая. Я буду вашим кавалером. Только правы вы – у меня в жизни смокинга не было. Научите, шеф. Эраст Петрович чуть кивнул в ответ, опустив ресницы, как благородные дамы делают, за комплимент благодаря: – Т-тогда раздевайтесь. Я приготовлю ваш костюм. Тюльпанов от такого предложения немного побледнел, но здравомыслие взяло вверх. Быстро, чтобы не успеть окончательно засмущаться (и чтобы не осталось шанса пойти на попятный), разделся до исподнего и предстал перед красавицей – перед шефом, напомнил он себе – во всем своем неприглядном тощем виде. Шеф глянул укоризненно и головой покачал. – Белье тоже, Т-тюльпанов. Иначе вам никто не поверит. П-прежде всего следует убедить самого себя в том, что вы – респектабельный джентльмен. А уверенность начинается с исподнего, – Фандорин усмехнулся. – По вашему, к чему еще мне все эти к-кружева? Вот, возьмите, оно новое, вам будет в п-пору. И советую воспользоваться-таки ширмой. Белье было новое, выглаженное, открахмаленное, только что не блестит. Изысканное, под стать знатному господину, а не ему, рабу божьему Анисию. Но раз шеф сказал – значит надо себя убедить, шеф – второй после бога. Кощунственное конечно, а все же верное утверждение. Анисий украдкой бросил взгляд на прекрасную даму, раскладывающую на постели детали гардероба, теперь уже мужского, подхватил исподнее и скрылся за ширмой. Переодел, вдохнул глубоко и пред светлы очи шефа вышел, плечи расправив. Эраст Петрович, грациозно ожидавший на краю постели, подскочил легко, только юбки качнулись. – Намного лучше, Нисси! – голос его возвысился на два тона и лился сладким ручьем, заикание пропало вовсе. – Вы ведь не против, если я вас так буду звать? Мы с вами едем в закрытый салон, а милые ласковые прозвища нынче – способ показать, что вы со своей дамой действительно близки. Тюльпанов зарделся весь до кончиков злополучных ушей. Очень уж прозвание нежное, не по чину ему, но приятно до жути. – Не против… А как же мне вас звать теперь? Фандорин мягко подошел с белоснежной голландской сорочкой в руках. Движения его сделались до того плавными и изящными, Анисий смотрел во все глаза и шефа не узнавал, и голос был вроде его, а вроде и не его вовсе. Знал Тюльпанов об актерских талантах любимого шефа не понаслышке, но этакая разительная перемена даже для него казалась чудом – не иначе. – А как вам нравится? – Эраст Петрович сорочку надеть ему помог и проскользил ладонями по гладкой ткани рукавов вверх, расправил воротничок, одну за одной застегнул все пуговички и ответа на вопрос не дождался. – Сядьте на кровать. Анисий глядел на шефа не отрываясь, взглядом затуманенным и любовным, и весь трепетал изнутри от прикосновений. Голову его наполнил сладкий туман, он уселся безропотно, желая только, чтобы Эраст Петрович продолжал с ним говорить, да трогал ласковыми белыми пальцами, а больше ничего ему для счастья не надо. – Вытяните ногу... вот так, – шелковый, надо думать, дорогущий, носок обхватил Анисиеву ступню, и он даже дыхание затаил – не порвалась бы ненароком такая красота! И к коже прилегает так прохладно и гладко – загляденье. Щелкнула застежка тонкого кожаного ремешка вокруг икры. – Один старый товарищ звал меня Расти, хоть я и просил его этого не делать, – Фандорин повторил манипуляции со второй ногой. – Как по-вашему, идет мне такое прозвище? Оттого, что склонилась перед ним шелестящая шелками красавица – и вовсе Анисий голову потерял, выдохнув любовно: – Идет. Оно как камушек драгоценный. Эраст Петрович выпрямился, кивнул удовлетворенно и брюки подал: – Надевайте. Тюльпанов подчинился, стараясь не сутулиться и не глядеть на шефово декольте очень уж откровенно. Тут-то и случилось с ним самое то, чего он боялся – надеть-то надел, а как застегнуть – не поймет никак Анисий, пальцы в застежках путаются, отродясь он таких не видывал. – Там застежки мудреные, я помогу, – и красавица льнет к нему поспешно, ловкими пальцами в паху шарит, пытаясь подцепить хитрые застежки. Выдыхает удовлетворенно, справившись, на шаг отступает, разглядывая. – Ну вот. Вполне пристойно. Теперь жилет, вам нравится больше васильковый или дымчато-синий? От шефовых манипуляций кровь вновь прилила куда ей не следует. Анисий потянулся вперёд неосознанно, не сводя зачарованного взгляда с поалевших от помады прекрасных губ, и слова Эраста Петровича вовсе прослушал. Спохватился, вопрошающий взгляд поймав, и выдохнул: – Как ваши глаза. И, к вящему удивлению Анисия – порозовела щеками красавица, да Анисий и сам смутился, дурья башка, разве можно с шефом в таком тоне? Да только вроде как и не шеф уже перед ним – роза персидская невиданная, дама прекрасная с именем ласковым и загадочным – Расти. – Тогда – васильковый, хоть вы и переоцениваете их яркость, Нисси, дорогой, – шеф жилет на него накинул и застегнул, сказал негромко, стоя близко-близко. – Вам идет так – без верха. Рукава закатать до локтя и сигару – и получится этакий шальной миллионщик. Тюльпанов, конечно, тут же припомнил неприятный свой опыт с сигарой, но взгляда не отвел – он теперь ученый. И словно в чудесный сон попал, где всё так ладно и славно, и взял порывисто обе руки Эраста Петровича в свои, к губам прижал, заставляя даму свою ресницами длинными дрогнуть, взгляд отведя. – Право же, мы стеснены во времени, а сборы еще не окончены, – Фандорин руки мягко высвободил и взял смокинг, ожидая, пока Анисий руки в рукава вденет. – Мелочи столь же важны, как и белье. И если второе – показатель успешности для тебя самого, то первые – показывают статус окружающим, – с этими словами он вынул из бархатной коробочки бриллиантовые запонки и аккуратно застегнул на манжетах, не погнушавшись такую ценность рабу божьему Анисию доверить. Будто протрезвев немного, слушал внимательно Тюльпанов мудрые шефовы слова и запоминал, поглядывая украдкой на нежные руки, на которых остались касания его, Анисиевых, губ. Сердце его переполнила теплота и нежность, так много, что и захлебнуться не ровен час, и глядел он на шефа сияющим ясным взором. –Мне руку вам, должно быть, предложить надобно? – А что же, предложите, – Эраст Петрович один за другим приложил к его шее несколько галстуков, недовольно хмуря тонкие брови, и в итоге остановил свой выбор на перламутровом шейном платке. – Да не робейте, мы с вами, как-никак, близки до крайностей, за границей, можно сказать, приличий, – он повязал платок замысловатым узлом и закрепил изящной заколкой, дивно сочетавшейся с запонками. – Ну вот, осталась лишь пара штрихов. Утомились? – Ничуть, – несолидно помотал головой Анисий, млея тихо от того, какой он, должно быть, сейчас красивый, и главное что – достойная рамка для прекрасной такой пассии. Упоминание о пересеченных приличиях обожгло огнем и пробудило такие фантазии, что хоть стой, хоть падай в крепкие Фандоринские объятия. – Что за штрихи, ш... Расти? – Присядьте на стул, – улыбается Фандорин на обращение – хорошо звучит из уст мальчика, непринужденно так и мило. В несколько ловких движений взбивает волосы Анисия сладко пахнущим средством для укладки, прическу создает аккуратную, по моде последней, и Тюльпанов тихо радуется, что бывшие его длинные волосы нынче длину имеют приличную для джентльмена. А Эраст Петрович тем временем перчатки надел бархатные, до локтя доходящие и теперь закрепляет аккуратно в петлице смокинга неброскую бутоньерку, объясняя голосом мягким: – У меня на перчатке такая же, видите? Так все присутствующие будут извещены, что мы с вами – пара. Даже если придется разделиться, это избавит от излишнего внимания и меня, и вас. Анисий только и может, что жмуриться довольно. Как это умно! Словно парные кольца на голубках, бутоньерки эти. Как ловко это шеф придумал, и тепло от этого Анисию, так что душу до самого донышка согревает. Отчего? Почему? Он не ведает, но на Фандорина смотрит – с обожанием, на губах улыбка почти незаметная, но до дрожи искренняя. Господи, хорошо-то как! Хоть и стыдно немного, что шеф над ним как над кустом каким садовым бьется, а он только и может что глядеть и вдыхать сладких запах духов и неуловимый, теплый – запах Фандоринского тела. – Ну что, готовы на себя посмотреть? – Я готов, Расти, – Тюльпанов произносит это имя с удовольствием, словно оно – особое сокровище, отданное ему одному на сохранность, чтобы у самого сердца держать. Он поднимается и смело подходит к зеркалу. Батюшки! Неужто, и правда он? Глаза светятся, вид галантный и немного лихой, глядит на него отражение – приятный, пусть и не красавец, молодой человек, и улыбается открыто и смело. Шеф встает с ним рядом, под руку берет. Дама почти роковая, смоляные брови, смоляные же локоны мягко лицо обрамляют, губы влажные и блестят, а что дама выше своего кавалера на пол головы – так это ничего, общество в древней столице теперь смелое. Затянут в бархат Эраст Петрович, изящная вуаль оттеняет аристократическую бледность, поблескивает россыпью мелких камней бархотка на шее, драгоценными или нет – чтобы это узнать, нужно к красавице приблизиться, да только всякий ли осмелится? – Нисси, золотко, мы чудно смотримся, правда? – Изумительно, Расти, голубка. Анисий такой прилив чистого и беззаботного счастья испытал, что чуть не пошатнулся. И только руку шефа сжал, нежно, словно и впрямь – дама. Повернулся лицом к лицу, сияя взором, и, порыву поддавшись, голову потеряв, очень нежно, почти целомудренно коснулся алых губ. Замерло сердце от собственной дерзости, а красавица только улыбнулась мечтательно: – Вот бы не идти никуда, правда? От такой перспективы Тюльпанов весь мурашками покрылся, Эраст Петрович шутить изволят – али как? – Я тоже не хочу, но долг есть долг. – Нарядимся так еще раз, когда дел не будет, милый? У Анисия голова закружилась – чем же это они заниматься станут, если дел-то не будет? Но как шефу отказать, когда и отказываться-то нисколечко не хочется. Тюльпанов даму свою обнял за талию аккуратно, чтобы, не дай бог, платье не помять. – Вам... Вам тоже нравится? С удовольствием!