Золотой век

Хотя полдень еще только миновал, угрюмый день уже уступал место сумеркам. Дождь, прервавший упражнения на мечах, колотил в ставни стеклянными иголками. Горели все факелы и канделябры, каждой жаровне нашлась работа. За пределами очерченных ими кругов света и тепла, в лестничных пролетах и темных галереях растянувшегося во все стороны Дворца затаился промозглый холод, только того и ждущий, чтобы накинуться на каждого, у кого достанет глупости выглянуть наружу без плаща. Сидя в оконном проеме Белого зала, Федор прислушивался к завыванию ветра и раскладывал деловые бумаги. Все утро занимался устройством нового Ордена, набранного из младших дворянских сынов — легко входил в общение с горячими головами, его истинною целью было воспитать в них верных холопов себе. Надо отдать им должное, некоторые явились весьма способными, однако исключительного успеха они добились благодаря умелому наставничеству руса, которому удалось сплотить одиночек, дерущихся ради собственной славы, в единый отряд. Выстраивал боевой порядок так, чтобы умения каждого использовались наилучшим образом. Все разбрасывают сети, только одни делают это более незаметно, чем другие. В Лондоне тех, кто, не спрашивая причину, за деньги готов пустить в ход кинжал или меч, пруд пруди. Плати – и тебе доставят ненавистника в любом виде: задушенным, нарезанным на кусочки, в виде утопленника или самовольно отошедшего в мир иной… на любой вкус и кошелек. Предпочел не встречаться со своими врагами в открытом бою, а напасть на них в уязвимых точках, там, где они меньше всего ожидали, причем так молниеносно, что они дрогнули и отступили. — Ага, две шестерки! Я выиграл! — раздался чей-то торжествующий голос и тут же осекся. — Простите, мы потревожили Вас, государь? Басманов поднял голову. Отобранные им лично юнцы сражались в кости, и сейчас один из них, Томас, Фома если по -русски, кудрявый рыжеватый малец, звякнув монетками, сгреб со стола в ладонь горку денег. Его подельник насупился, полез в висевший на поясе кошель и подбросил на стол еще серебра. Государь ! Повтори, ну же повтори еще… Басманов даже помолился перед сном — наспех, но тем не менее искренне, поблагодарил Господа за неожиданный подарок. Елизавета оказалась привлекательной, хоть и гораздо старше, а еще она его заинтриговала. Союз с ней не затрагивал его чувств, зато имел прямое отношение к династии и власти. Он и раньше был почти уверен, что она согласится, но в глубине души сидело сомнение — ведь женщины такие непостоянные существа. Во всем нужно знать меру. Одним напором ничего, кроме сомнительного приключения, не добьешься. Выглядеть не охотником, но дичью — вот залог успеха. Их подлинные отношения навсегда останутся тайной, хранимой с особой бдительностью. Вздохнул и сломал сургуч на печати. В свете мерцающей масляной лампы буквы словно расплывались. На первый взгляд это был обычный список приданого, как заведено в великокняжеских семьях, когда сговаривают жениха с невестой – столько вольных городов, столько красных теремов. Однако в письме содержался код и, как всегда, была сделана личная приписка буквами чуть больше или меньше обычного размера. Он обмакнул перо в чернильницу. Было в этой секунде что-то завораживающее, но неприятное, словно путы на руки одевали. Федька понимал, что затеял опасную игру и дело тут гораздо серьезнее, чем дипломатический обман. Лилии, розы и жимолость добавляли свой аромат к запаху ладана, поднимавшегося с клубами дыма к небесам. Пока дамы утирали слезы маленькими платочками, Бесс опустилась на колени перед алтарем и помолилась, надеясь, что сделала все правильно перед Богом и страной. Ей был не нужен муж, отнимающий у нее власть, в то же время хотелось заполучить для своего дома единомышленника и поддержку. Ей также был не нужен хвастливый мальчишка, который только обещает, но ничего не делает. Впрочем, рус на такого не походил. Его взгляд говорил о решительности гораздо более взрослого человека. Священники проводили Елизавету до кресла на высоком постаменте, и, когда все было готово, велела привести в большой зал мужчин. Он также принарядился по случаю, выбрав черный дублет с алой отделкой, расшитой драгоценными камнями. На среднем пальце правой руки сверкал подходящий по стилю перстень с реликварием из горного хрусталя. Недавняя болезнь оставила свой след, отсюда и впалые щеки, выглядел усталым и бледным, а заметно исхудавшее тело сотрясалось от усилия стоять прямо, но бодрился, ничто, кроме собственной смерти, не помешало бы ему прибыть сюда сегодня. Оглядев постные мины вокруг, с гортанным смешком откинул назад черную прядь. — Надеюсь сделать Вас не только законную супругой, но со временем и дать счастье, моя tsaritsa! — сказал самоуверенно. Суженная вскинула брови: — Ну а я больше чем надеюсь сделать Вас моим консортом и великим благом для Англии. Это земля короля Артура. Существует легенда, по которой сам Христос бродил здесь во времена своей юности. Поразительно! Или это неверный свечной пламень играет такие игры, или королева и впрямь не постарела, а помолодела с их первой встречи? Блестит румянец, кожа белая, гладкая — ни морщинки, рот напоминает цветок. Известно, у баб есть множество секретов, как приукрасить себя, но если бы всех гулявные и ромашковые настойки спасали, жили бы как патриархи ветхозаветные. Бывает, правда, что молодой любовник передает пожилой бабе свои силы вместе с семенем, преображая ее, это тоже дело известное. Они оценили друг друга острыми взглядами. Не поднимаясь с колена, взял ее руку и прижал к своим губам, и не отпустил ее, пока ему досадливо не подсказал епископ, досадливо ибо высокая фигура сутулилась, голова поникла — пришло время одевать кольца. Ну Басманов давно известен своим невниманием к религиозным обрядам. Выбирая святых отцов, он бы руководствовался лишь одним-единственным соображением: как быстро они могли отслужить. Во второй раз надевал кольцо на безымянный палец, во второй раз приносил клятву. На горе и радость… При выходе из собора, его охватила дрожь радостного возбуждения, потому что в эту секунду, стоя на крыльце, все казалось возможным. Елизавета, напротив, чувствовала себя скорее обездоленной, чем воодушевленной полученной свободой: столько лет потрачено впустую, а за плечами лишь боль и потери. Положительное во всем этом лишь одно: дело закончено и отрезано, как кусок ткани с ткацкого станка. Его забавляла и впечатляла ее деловитость. Сам он сострил скорбную гримасу, точно сестрица Аленушка, неотрывно глядя бархатными своими очами. Их уста почти касались. По знаку вперед вышел слуга и надел на нее перчатку для ястребиной охоты, а главный сокольничий преподнес одного из белоснежных кречетов. — Это — Джиневра! — объяснила она. — Я дарю как символ нашего брака. Только истинные правители имеют право охотиться с этими птицами. Федор погладил пальцем белую грудку птицы, смотрел на нее с жгучим интересом, который не угас, когда перевел взгляд на королеву. — Самки сильнее самцов! — заметила она, не показывая ему, как глубоко тронул ее этот взгляд. — В самом деле? В таком случае хорошо, что я знаю, как обращаться с этими благородными созданиями… — обронил с легкой улыбкой, гася ее раздражение. Церемония препровождения в спальню прошла официально и достойно, без бурного веселья. Один или двое попытались было расшуметься от выпитого вина, но их тут же усмирили. Ближайшие царедворцы и вовсе шли, точно хоронили кого. Постель усыпали лепестками светлых роз, а столбики балдахина украсили зелеными гирляндами. Возле кровати на маленьком столике со скатертью расставили вино и легкие закуски, спальню хорошо освещали свечи и лампы, заправленные ароматизированным маслом. Молодоженов по отдельности раздели за ширмами их помощники, после чего подвели друг к другу в ночных сорочках. Естественно, слышал о латинянских непотребствах, мол законная любовь у них совершается открыто и это делается прилюдно, да только какой муж стерпит, чтобы женку свою вот так на позор выставлять ? Не будет и сейчас такого. Прищурился, сверкая лютой ненавистью, разворачиваясь к гостям. Губы изогнулись в чувственной улыбке, он смерил новых холопов с головы до ног. Придут домой, будут говорить, что в его жилах течет зло… нет, не так! Злом там, за залитыми дождем окнами, называют силу, способную вершить то, перед чем из трусости отступят другие. В его крови течет превосходство. Все знали, что правила изменились и не присягнуть на верность новому господину — все равно что пересесть за нищий стол в огромной, переполненной трапезной. Наконец, вельможи удалились, оставив их вдвоем. Елизавета свернулась клубочком и скоро погрузилась в глубокий сон, но проснулась перед рассветом. Ее сразу затошнило, и она бросилась в уборную, где долго стояла над дырой, пока ее рвало желчью. В одной рубахе, поспешил к жене и придерживал ей волосы у лица. — Что случилось? — всполошился он. — Позвать Кейт? Катеринушка, как прозвал на русский манер, одна из немногих верных прислужниц, кто был посвящен в истинное положение вещей. Медленно повернул голову и встретился с ней взглядом: ее измученные заботой и бессонницей глаза смотрели напряженно, решил, что и осуждающе. Если бы можно было обойтись без его помощи, она прогнала бы его. Босая, некрасивая, неловкая, она желала заставить забыть о своей жалкости — и Федор не говорил ей: «Скорее вернись в постель, Matuska, тебе нельзя простужаться!» Она злилась на него за то, что он не говорит ей этого, и тут же радовалась, что он не помнит о ее слабости. Строгое платье, стянутые в благопристойный узел волосы, каблуки, пусть невысокие, и сила воли — всё вместе распрямляло ее плечи днем, но перед сном оставалась только беременная женщина, одна-одинешенька. Ей жадно хотелось ему верить. И прогнать прочь. И удержать, во что бы то ни стало. — Ничего не случилось, — задыхаясь, ответила Бесс, когда смогла говорить. — Наоборот, я подозреваю, что все очень хорошо…для тебя! — Желудок еще бунтовал, но ей удалось выпрямиться. — Не принесешь мне воды? Он тут же исполнил просьбу и себе налил бокал покрепче при свете единственной лампы. Царица аглицкая пила мелкими глотками, не торопясь, а Федька смотрел на нее с вопросом, ожидая, что она заговорит, хотя уже обо всем догадался. Пару секунд он смотрел на нее, затем, повалившись на кровать, рассмеялся, всё еще не веря. И одновременно сразу же понимая, что стоит за этим странным выбором: трезвый расчет — но и слепая ревность, ревность той жизни, что вела ранее, девичества, гордо заявляющего «Я не такая, как все! Я не подвластна никому!», к их чаду, лишившему Бесс всех видов на размеренное, годами предсказанное будущее. Потерев пальцами переносицу, опять рассмеялся, глуше и язвительнее, чем в первый раз. Есть вещи, которых не изменить. Можно спрятаться, например, в Уйат-Холле, можно притвориться, что они не имеют значения; можно даже поверить в это. Но изменить — нельзя, сколько ни пытайся. Сев на кровать, он положил руку ей на лоб — большинство пар обнимались бы от радости при известии о том, что их усилия увенчались первенцем, а они с ведут себя так, будто сидят у гроба. Если мальчик родится, наречен будет Эдуардом, если девочка – ей зваться Анною. Внезапно настроение у государыни резко изменилось, в ответ обвила его за пояс и прижалась к груди. Утром взял кинжал и, не издав ни звука, полоснул им себе по левому запястью; из раны выступила кровь. Откинув покрывала и не обращая внимания на Елизавету, старательно поджимавшую под себя голые ноги, вытянул руку над постелью, и несколько крупных капель крови упали на простыню – пусть верные поданные не волнуются за честь своей монархини. Четыре недели спустя придворный врач имел счастье уведомить всех заинтересованных лиц, что Ее Величество тяжела и, если будет на то воля Господня, явит наследника английской короны к следующему году. Теперь московит был окружен взятыми под опеку юношами. Из всех прочих выделял, как уже говорилось, пару недорослей, с щенячьей преданностью и восторгом взиравших на своего покровителя и учителя. Похоже, каждый человек испытывает потребность апеллировать к некоему авторитету, и так вплоть до наивысшего из возможных. Близко общаться, сидеть в личных покоях, пить рубиновое гасконское вино и терять серебро в азартных играх стало их привилегией. Глядя, как Томас бродит по спальне с мечтательным видом влюбленного пастушка, боролся с желанием схватить того за шкирку и вправить мозги. На кончике языка вертелось, что он, Федор — всего лишь смертный человек, а не бог, но подобное замечание привело бы к крушению всех грандиозных планов. — Позволите задать вопрос, Сир ? Вы ведь все-все знаете! — Я слушаю тебя, Джордж… — провел языком по внутренней стороне щеки. Его голос стал чуть насмешливым. — Когда вступим в войну с Испанией ? Мы ведь присягали защищать трон, крест целовали, а теперь медлим перед опасностью ? — призыв этот как нельзя лучше подходил к характеру второго юноши, пылающего религиозным рвением. Следовало бы страсть и жар такой крепости направить в нужное русло. Поманив ладонью, указал приблизиться — дурачок покраснел от удовольствия и смущения – вот он, настоящий мужской разговор! Свечи не разгоняли мрак, лишь делали его гуще по сторонам, трепетным кольцом охватывая московита. Кудри, платье — все сливалось с тьмою, лишь матовое, наглое, чело и узкая белая рука с кольцом видны были отчетливо. И глаза... такие темные, что не различить было зрачков, беспредельные, бездонные... чернота вечной ночи...любому, хоть молодцу, хоть юной деве, сладостно утонуть в ней. — Скажи… ты ведь любишь своих родичей, ни за что бы не допустил их гибель или даже пленение, а если бы это произошло, то жестоко отомстил бы обидчикам ? Так же должен поступить и любой другой – на любого обидчика должен найтись свой мститель. Ну а что государству нашему делать, все изменники вступятся друг за друга ? Чтобы не осталось мстителей, уничтожать неугодных надо под корень… — звеняще скользнул над самым ухом мальчишки, чуткие персты едва коснулись плеча. — Лишь только обезопасив тыл, мы сможем выступить в поход. Ты поможешь мне в этом ? Ты, Томас и ваши братья по оружию из Ордена ? Тот обернулся, в знак восхищения поцеловал сложенные щепотью пальцы. В дверь тихо постучали. Федька открыл. На пороге земерли двое служек, а за ними – местный дьяк, канцлер, если по-европейски, с весьма серьезным выражением лица. — Милорд—супруг королевы… — начал он, глубоко поклонившись. —Простите, что… беспокою вас в столь поздний час, но Ее Величество почивать изволит, а пришло срочное донесение из Шеффилдского замка … о Марии Стюарт. С любопытством он взглянул на канцлера. Русский часто требовал невозможного, и до сей поры исполнитель угодливо преподносил ему желаемое. Но сегодня бедолага заикался особенно сильно, а это было дурным знаком. — Вот! — протянул письмо с печатью Шеффилда. — Гонец ждет в зале. Если пожелаете, я могу позвать его. Басманов взял письмо и сломал печать. Он уже не хотел читать послание, но долг велел ему сделать это, и немедленно, ибо от него могли потребоваться действия. Пергамент сохранил нечеткую рябь там, где ребра животного прилегали к коже, и был исписан грубым почерком темно-коричневыми чернилами. Мария уже второй раз бунтовала, корона оставалась вечным яблоком раздора между сестрицами, и разногласия между ними вряд ли улягутся. Младшая, папистка, запустила когти в церковные земли и вернула бы их все, если бы смогла. Девица, хладнокровно убившая своего мужа и вышедшая замуж за того, кто это сделал, чтобы сохранить власть и безопасность. Теперь вот она предприняла попытку бежать, охрана замка перебита, Норфолк, которому был поручен надзор, тяжело ранен – по тону просто умолял приехать. Но еще Федор знает, что против него тлеет заговор, как пожар в вереске, разрастаясь и скрываясь у самых корней. Он слишком далеко зашел, с легкостью получив то, что не удавалось иным. Лорды так страстно противостоят его растущей власти, державе, которую он строит, что могли выдумать сотни небылиц, дабы сам подставился под плаху. Знал и то, что каждое слово о шотландской родственнице как удар отзывалось в Бесс встречной волной ревности, вспышкой ярости, гневом стареющей соперницы, что измена — даже упоминать слова «Мария» и «трон» в одном предложении. Так стоило ли ему ехать ? Посоветовав направить к бунтовщикам герцога Сомерсета, выпроводил канцлера, занимая его мозг всякими незначительными вещами, чтобы серьезные мысли не имели ни одного шанса прорваться и натолкнуть на горькие думы, лелеемые Басмановым. — Давайте-ка закатим пир в честь нашей государыни, а три дня устроим соколиную охоту вдоль реки. Находившиеся при этом разговоре, юнцы в немом изумлении слушали его, да так потешно рты открыли, что не удержался — сел на ступеньки и начал тихо хохотать. — Собирайтесь в дорогу оба. Ряженными у меня будете.