Жертвуя самыми прекрасными

      Драко встал с постели, даже не понимая успел ли хоть на несколько минут сомкнуть глаза и заснуть. Теперь, месяц спустя, он уже не мог с уверенностью сказать, был ли Хогвартс лучше его собственного дома. Вот только слово «лучше» давно уже нельзя было применить к его жизни. Мир разделялся на «плохо», «ещё хуже» и «полный…»       Его пальцы уверенно застёгивали пуговицы рубашки, а измученные глаза смотрели из отражения зеркала с немым вопросом: Сколько ещё это продлится?       Единственный ответ, который приходил ему в голову, его совсем не устраивал: Всю жизнь.       Однокурсники обступили его при выходе из спальни. Смотрели с почтением, уважением, почти что с благоговейным ужасом. А на лицах некоторых девушек застыла откровенная низменная похоть. Это было совсем не то, что он хотел бы сейчас видеть. Ему нужен хотя бы один человек, который просто спросит, как у него дела.       Драко выловил в толпе макушку Блейза и потянул его за рукав в выходу.       — Пройдемся перед завтраком, ладно? Здесь так душно, что я задыхаюсь, — он потянулся к галстуку, чтобы ослабить узел, но потом опустил руку: это не даст ему больше воздуха.       Они заторопились выйти из замка на свежий воздух.       — Я думал, ты в прошлом году выглядел не очень, Драко. Но это были цветочки по сравнению с тем, во что ты превращаешься сейчас, — сказал Блейз, аккуратно усаживаясь на поваленный ствол дерева.       Драко буркнул что-то непонятное и плюхнулся прямо на траву. Забини высоко поднял брови и заметил:       — Где твои манеры? Ты рискуешь получить пятно на свой аристократичный зад.       — Заткнись, Блейз. Одним пятном больше, одним меньше — мне уже всё равно.       — Что с тобой, Драко?       Вот он — этот вопрос. Как бы ему хотелось облечь в слова все свои мысли. Друг поймёт его. Но старая привычка держать всё в себе, не доверяя никому, не давала ему раскрыть рот и сказать: Я лечу в бездну и нет никого, кто бы поймал меня там внизу.       — Ты не заметил, как школа изменилась?       — Это заметили все.       — Даже Снейп кажется не таким уж и довольным. Иногда я думаю, что он… — Драко запнулся. Любое случайно сорвавшееся слово может быть использовано против него. Он не станет говорить о своих подозрениях касательно истинной стороны их нового директора на этой войне. — Иногда я думаю, ему тоже это всё не нравится.       — Ну, он же не садист. Как и ты, Драко.       — Ты правда так думаешь, Блейз?       Забини положил руку ему на плечо, слегка сжал, оказывая поддержку, единственно возможную в сложившейся ситуации.       — Я это знаю, друг. Иначе почему та девочка из Когтеврана ушла после вчерашнего наказания у тебя без единой царапины?       — Ты видел… Меня не поймут, если узнают. Тёмный лорд не знает, что такое жалость. Он растопчет меня, если подумает, что я кого-то пожалел.       Блейз молчал. Да и что можно было сказать ещё? Делай больно или сделают больно тебе — это очень простой выбор, когда ты Поттер, избранный в глазах всех, которому всегда помогут. Но совсем другое дело, если твоя фамилия Малфой. Разве кто-то стал бы помогать ему, Драко? Дамблдору всегда было плевать на него. И Снейп, кажется, был куда больше занят Поттером, чем своим факультетом. И даже отец, которого он так любил в детстве, так старался быть на него похожим… Даже он видел в Драко просто наследника своего состояния, а не мальчика, который отчаянно хочет найти верную дорогу. И не находит. Никогда уже не найдёт.       — Надо идти. Или мы пропустим завтрак, Блейз.       Они поднялись, и Драко всё равно по привычке осмотрел свою одежду, удостоверяясь, что она не грязная. Что бы он ни думал, все слова о безупречной чистоте их семьи были высечены в его душе, не поддаваясь ничему.       — Драко? Он обернулся, вскидывая голову, ожидая вопроса, совета или любого слова, который укажет ему верный путь.       — Для тебя ещё не поздно всё изменить.       — Я надеюсь, что это так, друг.

***

      Джинни положила в свою тарелку яичницу, напоминая себе, что еда — это необходимость. Насколько она могла судить по однокурсникам вокруг, вяло ковыряющимся в своих блюдах, аппетита не было ни у кого.       Джинни оглянулась вокруг себя на другие столы: везде такое же подавленное молчание, даже слизеринцы не смеются. Её взгляд задержался на одном из них. Малфой сидел и смотрел без всякого выражения на пустую тарелку перед собой. Джинни продолжала его разглядывать, гадая, что же скрыто за этим фасадом безразличия.       Вчера одна когтевранка с четвёртого курса посмела дерзить Малфою на глазах у Кэрроу. И Малфой назначил ей наказание. А сегодня утром Луна рассказала Джинни, что девушка вернулась в гостиную вечером с победным выражением лица и словами о том, что просто писала два часа строчки. Обычным пером и обычными чернилами. И что, когда подала Малфою длинный свиток, полностью состоящий из фраз «Я ненавижу Драко Малфоя и всех Пожирателей смерти», то он не сказал ни слова, просто бросил пергамент в камин.       Может быть, у него ещё осталась совесть? Но Малфой был на той стороне, на которой невозможно её сохранить надолго, так что это не имело значения.       Сегодня Джинни отправила письмо домой, всего пара строк: «Мама, папа, у меня всё хорошо. Как вы все там? Как здоровье Рона?» Никаких лишних слов, ни единой жалобы и вопросов, на которые она не получит правдивых ответов. Но это всё, что ей было доступно.       Если бы хотя бы Дин был здесь! Конечно, никаких чувств, кроме дружеских, она к нему не испытывала, но просто иметь возможность зарыться в чьи-нибудь объятия и расплакаться, позволить себе на один момент стать слабой — это было бы бесценно. И невозможно.       — Джинни, ты собираешься есть? — спросил Невилл. — Скоро уже будет звонок.       Она вернулась из своих мыслей обратно в Большой зал, к своей остывшей, так и не тронутой яичнице.       — Я не хочу. Пожалуй, я уже пойду. До башни Трелони идти долго.       Джинни поспешила на Прорицания. Ей, как никогда раньше, хотелось увидеть будущее. Узнать, что ждёт всех их впереди. Но туманный шар всегда показывал ей только серые завихрения внутри, чаинки в её чашке оставались простыми чаинками, линии на ладони молчали, а сны не приходили очень давно. Вряд ли что-то изменится на этот раз.       Она пришла в класс первой и под тихое позвякивание браслетов Трелони села в угол. Уставившись в шар, она вздохнула: туман и не думал рассеиваться.       — У вас не получается, мисс Уизли?       Джинни натянула улыбку и заверила профессора, что она может увидеть что-то в этом бесполезном куске хрусталя:       — Получается. Я вижу, как летаю на метле, забивая мячи в кольца соперников. Я вижу, как выхожу замуж, и у меня трое детей. Два мальчика и девочка…       Джинни вдохновенно врала, представляя всё то, что хотела бы получить в будущем: мир без Волан-де-морта, Гарри рядом, вся её семья жива. На какой-то момент она даже поверила, что действительно видит это в глубине шара… Но голос Трелони оборвал это смутное чувство.       — Это чудесное предсказание своей судьбы! Пожалуй, в первый раз вы добились такого успеха! Если вы будете развивать свои пока ещё весьма ограниченные способности…       В глубине тумана вдруг появились, сверкнули и так же быстро исчезли светло-серые глаза. Джинни вздрогнула и наклонилась ближе. Ей только померещилось или это действительно было?       — О, вы увидели что-то ещё? Чудесно, просто чудесно! Иногда мы видим разные варианты своего будущего. У некоторых людей бывает лишь один путь, а у других — несколько возможных. Вот, например, Гарри Поттер… Ах, сколько раз я предсказывала этому юноше быть осторожнее, если бы он только прислушался к моим словам… — голос Трелони постепенно стихал, пока не перешёл на неразборчивый шёпот.       Нет, определённо, она ничего не увидела в этом шаре. И Джинни сомневалась, что хоть один из учеников там что-то видел.       Её однокурсники уже заполняли класс, так что нужно было доставать учебник и делать вид, что она читает про всякие символы, а не бездумно переворачивает страницы, думая о Гарри.       После урока Джинни всё в том же задумчивом состоянии переходила по бесконечным лестницам, чтобы добраться до кабинета зельеварения. Она так погрузилась в свои мысли, что совершенно не вспомнила про одну из исчезающих ступенек и позорно свалилась под ноги одного из учеников.       — Иногда полезно смотреть, куда идёшь, Уизли, — услышала она голос сверху, и, поспешно встав, чуть не столкнулась с Малфоем.       На неё смотрели светло-серые, словно пасмурное шотландское небо, глаза. Глаза, которые она уже видела или думала, что видела сегодня — в хрустальном шаре.

***

      Драко замер на месте, понимая, что надо сделать шаг назад. Или пройти вперёд, не замечая девушку, стоящую перед ним практически вплотную. Но он в первый раз увидел, какого цвета её глаза. Голубые как небо. Как давно он уже не смотрел вверх, чтобы увидеть этот кристально чистый оттенок?       — Почему ты отпустил ту девушку вчера так просто? — она посмела задать ему вопрос, будто он бы стал давать ей отчёт о своих действиях. Будто бы он расскажет ей о том, что ему противно мучить детей. Причинять физическую боль кому бы то ни было.       — Не твоё дело, Уизли. И если ты будешь об этом болтать на всю школу, то это упущение быстро исправят.       Она дёрнула плечом и отвела взгляд. Обогнула его, слегка скользя своей мантией по его одежде — не нарочно толкая, а случайно соприкасаясь. Одно ничего не значащее прикосновение. Одно мимолётное мгновение, вдруг напомнившее о том, что окружающий мир продолжает существовать здесь. Совсем рядом.       У Драко возникло желание схватить её за руку, удержать, прокричать: Я хочу знать, что я не один!       Он продолжил подниматься по лестнице, зло дёрнув рукой ненавистный узел галстука на шее.