Звереныш

Торфин, сын Торса, ненавидел Аскеладда всем сердцем. Ненависть и жажда мести были его топливом. Они заставляли его день за днем работать над собой на износ, до боли в мышцах, до багровых синяков и кровоподтеков, до скрежета зубов. Он оттачивал искусство боя, наблюдал за сражениями викингов, затачивал свои клинки плотью случайных врагов и смазывал их же кровью. Он становился зверем, опасным и бесчувственным. Память об отце все еще теплилась небольшим огоньком в его душе, привязывая ускользающую человечность к натренированному телу. Однако с каждым днем светлая память все больше проигрывала темной, тягучей, животной злобе. Торфин мечтал своими зубами впиться в глотку Аскеладда и вырвать последний вздох вместе с горячей плотью, пока его кинжал будет все глубже погружаться в умирающее тело. Он грезил о том, какой горячей будет кровь викинга, как его сильные, вечно напряженные мышцы расслабятся под натиском смерти. Говорят, глаза — зеркало души. Глаза Аскеладда никогда не отражали истинные чувства своего обладателя. Может, им просто нечего было показать. После поединка Торфин заглянет в них и поймает момент, когда из них исчезнут последние признаки жизни. Аскеладд, сын Олафа, ненавидел Торфина не меньше. Все викинги были для него кучкой неотесанных первобытных тварей, монстров, вышедших из-под земли. Они любили бухать, жрать и трахаться, но больше всего они любили воевать. Он не раз видел, с каким наслаждением его подчиненные всаживают топоры в своих соперников, как безумно горят их глаза, стоит лезвию погрузиться в кричащего врага. В них не было достоинства, красоты, человечности. Они были зверями, и Торфин был самым агрессивным мелким зверенышем, которого Аскеладду доводилось видеть. Впрочем, он был полезным и даже забавным. Аскеладду лишь приходилось время от времени играть с щенком, чтобы тот оставался верной собачкой. Несмотря на растущую силу и умения юнца, викинг никогда не воспринимал его всерьез. Мальчишка не был глуп, но во время поединков с Аскеладдом он терял все, даже самые малейшие крупицы разума. Аскеладд иногда думал о том, что было бы с этим парнем, если бы тогда их судьбы не пересеклись. Отец научил бы сына мирной жизни? Едва ли, у викингов битва в крови. Мирная жизнь подходит очень не многим, и Торфин точно не из них. Он такой же, как все, разве что Аскеладд немного ускорил процесс взросления этого дьяволенка. Создал себе ручного Дьявола, который вечно голодными глазами смотрит на его душу. Впрочем, та надежно скрывается под плотными доспехами и охраняется развитым мозгом — отличительной чертой человека. Знаком его, Аскеладда, превосходства.

***

— Аскеладд, ты обещал! — мужчина тяжело вздохнул, разминая затекшие плечи и шею. День для поединка был не самый удачный: деревни, которые должны были стать стоянкой для викингов, оказались гораздо дальше, чем планировалось. Пришлось идти целый день без передышки и почти без еды. Тело ныло, а из ближайшей избы пленительно пахло жареной свининой. Говорят, в этих краях варят очень неплохое пиво. Торфин выжидающе смотрел на Аскеладда. Старик всем видом показывал, как он устал, но парень знал, что это лишь видимость. Юный викинг никогда бы себе не признался, но его звериная часть на уровне инстинктов замирала перед мощью воина. Он был лидером, настоящим альфой. Его аура вынуждала тело предательски тяжелеть, но Торфин не был слабаком. Каким бы умным, сильным и устрашающим ни был Аскеладд, у него одна судьба — умереть от отцовского клинка. Сегодня и сейчас. Звереныш явно не собирался отступать, и Аскеладд, бросив печальный взгляд в сторону приветливо-распахнутой двери ночлега, двинулся в сторону поляны. Их последние поединки походили один на другой: Торфин нападал со всей яростью, на которую был способен, а Аскеладд, без особого труда, использовал эмоции мальчишки против их обладателя. Раньше было хоть какое-то развитие, теперь стало откровенно скучно. Юнец ничему не учился. Опять во все глаза смотрит на шею, ну что за непутевое дитя. Естественно, первый удар проследовал по траектории взгляда и был отражен. Аскеладд попробовал схватить Торфина за руку, но тот резко отпрыгнул назад. Скорость рефлексов у него была на высоте, но этого недостаточно. Опять карие глаза потемнели из-за бушующего безумия, а если так, то он заранее проиграл. Это понимал Аскеладд, но юный викинг понять так и не смог. Никогда, наверное, не сможет. Мужчина слегка улыбнулся, в голове у него созрел план. Торфин успел оправиться и вновь сделал выпад в сторону Аскеладда. Без особых раздумий он целился в руку, однако глаза его скользнули к лицу противника, и по позвоночнику прошел холод, а конечности онемели. Мужчина был зол. Лицо не исказила гримаса, но взгляд впервые выражал что-то — первобытную, подавляющую ярость. Торфин думал, что такая есть только в нем самом, но сейчас он смотрел на то, как она плескалась в другом человеке. Хватило пары мгновений. Торфин растерялся, колени слегка подкосились. Аскеладд ударил в солнечное сплетение, после чего развернул парня к себе спиной и уткнул лицом в землю, ощутимо придавив коленом. После удара дышать было сложно, а из-за такого положения сделать такой необходимый вдох стало еще сложнее. Сознание поплыло. Через какое-то время давление со спины улетучилось, чьи-то пальцы крепко схватили его за волосы и заставили приподнять голову. Ухо опалило горячим дыханием. «Торфин пока все еще жаждет моей смерти. А вот звереныш, как я посмотрю, готов оттопырить зад и вилять для меня хвостиком. В тебе стало слишком много животного, мальчишка. Продолжишь в том же духе — будешь первым рвать всех моих врагов в клочья и рыдать над моей могилой». Пальцы исчезли, послышался легкий скрежет брони. Аскеладд ушел, бой был окончен. Торфин лежал, уткнувшись лицом в холодную землю, и не двигался. Дыхание отказывалось приходить в норму, сердце билось с бешеной скоростью. Страха уже не было, но яркая эмоция клеймом отпечаталась в сознании, заставляя вспоминать о себе снова и снова. Из-за этого проснулся гнев, впрочем, он никогда не засыпал надолго. Но среди этих привычных чувств появилось новое, такое обычное для подростков, но совершенно незнакомое Торфину. Возбуждение.