Звереныш

Торфин слышал о сексе, иногда даже видел что-то подобное, правда лишь мельком. Мальчишку не интересовали кувыркания в постели или на столе с женщинами и в пьяном угаре. Обычно это выглядело мерзко, поэтому парень пытался как можно скорее покинуть места зарождающихся оргий. Ему не был понятен смысл происходящего, природное любопытство очень скоро угасло и он просто не обращал внимание на этот аспект жизни викингов. Собственное тело иногда вытворяло необычные вещи, но пробежка, холодная вода, боль и усталость быстро с этим справлялись. В этот раз удача вновь была на стороне Аскеладда. Сам того не зная, он нанес мальчишке самый сильный удар из всех, что были в их поединках. Во-первых, его решение сыграть на животных инстинктах Торфина щедро окупилось: вспышка страха и невольный порыв сдаться на милость победителя, звереныш и впрямь учуял вожака. Во-вторых, легкое удушение пришлось по вкусу телу юного викинга, о чем не мог знать никто. Теперь две части парня были привязаны к Аскеладду, третья, человеческая и разумная, к сожалению, все эти годы очень плохо развивалась, и потому не могла противостоять достаточно сильно. Оставалась лишь четвертая — ненависть. Торфин вцепился в нее, но она все больше и больше ускользала от него. Жизнь стала мучительнее. Тело, покорно сносившее пренебрежительное отношение хозяина все эти годы, взбунтовалось. Каждое утро Торфин вступал в борьбу с собственными желаниями, мучительно краснея и прикусывая щеки до крови. Он стал еще больше тренироваться, стал еще скрытнее. Викинги удивленно поглядывали на мальца, упорно ночующего вдали от всех даже в лютый мороз, но никто его не останавливал. Аскеладд слегка напрягся, когда полные ненависти взгляды стали прилетать гораздо реже чем раньше, но быстро успокоился. Едва ли мальчишка что-то затевал, ему не хватит ума и хитрости. А раз так, то без него даже лучше. Главное, чтобы приходил, когда позовут. Но когда Торфин стал более рассеянным и чуть не схлопотал стрелу в лоб, Аскеладд напрягся всерьез. С мальчишкой явно что-то было не так, и вскоре либо он сам умрет, либо кто-нибудь умрет из-за него. Мужчину такой расклад абсолютно не устраивал, надо было что-то сделать. Со зверенышем надо поговорить, понять, что нарушило примитивный уклад его жизни. Почему он отводит взгляд, хотя раньше нахально смотрел в глаза, как будто от этого зависит честь его отца. Почему еще больше закрылся в себе, хоть это и казалось невозможным. Почему не зовет на вечные поединки. Боится? Едва ли, Торфин не трус, в этом сомнений нет. Болеет? Нет, скорее северный медведь подхватит чахотку, чем он заболеет. Что-то гложет дьяволенка с того самого поединка. После проигрыша он никогда не опускал руки, так что изменилось? Аскеладд был достаточно умен, чтобы не отвергать даже самые безумные варианты. Он хорошо знал людей и многое повидал. Торфина надо было прощупать, но аккуратно, чтобы не спугнуть. А если уж испугается — не дать сбежать.

***

— Зачем звал, старик? — Торфин стоял в дверном проеме, не желая проходить вглубь. Он не планировал задерживаться надолго. Аскеладд цепким взглядом осмотрел его: мальчишка вновь отводит глаза, руки скрещены на груди в защитной позе. — Торфин, давно мы с тобой не болтали, проходи, поешь немного и отогрейся. На улице сейчас холодрыга, — Аскеладд театрально поежился. Парень не сдвинулся с места. Мужчина печально вздохнул и сделал шаг в сторону юнца. Ему не стоило больших трудов заметить, как тот ощетинился и подобрался, готовый к побегу или нападению. Черт, что не так с этим ребенком? — Ну, Торфин, сам назвал меня стариком. Так пожалей мои старые кости, и дай мне закрыть дверь. Ты же не хочешь, чтобы я умер не от твоего клинка, а от простуды, верно? — небольшая провокация сработала, Торфин оторвался от дверного косяка и прошел внутрь, всем видом показывая, как ему наплевать на Аскеладда и его «старые кости». Викинг довольно ухмыльнулся, незаметно запирая дверь на ключ — специально выбрал избушку под это дело. Далеко не у всех была такая роскошь, как замок. Звереныш попался, теперь ему придется объяснить, что происходит. Торфин завороженно смотрел на огонь, танцующий в очаге. Отчасти из-за естественной прелести этого элемента, отчасти — потому что не хотел поворачиваться. У него было плохое предчувствие. Зачем Аскеладд мог позвать его? Точно не для того чтобы накормить и обогреть. — Чего стоишь, садись. Я позвал тебя не для еды, но раз уж ты здесь, то ужин тебе не помешал бы. Понятия не имею, чем ты питаешься, уж не сырым ли мясом? Впрочем, дело твое, но местная свинина хороша, а хлеб пышен. Попробуй пиво, англичане знают в нем толк, — Аскеладд разговаривал почти без умолку, накладывая еду и разливая по большим кружкам алкогольный напиток. Щенку не помешает немного раскрепоститься, вряд ли для этого понадобится много напитка. К радости викинга, Торфин быстро скользнул к столу и почти мгновенно схватился за кружку. Нервы его были напряжены как струны, а о расслабляющем эффекте этого напитка ходили легенды. Раньше он его не пробовал, вкус оказался довольно мерзким, но мальчишка упорно пил, пока не осталось и глотка. Хмель ударил в голову довольно быстро, и Аскеладду открылась чудесная, доселе невиданная картина: Торфин поднял глаза, взгляд его был спокоен и немного расфокусирован, щеки налились румянцем, рот слегка приоткрыт. Он тяжело дышал, руки оторвались от кружки, и он обхватил ими себя, как будто пытаясь удержать от чего-то. Это было… занятно. Вечер обещал быть интересным.