Мои каникулы в Чешире

- Ладно, мистер Томлинсон, – устало вздыхает преподаватель, - ‘4’ вас устроит? - Более чем, - отвечает ученик, довольно прищурившись. На самом деле, Луи не знал и на ‘3’ предмет неорганической химии: не разбирался в условиях протекания реакции, не умел обращаться с лабораторным оборудованием, не различал индикаторы, словом – даже среднестатистический старательный ученик, на год младше нашего героя, мог с лёгкостью ответить на все вопросы теста, предоставленного в итоговой работе. Более того, парень умудрился завалить наилегчайшую практику на свете – получение водорода! Пролив везде разбавленную соляную кислоту, он так и не перешёл к самому эксперименту, благодаря чему для него суммарный бал по всей контрольной работе почти равнялся 2. Так бы и закончил он школу с двойкой в аттестате, если бы не его деловая хватка и невероятное везение: - Мистер Фаррелл, - начал Луи приглушённым шёпотом, после чего подошёл к преподавательскому столу, сминая в руке купюру, - вы же не хотите меня оставить на второй год и ещё целых четыре триместра со мной возиться? Или вам это только на руку? Мой отец будет очень недоволен.. И знаете что, - с этими словами рука Томлинсона скользнула под преподавательский стол, разворачивая деньги приличным достоинством перед носом учителя, - я бы очень хотел получить проходную оценку в вуз. Мы с вами можем как-нибудь договориться? - Мы, конечно, можем, - ответил мужчина, принимая взятку, - Но, боюсь, ваш любимый отец, так щедро спонсирующий вас, будет совсем не в восторге, узнав, куда уходят его денежки. А моя обязанность, как вашего преподавателя, донести до родителей о подобных проступках. Луи совсем не ожидал такого развития событий, но, к счастью, у него был запасной план: - Видите ли, - шепнул он так же приторно-вежливо, но в то же время нескрываемо-желчно на ухо учителю, - У вас тоже есть семья, жена, дети, насколько я помню.. - Детей пока нет, - прервал мужчина. - Ну, да похер, суть не в этом, - заткнул его Томлинсон, - Главное – вы же ими дорожите, их любите и не хотите расстраивать, ведь так? - Ну, да. – мужчина недоверчиво покосился на ученика, в глазах которого словно сверкали своими трезубцами чертята. - Так вот и я не хочу расстраивать папу. Ему совершенно не обязательно быть в курсе моей успеваемости в школе. Думаю, вашей жене тоже бы не хотелось знать, с какой блондинкой вы вчера гуляли по парку прямо возле моего дома. С той самой, с которой вы еще поцеловались прямо под камерой наблюдения, к которой я, как жилец, имею полный доступ. Так давайте сохраним в тайне маленькие секретики друг друга? Учителю больше ничего не оставалось, кроме как обречённо вздохнуть и поставить зачёт. *** POV Луи: Я шёл со своего последнего экзамена в этой грёбаной школе и не чувствовал ничего. Совсем ничего. Обычно бывает такое, что после последнего теста вышагиваешь по улице, весь радостный, весёлый – лето, свобода началась, никаких проблем! Лично мне было совсем насрать. Погода, как по настроению, была ветреной и холодной, я быстрыми шагами пересекал школьный стадион, направляясь к своему новенькому Бентли, как вдруг, погрузившись в свои мысли, чуть не запнулся об оставленный кем-то сдутый футбольный мяч, не пойми откуда оказавшийся под ногами. Я остановился, сел на колени, совсем не заботясь о чистоте новых свежевыглаженных брюк, поднял дырявую камеру, с силой сжимая разодранную искусственную кожу дрожащими пальцами. И тут на меня нахлынули настоящие воспоминания. Вот он – единственный уголок на всём Земном шаре, где я чувствовал себя по-настоящему свободным! Школьный стадион. Я оглянулся посмотреть на это удивительной красоты место: бескрайнее и такое родное поле, с проплешинами на бледно-зелёном газоне; я знал наизусть каждый его миллиметр, мог сказать, из каких позиций было легче всего забить гол и зачастую ставил там свои отметины; ворота с облупленной белой краской, в который обычно стоял наш вратарь – Зейн; даа.. помню, были времена, мы с ним трахнулись в раздевалке сразу после тренировки. Потом тайком встречались два месяца, пока он не уехал с семьёй в Индию. Вот длинные трибуны, с которых я когда-то слышал аплодисменты в свой адрес, визги, крики девчонок, а также любимое «Ебашь, Томлинсон, уже в ворота, чо ты как баба последняя» от тренера. Хороший был мужик, понимающий. Помнится, даже выпили с ним разок всей командой после первенства города. Жаль, сейчас тут никто не занимается – нас распустили за месяц до экзаменов, и теперь стадион выглядел одиноким и никому не нужным. Я не удержался и вернулся к школе, чтобы в последний раз взглянуть на раздевалку, в которой прожил за все годы обучения довольно-таки значительную часть времени, хотел взглянуть на самый первый кубок, выигранный нами ещё в составе детской сборной. И вот я стою у старой двери в наш корпус, надо же: до сих пор ведь храню ключи от раздевалки. Бережно, в связке со своими от дома, с брелком из бисера, который мне сплела Лотти. Замок неприятно щёлкает, как делает всякий раз, когда его пытаются открыть уже на протяжении десяти лет. Странно, раньше меня этот звук жутко раздражал, а теперь.. мне даже будет его, чёрт возьми, не хватать! Дверь со скрипом открывается, я нащупываю рукой выключатель и нажимаю на рычажок, отчего скромная комнатка озаряется приглушённым светом вольфрамовых ламп. Здесь всегда было не очень прибрано, что уж скрывать: разбросанные носки, футболки, кроссовки без пары, да ещё, плюс ко всему, данная картина дополнялась «ароматами Франции» - «благоухающей свежестью» двадцати потных после тренировки юношеских тел. Наши шкафчики. Они всегда были чем-то особенным и интимным для каждого из нас: кто хранил в нём фотографию девушки, кто – парня, кто складировал здесь порножурнальчики, а кто – просто дорогие сердцу вещи вроде талисманов, счастливых бандан, напульсников и так далее. Я же выцарапывал гвоздём на внутренней стороне дверцы своего шкафчика разные слова, напоминающие мне о чём-то волшебном, что происходило со мной за последнее время, и теперь, снова смотря на них, я не могу не окунуться в воспоминания. Самым первым было слово «Команда». Да, да - здесь впервые у меня появились настоящие друзья, парни, знающие меня настолько хорошо, что я мог им доверить собственную безопасность. Знаете, как трудно жить в старшей школе с клеймом мажора, папа которого обеспечивает всё учебное заведение компьютерной техникой и электроникой? Безусловно, мне нравится власть, нравится эту власть использовать, я обожаю унижать людей, хоть как-то перешедших мне дорогу, грубо ответивших на просьбу или вопрос, ведь нехуй главного обижать, разве я не прав?! В общем, дело не в этом. Парни видели меня таким, какой я есть на самом деле, таким, каким меня никто не видел. Для остальных я был, скорее, идеальным подростком, на которого должны равняться все мальчики и которого должны хотеть все девочки. Согласен – нескромно, но почему бы и нет: спортом занимаюсь, стильно одеваюсь, отец спонсирует, машина своя есть и не абы какая! А что самое главное, при всей этой мажористости и обеспеченности, я умудряюсь неуважительно относиться не только к одноклассникам, но и к более важным шишкам, таким как учителя или даже родители. Просто прекрасный, заносчивый засранец, а что ещё надо для полного счастья? Я хотел уже захлопнуть дверцу шкафа, как заметил в нём белый шнурок от кроссовок, судя по всему, не принадлежащий мне. Один его конец был расплавлен, и тут до меня дошло, кто был хозяином данного предмета гардероба. Лиам. Мой лучший друг. В день нашей последней совместной тренировки он пришёл с подпаленными бровями и сажей на щеках – опрокинул зажжённую спиртовку в кабинете химии, после чего попытался новыми кроссовками затушить возгорание. Пфф, наивный, надо было спросить эксперта, что делать на уроке, когда ты конкретно слажал. Тем более, я сидел позади него. Я в сердцах сжал шнурок, думая о том, как мне будет не хватать Лиама в своей новой жизни за школьными дверями. Несмотря на то, что Пейн был младше, он был единственным, с кем можно было обсуждать всё, что угодно; единственным, кто вытаскивал меня из мира одиночества и скуки в другое измерение – вселенную безудержного веселья, как мы это называли. На самом деле, мы просто ходили в караоке-бар через дорогу и весело проводили время за бутылкой пива, но мне было этого достаточно, чтобы снова почувствовать себя живым. Кстати, нам обоим пить ещё запрещалось законом. Я хотел направиться к выходу, напоследок оставив в своём шкафчике ключ для тренера, но понял, что не могу этого сделать, не могу оторвать от себя то, с чем жил последние десять лет. Поэтому я протянул руку к шнурку от кроссовка Лиама, отчего-то холодными пальцами взял его в ладонь, продел один конец через кольцо железного ключа и завязал у себя на шее, быстро спрятав под рубашку. Людям незачем видеть, что я ношу у себя на сердце. Ведь когда я выйду на улицу, мне придётся снова нацепить эту маску всепоглощающего похуизма. А кто теперь живёт по-другому? *** - Луи? - Окликнул парня юноша примерно его возраста, - Томлинсон, стой, надо поговорить. Шатен устало закатывает глаза и демонстративно захлопывает дверцу машины, в которую только что хотел сесть, всем своим видом показывая, что совсем не настроен на дружеский разговор. - Чего тебе, Зак? – реагирует он, презрительно покосившись на мальчишку. Закария Гринт так же в этом году выпускался из школы, но по его внешнему виду паренёк не тянул и на девятиклассника: тёмно-рыжие волосы, отродясь не знакомые с расчёской, худощавое телосложение, невысокий рост, а лицо полностью усыпано веснушками. Одевался юноша весьма примитивно, редко меняя любимые футболки, бесформенной тряпкой висевшие на его щупленьких плечиках, на такие же примитивные клетчатые рубашки, коих у него было штук десять одинаковых фасонов, но разных цветов. Он не был в школе авторитетом, а следовательно, Луи не видел смысла перед ним распинаться, пытаться заслужить доверие или дружбу, но вот чего отрицать было нельзя, так это того, что Зак организовывал восхитительные пьянки, о которых еще неделю трубил твиттер, а так же форум школы. Парадокс заключался в том, что, собрав шумную компанию, заказав на всех выпивку, обеспечив свободной хатой и даже закусками, Зак терялся на фоне бушующего веселья, скромно сидел в углу комнаты, не решаясь ни с кем завести разговор – на его вечеринках до бедняги никому не было дела. Это была единственная причина, по которой с ним дружили в школе, а так же единственная причина, по которой его сейчас не послал Луи – полезно иметь лоха на побегушках, который ждёт тебя с распростёртыми объятиями на своих вписках. - Не подбросишь? Мы могли бы говорить по дороге. – Неуверенно предлагает мальчишка. - Не подброшу, жалко тратить бензин на такое чмо, как ты, - грубо бросает Томлинсон, доставая из внутреннего кармана кожаной куртки пачку дорогих сигарет, - Здесь выкладывай. Зак сразу потерял настрой, в его глазах пропал прежний блеск, но он и не подумал ответить тем же, разозлиться, врезать этому всеми любимому хаму по его смазливой физиономии или хотя бы обидеться, зарыдать, молча уйти, стойко поджав губы. Нет, он уже к этому привык, поэтому парень продолжает: - Я устраиваю вечеринку по случаю выпускного на следующей неделе.. Ты можешь прийти если хочешь. В пятницу, в 8 вечера, у меня дома. Мама с отчимом уезжают… - Так, меня не интересуют подробности их личной жизни. – остановил одноклассника Луи, глубоко затягиваясь, - Пятница. В восемь. Отлично. Кто ещё будет? - Пока не знаю, думаю пригласить твою команду, девочек из группы поддержки.. - Короче, список гостей я тебе вышлю по е-мейлу, - заявляет нахально шатен, бросая на тротуар окурок, - Свободен. - Слушай, Луи.. – подаёт голос мальчишка, но его мнение, казалось, ничего не решало. - Свободен, я сказал. – Отрезает Томлинсон, хлопая дверью автомобиля перед Заком, - Ах, да, вот ещё: купи на этот раз много обычного дешёвого пива, а остальную выпивку я сам подгоню, - добавляет он, поворачивая ключ в замке зажигания. Машина трогается с места, моментально разворачивается и скрывается с парковки в неизвестном направлении, оставляя после себя небольшое облако пыли. - Хорошо, Луи. – Шепчет одними губами Зак. Да кому какая разница – его всё равно никто не услышит. *** - Мам, я дома, - оповещает о своём прибытии парень, небрежно кидая портфель из крокодильей кожи на порог. Не дождавшись ответа, Томлинсон направляется в зал, попутно скидывая с ног лакированные ботинки. Он уже привык к тому, что мать с утра до вечера шатается по соляриям и салонам красоты – дома ей делать совершенно нечего при таком обилии прислуги: домработница, шеф-повар из итальянского ресторана на дому, садовник, два личных водителя, репетиторы, фактически поселившиеся здесь на протяжении всей сознательной школьной жизни Луи и так далее, и тому подобное. Все четыре сестры Томлинсона так же любили составить компанию маме, уезжали днём страшные, с копной сена на голове и мешками под глазами, зато возвращались свежими и отдохнувшими красавицами с длиннющими ресницами и кокетливыми стрелками. На столике возле домашнего кинотеатра Луи уже ждала аппетитная порция свиной отбивной со свежими овощами, приготовленными на пару. Миссис Лоски, немолодая женщина лет сорока пяти, работала у Томлинсонов ещё до рождения первенца и поэтому знала каждого члена семьи как облупленного, а так же помнила о вредной привычке единственного мальчика-подростка есть перед телевизором, из-за чего постоянно оставляла одну порцию в гостиной, прямо на кофейном столике. Вся семья Луи не знала, как бороться с мальчишкой. В то время как родители с сёстрами сидели, как это подобает семье аристократов, в обеденной комнате, приосанившись, ели лобстеров и креветок, парень вальяжно валялся на диване в одних трусах, переключая каналы, уплетая персонально заказанную пиццу с баночкой колы и жареной картошкой, вытирая кетчуп об обивку дивана. Отдельной катастрофой были светские приёмы – над юношей трудилась целая бригада специально обученных людей: стилистов, парикмахеров, буржуев, обучавших его этикету, и даже визажистов! Но как бедный мальчик это всё ненавидел! Сидеть перед зеркалом, пока глупого вида девушка растирает по тебе тональный крем, а мужчина нетрадиционной ориентации копошится у тебя в волосах, озадаченный серьёзным вопросом: положить эту прядку влево или вправо? Но самым раздражительным для Луи было учить название вилок, ножей, тарелок, ложек, бокалов, шпажек и всего набора столовых предметов, которым орудовала семья. Слава богу, помимо него дома было ещё четыре ребёнка. Сёстры, когда это было необходимо, легонько пинали брата под столом, подавая сигнал, что он тянется не к той вилке, к которой нужно. Вот, Луи проваливается в сидение мягкого дивана, берёт в руки тарелку, стакан со свежевыжатым ананасовым соком и с головой погружается в сюжет фильма, который шёл по телевизору. Так проходит полчаса, час, шатен просто дремлет, откинувшись на спинку кресла, как вдруг его будит звонок. - Алло, - сонным голосом здоровается он. - Привет, Луи, ты уже собрался? Мы скоро заедем. – Щебетала в трубку миссис Томлинсон. - То есть? – переспрашивает парень, от волнения привставая с дивана. - Ну, как же? – вопрошает его мама, - Я оставила тебе на двери записку – сегодня ты едешь к дяде Роберту. В этот момент Луи почувствовал, как его наполненный желудок сделал тройное сальто и упал куда-то в район двенадцатиперстной кишки. Кто бы мог подумать, что мать пойдёт на такое? Обычно она просто пугает, но сегодня.. Шатен быстрыми шагами, чуть ли не бегом, добрался до своей комнаты, в которой за весь день так ни разу и не был, и с ужасом заметил, что мама не пошутила. Возле ручки, между косяком, был воткнут лист для ксерокопии, на котором значилось: «Будь готов сегодня в шесть, ты отправляешься в Чешир». - Водитель скоро приедет, не заставляй его ждать, солнышко, - напоследок сказала женщина, - Целую и надеюсь, ты подумаешь над своим поведением. Луи не успел ничего ответить, он открыл рот, чтобы возразить, но его мама уже положила трубку. Иногда бывает полезно держать язык за зубами, но в случае с Луи это невозможно. День назад, вернувшись домой пьяным, он бесцеремонно ввалился в квартиру, покачиваясь от количества выпитого спиртного. И всё бы ничего, домочадцы уже привыкли, что их единственный сыночек временами выпивает больше, чем ему может позволить здоровье, в любой другой день родители бы просто смирились, но не вчера – вчера дома был назначен очередной приём, который Луи сознательно прогулял. Он зашёл в обеденную комнату в надежде найти в аптечке что-нибудь от головы, но, наткнувшись на восемь пар изумлённых глаз, непонимающе уставившихся на него, желание проходить вглубь комнаты напрочь пропало. Луи чувствовал, что должен открыть рот и выдавить из себя банальное «Здравствуйте», улыбнуться и придумать достойный отмаз, чтобы не сидеть целый час в этом буржуйском кружке, обсуждая погоду, как это делали все англичане, попивая чай, аристократично отогнув мизинчик, но его губы словно слиплись. Наконец, оценив масштабы проблемы, он вежливо и вместе с тем пьяно улыбнулся родителям и гостям: мужчине и женщине средних лет, одетых весьма своеобразно для их возраста. Мужчина, честно сказать, походил на президента Линкольна.. или какого-то другого дяденьку из учебника истории, Луи сейчас не мог вспомнить точно – всё плыло перед глазами и парень был благодарен даже тому, что до сих пор может стойко держаться на ногах. Женщина же походила на свинью, обтянутую лосинами. Несмотря на кажущуюся грацию и статность дамы за столом, Томлинсон так и представлял, как, должно быть, правдоподобно она хрюкает. Рыжие волосы в сочетании с ярко-красным элегантным платьем прилегающего покроя делали её и без того малопривлекательную фигуру совсем уж отвратной. Коротенькая юбчонка, больше походившая на широкий трикотажный ремень, почти не скрывала полных ляжек, обтянутых чулками в крупную сеточку, из клеточек которой на свободу рвался жир. Глаза женщины были густо накрашены, тени и помада подобраны в цвет платья, а неестественно-малиновые румяна, как свеклой намазанные на щеки, и вовсе пробивали подвыпившего Луи на хохот. Гостья в красном одеянии, если ЭТО можно было так назвать, сразу бросалась в глаза на фоне скромно причёсанных сестёр в пастельных цветов нарядах и мамы, одетой в маленькое чёрное платье. Стоит ли говорить, что и в трезвом состоянии Томлинсон бы не удержался и как-нибудь тонко подъебал уже не молодую женщину насчёт её внешнего вида, а пьяный Луи и вовсе неуважительно заржал, стоило чулку на ноге гостьи треснуть поддавшись напору отложившихся за ужин калорий. Что произошло дальше, догадаться нетрудно. Вечер закончился скандалом и маминым традиционным «Поедешь в деревню – там из тебя всю эту дурь выбьют! Завтра же собирай вещи!». Разумеется, парень напрасно не придал её словам значения: она так говорит после каждой ссоры, надеясь запугать сыночка. И теперь, стоя перед своей комнатой, широко разинув рот, Луи не мог поверить: через полчаса он отправится туда, где меньше всего хотел оказаться, туда, где не действуют законы «папиного кошелька», туда, наконец, где надо самому о себе заботиться, готовить, стирать, убирать, более того – РАБОТАТЬ! Да, дом дяди Роберта находился в самой глуши, в такой жопе мира, какую и представить было сложно. Луи помнил, с какой неохотой он отправлялся туда на лето, когда был совсем ребёнком: он закатывал истерики, топал ногами, кричал, просил, умолял его оставить дома, но родители были слишком заняты друг другом, чтобы возиться с сыном. Они уезжали за границу чуть ли не по два раза в месяц, благополучно сбадривая мальчика бабушкам, дедушкам, дядям, тётям, в общем, всем, кому не лень. Поначалу Луи злился на них, обижался, но потом быстро смирился, осознав, что большинство детей не имеют того, что имеет он, и поэтому ему следовало быть благодарным маме с папой за свою обеспеченную жизнь. Шли годы, рождались сёстры, в которых мать души не чаяла – ей всегда хотелось девочку, а сын всё быстрее от неё отдалялся, проводя время на старом, потрепанном школьном стадионе, где его впервые заметили учителя физкультуры. Талантливого мальчика приглашали на тренировки, звали играть в футбол, когда пустовал спортивный зал, и маленький темноволосый парнишка галопом мчался к школе, на ходу запихивая в рюкзак спортивную форму с фамилией любимого футболиста на спине – Фернандо Торреса. Луи рос со своей командой, члены которой были на 2-3 года старше его самого, в раннем возрасте ребята все вместе дружили, играли, весело проводили время, но с годами более взрослые мальчишки начинали считать унизительным общение с малолеткой, бросали Томлинсона на стадионе и больше никуда его с собой не звали. Луи не понимал, почему тёплые взаимоотношения вдруг разом испарились, не оставив после себя и приятного осадка в виде общих шуток или совместных воспоминаний. Его просто забыли, выкинули, как ненужную вещицу, разбив при этом хрупкое, искреннее детское сердце. Тогда Луи изменился. С тринадцати лет он начал шляться по подворотням, пробовать спиртное, а с четырнадцати – сигареты. Он старался выглядеть невозмутимым и крутым, хотя, в глубине души знал, что слишком для этого слаб. Годам к шестнадцати образ «плохого парня» навсегда врос в его жизнь, Томлинсону стало трудно обходиться без выпивки и курева, несмотря на горячее желание завязать с этим, а желчные фразы приходили на ум и срывались с языка без всякого контроля. Тогда он сдался, решив пустить всё на самотёк. В конце концов, кому будет до него дело? У матери есть ещё дети – скучать не будет, что касается отца – будет хорошо, если хоть имя вспомнит, а друзья.. Друзей у него не было. Была только новая команда, которую всем сердцем любил Луи – талантливые парни, собранные со всего района. Они не были заносчивыми или амбициозными, как боялся Томлинсон – наоборот, очень внимательными и открытыми в общении. И вот, сегодня, попрощавшись со стадионом, парень понял, что, скорее всего, больше не увидит и друзей, ведь ему предстояло провести каникулы в самом отвратительном для этого времени месте – в деревне! А как ещё можно было назвать это недоразумение?!? И, о, господи, машина скоро подъедет, а он ещё и не готов! Луи, словно очнувшись ото сна, рванул в свою комнату, небрежно запихивая зарядку от планшета на дно чемодана, кидая за ней летние вещи и гору всякой навороченной аппаратуры. Да.. каникулы предстояли «весёлые»…