Дурак Бикей»
Положив письмо на видное место, Кван перетащил в машину инструменты, ноутбук и пару сумок с одеждой. Он хотел было избавиться от чемодана с документами о Сэюне, но в последний момент передумал, пообещав себе, что обязательно сделает это позже. Эти сборы отличались от предыдущих, когда он покидал апартаменты. Тогда ощущался волнительный внутренний подъем, питаемый надеждами, сейчас — лишь пустота. Уходя, Кван старался не оглядываться и поскорее закрыл дверь, не бросив даже прощального взгляда. Он несколько часов бесцельно кружил по городу, не зная куда податься. Ему бы хотелось уже сегодня ночевать в новом месте, где можно разместить пожитки, у него хватило бы средств даже на аренду небольшой квартирки, но он отчего-то не решался связаться с риелтором. В конце концов, он остановил машину, чтобы немного пройтись, и понял, что приехал к той самой набережной, где жизнь однажды сделала резкий поворот. Он вспомнил то утро, когда снимал рассвет. Это было в конце ноября, кажется. В тот день он поругался с отцом. Именно та ссора дала начало цепочке событий, приведшей к тому, что Кван имел сейчас. А не имел он ничего. «Неслабый кармический пинок», — горько усмехнулся Кван. Он не раз задумывался о том, как все могло сложиться, если бы он умел держать язык за зубами. И теперь эти мысли вновь настигли его. А еще вспомнилось, как Донхун говорил, что подспудное чувство вины перед родителями все это время отбрасывало тень на каждое принимаемое им — Кваном — решение. Быть может, он был прав. Тогда, чтобы суметь вновь расправить крылья, нужно было от этой тени избавиться. Кван упрямился. Он не хотел представать перед отцом побежденным и сломленным обстоятельствами. Господин Ким не откажет себе в удовольствии уколоть его едкой фразой. Это меньшее, на что стоило рассчитывать. Но разве это хуже, чем избегать родных всю жизнь? Да, они его не понимали, да, имели свои взгляды на жизнь и настаивали на принятии решений, которые сами считали верными. Но не оттого ли, что хотели уберечь от разочарований? Их можно было обвинить в твердолобости, потому что они упорно не желали рассмотреть ситуацию под другим углом, но ведь и их так воспитывали. Они не виноваты. «Не виноваты». Кван представил на секунду, что никогда больше не увидит госпожу Ким, и ему стало страшно. Никто не вечен, и однажды настанет день, когда мама покинет его навсегда, а он наговорил ей столько обидных слов в их прошлую встречу! Неужели он допустит, чтобы она вспоминала их в последние мгновения? Почему эти мрачные мысли вообще пришли ему в голову? Нехорошее предчувствие или глубокая вина — что было тому причиной? И почему только сейчас он вдруг подумал об этом? Впрочем, ответы не имели значения. Бёнквану было просто необходимо встретиться с мамой и сказать, что он очень ее любит. А еще, что даже если она не сможет любить его как прежде, даже если она разочарована в нем, для него она — лучшая женщина в мире. И он не хотел ее обидеть. Он нашел ее в малой гостиной. Госпожа Ким сидела в глубоком кресле, накинув на ноги тонкий плед и полностью погрузившись в чтение. Она похудела, превратившись в тростинку, и совсем растеряла свой былой цветущий вид. У Бёнквана защемило сердце. Это по его вине мама постарела всего за несколько месяцев. Заметив, наконец, сына, она ахнула и, выронив книгу, бросилась ему на шею. — Квани, солнышко! Господи, ты пришел! Папа говорил, что ты вернешься, но я уже отчаялась дождаться, — она заплакала, и ее хрупкое тельце задрожало. Квану было страшно обнимать ее, он боялся сломать эту маленькую женщину одним неловким движением и потому лишь осторожно поглаживал по спине. Он тоже плакал. Хотелось быть твердым и собранным, но слезы матери это то, что способно растопить даже камень, а Кван никогда силой духа не отличался. Когда они оба немного успокоились, госпожа Ким распорядилась принести им чая. — Ты так изменился, — мама нежно провела ладонью по его щеке. — Ты тоже, — грустно улыбнулся Бёнкван. — Знаю. Жалкое зрелище. — Для меня ты по-прежнему самая красивая. — Твоя ложь слишком очевидна. — Но я правда так считаю. — Глупенький, — госпожа Ким взъерошила его волосы. — Мам, прости. Иногда мне жаль, что я не родился немым. Мне так стыдно за то, что я наговорил тебе! — Кван виновато опустил голову. — Мне тоже стоило вести себя иначе. Я не хотела услышать тебя, как бы ты ни пытался достучаться. Это я должна просить прощения. — Мам… — дыхание вдруг перехватило, и Кван не сразу смог продолжить. — Я наделал слишком много глупостей. Недостойный сын чудесной матери. — Не такой уж и чудесной, раз допустила это. Я ведь старше, и должна была понять все намного раньше, чем ты от меня отдалился. Услышав это, Кван невольно улыбнулся. Не эти ли слова он писал всего пару часов назад? — Как твои дела? Чем ты сейчас занимаешься? — госпожа Ким пыталась придать голосу будничности, но он все равно дрожал. Кван ждал этого вопроса, потому смог сдержаться, чтобы вновь не разразиться слезами. — Я все потерял. По глупости. Сам виноват. — Ох, Квани, — мама потянулась к нему и легко, почти невесомо, сжала бледной ладошкой его ладонь. — И что думаешь делать? — Пока не знаю. Мне нужно перезагрузиться, наверное, понять, в каком направлении двигаться. — Не думал вернуться в компанию? — Нет, мам, нет, — поморщился Кван. — Ты же знаешь, что мне никогда не нравилась моя работа. — Но ты бы мог заняться там чем-нибудь другим. — Например? Снова попробовать официантом? — Бенкван провел пальцем по выступающей венке между большим и указательным пальцами маминой ладони. — Не знаю, но папа сможет что-нибудь найти. — Не думаю, что он подпустит меня к офису хотя бы на метр. — А вот и зря. Он не говорит, но я точно знаю, что он желает твоего возвращения. Ты ведь его сын, его наследник. — Именно это всегда и тяготило меня. — Знаешь, какой спектакль он разыграл, чтобы оправдать твой уход? — усмехнулась госпожа Ким. — Боюсь представить. И, честно говоря, не очень хочу узнавать. — Ты упрям. — Я просто хочу идти своим путем. — Ты ведь сам говоришь, что не знаешь, куда двигаться. Уверен, что понимаешь свои желания? Есть ли в действительности дело, которому ты готов посвятить жизнь? — Да, — ответил Кван и вдруг поймал себя на том, что это прозвучало неуверенно. — Да, конечно! — лучше не стало. — Это должно быть что-то способное тебя обеспечить. Я не пытаюсь подтолкнуть тебя к сворачиванию гор, но мне бы не хотелось, чтобы ты нуждался, солнышко. Желание любой матери, — мама пожала плечами и улыбнулась. — Понимаю, — ответил Бёнкван, но сам понятия не имел, что делать дальше. — Останься сегодня здесь, — эта просьба легким перышком скользнула в его сознание. Мама смотрела на него с надеждой или даже скорее с мольбой. — Думаю, папе это не очень понравится. — Посмотрим. — Он будет злиться на тебя. — Он давно бросил это занятие. Бёнкван согласился. Они вместе пообедали, потом зачем-то пересмотрели старые фотоальбомы. Квану это не особо нравилось, но нравилось маме, а потому он улыбался вместе с ней, иногда качая головой. Затем пришел час военных баталий на шахматной доске. Госпожа Ким была непобедима. Как бы Кван ни старался, она без особого труда обводила его вокруг пальца. Единственным, кто мог дать ей фору, всегда был Донхун. Вопрос о его «неправильности», что так волновал ее раньше, не был поднят ни разу. Отец приехал поздно вечером. Он замер на пороге сада, в замешательстве взглянув на жену, сухо поздоровался с сыном, молча съел свой ужин. Когда Кван попытался заговорить с ним, господин Ким сослался на головную боль и быстро поднялся в спальню. Комната родителей находилась не слишком далеко, а их голоса были достаточно громкими, чтобы Кван все слышал. Они долго спорили. Мама умоляла отца пойти на контакт, помочь, уговорить Квана остаться и вернуться в компанию, ну или хотя бы проспонсировать его собственные проекты. Эта хрупкая женщина сражалась за него, пока он сам лежал, укутавшись в одеяло, в своей старой комнате и вздрагивал, как мальчишка. А потом он услышал нечто, повергшее его в шок. Отец плакал. Он громко причитал, пока жена что-то нежно приговаривала, пытаясь его успокоить. Бёнкван почувствовал, как внутри что-то перевернулось. Затем все утихло, и дом погрузился в сонную тишину. Бёнкван не мог уснуть. Он забыл лекарства в машине и слишком много эмоций пережил за сегодня. Он не знал чего теперь ждать от отца и стоит ли пытаться вновь поговорить с ним. И, если говорить-таки, то о чем? Просить помощи? «Ну, уж нет». Еще и Нам не звонил ему. Это радовало и беспокоило одновременно. «Нашел ли он записку? Что чувствует, что делает сейчас? Все ли с ним в порядке?» Затем мысли потекли дальше и принесли его к отвесному берегу самого страшного вопроса. Кван не мог представить, с чего начать движение. «Движение куда, блин? Чего ты вообще хочешь?» Он по-прежнему жаждал заниматься музыкой, но умел лишь сочинять и петь. Он не знал, как собрать вместе людей, как их сплотить и организовать работу. Их встреча с Джину в свое время стала счастливой случайностью. Квану просто повезло. Но о том, чтобы позвонить лидеру не могло быть и речи. Из них больше не получится единой группы, надеяться не стоило. Чем больше Кван думал об этом, тем чаще его мысли возвращались к отцовскому бизнесу. Господин Ким начинал практически ни с чего. Упорный труд позволил ему сделать первый большой рывок, затем он подтянул таких же умных и цепких людей и в итоге стал тем, кем стал. Если бы в Бёнкване было бы хоть немного его ума и решимости… С другой стороны сам Кван сейчас располагал средствами, которых у отца в его годы не было, имел заочные связи и знакомства, которыми господину Киму пришлось заручаться самостоятельно. Как глупо было, имея все это, продолжать себя жалеть! Решение щелкнуло, когда он уже проваливался в сон. Его будто осенило. Он решил, что поговорит с господином Кимом не как с отцом, а как с бизнесменом. Так будет проще для обоих. Идея, всплывшая вдруг из неведомых глубин, показалась Квану настолько правильной, что оставалось лишь удивляться, почему она не посетила его раньше. В полусне обнимая подушку, Кван почувствовал, что наконец-то нашел верный путь. Он вернется в Канаду. Выйдя на улицу, Бёнкван стянул с себя респиратор и, наконец, вдохнул полной грудью. На улице стояла небывалая жара, но в помещении, где подходили к концу основные работы, было еще хуже — пыль стояла сплошной стеной, создавая подобие парникового эффекта. Кван снял защитные очки и хотел, было, протереть глаза, но вовремя остановился. Нужно было вымыть руки. Вернее, нужно было вымыться в головы до ног. И все-таки он был доволен: все шло согласно графику. Уже на следующей неделе рабочие должны были заняться отделкой, сам Кван уладил проблемы с освещением, Ли Чонсу — гению изобразительного искусства — понравились наброски музыкального сопровождения. Быстро обсудив с помощником и руководителем проекта, такими же пыльными, как и он сам, некоторые вопросы, Кван юркнул в машину и направился домой. Он мечтал скорее скинуть грязную одежду и выпить холодного сока. Местные утверждали, что такой жары в Торонто не было давно. Зной стоял уже две недели, и Бёнкван переживал, что это может замедлить рабочий процесс, но его заверили, что волноваться не о чем. В очередной раз лично посетив площадку, он немного успокоился. Предстояло сделать немало, но к концу сентября они должны были успеть. Он «бодался» с отцом почти месяц. Вначале господин Ким был настроен скептически и отказывался хоть как-то способствовать воплощению его замысла. Затем, когда бесплотная идея Квана превратилась в наглядный бизнес-проект, он заинтересовался и обещал подумать. В итоге Бёнкван выслушал лекцию о том, что чрезмерно самонадеян, что его проект слишком амбициозен для такого бесхребетного слюнтяя, и что господин Ким не настолько беспечен, чтобы инвестировать в заведомо провальное дело. Через пару дней после этого Кван получил нужную сумму. Одно из зданий заброшенного завода подошло просто идеально. К осени ему предстояло стать новейшим подвижным арт-пространством, способным превращаться из выставочного в зала в концертный или в площадку для научных конференций. Подчас это действительно казалось невозможным, но Бёнкван верил, что все получится. Приехав в Канаду он будто переродился, сбросил старую кожу и, став новым человеком, принялся за работу. Он рассчитывал, договаривался, отдавал распоряжения, в общем, с необыкновенным воодушевлением делал все то, от чего когда-то бежал. Все это служило лишь одной цели – привлечь как можно больше творческих людей, чтобы однажды вновь погрузиться в любимое дело с теми их них, кто окажется способным разделить все тяготы выбранного пути. А бизнес…пусть останется кому-нибудь другому. Чертыхаясь, Кван принялся искать ключи. В такие моменты он ужасно скучал по кодовым замкам Сеула. Наконец, звенящая связка нашлась, и он открыл дверь. Его светлая квартирка в скандинавском стиле выглядела такой девственно-чистой, что Кван не сразу решился войти. Пыль сыпалась с него на недавно вымытый пол. «Марта меня убьет», — простонал Бёнкван мысленно, аккуратно снимая обувь. Здешняя домработница в отличие от своей сеульской коллеги быть невидимой тенью не желала, и частенько выговаривала Квану за бардак. Дородная седовласая женщина напоминала ему бабушку, и потому он каждый раз краснел, как школьник. Вот и теперь, закидывая вещи в корзину с грязным бельем, он представлял, как ему влетит. Наполнив ванну, Бёнкван включил музыку и погрузился в воду, держа в руке бокал вина. Как бы он ни сопротивлялся, некоторые привычки изменить не мог. Впрочем, стоит ли жалеть о чем-то, если тебе хорошо? Сделав глоток из бокала, Кван откинул голову и запел вместе с любимым исполнителем. Он жутко устал за день, и теперь тело и мозг благодарили за возможность расслабиться. Знакомые слова лились сами собой, наполняя все внутри умиротворенным светом. Внезапно его накрыло чувство дежавю. Внутренний свет вспыхнул и опалил сознание, вызвав неприятную дрожь. Прежде чем Кван сообразил, что к чему, сердце успело разогнаться как сумасшедшее. Любимая когда-то, но заброшенная в дальний ящик памяти песня, отражаясь от стен, зазвучала эхом воспоминаний. Именно ее он слушал в тот день, когда точно так же, лежа в ванне и потягивая вино, впервые написал Сэюну. Кван мешкал несколько мгновений, затем выключил музыку. Но было уже поздно. Память предательски открыла запертую дверцу, выпуская образы встреч, переписок и, наконец, поцелуя. Все внутри сковало так, что стало трудно дышать. Одним махом выпив остатки вина, Бёнкван быстро принял душ, влез в первые попавшиеся под руку вещи и выскочил на улицу. Ему нужно было пройтись, оказаться среди гула голосов и шума автомобилей, чтобы не слышать собственных мыслей. Он быстро поймал такси и вскоре был там, где обычно кипела ночная жизнь. Тепло еще не покинуло улицы, и пока солнце лениво заползало на горизонт, тут и там зажигались фонари и яркие вывески. Он чувствовал себя пьяным, хотя один бокал не мог такого с ним сделать. Зачем-то вспомнилось, как развезло Сэюна в пусанском отеле. Это было так нелепо и смешно. Хотя тогда смешным не казалось. Каким же беззащитным, но упрямым дураком Юн был в тот день! Упрямым дураком…. Позже он сам себя назвал эгоистом, и тут же это доказал. Зачем он поцеловал Квана? Зачем так жестоко бросил и продолжал избегать? И зачем, в конце концов, снова лез в голову?! Кван бродил по улицам, прислушиваясь к чужим разговорам, и пару раз ему почти удалось забыться. Наконец, почувствовав, как гудят ноги, он опустился на скамью возле какого-то бара и огляделся. Невдалеке он заметил пару: девушка, едва ли по плечо своему спутнику, мило краснела, пока парень накидывал на нее свою спортивную куртку. Затем он обнял ее и уткнулся носом в копну вьющихся волос. Мимо проходили люди, и почти никто не обращал на этих двоих внимания, а если и замечали, то улыбались. Никто не кривился и не говорил, что так нельзя. Кван завидовал им. Они могли любить открыто, не боясь общественного порицания. По крайней мере, в этом их жизнь была проще, чем его. Что, если бы люди не делили любовь на «правильную» и «неправильную»? Как бы все могло сложиться тогда? Из бара вывалилась группа громко смеющихся ребят. Некоторые из них еле держались на ногах, поэтому те, что были трезвее, взялись развести их по домам. С криками и песнями они потащились вдоль улицы, и вскоре возле бара остался лишь один паренек, которому никак не удавалось поймать такси. Когда очередная машина проехала мимо, он выругался, и Квана тряхнуло. Парень говорил по-корейски и подозрительно знакомым голосом. Сердце замерло. Кван собрался подойти ближе, чтобы понять, не ошибся ли, но в этот момент несчастному улыбнулась-таки удача. Открывая заднюю дверцу авто, парень на секунду повернулся лицом к Бёнквану, и тот замер. Это был Ючан. Гребаный стажер Кан Ючан! «Что ты здесь, блин, делаешь?!» Это точно был он. Лицо, голос…. Бёнкван не мог ошибиться! Или мог? Теперь уже Кван мучился, в попытках поймать машину. Прошла целая вечность, прежде чем он ворвался в квартиру, на ходу скидывая кроссовки. Распахнув двери гардеробной, он пробрался в самый дальний угол и вытащил в комнату то, чего уже не должно было существовать на свете. Однажды он решил, что излечился, но отчего же тогда этот чемодан так и не попал на свалку? Лицо горело и в ушах гулко отдавалось сердцебиение, пока Кван дрожащими руками взламывал замок и включал телефон. Экран засветился и в следующую секунду возник знакомый рабочий стол. Кван не смог сомкнуть глаз. В последнее время из-за волнений о ходе строительных работ бессонница снова напомнила о себе, и он вновь стал колоть лекарство, наловчившись обходиться без посторонней помощи. Но в эту ночь он боялся уснуть. Он должен был понять, что чувствует. И ближе к рассвету пришел к выводу, что если Сэюн в Торонто, то он не устоит. Он так долго держался, не позволяя себе думать о Юне, прогоняя любую замаячившую на горизонте мысль о нем, так старательно избегал всего, что могло о нем напомнить, что по-настоящему никогда не забывал. Он думал, что освободился, но на самом деле всегда находился в плену. И теперь, заподозрив, что Юн рядом, не мог сдержать желания вновь его увидеть. В шесть утра пришло сообщение.Стажер Кан, надеюсь, Вы не забыли про поездку в монреальский Музей изящных искусств? Через сорок минут я выезжаю в аэропорт.
Ючан, на удивление, ответил почти сразу. Да, вице-президент Ким, я все сделал, как Вы просили. — Тут, конечно, не люксовый отель, но в здешних местах ищут в первую очередь тишины и покоя, — вещала старушка, бодро шагая к дому. — А этого, как вы видите, в избытке. Бёнквана все еще покачивало после поездки. Хозяйка дома явно состояла в родстве с кем-то из гонщиков ралли-марафона «Дакар». Ей, кажется, приносило удовольствие собирать все ямы и кочки по дороге. Хотя дорогой это можно было назвать лишь условно. Как только они съехали с шоссе, то оказались в непроходимом на первый взгляд лесу. Как она ориентировалась в нем, и как он сам собирался это делать, Бёнкван не знал. Его начинали терзать сомнения по поводу собственной затеи. Хозяйка показала комнаты, санузел и кухню, через которую можно было попасть на задний двор. Понятие «двор» тоже было весьма абстрактным, так как от просторной поляны, небольшого пригорка и леса дом ничто не отделяло. — А здесь что? — поинтересовался Кван, указав на дверь за лестницей. — О, это кладовка. Можете заглянуть, выключатель слева, — ответила хозяйка, слегка подталкивая Квана. Он послушно открыл скрипнувшую дверь и включил свет. У одной из стен, прямо под пробковой доской с прикрепленными к ней картинками и схемами, стояли письменный стол и повидавший виды компьютерный стул, рядом — металлический стеллаж с пустыми коробками на нижних полках. — Когда-то это было моей маленькой мастерской. Я шью кукол, — объяснила старушка. — Мне нравилось уединяться тут, пока муж не заявил, что искусственный свет вредит глазам. Дверь раньше запиралась, чтобы внуки не потаскали иголки, но куда я сунула ключи, не помню. Может, потом найдете. Бёнкван еще раз осмотрел дом. Определиться было непросто. Ему, в самом деле, было нужно место, чтобы забыть о делах и по-настоящему отдохнуть в окружении дикой природы. Правда, не для себя. Пару дней назад он вспомнил разговор Сэюна с помощником Паком об этом его желании, и понял, что это возможность сблизиться. Он решил, во что бы то ни стало, уговорить Юна встретиться вдалеке от чужих глаз, откровенно поговорить и, возможно, провести вместе выходные. Всего лишь пару дней. Шансы были невелики, но попытаться стоило. — Сомневаетесь? — прищурилась хозяка. У Квана от ее вопроса по рукам пробежали мурашки. Дом, безусловно, был милым, но его очень смущало, что вся эта красота находилась слишком далеко от Торонто. — Что ж, — продолжала старушка, не дожидаясь ответа. — Тогда позвольте показать вам еще кое-что. Она привезла его к озеру. Кван увидел его переливы среди деревьев еще на подъезде, когда колеса зашуршали по старому гравию. — Когда-то мы частенько проводили здесь время, — хозяйка жестом поманила Квана за собой, ступив на длинный пирс. — А какие тут выходят пикники! Вы знали, что на свежем воздухе еда становится на три целых четыре десятых процента вкуснее? Британские ученые доказали это еще в две тысячи пятом. Бёнкван кивнул, хотя никогда о таком не слышал и склонялся к мысли, что милая дама только что это выдумала. Открывшийся с пирса вид поразил его. Кван закрыл глаза и почувствовал, как мягко обволакивают звуки и запахи. Это было восхитительное ощущение. Мысленно он уже ставил подпись в договоре. Поздно вечером он приехал на свой первый уик-энд в лесной домик, доставшийся ему до конца сезона. Это был минимальный срок аренды, и Кван не стал спорить. Он неторопливо распаковал вещи и заполнил холодильник продуктами, принял душ и завалился на широкую кованую кровать. Из средств связи с внешним миром у него были лишь мобильник и старенькое радио на кухне. Из удовольствий — заливистое пение птиц за окном и вино. По мере того, как он пьянел, Сэюн все прочнее обосновывался в его мыслях. Кван невольно улыбнулся, вспомнив, с каким одухотворенным видом Юн прохаживался от полотна к полотну на выставке Брейгеля-старшего в монреальском музее. Стоило немалого труда успеть в тот день на его самолет. Кван волновался, что упустит его из виду в толпе, но, наверное, его вело сердце. Он вошел в музей почти сразу после Юна и все время оставался в стороне, тихонько наблюдая. Правда, вскоре Юн ни с того, ни с сего покинул выставку, и Кван решил было, что раскрыт, но потом успокоился. Юн никак не мог его заметить. Дело явно было в другом. Предаваясь воспоминаниям, Кван начинал ощущать все возрастающее чувство нежной тоски. Он ужасно хотел бы уснуть этой ночью в любимых объятиях. Широкая постель была слишком большой для одного человека. Подавшись необъяснимому порыву, он выбрался из-под мягкого, как облако, одеяла и сел на пол рядом с чемоданом, с которым теперь никак не мог расстаться. Он долго перебирал фотографии Юна, вспоминая, как и когда их сделал, пока не наткнулся на полароидный снимок. Единственное совместное фото. Кван ненадолго завис, а потом, схватив стопку фотографий, спустился на первый этаж. Скрипнула дверь. Он включил в кладовке свет, сорвал с пробковой доски картинки и булавками, так удачно найденными в столе, прикрепил вместо них принесенные фотографии. Он цеплял снимки совершенно хаотично, но волей судьбы в самом центре оказалось фото с набережной, где Юн глядит вдаль. Тот самый снимок, который Кван едва не удалил. И вновь ему подумалось, что их знакомство было предназначено судьбой. А такими подарками нельзя разбрасываться. В течение ночи все, что было в чемодане, перекочевало на полки и стол, превратив кладовку в подобие кабинета, где жизнь Сэюна можно было изучить вдоль и поперек. На замерших кадрах красовались любимые Юном места, по сложенной вчетверо карте Сеула протянулись маркерные линии, отмечающие его привычный маршрут. Был ли этот «кабинет» похож на пристанище маньяка? В какой-то момент Квану показалось, что да. Но он лишь посмеялся над промелькнувшей мыслью. К рассвету, когда душная ночь начала превращаться в жаркое утро, Бёнкван неистово захотел мороженого или чего-нибудь не менее холодного. Километрах в двадцати пяти от того места, где лесная дорога пересекалась с шоссе, располагался небольшой городок. Мысли о немалом расстоянии нагоняли тоску, но умирать от жары в планы Квана не входило. Повоевав с ленью около получаса, он все-таки туда отправился, проклиная ухабы и тугой рычаг переключения передач в арендованном пикапе. «Аномально-высокая для нашего региона температура сегодня побьет новый рекорд, сообщают синоптики. Ожидается, что столбики термометров покажут значения на два-четыре градуса выше вчерашних. Такого не было за всю историю метеонаблюдений. Пожалуйста, будьте внимательны и осторожны! Рекомендуем по возможности не покидать свои дома, а если обстоятельства вынуждают вас выйти на улицу, не забывайте про светлые головные уборы, зонтики и воду. Пейте как можно больше и постарайтесь свести к минимуму пребывание на солнце». Квану наскучила болтовня ведущего, и он поймал другую радиоволну. Зазвучала неспешная кантри-песня. Подпевая, Бёнкван повернул на заправку и чуть было не сшиб выскочившую из ниоткуда кошку. Он резко ударил по тормозам. Животное рвануло в сторону и замерло в паре метров слева. Оно выглядело жалко: тощее, взъерошенное с огромными испуганными глазами. Когда Кван, открыл дверцу, чтобы прогнать кошку в лес ради ее же безопасности, она жалобно мяукнула. Тогда он увидел, что это еще совсем котенок — неуклюжий длиннолапый черный зверек, покрытый пылью. Сердце Квана сжалось. — Что у вас с рукой? — помощник указал на его расцарапанное запястье. Бёнкван сначала не сообразил о чем речь, но проследив за взглядом помощника, смутился и натянул рукав рубашки на запекшиеся ранки. — Да так, ерунда, — отмахнулся он. Запланированные «лесные» выходные превратились в неделю. Благо, работа позволяла вести дела издалека. Он не был от этого в восторге, но не мог оставить кошку на произвол судьбы. Равно как и притащить ее в квартиру, из которой Марта выгнала бы и животное, и его. Вымытое и накормленное пушистое создание в первые дни проявляло к нему весь спектр своей любви — от поглаживаний о ноги и мурчание под боком до укусов и нападений из-за угла. Затем кошка обнаружила вокруг дома дикий мир и сбежала. Кван поначалу волновался и выносил на порог миски с едой, но вскоре смирился. Он сделал что мог. В любом случае здесь неблагодарной заразе хотя бы не грозило быть задавленной автомобилем. — Вы связались с Ли Чонсу? — Бёнкван вернул себе начальственный вид. Он не был расположен заводить дружбу с подчиненными, и старался держать дистанцию. Лишь иногда скучал по секретарю Чхве. — Да, макеты скоро будут у нас. Сам он прилетит двадцать восьмого. — Отлично. Команда профессионалов, которую Квану удалось нанять, справлялась со всем на ура. Его отсутствие никак не повлияло на ход работ. И хотя это немного кольнуло его самолюбие, он был доволен тем, как все складывается. — Слышали, что обещают синоптики? — неожиданно прозвучало из-за спины. Руководитель проекта приближался, неся в руках какие-то чертежи, и на лице его читалось беспокойство. — Рекордную жару? — отозвался Кван. — Нет, теперь кое-что пострашнее. Ураган. Собственно, следовало ожидать. Такие аномалии бесследно не проходят. Кван напрягся. — Чем нам это грозит? — Сложно предсказать, какой ущерб может быть нанесен, потому что точных прогнозов о силе стихии пока еще нет. — Но без ущерба мы вряд ли обойдемся, да? — Бёнкван смотрел в глаза подчиненного, молчаливо требуя предельной честности. — Вероятнее всего, так, — кивнул тот. «Чёрт!» Настроение было испорчено. Кван вернулся с площадки в офис и принялся мерить шагами кабинет. У него ведь почти получилось! Все шло так хорошо! Неужели теперь все погубят ветер и вода с неба? Как нелепо! Человечество научилось невероятным вещам, достигло небывалых высот во множестве отраслей, но оставалось все так же бессильно перед силами природы. «Гадство!» Изменения почувствовались уже после обеда. Воздух застыл и наэлектризовался, отяжелевшие облака опустились, скрыв солнце и окрасив город в серый сумрак. Офис загудел, как улей. Приходилось решать множество вопросов, связанных с проектом, от которых пухла голова. Бёнкван разрывался между телефонами, поэтому не сразу заметил, что Ючану пришло сообщение. Когда же, наконец, увидел, то чуть не сел мимо стула.Срочно свяжитесь с господином Ё по поводу экстренной ситуации!
Простите, вице-президент, Ким, о чем речь? Что именно я должен ему сказать?Стажер Кан, вы шутите? Надеюсь, что да.
Простите…Так, соберитесь, и позвоните господину Ё. Он обещал предоставить мне самолет в экстренном случае. Этот случай настал.
Но, вице-президент, авиакомпании откладывают рейсы. В ближайшее время вылеты совсем запретят.Именно поэтому я и собираюсь лететь частным рейсом, Кан! Мне нужно успеть до того, как обрушится ураган! Я уже выезжаю с проектной точки и буду на месте ориентировочно через час. Делайте, что вам говорят, и не задавайте лишних вопросов!
«Сэюн, ты свихнулся?» Волнение захлестнуло Бёнквана с такой силой, что несколько минут он только и мог, что перечитывать последнее сообщение. Ему никак не удавалось сообразить, что предпринять, нужно ли вообще что-то делать, и о какой проектной точке идет речь. Озарение снизошло на него внезапно. Он вспомнил, что Юн собирался посетить предполагаемое место застройки, где велись исследования грунта и геодезические изыскания. Его компания выиграла тендер на строительство базы отдыха, а потому проектная точка находилась где-то в глубине округа, среди лесов. Как Сэюн собрался успеть оттуда в аэропорт, оставалось загадкой. Но одно Кван осознавал абсолютно точно: Юн уже в пути и либо улетит из Канады, либо погибнет, грохнувшись с небес. Ни один из вариантов Квана не устраивал. Остальное мигом выветрилось из головы. Бизнес-проект? Отделочные работы? Страховка? Выставка? Эти слова потеряли всякий смысл, обернувшись пустым набором букв. Осталось только одно слово, имеющее значение — Сэюн. Все, что волновало, все, чего он хотел — Сэюн. Кван должен был его остановить. Кто-то из подчиненных что-то взволнованно тараторил, мельтеша за спиной, но Бёнкван не вникал. Перед лицом мелькнули какие-то бумажки, и он не глядя подписал их, затем быстро пересек помещение и, проклиная медлительный лифт, спустился на минус второй этаж. Мотор взревел, а мозг отключился. Краем сознания Кван замечал мелькание окон, столбов и витрин, но все это казалось размытым фоном. Пришел в себя он лишь тогда, когда по лобовому стеклу побежали первые дорожки дождя, и обнаружил, что выезжает из города. Он совсем не помнил, как преодолел хитросплетение улиц, и это откровенно испугало. Что, если бы он влетел во встречный автомобиль или остановку?! Тогда никто не помешал бы Сэюну! Небеса рассекла ветвистая молния, и в следующий миг грянул похожий на взрыв гром. Дождь усилился, переходя в ливень. Дворники мелькали из стороны в сторону, но с каждой минутой справлялись все хуже. Снова мелькнула яркая вспышка, и зарычал громовой раскат. Глянув в зеркало заднего вида, Кван похолодел. Позади, там, где остался Торонто, небо превратилось из серого в иссиня-черное. Несколько автомобилей пронеслись мимо в направлении к городу, и Квану представилось, как ураган — огромное чудовище с разверзнутой пастью — пожирает их. «Господи, Юн, и куда ты собрался? Ты же не успеешь, придурок!» Дворники смахнули очередную порцию воды, открыв обзор ровно в тот момент, когда автомобиль Сэюна вынырнул из-за поворота. Как только он проскочил мимо, Кван развернулся, едва не улетев в кювет, и помчался следом. Сердце его рвалось из груди. В ушах шумело. Он сигналил как сумасшедший и кричал, будто Юн мог его услышать, но тот лишь увеличил дистанцию. Квана трясло. Понимая, что больше ничего не остается, он вдавил педаль газа в пол и рванул на встречную полосу. Впереди показался мост, который он сам недавно проезжал. Нужно было успеть до того, как Юн на него въедет. Почему так, Бёнкван не знал, просто чувствовал, что это необходимо. Обогнав авто Сэюна, метнувшееся к обочине, Кван выжал максимальную скорость, на которую был способен пикап, и, когда Юн заметно отстал, резко вывернул руль. Машину закрутило на мокрой дороге, но к счастью, Квану удалось остановиться, перегородив полосу. На это он и рассчитывал. В тот же момент Юн затормозил, едва не въехав ему бок. Бёнкван выскочил из машины, тут же промокнув до нитки, и бросился к чужому авто. Сэюн уже открыл дверцу, намереваясь выйти, когда увидел его. Лицо парня приобрело пепельный оттенок, глаза расширились и заблестели. — Бёнкван?! — воскликнул он. Звук его голоса терялся в шуме дождя и грозовых раскатах. — Откуда ты…. Что ты здесь делаешь? — Разворачивайся сейчас же! — закричал Кван, игнорируя его вопрос. — Тебе не успеть! Забудь про самолет, тебе не позволят подняться в воздух! — Что? — Юн выглядел ошеломленным. — Откуда тебе известно… — Не важно, Юн, надо быстрее валить отсюда! Разворачивайся! — Квана колотило ни то от эмоций, ни то от холода. — Не знаю, как ты нашел меня, но мне нужно ехать, — лицо Юна потемнело. — Убери машину. — Скажи, ты идиот?! — Бёнквану ужасно захотелось вмазать упрямцу. — Убери машину, прошу! Квану показалось, что в глазах Сэюна на секунду промелькнула глубокая печаль. Парень поджал губы, как делают дети перед тем как разреветься. — Умереть решил? — Кван видел любимое лицо так близко, но все, что чувствовал — это вдруг навалившуюся усталость, будто все эти месяцы бежал нечеловечески-длинный марафон. Ни говоря больше ни слова, Сэюн захлопнул водительскую дверь и завел двигатель. Молния, гораздо более яркая и страшная, чем те, что сверкали в небе, пронзила сознание Квана. Он разгадал намерение Сэюна и ужаснулся. Этот баран собирался подать назад и объехать его по встречке! Бёнкван часто слышал, что некоторые люди в стрессовой ситуации думают и действуют гораздо быстрее, чем обычно, но никогда не относил себя к их числу. Он распахнул пассажирскую дверь пикапа и, молниеносно открыв бардачок, схватил ампулу и шприц. Забытые, они колесили с ним уже месяц. Разорвав зубами упаковку, он вытащил шприц и за пару мгновений втянул в него лекарство. Самому Квану происходящее виделось, будто в замедленной съемке, тогда как на деле заняло всего несколько секунд. За это время Юн почти успел завершить свой маневр. В последний момент Кван бросился ему наперерез, едва не оказавшись под колесами. — Ты совсем рехнулся?! — Сэюн с силой захлопнул дверь, двинувшись на Квана разъяренной горой. От злости у него на шее вздулась вена. «Как удачно». Бёнкван сделал шаг навстречу и всадил шприц в шею парня. Юн вскрикнул, и пошатнулся, инстинктивно зажимая шею ладонью. — Ты что сделал? — теперь в его глазах читался испуг. — Это всего лишь снотворное, не бойся. Или ты думаешь, я мог бы убить тебя? — усмехнулся Кван. — Ты псих, — простонал Сэюн, и ноги его подкосились. Бёнкван успел подхватить его и не без труда затолкал в пикап. Он верил, что поступает правильно. Теперь Юну точно ничего не грозило. Они переждут ураган в лесном домике, наконец-то поговорят и решат как быть дальше. Оставалась только одна проблема — машина Сэюна. И тут Квану в голову пришла дикая мысль, что если ее найдут, то быстро найдут и владельца, а значит, помешают всем планам. И потому он решился на поступок, о котором предстояло пожалеть еще не раз.***
— Сэюн, я все объясню… — Не стоит напрягаться, — душу разрывало от злости и обиды. — Я все вспомнил, …Ким Бёнкван. Юн видел, как и без того бледно лицо парня окончательно лишилось всех красок. Побелевшими губами Джейсон ловил воздух не в силах произнести хоть слово. — Ты гребаный псих! — вырвалось вдруг, хотя Юн собирался сказать совершенно другое. — Сэюн… — Джейсон рухнул на пол и по его щекам потекли слезы. — Я верил тебе! Открыл душу! А ты просто…. Черт, ты меня похитил! Ты сам-то понимаешь это?! Хоть немного осознаешь, насколько это ненормально? — Сэюн, прости! Я не мог поступить иначе. Ты бы погиб! — А, так ты действительно мой спаситель?! Окей, как только вернусь в Сеул, выпишу благодарственное письмо! — Зачем ты так, хён?! — Не называй меня так! — рявкнул Юн, и сам испугался резкости своего голоса. — Не называй… — повторил он тише, и голос дрогнул. — Юн, умоляю, выслушай меня! Клянусь, я никогда не желал причинить тебе вред! Все чего я хотел — поговорить. Ты ведь мечтал побыть в тишине где-то на природе, и я хотел дать тебе эту возможность. И просто поговорить! Не более! Но ты вдруг решил уехать, и я испугался. Я подумал, что ты можешь больше не вернуться. Я не мог, понимаешь? Не мог снова тебя потерять! — Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит. — Я знаю, знаю! Но я чувствовал…. Мне казалось…. Если бы ты только мог представить, что мне пришлось пережить после новогодней ночи! — А я представляю. Видел фотки. И записки читал. И вот, что я скажу тебе, Джейсон: я сгорал каждый гребаный раз, когда получал от тебя что-то! Понимать, что ты где-то рядом, но держать лицо перед бизнес-партнерами, это требует определенной доли мастерства. Знаешь, чем я компенсировал угробленные нервы? Таблетками. Я чуть не снаркоманился к хренам из-за твоих подарков! Вот зачем? Зачем ты продолжал меня преследовать? Я ведь говорил, что мы не можем общаться, отдалился, пока не стало поздно. Так зачем?! — Я люблю тебя, Сэюн. Голос Джейсона прозвучал так ровно и чисто, будто неспешно бегущий между камнями ручей. Его лицо расслабилось и приобрело выражение отрешенной задумчивости, как у некоторых душевнобольных. — Боже, Джей, не говори мне этого больше! — простонал Юн, заламывая руки. Это было невыносимо! Лучше бы Джейсон продолжал плакать, накинулся бы на него с кулаками, кричал, матерился! Но видеть его таким ангелоподобным Юну было невмоготу. — Если ты хотел отдалиться, пока не стало поздно, — тем временем негромко продолжал Джей, — тебе не следовало целовать меня в тот день. Юн зарылся пальцами в волосы и поморщился, будто получил удар под дых. Он и сам чувствовал, что это было ошибкой. Он не должен был позволить чувствам затуманить разум. Нужно было вовремя остановиться, тогда, возможно, все сложилось бы иначе. Но если бы возник шанс вернуться, смог ли бы он удержаться? Ответ, мелькнувший короткой вспышкой, тяжелым приговором лег на плечи. Но признавать свою вину было больно. Куда проще было швырнуть ее за чужую спину. — По-твоему это оправдание тому, что ты натворил? Один маленький поцелуй? — взвился он. — Я ничего не обещал тебе! Я говорил, что все кончено! Нормальный человек понял бы и отступил! Джейсон вдруг покраснел и поднялся с пола, бросив на Юна колючий взгляд. — Нормальный человек?! Нормальный человек объяснил бы причины, не заставляя другого мучиться догадками и копаться в себе! Я, может, и псих, но ты поступил как свинья! Просто ушел в закат, ничего не сказав! Знаешь, каково это — выискивать в себе и своих действиях то, что заставило любимого человека молча свалить, уйти, не удостоив даже пары слов на прощание? Это похлеще средневековых пыток с крысами в кувшине, потому что сжирает изнутри! — У меня были свои причины! — Причины мучить меня?! Очень интересно! Так и будешь оправдываться у ворот ада! — Не делай из меня монстра! Здесь не я преступник! — Да, не ты! Ты хуже! Я нарушил людской закон, а ты — тот, что разбирает инстанция повыше! — Не надо грозить мне богами! — Не надо пугать меня тюрьмой! — Я ни слова не сказал о ней! Они оба замолчали и, тяжело дыша, уставились друг на друга. — Почему ты ушел? — наконец произнес Джей. Он растерял былой пыл, и голос его наполнился нотками глубокой грусти. — Хотя бы сейчас скажи, умоляю, — слезы вновь блеснули в его глазах. Сэюну понадобилось время, чтобы снова мысленно окунуться в тот вечер, когда он пошел на поводу у чувств. Ему не стоило этого делать, но если бы не вмешательство извне, катастрофы можно было избежать. Юн многое бы отдал за то, чтобы никогда не вспоминать следующее утро. — Нас видели, — ответил он, отводя взгляд. — Какой-то козел заснял наш поцелуй. Нам очень повезло, что он оказался весьма ушлым парнем. Вместо того чтобы слить снимки газетам, сначала предложил их выкупить моему отцу, — говоря это Юн чувствовал во рту привкус гнили. Ему было тошно от этих воспоминаний. — Твою ж… — Джей прикрыл глаза и сжал кулаки. — Но почему ты молчал? Почему не мог рассказать мне это?! — Господи, Джейсон! — взорвался Сэюн. — Да потому что мне было четко сказано, что любой контакт с тобой приведет к тяжелым последствиям для нас обоих! Я не должен был приближаться к тебе и на метр! Не ты один сын влиятельного человека, я тоже наследник семейного бизнеса! Мне нужно было думать о компании! И о том, чтобы не навредить тебе! Я итак дал слабину тогда — в новогоднюю ночь. Если бы отец узнал… — Ты бы мог просто написать мне! Всего лишь одно сообщение, и не было бы всех этих мучений! — Да неужели? И никаких уговоров о встречах? Никаких переписок с тайных номеров? Джейсон, признай, ты бы отравлял меня этим. И я бы сдался. Ничем хорошим это бы не кончилось! — А теперь, значит, все радужно? — Но не я виноват в этом! Я сделал то, что должен был! Это ты съехал с катушек! — Да, ты прав. Я сошел с ума. Сдвинулся, чокнулся. Какие там еще синонимы есть? — Не важно, — отрубил Юн. — Просто дай мне уйти. Джей тихо ахнул. — Нет, Сэюн, нет, пожалуйста… — Никто не узнает о случившемся, не бойся. Я что-нибудь придумаю, — Юн старался выглядеть уверенным и непреклонным, хотя сердце щемила тоска. Он любил этого чертового идиота! И тем больнее ему было сознавать, что они оба натворили. — Я не могу, Сэюн. Я…. Я умру без тебя! — Джейсон бросился ему на шею. — Пожалуйста, останься. Давай вместе решим, что делать? Умоляю. Умоляю, хён! — голос его окончательно сорвался. Он хватался за чужую футболку и причитал, покрывая невесомыми поцелуями шею, скулы, мочку уха и снова шею. — Джейсон, прошу, остановись, — Юн пытался увернуться от поцелуев, но ничего не выходило. — Прости меня, я виноват, — хрипел Джей, его начинало колотить. — Я дурак, псих, как хочешь. Только, пожалуйста, останься. — Да успокойся же ты! — Юн тряхнул парня, отцепив, наконец, его руки от футболки. — Это. Все. Неправильно! — отчеканил он. — И я ухожу, — он уверенным шагом направился к выходу. — А что правильно? Избегать друг друга? — закричал Джей надорванным голосом. — Мечтать об объятиях и рвать на себе волосы от одиночества? Или жениться на тех, кого родители подберут? Слышать это было ужасно больно. Юн закусил губу, сдерживая эмоции, и вышел, со всей силы хлопнув дверью. Оказавшись на улице, он вдруг осознал, что не знает, куда двигаться. Невдалеке стоял заведенный пикап, но куда было ехать? Юн не знал дороги. Этот дом и лес, которые он так полюбил, стали для него тюрьмой. Тюрьмой, в которой невыносимо было больше находиться, и в которой до боли хотелось остаться. Юн ненавидел Джейсона за то, что он сделал, и в равной степени любил. Он проклинал себя, но считал, что все делал правильно. Он разрывался надвое. Ноги понесли его прочь, и Юн бездумно шел вперед, терзаясь внутренними противоречиями. Он обогнул дом и вскоре оказался у мшистых камней, за которыми прятался злосчастный сарай. Если бы Юн так и не смог его открыть пару часов назад, как долго Джейсон обманывал бы его? И вернулись бы воспоминания позже сами по себе? Быть может, ему не следовало узнавать все так? Может, Джей сам потом признался бы? Смог ли бы он простить его? И возможно ли это сейчас? Крик Джейсона не сразу дошел до его сознания. Парень звал его так истошно, что сердце обливалось кровью. Спустя минуту младший оказался рядом. На нем не было лица. — Ты не можешь уйти! — заявил он, пряча что-то за спиной. На его щеках блестели дорожки слез, а зубы стучали, будто он замерз. — Я не позволю. В груди вспыхнул гнев. Как он смеет после всего случившегося говорить в таком тоне?! Юн не ручной зверек, чтобы ему приказывать! — Ты не имеешь права меня удерживать, — нахмурился он. — Я обещал, что не заявлю на тебя, но если ты продолжишь в таком духе, то я заберу свое слово назад, — он развернулся и пошел прочь. Вряд ли выбранное направление было верным, но ему хотелось уйти подальше, чтобы не видеть Джейсона. — Вернись в дом! Слышишь?! Хён! — в голосе Джея слышалась зарождающаяся истерика. — Вернись сейчас же! Ты не можешь уйти! Ну, пожалуйста, Сэюн, прошу тебя! Хён! Хё-ён! Я сказал, стой! В тот момент, когда Юн поравнялся с сараем, раздался хлопок. Эхо тут же разнесло его по подлеску. Юн замер от неожиданности. Ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать — это не просто хлопок. Это выстрел! Обернувшись, он увидел, что Джейсон сжимает направленный в небо пистолет. А затем…он опустил руку, направив дуло на него. — Я не хочу этого делать, хён, — то, что его бьет дрожь, было видно издалека. — Просто вернись, прошу. Давай все обсудим. Юн любил его с первого дня их знакомства. Любил, ненавидел, обожал и вновь ненавидел. Чувства сменялись, растворялись друг в друге и смешивались, образовывая что-то новое и странное. Но еще ни разу до этого момента Юн по-настоящему не боялся его. Теперь же, смотря на дрожащие руки, сжимающие оружие, он испытывал неподдельный ужас. Неужели Джейсон способен зайти так далеко? Неужели он действительно сошел с ума? — Джей, прошу, убери это, — Юн медленно поднял ладони и отступил на шаг в сторону распахнутой двери. — Вернись в дом, — всхлипнул младший. — Ты же понимаешь, что делаешь хуже? Разве так поступают с любимыми людьми? — Я ничего не делаю. Просто не уходи. «Господи, Джейсон, ты болен…» — Я здесь, — Юн продолжал говорить спокойно, но это давалось сложнее с каждой секундой. Он и сам был на грани срыва. — Я никуда не денусь. Опусти пистолет, пожалуйста. Ты меня пугаешь. — Боже, хён, прости! Я не хотел, чтобы до этого дошло, — Джей плакал, но оружие не опускал. Позади от дуновения ветра скрипнула дверь, и Юна озарило. — Джейсон, родной, — начал он, — это ты меня прости. Ты прав, мы должны все обсудить. Прости, мне так жаль. Я идиот…. Иди сюда, — он развел руки для объятий. Размазав слезы тыльной стороной ладони, Джей пару мгновений помялся на месте, затем, шумно вздохнув, двинулся в его сторону. Он прижался всем телом — дрожащий, какой-то необъяснимо-хрупкий, почти прозрачный — и прошептал что-то. Юн не расслышал. Все мысли его были сосредоточены на том, что он собирался сделать, и страх ненадолго сменился горечью и чувством вины. Он поднял заплаканное лицо Джея и поцеловал совсем как в тот декабрьский день. Как страстно хотелось ему все вернуть и исправить! Увы, это было невозможно. Почувствовав, что Джейсон расслабился, он резко вырвал пистолет из его бледной ладони и прежде, чем парень успел сообразить, втолкнул его в сарай. Чтобы поднять с земли замок много времени не понадобилось. Джейсон закричал и толкнул дверь изнутри, но безрезультатно. Сэюн не защелкивал замок, а потому рано или поздно, Джей должен был справиться, но дожидаться этого Юн не собирался. Забросив пистолет подальше, он побежал к пикапу. Джей заглушил его, но ключи по-прежнему торчали в зажигании. Да, Юн не знал дороги к шоссе, но ему был известен другой путь. Он проехал вглубь леса насколько мог, пока поваленные деревья не стали сплошным препятствием. Тогда он бросил машину и продолжил движение, ловко перелезая через стволы и камни. Пару раз он останавливался, чтобы прислушаться, потому что ему чудились чужие шаги. Джейсон ужасно напугал его, и этот животный страх гнал его вперед. Завидев знакомую гравиевую площадку, Юн чуть не закричал от радости. Но он боялся издавать лишний шум. Ему виделось, что вот-вот из-за какого-нибудь дерева покажется Джей с пистолетом в руках и выстрелит в него. Юн на ходу скинул обувь и, не раздумывая, нырнул в ледяную воду. В первую секунду она даже показалась ему горячей, а затем дыхание перехватило, и он едва не пошел ко дну. Справившись с шоком, он вынырнул и, собрав все силы, рванулся в сторону дома на противоположном берегу. Он абсолютно точно видел в нем свет перед грозой, а значит, была вероятность, что и спустя два дня там еще кто-нибудь оставался. Вот только Юн не рассчитал свои силы. Мышцы и легкие горели, а берег оставался все так же далеко, будто он барахтался на месте. Вдобавок к его несчастьям вскоре налетел ветер, и восток начало затягивать тучами. Юн решил, что это конец. Неужели так глупо и нелепо должна была оборваться его жизнь? В двадцать девять лет, в чужой стране, посреди холодного озера? Нет, не так он ожидал встретить смерть. И не должен был позволить сломить себя ни потемневшей озерной воде, ни накрапывающему дождю! Через боль, неимоверными усилиями он заставил тело слушаться. Он двигался вперед на пределе возможностей и молился. Юн никогда не считал себя набожным, но теперь молился неистово, и это помогало бороться. Когда он выбрался из воды, противоположный берег скрылся за пеленой дождя. Из последних сил Юн преодолел еще несколько метров и свалился на траву. Он хотел позвать на помощь, но не мог. Воздух со свистом вырывался из горла, голос пропал. Схватив лежащий рядом камень, Юн бросил его в сторону дома. Плечо прострелила адская боль. Послышался звон разбитого стекла, затем тяжелые шаги и щелчок ружейного затвора. — Ты кто на хрен такой? — пробасила размытая тень, клонившаяся над ним. — Помогите, — задыхаясь выдавил Юн и отключился.