Привет. Документы уже готовы, можешь забрать их сегодня. Пишу, потому что куча работы, и сам могу забыть. Надеюсь, что сможем увидеться.
Оставаться дома было незачем. Он сделал все, что было нужно, а бесцельно перебирать струны (привычка последних дней) уже надоело. Быстро собравшись, Кван покинул квартиру и направился в больницу. Не самым, правда, прямым путем. Яркое весеннее солнце отражалось от синих окон офисного здания. Люди — улыбчивые и разморенные теплом — прохаживались мимо со стаканчиками холодного американо и пестрыми пакетами из соседних бутиков в руках. Казалось, еще недавно все кутались в шарфы и пальто, а теперь повсюду мелькали цветные юбки, тонкие кардиганы нараспашку и идеально отглаженные костюмы. Бёнкван сидел в машине, наблюдая за размеренным ритмом города, и представлял, как там, на семнадцатом этаже, в своем кабинете Сэюн решает рабочие вопросы. Как отдает распоряжения и подписывает приказы, поглядывая на часы. От этих мыслей Кван невольно заулыбался. Это было, наверное, сродни мазохизму — быть так рядом с дорогим сердцу человеком и не иметь возможности просто поговорить с ним, но осознание того, что их разделяет лишь несколько этажей, дарило странное по своей сути удовлетворение. Приятно было ощущать, что Юн так близко. Видеть его всего несколько секунд выходящим из здания и садящимся в машину, или наблюдать, как он делает заказ в любимом ресторане, знать, что рядом с ним лишь помощники, и он не имеет времени и возможности дарить кому-то свои чувства, полностью отдавшись работе, — вот что составляло шаткое, тонкое, болезненное счастье Квана. Беспокоили лишь две вещи: то, как упорно Юн отказывался от его подарков, отсылая их обратно, и то, как страшно он похудел. Лежащий на пассажирском сидении телефон съехал в сторону от вибрации. Кван сейчас же схватил его.Стажер Кан, два холодных кофе в кабинет вице-президента, будьте добры. И побыстрее.
Да, помощник Пак Бёнкван сочувственно улыбнулся. Джунхи до сих пор не доверил парню ни одного серьезного задания, чтобы тот мог хоть как-то проявить себя. Все его обязанности сводились к доставке кофе, резервированию столика в ресторане и покупке билетов на поезд, если в самолете не было необходимости. Ну и к копированию бумаг, конечно. Даже авиабилеты Джун доставал сам. Впрочем, и в Ючане Кван не замечал особо рвения. С гораздо большим интересом парень засиживался в барах с друзьями, если выпадала такая возможность. Хотя все чаще именно Кван вытаскивал его куда-нибудь. Они, возможно, могли бы подружиться, если бы у Квана не было на парня своих планов. Самым большим пороком стажера была его болтливость. Стоило алкоголю ослабить его самоконтроль, как он вываливал все о тяготах своих рабочих будней. Бёнквану иногда начинало казаться, что он тоже работает на Юна, настолько хорошо он знал о жизни его офиса. Имена сотрудников, их привычки, сплетни и даже цвет коврового покрытия, — Кван знал все. И пользовался этим. Если бы ему хватило смелости, он бы мог без труда попасть в кабинет вице-президента. С каждым днем ему все больше хотелось наконец-то поговорить с ним. Он пытался объясниться через подарки и короткие записки без подписи, но Юн на контакт не шел. Это безумно расстраивало, но Бёнкван решил во всем искать светлые стороны и старался довольствоваться тем, что имеет, периодически все же предпринимая попытки уговорить Сэюна о встрече. Через пару минут после полученного сообщения, Ючан показался на улице. Он быстрым шагом направился в сторону любимой кофейни начальства, как вдруг пришло еще одно сообщение от Пака:Отбой. Мы с вице-президентом едем на обед.
Кван видел, как Ючан сжал телефон и возвел глаза к небу, пытаясь сдержать гнев. Он даже притопнул ногой. Это было очень смешно. Затем он развернулся и пошел в другом направлении — туда, где обычно обедал сам. Сэюн с помощником вышли почти через десять минут. Пак, как всегда, разговаривал по телефону, тормозя при этом такси. Это было странно. Обычно в обед они ходили пешком в небольшое заведение на углу, а после работы ехали в любимый ресторан Юна на его авто. Но на этом странности не кончились. Такси, за которым следовал Кван, ехало в совершенно непонятном направлении. Оно долго петляло по центру, затем съехало на менее оживленные улицы, и через некоторое время остановилось в тихом райончике возле какой-то невзрачной забегаловки. Кван затормозил чуть поодаль. Он видел, как парни вышли из машины и скрылись за стеклянной дверью. Подъехать ближе и остаться при этом незамеченным не представлялось возможным: улица была узкой и пустынной, так что даже такой блеклый автомобиль точно привлек бы внимание посетителей. Бросив машину, Кван надвинул на глаза кепку и нацепил черную маску. За это он любил Корею больше любой из стран, в которых ему приходилось бывать: люди в масках на пол-лица давно стали здесь такой обыденностью, что никто не обращал на них внимания. Ему очень повезло. Во-первых, сиденья в этом странном заведении имели высокие спинки, во-вторых, место рядом с Джунхи и Сэюном было свободно, в-третьих, музыка играла довольно тихо, позволяя расслышать их разговор. Чтобы не выдать себя голосом, Кван сделал заказ, не глядя ткнув в меню, и тихонечко сел позади Сэюна. От мысли, что их спины разделяет лишь перегородка, по телу пробежал табун мурашек. — Не знаю, Джун. Я просто устал, — голос Юна звучал так печально, что Кван невольно замер и на пару мгновений перестал дышать. — Я не справляюсь. Боюсь, что сорвусь и подведу всех. — Не говори ерунды, Юн, — ответил помощник Пак твердо, — никого ты не подведешь! Ты прекрасно выполняешь свою работу. Но отдых тебе действительно не обходим. Таешь буквально на глазах. Бросить все сейчас невозможно, думаю, ты и сам это понимаешь. Но как только мы заключим эту сделку, будь добр уйти в отпуск. И меня с собой прихвати. — Да, ты прав. Мне нужно…. Боже, Джун, если бы ты только мог понять, что я чувствую! — Сэюн, солнце, что я могу о тебе не знать? Я вижу тебя почти двадцать четыре на семь. Я понимаю, что история с Чжуён крепко по тебе ударила, но ведь все позади, так? Мы выпутались из этого дерьма. Пора отпустить эту ситуацию и двигаться дальше. — Да не в этом дело…. — Ну, так просвети меня. Что я упустил? Сэюн молчал некоторое время, потом выдавил: — Не могу. — Отлично! — возмутился Джунхи. — И с каких это пор у тебя секреты от меня? Я в чем-то провинился и не заслуживаю твоего доверия? — Джун, ты… — Знаю! Я идеальный помощник и прекрасный друг. Поэтому-то ты и платишь мне такой монетой! Первыми всегда страдают лучшие. — Умирают, — поправил Юн. — Что? — Говорится: первыми всегда умирают лучшие. — Да с тобой я точно скоро коньки отброшу! Ты же абсолютно невыносим! Никогда меня не слушаешь! — С Чжуён вот послушал…. — А-а-а. Ну давай, давай, попрекай меня этим всю жизнь теперь. Господи, забери меня к себе! — Не ори, Джун. Голова итак тяжелая. Некоторое время парни молчали, и Кван начал нервничать. Он страстно желал видеть лицо Сэюна, хотел взглянуть в его глаза и попытаться понять, что творится у него в душе. Но понимал, что не может. Он начал непроизвольно трясти ногой, а заметив это, рассердился на себя. Наконец Джунхи снова заговорил. Тон его был серьезен: — Это та сумасшедшая поклонница? — Что? — Сэюн явно находился в не меньшем недоумении, чем Кван. — Тебе плохо из-за подарков этой сумасшедшей? Что такого она пишет тебе? Если хочешь, мы можем пригрозить ей судом за преследование. — Нет, Джун, не надо. Это не оттого… ни при чем…. В общем, не стоит ничего предпринимать. Пожалуйста. Квана поразила горячность, с которой ответил Юн. Сердце ударилось о грудную клетку как-то особенно больно. — Хорошо, хорошо. Чего ты завелся? — удивился Пак. — Не хочешь, не надо. Я просто предложил. — Забудь, — Сэюн помолчал. — Знаешь, я бы хотел уехать куда-нибудь в глушь. Снял бы какой-нибудь домик в лесу или на берегу реки на целый месяц. Чтобы ни интернета, ни телевизора. Только неприкосновенная природа вокруг. — И чем бы ты там занимался? — в вопросе помощника читался явный скептицизм. — Жуков бы ловил? Жевал бы кору и запивал речной водой? Не смеши, ты с ума сойдешь без компьютера. — Нет, Джун. Поверь, иногда тишина и безмятежное спокойствие — это лучшее лекарство. — С этим я согласен. Поэтому и отдыхаю в прекрасных отелях с чудесным видом, большими бассейнами и первоклассным обслуживанием. — Это не одно и то же. — Именно, друг мой! Это отдых. А то, о чем говоришь ты — выживание. — Ладно, чувствую, нам не прийти к консенсусу в этом вопросе. И вообще, мы что-то засиделись. Вызывай такси, я пока воздухом подышу. Бёнкван услышал, как Юн поднялся, и весь съежился, уткнувшись в телефон. Но совладать с соблазном увидеть Сюэна хоть немного все-таки не смог. И слегка приподнял голову, выглядывая из-под козырька, когда тот прошел мимо. Сердце принялось отбивать частую дробь, лицо запылало. Безумно волнительно было видеть Юна так близко. А ведь всего несколько месяцев назад он целовал его… Голос Джунхи раздавшийся за спиной заставил напрячься и снова опустить голову. Джун тоже прошел, не обратив на него внимания, и вскоре парни уехали на подкатившем такси. Кван продолжал сидеть перед наполненной доверху тарелкой, глотая беззвучные слезы. — Нет, Донхун, нет. Я не псих! — Кван скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Он только что вернулся от своего лечащего врача, и теперь они с Хуном «воевали» в кабинете старшего. — Я и не говорю, что ты псих. Я говорю об эмоциональном напряжении. И Юхён именно это имела в виду, когда направляла тебя к психотерапевту. — Не хочу, чтобы кто-то копался в моей голове! — Но если это тебе поможет, Квани? — А если сделает хуже? Эти мозгоправы только болтать и умеют. — В нашей больнице шарлатанов нет, — Хун выглядел оскорбленным. — Это дипломированные специалисты, которые помогли сотням людей. Ты же и сам понимаешь, что Юхён права, зачем упрямишься? Бёнкван опустил руки и поджал губы, превратившись в маленького мальчика. — Я понимаю, что это все из-за переживаний, кучи мыслей и все такое. Но я не хочу ни с кем делиться сокровенным. — Но ведь доктор никому не расскажет об этом. Слышал же о врачебной тайне? — Донхун подошел к младшему и взял его ладони в свои. — Да, но как можно быть уверенным, что мой врач следует этому правилу? — Если бы не следовал, вылетел бы с треском отсюда. — Но ведь начальство может и не знать. — Квани, — Хун заглянул в его глаза, — ты же доверяешь мне. Бёнкван покраснел. — Это ни одно и то же! Ты мой брат! А откровенничать с чужим человеком…. — …способным тебе помочь, не такая уж плохая затея. Бёнкван отступил на шаг и спрятал руки за спину. — Знаешь, почему я перестал видеться с мамой? Потому что все встречи сводились к тому, что она пыталась послать меня к психологу. Она до сих пор считает мою ориентацию чем-то вроде болезни или внушением извне. И полагает, что это можно вылечить разговорами. Ты тоже так думаешь? — Что? — Донхун потерял дар речи и несколько мгновений ловил ртом воздух. — Нет. Нет! Как ты мог подумать такое?! Нет! Боже, Квани! — Хун обхватил младшего и сжал в крепких объятиях. — Даже на секунду не смей больше во мне сомневаться! Слышишь?! Я понимаю тебя и полностью на твоей стороне! Господи, какой же ты дурак. Кван обнял брата в ответ. Каким-то уголком сознания он понимал, что тот прав. Но согласиться было так сложно! Донхун разорвал объятия, усадил Бёнквана на диван и опустился рядом. — Послушай, — начал он, — давай рассуждать логически. Ни одна болезнь из ниоткуда не берется, так? — Так, — кивнул Кван. — У всего есть причина. Установив ее, мы найдем и способ лечения. Верно? — Угу. — Обследования показали, что физиологических причин для твоей бессонницы нет. По крайней мере, изначально не было. Значит, мы имеем дело с…противоположной сферой. Согласен? — Допустим. — Самый простой ответ, который напрашивается, это стресс. Он тоже с небес не сваливается. Тогда нам нужно понять, отчего он развился. — К чему ты клонишь? — Подумай: ссора с родителями, стремление найти себя и свое место в жизни, неразделенная, — Хун запнулся, — неразделенная любовь, резкая перемена распорядка…то есть резкая перемена…в общем, переезд и налаживание быта с нуля — все это в совокупности могло привести к тому, что мы имеем. Как считаешь? — Кажется слишком очевидным. — Может быть. Но часто именно то, что лежит на поверхности, оказывается истинным. И хорошо, если все действительно обстоит так, и проблема не зарыта глубже. Но даже с этим в одиночку справиться очень нелегко. Ты уже не справляешься. А я при всем желании не могу дать тебе необходимую помощь. Только специалист может точно во всем разобраться и назначить правильное лечение. Мне больно смотреть на то, как ты мучаешься. Неужели тебе себя не жаль? А меня? Если так продолжится, мне придется лечь под нож своих коллег. — Хуни, это нечестно, — прошептал Бёнкван. — Не честно? Увядать молодым, не попытавшись исправить положение, — вот что не честно. И по отношению к близким, которые волнуются, и по отношению к самому себе. — Хорошо, я понял, — Кван отвел взгляд. — Я обязательно подумаю над этим. Обещаю. Но пока…. Пока можешь попросить у Юхён более действенное средство для меня? — Хорошо, я поговорю с ней, — Донхун слегка коснулся губами лба младшего и встал, направляясь к двери. — Не забудь документы для приюта. В верхнем ящике. Похоже, все стало совсем плохо, потому что вместо таблеток Юхён вдруг назначила инъекции. Кван просмотрел несколько роликов о том, как вводить их самостоятельно, ужасаясь от мысли, что довел себя до подобного. Донхун был прав. Он всегда был прав. В их семье именно он отвечал за здравомыслие. Кван это понимал, но вместо того, чтобы согласиться с его доводами и обратиться к психотерапевту, молча приобрел назначенный препарат. Природа не просто наградила Хуна рациональностью, а видимо отдала ему всю, не оставив Квану ни капли. Оказавшись дома уже вечером, Бёнкван вытащил из холодильника мясо для ужина, чтобы то успело разморозиться, зачем-то протер пыль в гостиной, хотя совсем недавно делал это, и потратил кучу времени на разбор электронной почты. В общем, он делал все, чтобы оттянуть время. Затем, поймав себя на этом, собрался, внимательно прочел инструкцию к лекарству, как следует вымыл предательски дрожащие руки и наполнил шприц. Как вообще до этого дошло? Как он позволил себе так опуститься? Он — взрослый человек — оказался беззащитным как ребенок перед жизненными обстоятельствами. Они сломили его. При том, что он совершенно не чувствовал этого в студии, ощущая на репетициях небывалый душевный подъем, наедине с собственными мыслями он проваливался в омут жалости к себе. Не всегда, но все чаще ему казалось, что внутри разрастается пустота. Черная дыра. Он ловил моменты жизни Сэюна, мысленно подрисовывая себя рядом, радовался этому и почти сразу погружался в уныние. Ведь это была лишь иллюзия счастья. Он пытался сам себя убедить в обратном, верил на время, а потом горько разочаровывался. Раз за разом. Изо дня в день. «Нормальные люди не ведут себя так». Он не был психом. Или не хотел им быть. Боялся. Все слишком запуталось. Как было теперь разобрать где добро, а где зло, и кем является он сам? Разве хорошие люди преследуют других? Разве ставят на чужие телефоны шпионские программы? Посылают тонны подарков тому, кто упорно от них отказывается? Но ведь он не хотел никому навредить. Все это было сделано из-за любви… Хлопнула входная дверь, и раздался голос Нама: — Я дома! Кван понял, что нужно торопиться и поднес иглу к коже, но остановился буквально в миллиметре. Он не мог этого сделать. Потому что боялся. Ни столько боли, сколько того, что несет в себе это лекарство. Оно было мостом, по которому он сбегал от проблем. Слишком простой путь, ведущий к оазису, которому суждено быстро пересохнуть. Он мог бы дойти до моря, но тогда пришлось бы преодолеть высокие дюны. Это требовало усилий и терпения, а Кван был слишком слаб. Бросив шприц в раковину, он спрятал лицо в ладони и заплакал от ненависти к своей слабости и жалости к несчастному запутавшемуся мальчику внутри. — Бикей, у тебя там все в порядке? — Нам тихонько постучал в дверь. — Д-да, — всхлипнул Кван. — Я могу войти? — Нет! Но Нам уже открыл дверь и широко открытыми глазами уставился на него. — Бикей, ты что, плачешь?! — Нет, — Кван отвернулся, смахивая слезы, — уйди, прошу. — А это что за хрень?! — макнэ указал на шприц. Лицо его побледнело. — Лекарство. Врач выписал вместо таблеток. — Все настолько паршиво? — Нам подошел ближе и вдруг обнял сидящего на краю ванны Квана. — Что с тобой творится, Бикей? Почему ты ничего мне не рассказываешь? Я ведь волнуюсь. Скажи, чем я могу помочь тебе? — Да ничем, Нам, — вздохнул Бёнкван и почувствовал, как ком подступает к горлу. Он попытался взять себя в руки, досчитав до десяти, но уже на четырех его прорвало: — Если бы ты только знал, какой я урод! — Что за чушь?! — возразил клавишник. Но Кван его уже не слышал. — Я такого натворил! Это так мерзко, так ужасно! Мне бы за такое в тюрьме гнить или в психушке! — слова звучали невнятно из-за рыданий. — Я ведь это понимаю, но чёрт! Не могу остановиться! Знаю, что должен, и тону все больше. Если бы от этого страдал только я, но ведь я и других людей тяну за собой в болото! Хун, мама, отец, Юн, Чан, даже ты и ребята — я обманываю всех. Я так заврался, что уже сам не понимаю, что — правда, а что — ложь. И не знаю, как из этого выпутаться! — Алло, Бикей, ты чего?! Успокойся! — Нам принялся трясти его, приводя в чувства. — Какая тюрьма? Какая психушка? Те таблетки точно от бессонницы были? — парень сел на корточки и взгляну в опухшие глаза друга. — Значит, слушай сюда: ты — хороший человек. Это я тебе как сосед говорю. Ты лучший из всех, кого я когда-либо знал. И не смей поливать себя грязью! От этих слов Бёнкван почувствовал себя еще хуже. Нам, милый Нам. Он не видел в нем ничего дурного, не подозревая, что живет с чудовищем. Новый поток слез задушил Квана. — Ну, во-от! — всплеснул руками макнэ. — Что за королева драмы укусила моего Бикея? Давай, успокаивайся. Нефиг себя мучить! — Нам отложил шприц в сторону, включил холодную воду и помог Бёнквану умыться и промокнуть лицо полотенцем. — Я готов даже проявить верх своих кулинарных способностей, если ты пообещаешь больше не пускать сопли. Идет? — Каких способностей? — неловко улыбнулся Кван. — Ты же максимум чайник ставить умеешь. — Именно, — подмигнул Нам и вышел из ванной. Они долго пили чай, наблюдая за говорящими головами в телевизоре, и молчали. Нам ни о чем не спрашивал, и Бёнкван был ему благодарен. В какой-то момент ему даже подумалось, что, может, младший прав, и он не преступник. Может, он просто слишком сгустил краски? Макнэ уже задремал, когда Кван с виноватым видом потряс его за плечо. — Чего тебе, лунатик? — буркнул тот. — Прости, что бужу. Но я не могу сам справиться. Можешь…. Можешь сделать мне укол? Нам вздохнул и принял протянутый шприц. Бёнкван даже почувствовать ничего не успел и лишь порадовался, что живет с сыном медицинских работников. Лекарство подействовало быстро. Настолько, что ноги почти сразу стали ватными. Засыпая рядом с макнэ, он представлял, что однажды обнимет перед сном Сэюна. — Жаль, что вы так скоро уезжаете, — вздохнула пожилая женщина в опрятном, но немного потрепанном временем костюме, и протянула Квану бумаги. — Вы очень понравились нашим воспитанникам. — Они мне тоже очень понравились, — улыбнулся Бёнкван. — Славные ребята. Но, увы, нужно возвращаться. — Надеюсь, вы еще побываете у нас. — Когда-нибудь обязательно. Кван вышел из кабинета директора приюта и взглянул на часы. До поезда оставалась еще пара часов. Ему и в самом деле не хотелось покидать это место. Кто бы мог подумать, что на этом маленьком клочке земли в Кванджу, где никогда не смолкали детские голоса, он найдет такое умиротворение. Он будто и сам стал маленьким мальчиком, позволив себе отпустить все тревожные мысли и бегать с ребятней с утра до позднего вечера. Во что они только не играли! Он даже удостоился звания худшего вратаря. Он ел с детьми за одним длинным столом, и их простой обед казался ему бесподобным. Потом они рисовали, лепили, укладывали младших спать и снова убегали на поле гоняться за мячом. А ночью…. Он давно так прекрасно не спал. Испытанные по-детски чистые эмоции вкупе с лекарством подарили ему приятные сны и легкое пробуждение под перешептывание за дверью его комнаты. Дети уже ждали его. Вместо положенных двух, он провел здесь три дня. И вот — на исходе третьего — должен был возвращаться в Сеул. Как только он вышел из здания, на нем сразу кто-то повис. Маленькая девочка с необыкновенно выразительными глазами, в которых можно было разглядеть всю глубину ее души, взглянула на него снизу вверх. — Вы же еще приедете, да? — спросила она и забавно выпятила нижнюю губу. — Может быть, — Кван погладил ее мягкие волосы. — Спасибо за подарки. Мне очень альбом понравился. Я уже много-много нарисовала. — Это здорово. Может, станешь художницей когда-нибудь. — А вы придете смотреть выставку? — Твою выставку? Конечно, приеду. Если ты не забудешь меня пригласить. — Не забуду, — девочка озорно улыбнулась и оглянулась на подружек, зовущих ее. — Пока! — отбежав, она помахала Квану пухленькой ручкой, и остальные девочки последовали ее примеру. Бёнкван помахал им в ответ и направился в сторону дороги. Вещей у него было немного, они все поместились в небольшой рюкзак за спиной. Вечерело, и от наступившей прохлады Кван передернул плечами. Ему нравилось это. Нравилось чувствовать движение воздуха и запахи, слышать птичьи трели и шуршание гравия под подошвой ботинок. Он чувствовал себя живым. До станции было рукой подать, поэтому он не торопился. Его путь шел вверх и пролегал через удивительную природную арку, образованную кронами деревьев. Кван, задрав голову, любовался на то, как закатное солнце теряется в ветвях, продвигаясь черепашьим шагом. Когда он вышел на открытое место, взору его открылись владения приюта. Он видел фигурки детей и даже слышал их едва доносящиеся сюда голоса. Губы сами собой расплылись в улыбке. Та девочка, что говорила с ним последней, кажется, ее звали Бора, всколыхнула что-то в его душе. Бёнкван в какой-то степени завидовал ей. И всем воспитанникам. Да, их наверняка ждала нелегкая судьба, но прелесть детских лет и заключается в том, что ты не думаешь о будущем, как о чем-то трудном. Ты видишь в нем лишь свои исполнившиеся мечты, и это делает тебя счастливым. Взрослея, переживая различные тяготы, ты начинаешь бояться встретить их вновь, и грядущее уже не видится таким безоблачным. Чем больше он отдалялся от приюта, тем сильнее неопределенность собственной жизни начинала давить на плечи. Тот маленький островок спокойствия, где можно было ни о чем не думать, скрылся за поворотом, и настала пора заглянуть внутрь себя. Нужно было что-то решать. Кажется, мысль о том, как следует поступить, однажды за эти дни промелькнула в голове. Кван ухватился за нее и принялся распутывать как клубок ниток. Да. Все было верно. Он решил все прекратить и двигаться дальше к той мечте, о которой грезил всю сознательную жизнь. Он хотел выступать, писать музыку, колесить с турами. Пока не появился Сэюн он шел к этому неуверенными шажками. Теперь же почти бежал. Но Юн, однажды вдохновив, начал тормозить его. Чувства к нему стали преградой на пути к счастью, а значит, нужно было с ними покончить. Как никогда уверенный в себе, Бёнкван сел в поезд. На протяжении всего пути до столицы он обдумывал, как теперь будет строить свою жизнь. Для начала стоило избавиться от всего, что напоминало о Сэюне: его фотографии, досье, фотоаппарат, что он подарил, и шарф. Так мало и так много. В доме не должно остаться ничего кроме их общих с Намом идей и стремлений. В кармане пискнул телефон. Увидев номер, Бёнкван засомневался, стоит ли читать сообщение. Сердце сжалось от тревоги. Писал Ючан. Поезд почти приехал, скоро нужно было выходить. Кван стиснул зубы и открыл сообщение.Привет! Давай сегодня посидим где-нибудь? Я такое узнал о начальнике, что знатно офигел. Рассказать не могу, но выпить нужно. Ты со мной?
Кван набрал ответ, не успев сообразить, что делает. О каком начальнике?О вице-президенте. В каком дурдоме я работаю, это жесть.
«Это будет в последний раз. В последний раз, честно. Я лишь узнаю, все ли с Юном в порядке, и оборву все нити». Хорошо, давай. Где? Их излюбленный бар был полон народа. Музыка грохотала отчего-то особенно громко, и так же громко смеялись посетители. С трудом протолкнувшись к столику в углу, парни заказали пару бутылок соджу для разогрева. — Ну, рассказывай, что там у тебя приключилось, — начал Кван. — Я же писал, что не могу, — Ючан стянул с себя пиджак и повесил на спинку стула. — Ну, так ты не рассказывай суть, а в общем обрисуй ситуацию. — Тут в общем не получится, — усмехнулся стажер. — Я так понимаю, что-то противозаконное? — закинул Кван крючок. — Не то чтобы. Если только иметь в виду законы морали. Бёнкван разлил соджу, они оба выпили и разговор возобновился. — Значит, вице-президент ваш — аморальный тип? — Кван делано засмеялся, надеясь не покраснеть от волнения. — Вроде того. Конечно, в нашем мире все стремятся оправдать таких людей. Но мне не понять этого. Кван насторожился. — Ты меня интригуешь, — он снова наполнил рюмки. — Не думаю, что это редкость, просто не ожидал, что столкнусь с этим так, — продолжал юлить стажер. — «Так»? — Кван вздернул правую бровь. Ючан наклонился к нему. — Не подумай, что я шпионю за своим руководством, но дверь кабинета была приоткрыта, и я невольно услышал разговор вице-президента с помощником. Слышал бы ты как Пак орал! Я в шоке. Если его за подобное не вышвырнут, то я ничего не понимаю в этой жизни. «О, поверь, не вышвырнут». — Да уж, — поддакнул Бёнкван. — Он либо очень смел, либо абсолютно глуп. — Второй вариант, — уверенно заявил Ючан, опрокидывая очередную рюмку. Их разговор продолжался еще некоторое время, перейдя на малозначимые для Квана жалобы стажера о сложности его трудовых будней. Шесть бутылок спустя парень начал вываливать подробности, о которых слышать не хотелось совсем. Бёнкван понял, что это его шанс. — При хорошем руководстве такого безобразия бы не было, — предпринял он попытку вернуть разговор в нужное русло. — Точно, — стажер икнул. — Прошу прощения. Вот знаешь, я раньше думал, что все проблемы от Пака, а там Ким, оказывается, с сюрпризом. — В смысле? — Ну, понимаешь…. Только обещай, что никому! Иначе меня четвертуют. — Ни одной живой душе, обещаю. — Короче, я слышал, как Пак недоволен тем, что вице-президент расклеился. У нас чуть не сорвалась большая сделка, потому что перед встречей с партнерами Ким получил какой-то подарок и заистерил. Ну, не то чтобы заистерил, но сильно занервничал. Его прям потряхивало. Вот. И Пак ему за это высказывал. Требовал обратиться в полицию. А тот уперся. Слово за слово, они начали друг на друга покрикивать, и тут Ким выдал, что достает его парень, с которым они типа встречались. Прикинь?! Вице-президент моей компании — гомик. Это жесть. Кван похолодел. — И что Пак на это сказал? — Тот охренел. Я прям представляю его лицо, — стажер противно хихикнул. — Он даже молчал некоторое время. А потом разорался еще больше. Сказал, что парню надо пригрозить, пока он не слил инфу об их связи, что он может погубить кимовскую репутацию и бла-бла-бла. А Ким такой: нет, он дорог мне, я не могу, и он так не поступит, он честный человек. Такие вот страсти. Мой начальник — гей. Куда я попал? Кван понял, что его трясет. Еще немного, и он заскрипел бы зубами от негодования. — А что, это так важно — какой он ориентации? Геи хуже работу выполняют что ли? Они глупее натуралов или что? — Да нет…. Не знаю…. Просто противно как-то, — скривился Ючан. — Я тебя понял, — Кван с трудом сдерживался, чтобы не ударить парня. — Прости, я должен идти. Наша встреча немного сдвинула мои планы, однако меня ждут. Всего хорошего, — он бросил несколько купюр на стол и покинул бар. Не зная куда себя деть, он сел на ближайшей автобусной остановке и глубоко вдохнул холодный воздух. Сэюн не ненавидит его. Он до сих пор что-то хранит в своем сердце. Это может значить, что он не по собственной воле прекратил общение с ним. Его вынудили обстоятельства. «Боже, Юн…» Ни смотря ни на что, он считает Квана честным человеком. Кван продолжает изводить его подарками, а он считает его хорошим! «Все так неправильно». Зачем он пошел на эту встречу? Зачем слушал пьяные бредни? Он был так уверен в том, что все изменится! А теперь не был уверен ни в чем. «В который раз». Зазвонивший телефон напугал его. — Алло? — Бикей, слушай, — затараторил на другом конце Нам, — ты ведь уже приехал? Мы с ребятами тут задержались, а я еще и дежурный. И в магазин надо. Можешь забрать меня? — Ох, Нам, я выпил. — В честь чего это? С кем? А ничего, что ты колешься? Не будет проблем с этим? Глаз да глаз за тобой нужен! — Не думаю, что уколы несовместимы с алкоголем. Меня бы предупредили. Не помню такого в инструкции. — Все равно зря. Да и когда ты умудрился? — Это так важно? — Ладно, не суть. Значит, не приедешь? Эх, одному в магазин тащиться. Бёнквану стало стыдно. — Могу приехать на такси, а потом прогуляемся за покупками. — Окей, тогда жду. Подъехав к студии, Кван столкнулся с уходящими друзьями. Они пребывали в крайней степени растерянности оттого, что Нам уделал их в покер. Обсудив с ними дальнейшие планы и распрощавшись, Кван спустился в студию. Нам к этому времени как раз закончил уборку. — А вот и ты, — улыбнулся макнэ по-особенному радостно. — Раз уж ты сегодня выпивал, то и мне не грех, да? Я угощаю. — Ребята сказали, ты их обыграл. — О, да-а-а, — Нам гордо вздернул подбородок, — это было красиво! Они вообще не ожидали. Видел бы ты их рожи! Я чуть от смеха не умер. — Мой лучший ученик! — подыграл ему Кван. Клавишник покраснел. Он подошел к Бёнквану и, встав на носочки, вдруг обнял его совсем не так, как обнимаются друзья или соседи. Прильнув щекой к чужой шее, парень прошептал: — Я соскучился. Кван растерялся. — Э-э-эм, я тоже. Знаешь, там было очень интересно. Детишки такие подвижные…. — А ты можешь заткнуться и просто обнять меня? — перебил его младший. — Нам, что происходит? Макнэ отстранился. — Ты тупой, Бикей! — Зашибись заявление, — творилось что-то ненормальное, и сердце Квана старательно подгоняло кровь к лицу. — Ты мне нравишься, придурок. Очень сильно и достаточно давно. Могу даже сказать, что влюблен в тебя. — Нам… — голова закружилась совсем некстати. — Зачем ты говоришь это? Нет, пожалуйста… — А сколько мне нужно было молчать? И зачем? Не хочу врать тебе. Тем более…. Признайся, это ведь взаимно. Я чувствую. Не может быть, чтобы ты ничего ко мне не испытывал. — Я люблю тебя, да. Но не так, как тебе хотелось бы. — А как, Бикей? Как друга? Как брата? Зачем ты обманываешь себя? У нас ведь все прекрасно. Мы понимаем, ценим и поддерживаем друг друга… — Да, и это называется дружбой! — Значит, ты по-дружески прижимался ко мне тогда ночью и шептал, что я твое счастье? — Чего?! — Квана будто облили холодной водой. — Я такого не помню! — Ну вот почему ты такой? Зачем все усложняешь? — Нам, я не могу ответить на твои чувства! — Уверен?! — макнэ резко притянул Квана к себе и впился в его губы. Бёнквана обдало жаром. Это было неприятно. Ощущение нереальности, дурного сна накатило на него. Он оттолкнул парня и направился к двери, желая скорее оказаться на свежем воздухе. Нам последовал за ним. — Бикей, остановись! Прости. Прости меня! Я дурак. Выйдя наружу, Бёнкван развернулся, и младший тут же повис на его шее. — Прости, Бикей. Я, правда, голову потерял. Как мальчишка влюбился. Ты такой хороший, — Нам говорил сбивчиво, цепляясь за чужую ветровку и касаясь губами шеи и открытых ключиц. — Прости, прости. — Что ты делаешь, Нам? Успокойся, прошу! — Кван пытался отцепить руки младшего и увернуться от поцелуев, но ничего не выходило. В конце концов, Наму снова удалось достать до его губ. Он был настойчив и жаден. Бёнквану стало дурно. Краем сознания он пытался понять, в какой момент все пошло не так. Он ведь всего лишь хотел помочь другу, вытащить его, дать старт. Он заботился о парнишке, как о младшем брате. Ни о какой любви не могло быть и речи! Он ведь не давал поводов думать иначе! Задушенный возглас где-то в стороне заставил макнэ резко отпрянуть. Недалеко от них, наполовину скрытый тенью, стоял Ёнхо. Кофр его лежал на земле, а сам парень сжимал и разжимал кулаки. — Гребаные педики! — в его голосе звучала смесь злости и обиды. — Вот значит, почему вы съехались, голубки?! Нам побелел и задрожал. У Бёнквана внутри все оборвалось. — Ёнхо, — начал он, инстинктивно пряча макнэ за своей спиной, — давай поговорим спокойно. — А о чем мне с вами говорить? Расскажете мне, как трахаетесь в студии после репетиций? — Не пори чушь! — страх понемногу начал сменяться ответным гневом. — Я так и знал, что с мелким что-то не так, но ты, Бикей! От тебя не ожидал, — Ёнхо сплюнул на землю и осклабился. — И я с вами на одной сцене выступал. Мерзость. — Ну, вот видишь, раньше это не было проблемой, — ответил Кван сквозь стиснутые зубы. — Если бы не узнал, так и продолжил бы выступать. Песни не становятся хуже от того, с кем мы ложимся в постель. — О ну, конечно! Ты о его заднице думал, когда писал свои стишки? «Стишки?!» — Ну уж не о твоей точно, не волнуйся. Ты не в моем вкусе! — Уроды, — выплюнул гитарист. — Я скажу остальным. Пусть сами думают, но я с вами в одной группе оставаться не намерен! — Неужели ты бросишь группу только из-за чужой личной жизни?! Как она тебя касается? Мы с Намом хоть раз приставали к тебе? — Кван начинал закипать. — Еще не хватало! Я бы вас пришиб. — Ну так что тебе мешает играть на гитаре? Струны что ли порвутся от того, что геи рядом? — Заткнись, меня уже тошнит! У меня теперь ваши лобызания перед глазами так и стоят. Фу. Гадость. — Знаешь, проблема не в нас, а в тебе! — взорвался Бёнкван. — Потому что ты узколобый баран! Неандерталец! Потому что разумный человек никогда не пойдет на поводу у собственных ограниченных убеждений во вред своей команде! Если понятия «любовь» и «музыка» для тебя пустой звук, то мне не о чем с тобой больше разговаривать! — Это ты меня оскорблять решил? Ты — грязный педик?! Да катись ты в свою помойку и щенка своего прихватить не забудь. Даже бить вас противно, не хочу руки пачкать. Выродки! — схватив кофр с земли, Ёнхо широким шагом направился по проулку прочь от студии. Бёнкван не мог двинуться с места. Он тяжело дышал, глядя вслед гитаристу. — Боже, что я наделал… — простонал Нам за его спиной. Кван выпрямился и тоже направился в сторону улицы. Не осталось сил говорить или думать. Он просто шел. — Бикей, прости! Я что-нибудь придумаю. Я все исправлю. Не уходи, пожалуйста! — Нам звал так жалобно, что на душе становилось все черней. Квану казалось, что он топчется на месте, и что время тянется, как жвачка. Он шел, но будто не двигался. Сколько времени он находился в этом странном состоянии он тоже не сознавал. Когда же он остановился, то обнаружил себя рядом с неизвестным ему ночным клубом. Он не думая зашел внутрь, не думая протолкнулся к барной стойке и заказал выпивку. Очень много выпивки. Все плыло, звуки потеряли четкость, воздух стал казаться осязаемым. Кван вытянул руку, но не увидел своих пальцев. Его рука заканчивалась там, где должна была начаться кисть. Невидимую ладонь кто-то сжал и приложил к чему-то мокрому и горячему. Это что-то скользнуло по тыльной стороне, а в следующий момент отпечаталось на щеке. Голос произнес что-то у самого уха, но слова были пусты, и Кван не смог уловить их суть. Потом перед ним возникло лицо. Смутно знакомое. На удивление мозг выдал ответ. — О, Майк, — с трудом произнес Кван. Лицо широко улыбнулось, ставь похожим на старинную музейную маску. — Мне так плохо, Майк. Его куда-то повели. Он даже не чувствовал пола под ногами, только тычки чужими локтями иногда. Потом — недолго — холод. Затем его окружила совершенная тишина. Если бы еще дурацкий голос, что-то размеренно приговаривающий рядом, заткнулся! Мир менял цвета с зеленого на фиолетовый и обратно. Спине стало легче — с него стянули рюкзак. Кван ахнул, когда все перевернулось. Сознание немного прояснилось. Он понял, что лежит на чем-то мягком, но не мог двинуться. Что-то коснулось его груди, по коже пробежал озноб. Горячий воздух опалил шею. Не просто воздух — чье-то дыхание. Когда чужая ладонь легла на его пах, Кван немного пришел в себя. Потолочная подсветка очередной раз сделалась из насыщенно-фиолетовой неоново-зеленой. Кван мучительно простонал — стало больно глазам. Человек, нависший над ним, истолковал это иначе. — Тебе нравится, да? Я знаю, я помню, каким ты можешь быть, Джейсон. Не сдерживай себя, — мужчина сжал ладонь сильнее. Нет, Бёнквану не нравилось. Он пытался увернуться, но тело было таким непослушным! Его ветровку стянули и бросили в сторону. Затем пришла очередь футболки. Ее задрали вверх, скрутив край жгутом, и сунули в рот. Челюсть почти сразу свело. Мокрый как слизень язык проскользил от шеи к краю джинсов. Кван дернулся и заскулил. Ему хотелось, чтобы все это закончилось. Он мечтал просто свернуться клубком и уснуть. — Да, сладкий, понимаю. Я тоже скучал. Чувствуешь, как я хочу тебя? — мужчина приспустил брюки и, схватив ладонь Бёнквана, приложил ее к своей возбужденной плоти. — Чувствуешь? Квана затошнило. Он попытался одернуть руку, и ему это удалось. — Нечего разыгрывать из себя недотрогу, — усмехнулся мужчина. Он начал возиться с пряжкой его ремня. — Это могло бы сработать с другими, но не со мной. Жаль, ты не помнишь, как стонал подо мной в прошлый раз. Комната кружилась. Дышать было трудно. Но одно Кван осознавал совершенно четко: нужно бежать. Он собрал все силы и направил их на то, чтобы оттолкнуть мужчину. От неожиданности тот потерял равновесие и рухнул на пол. — Ах, ты поиграть захотел?! — прозвучало зло. Кван с трудом выплюнул промокшую ткань футболки и, поднявшись на негнущиеся ноги, поплелся к выходу, опираясь о стену. — Куда же ты, сладкий? — его грубо швырнули обратно на кровать. — Отстань, сволочь! Я хочу уйти! — прошипел Кван. — Уверен, что хочешь? Может, попробуем что-нибудь интересное? Мужчина ловко вытащил его ремень и намотал на его правое запястье. Когда он потянулся к левой руке, Кван резко ударил его коленом в пах. Взвыв, мужчина мешком повалился в сторону. — Я хочу уйти! — повторил Бёнкван, предприняв вторую попытку встать. — Ну и вали, псих! — скулили откуда-то из угла. — Все равно в следующий раз сам притащишься и ляжешь под меня! Квана едва не вывернуло от этих слов. Неужели он действительно спал с этой свиньей? Схватив рюкзак, он, пошатываясь, выбрался на улицу и поспешно перешел на другую сторону дороги, туда, где от входа в мотель его невозможно было увидеть. Он сел, прислонившись спиной к грязной стене и порывисто вздохнул. Все казалось кошмаром. Что он сделал со своей жизнью? От него отвернулись родители, он потерял лучшего друга, развалил группу, измучил любимого человека! В довершение всего его телом чуть было не воспользовался какой-то урод! Если это не ад, то что? Кван не мог пойти домой и не мог оставаться один. Ему было невыразимо плохо, тошно и отвратно. Хотелось отмыться от всей этой грязи. Забыть. Стереть. Но кто мог помочь ему? «Донхун». Его любимый дорогой брат. Его солнце. Дрожащей рукой он набрал номер Хуна и вскоре услышал родное сонное «алло?» — Хуни, — всхлипнул он. — Хуни, пожалуйста, забери меня отсюда.