Счастливый билет

      Вода сомкнулась над его головой, но он не выныривал — израсходовал последние пузырьки кислорода, лёгкие горели, но он не хотел возвращаться. В тот день ему исполнилось 18. Или, правильно будет сказать, в тот год? В искажении водной глади мелькали огни праздничных гирлянд, где-то наверху играла клубная музыка, слышались весёлые голоса однокурсников, а ему хотелось одного — стереть из памяти видео-поздравление от Дамлы. Тщетные попытки Недима промычать хоть слово, его искаженное улыбкой лицо и по-братски тёплый взгляд. Дженку казалось, что вода заберёт все тревоги, заглушит голос совести, освободит от когтистых лап чувства вины. Тогда однокурсники сочли его попытку свести счеты с жизнью за безрассудство из-за лишней выпивки, но он знал правду…       Дженку казалось, что он тонул. Тонул, когда забывался в тревожном сне на пару часов перед рассветом. Тонул, когда с замиранием сердца ожидал звонка от любимой женщины и безжалостно отклонял входящие от членов семьи. Тонул, когда алкоголь до боли обжигал горло и пищевод. Дженк тонул, но продолжал жить. Иногда он вспоминал взгляд Джемре, которым она провожала его из кабинета отца: потерянный и не верящий, — и с трудом сдерживал разрывающий грудную клетку крик. Он бы отдал все за возможность объясниться и быть прощенным, но не верил, что это возможно.       Дженк потянулся к опустошенной бутылке виски, дрожащие пальцы сомкнулись на широком горлышке — раздался звук бьющегося стекла, а вслед пол кухни усыпали сотни острых осколков. Парень обессиленно сполз на пол, скрючившись на поверхности кафельных плиток, и вцепился руками в спутанные волосы. Тишина в съемной квартире угнетала, нудный бой часов раздражал, а холодный свет луны, скользивший по лицу, погружал в отчаяние. Переносить бесконечно длинные ночи в одиночестве после уютных семейных вечеров было особенно тяжело. Тоска по дому настолько сильно охватывала сердце, что иногда Дженк порывался вернуться в особняк, проезжал по знакомым улицам, останавливался на повороте и с пронзительным визгом тормозов разворачивался — этот путь для него был закрыт. Всего однажды за прошедшую неделю Дженк мельком увидел её — женщину, чьи ласковые прикосновения снились ему в редкие часы сна. Джемре всего лишь выбралась за покупками в ближайший магазин и не заметила пристальный взгляд ореховых глаз, провожающий ее до поворота. А Карачай за это мгновение жадно считывал каждую перемену в её внешности: потухший и потерянный взгляд, обострившиеся скулы, небрежно собранные в пучок волосы, бледность лица и нездорово контрастирующие темные синяки под глазами. Он столкнул в пропасть не только себя, но и любимую девушку.       Когда тишину разорвал настойчивый звонок телефона, Дженк отчаянно боролся с неустойчивостью и пытался встать на ноги. Рука тут же нащупала в кармане брюк ворчащий мобильник, на экране телефона высветилось знакомое имя — не раздумывая, Дженк провел пальцем по экрану. — Я пытаюсь дозвониться до тебя пятый день! — Вместо ласкающего слух женского голоса его обдало волной грубого мужского баритона. — Ты решил объявить забастовку и не отвечать на звонки?! Где ты вообще?! Нам срочно нужно поговорить! — Нам нечего обсуждать. — Дженк понимал бессмысленность обиды, но не мог совладать с собой. Впервые после развернувшейся драмы он признался себе, что завидовал. Завидовал младшему брату, которого любил всем сердцем Агях Карачай. Завидовал даже тому, что Недим смог остаться в особняке, а ему, старшему наследнику семейства, пришлось позорно сбежать. — Хорошего вечера. — Подожди. — Рука парня предательски дрогнула, когда собеседник сменился и он услышал ее голос. Тихий и почти неразличимый шепот. — Дженк, послушай меня внимательно. Господин Агях попал в больницу — у него случился нервный приступ. Мы пытались дозвониться до тебя, но ты не отвечал на звонки. — Как он сейчас? — Слезы жгли горло и нещадно щипали глаза. Молчание затянулось. — Джемре, что говорят врачи? — Тебе лучше приехать, Дженк. — Он услышал в ее голосе боль и отчаяние. Тень эмоций, которые сам испытывал. — Сейчас лучше не тратить времени зря. Я скину тебе адрес больницы сообщением.       Парень кивнул, хотя знал, что этого никто не увидит, и нажал кнопку отбоя. Оказавшись на дне, он и не предполагал, что сможет упасть еще глубже.       Дженк ненавидел больницы за воспоминания, которые они пробуждали в голове: прикованный к больничной койке младший брат, бледное и залитое слезами лицо Джерен после выкидыша, растерянная и ничего не помнящая Джемре. Парень быстро прошагал по идеально начищенному кафелю вглубь здания, выискивая глазами указанную в сообщении цифру: 27, 29, 31… Он заметил задремавшую на металлическом стуле Дамлу раньше, чем споткнулся взглядом о нужный номер, закусил сжатую в кулак руку, чтоб сдержать всхлип, и шагнул внутрь палаты. Размеренный писк проводов, запах антисептиков и идеальная чистота давили и угнетали: Дженку хотелось сбежать, но он лишь опустился на колени у больничной койки и робко потянулся к руке отца. — Твой блудный сын пришел. — Из груди на волю вырвался всхлип. Ладонь Агяха Карачая была непривычно бледной и холодной: Дженк ведь даже не узнал, как давно отец попал в больницу. — Я немного опоздал, были слишком занят самоуничтожением. Ты же знаешь, как я переживаю свои провалы: напиваюсь до беспамятства, пытаюсь забыться в окружении друзей и рыдаю по ночам в подушку. Ладно, подушка мне не всегда нужна. Знаешь, ты всегда учил меня быть отважным, а я вырос трусом. Мне было так страшно приехать к тебе и попросить прощения. Признать, что я готов любое наказание понести, лишь бы ты снова меня признал.       Парень размазал тыльной стороной ладони расплывшиеся по лицу слезы: он чувствовал, как слабость и отчаяние пропитывают каждую клеточку его тела, но не сопротивлялся, позволял боли заполнить сердце. — Знаешь, в детстве мне так хотелось, чтобы мы больше времени проводили вместе: гуляли в парке по выходным, строили замки из песка на пляже и хоть раз в жизни порыбачили. Я мечтал, что ты приедешь домой пораньше, хотя бы на час, и расскажешь сказку перед сном, так как умеешь только ты: с интонациями, топая ногами по полу и издавая рокот медведя и завывания волка. — Дженк боязливо притянул прохладную ладонь к своей покрытой недельной щетиной щеке. — Мне хотелось, чтобы мы были как отец и сын. И если бы дядя Мюмтаз — посмотри, я даже отцом назвать его не могу! — был жив, я бы никогда не захотел стать к нему ближе. Он не был настоящим отцом. Он игнорировал Недима и ненавидел меня. Когда он оказывался рядом, я всегда боялся и прятался. Один раз он нашел меня в зале за диваном и вышвырнул из комнаты: помню, как ударился головой об стену и даже не заплакал, когда нащупал на голове огромную шишку. Мюмтаз не извинился: накричал на меня и отправил к Нуртен за льдом. Удивительно, как дети запоминают такие мелочи, да? И вдруг мама говорит, что это чудовище — мой отец! Весь мой мир рушится, папа! — Писк приборов участился, но парень не обратил на это внимания. — Я потерял Джемре, потерял доверие к маме, потерял родную сестру и даже биологического отца… Но я не могу потерять еще и тебя! Пускай ты никогда не простишь меня, это не страшно, пускай всю жизнь отрицаешь, что Дженк Карачай — твой сын, я переживу. Но прошу, только живи. Живи ради своей дочери, ради маленьких детишек, звонкий смех которых скоро раздастся в особняке, ради племянника, которому ты заменил отца, и ради неродного сына. Ты — фундамент семьи Карачай, без тебя все разрушится, папа. Прошу, будь сильным хотя бы ради нас…       Писк приборов стал громче и, подняв голову, Дженк заметил мигающую над кроватью красную лампочку. Словно завороженный он смотрел на алые вспышки, не в силах сдвинуться с места: в голове звучало только одно слово — конец. Не более чем через пятнадцать секунд его, сбитого с толку мужчину, бесцеремонно оттянули в сторону и прижали к стене. Он рванулся к отцу, но его тут же перехватили сильные руки, а над ухом раздался бархатный голос кузена: в нем не было прежней злости, только усталость и здравый смысл. Дженк сопротивлялся, но, оказавшись за пределами больничной палаты, сдался, обмяк в руках брата и понял, что проиграл. — Дженк, ты слышишь меня? — Цепкая хватка ослабла всего на мгновение. — Отпусти, брат. — Голос надломился и задрожал. — Я так виноват, так виноват, брат… Если бы тогда я не вытолкнул тебя из окна, все бы сложилось иначе. Если бы я мог оказаться на твоем месте… — Прошу, не говори так. — Глухо прошептал Недим, ослабляя хватку и подзывая взглядом застывшую в конце коридора Джемре. — Все прошло. Посмотри, я даже на ногах стою лучше чем ты, братик! Я доволен тем, что есть в моей жизни сейчас: большая семья, любимая и любящая жена и добрый, хоть порой и немного глупый, старший брат. Посмотри, и тебе есть чем дорожить.       Дженк обернулся и столкнулся с Джемре. Бледное лицо, темные круги под глазами, застывшие слезы, впалые щеки и обострившиеся скулы — он почувствовал горечь чувства вины на кончике языка. Дженк был уверен, что жена его оттолкнёт, или ударит ладонью в грудь, или проклянет, или упрекающе промолчит. Но он не ожидал, что Джемре ласково коснётся его щеки кончиками пальцев и крепко прижмет к себе, позволяя спрятаться в густых волосах и окунуться в легкий цветочный аромат. Он не ожидал, что её ладони окажутся на его спине и спустя секунду будут чертить замысловатые фигуры, растирая одеревеневшие мышцы. Дженк почувствовал, как напряжение последних дней схлынуло с тела, как из груди вырвался судорожный вздох, как пальцы в отчаянии вцепились в ее хрупкую талию — лишь бы не потерять, лишь бы не уходила. — Тише, я рядом. — Джемре попыталась успокоить мужа, но запустила противоположную реакцию: парень безмолвно плакал, уткнувшись в плечо жены. — Все будет хорошо, слышишь? Мы со всем справимся, что бы ни произошло. — Прости меня, умоляю, прости меня. — Теплое дыхание щекотало ей шею. — Умоляю, прости меня… Мне больше ничего не нужно, только прости… — Дженк, посмотри на меня. — Джемре с трудом разорвала объятия и взглянула в ореховую бездну: сколько месяцев она боролась за счастье мужа, а теперь в его глазах поселились боль, отчаяние и страх. Там она вновь увидела маленького зашуганного мальчика, который нуждался в ласке и любви. Она и не думала, что встретится с ним так скоро. — Я простила тебя. Хотя нам многое еще предстоит обсудить, но я простила… Не буду врать, что это решение далось легко, но теперь мне приходится думать не только о себе. И если ты планируешь дальше ненавидеть себя и разрушать собственную жизнь, то потеряешь нас обоих.       Девушка замолчала, с интересом наблюдая за калейдоскопом эмоций на лице мужа: отчаяние сменилось замешательством, на смену замешательству пришло удивление, а потом Дженк улыбнулся, как ребенок, получивший заветную игрушку. Он опустился на колени и, схватив ладони жены, жадно поцеловал каждый пальчик, а потом, словно забывшись, прижался головой к плоскому животу, скрытому под кашемировой тканью свитера. Он знал, что это невозможно, но ему слышалось биение маленького сердечка, которое только формировалось из тысячи мелких клеточек. Он представлял как крохотная ручка крепко сжимает еще не до конца развившиеся пальчики и рисует на внутренней стороне ладошки причудливые линии: жизни, удачи, любви… — Давай ненадолго заедем домой и приведем тебя в порядок? — Предложила Джемре, когда муж оторвался от созерцания ее живота и окинул ее взглядом, полным любви. — Дядя Агях будет возмущен, если увидит сына в таком виде, а волноваться ему теперь нельзя. Я с таким трудом уговорила Дамлу поехать поспать хотя бы пару часов, у меня не хватит сил на еще одного Карачая. Тем более, твой мятежный ребенок уже расходует резервные запасы моей энергии. Поехали?       И Дженк ухватился за протянутую руку и позволил себя увести. Увести от боли и безысходности в мир, где царят тепло, уют и безопасность. В мир, где из никому ненужного сына он превратится в любящего отца. Дженк не обернулся, когда покидал стены ненавистной больницы, иначе заметил бы насмешливый взгляд младшего брата. «Теперь понятно, каким образом ты собиралась вернуть его к жизни, Джемре», — улыбнулся Недим своим мыслям и опустился на жесткое сиденье. Ночь обещала быть длинной, но тьма уже отступала.       Пальцы бродили по влажным спутанным волосам, соскальзывали на расслабленную шею, блуждали по ключицам. Дженк с трудом верил, что может снова прикасаться к жене, целовать её губы и припадать к нежной коже, которая была так чувствительна к ласкам. В глубине души он ждал подвоха, когда обрисовывал костяшками пальцев изгиб её тела, скрытый под тонким шелковым халатом, ждал, что оттолкнет, когда он, осмелев, пробежался пальцами по оголенному бедру и добрался до кромки нижнего белья. Но Джемре молчала, пристально наблюдая за движениями мужа, и не сопротивлялась, лишь иногда отрывисто втягивала воздух и в истоме прикрывала глаза. — Мне прекратить? — Поинтересовался Дженк и отпустил завязки шелкового одеяния, когда жена вздрогнула. — Если тебе неприятно… — С моей сестрой было также? — Вопрос прозвучал резко и бил наотмашь, словно пощечина. Девушка села и спрятала лицо в ладонях в попытке скрыть от мужа набежавшие на глаза слезы. — Извини, я постоянно думаю об этом. Даже когда не хочу, вспоминаю тот вечер и разговор с Джерен. Я ударила её в ту ночь, ударила по лицу наотмашь при матери и Дживане и наговорила много неприятных слов, за которые мне до сих пор стыдно. Говорила ей, что будь папа жив, он не пережил бы такого позора. А она плакала, плакала и цеплялась за ми руки в попытках вымолить прощение… — Тебе нечего стыдиться, Джемре. — Глухо ответил Дженк, поднявшись на ноги и подхватив брошенную на стул рубашку. — Это наша проблема, не твоя. — Ты любил меня? — Девушка подняла глаза на мужа, и его сердце вновь тоскливо заныло. — Нет. — Прошептал парень, опускаясь на колени перед женой. Как же легко они менялись ролями утешителя и страждущего. — Не любил. Люблю. Каждую минуту своей жизни люблю: когда тебя нет рядом, ты мне снишься, Джемре. Я вижу твою улыбку, чувствую ласковые прикосновения и слышу звонкий смех. Я ни с кем и никогда ничего подобного не испытывал. Всего полтора часа назад я узнал, что стану отцом и стал почти самым счастливым человеком на свете. Даже не смогу передать словами это эмоции, эти чувства. Знаешь, это как огонь, который разгорается в сердце, но он не обжигает, нет, а согревает и дарит надежду. — И ты никогда… — Я никогда не испытывал ничего подобного. Джерен влюбилась в меня, как девочки-фанатки влюбляются в идолов. Я был слишком глуп и эгоистичен, чтобы вовремя отказать ей и не допустить того, что произошло. Молодая и наивная девочка мечтала о жизни в роскоши и влюбилась в харизматичного идиота, как мне винить её в этом? А потом я познакомился с её старшей сестрой и она украла моё сердце, но так и не полюбила, терпела ради парня-инвалида, которого обещала спасти любой ценой, но не любила. Он спала в метре от меня, но даже ночью я не мог прикоснуться к ней и потревожить её сон. Я украл не один поцелуй — за каждый она меня ненавидела. Когда случилась авария, судьба подкинула мне счастливый билет и дала второй шанс, и я попал в сказку, о которой мог только мечтать. — Слова зазвучали тише, и от этого обрели большую силу. — Слышишь, жёнушка? Твой муж никогда не испытывал ничего подобного, и ему очень стыдно за то, что он разрушил твое счастье. Если в твоей жизни для него больше нет места, то скажи об этом сейчас. Он уйдет, если ты считаешь это лучшим решением. — Не хочу… — По бледным щекам вновь потекли слезы. — Однажды я забыла все и, проснувшись в больнице, узнала, что замужем за избалованным богатеньким парнем. Меня раздражала его наглость и вера в то, что весь лежит у его ног. Я пыталась его разозлить, вывести из себя: будила, когда становилось скучно и тоскливо, заставляла готовить по ночам и сталкивала с болезненными воспоминаниями. Он не сломался и не дал повода усомниться в искренних попытках изменить нашу жизнь. Как-то раз он раскрыл мне душу, и там прятался мальчик, сердце которого разрывалось от боли. И я влюбилась — без оглядки на маму, Дживана, даже госпожу Шениз. Но знала, что у тебя есть тайна: сначала думала, что ты мне изменил, как это бывает в фильмах, потом заметила, как ты избегаешь Джерен, и решила, что вычислила вас. Всегда боялась спросить про ребенка, как будто интуитивно чувствовала, что это разрушит привычный мир. — Джемре, остановись, если тебе тяжело… — Тяжело, Дженк, тяжело. Я злюсь на твое молчание, но не хочу оставаться одна. Мне не хватает тебя… Когда просыпаюсь ночью и понимаю, что лежу в кровати одна, когда по привычке утаскиваю из кухни две порции фруктов вместо одной и наливаю чай сразу в две чашки. Глупо, да? — Девушка смахнула тыльной стороной ладони залившие щеки слезы. — Никогда не плакала столько, как в последние дни. Дело в гормонах, наверное. Благодаря твоему ребенку я не могу есть по утрам и большую часть дня плачу, а иногда смеюсь как ненормальная над шутками Дживана. И да, мы оба понимаем, что у Дживана отвратительное чувство юмора. — Нет, нет и еще раз нет! — Наигранно воскликнул парень, приобнимая колени жены. — Я не переживу, если наш ребенок вырастет на ужасных шутках твоего брата. И вообще, почему он становится только моим ребенком, когда доставляет своей маме дискомфорт? — Потому что вредность — это черта твоего характера. — Девушка пожала плечами и впервые за долгое время искренне улыбнулась. — Дженк, как мы с этим справимся? — Начнем с ужина. — Притянул к губам почти прозрачные ладони и на каждой запечатлел поцелуй. — Мой ребенок истощил твои силы, верно? Но уверен, что он не откажется от вкусного ужина, приготовленного папой.       Джемре наблюдала за ловкими движениями мужа: за тем, как сковородка, миски и многочисленные баночки со специями мелькали в его руках и придавали еде манящий аромат, за тем, как придирчиво он оценивал консистенцию смешанной жижы и толщину нарезанных овощных ломтиков. Нехитрые манипуляции напоминали о первом совместном ужине и первых объятиях, запустивших череду украденных у судьбы прикосновений, поцелуев, совместных ночей. — Если ты прожжешь мне дырку в спине, то лишишься лучшего в жизни ужина. — Усмехнулся парень, не отрываясь от увлекательного процесса готовки. — Неужели я настолько красивый, что ты не можешь оторваться? — Нет, аппетитный. — Слово вырвалось раньше, чем Джемре успела прижать ладони ко рту. — Это гормоны, все дело в них! — Не переживай, милая, я итак это знал. — Дженк оторвался от плиты всего на мгновение, чтобы загадочно подмигнуть жене, но замер, когда заметил в коридоре ночного гостя.       Джерен выглядела еще хуже сестры: всего за несколько дней она как будто высохла и превратилась в исчезающую тень. Спутанные волосы, бледные губы, осунувшееся лицо и спадающее с плеча платье, наглухо затянутое на талии не придавали лоска. Застигнутая врасплох, девушка до белизны костяшек сжала в руках пустой граненый стакан и затравленно смотрела на зятя. — Так и будешь там стоять или к нам присоединишься? — В ответ Джерен лишь замотала головой и испуганно отступила на несколько шагов. — Сестра? — Джемре удивилась тому, как непривычно прозвучало знакомое с детства обращение. — Не уходи, прошу. Давай поговорим, пожалуйста. — Я пойду, извините, что помешала вам. — Сбивчиво пробормотала Джерен, споткнувшись о порог, но прежде чем она упала, Карачай поймал тонкое запястье и резким рывком втянул девушку в кухню. — Отпусти, Дженк. Ты не понимаешь… — Вам нужно обсудить события последних дней. Без криков, истерик, проклятий и по возможности слез. А еще вам жизненно необходимо поесть, поэтому я сейчас накрою на стол и оставлю вас наедине примерно на час. — Парень осторожно подтолкнул девушку к отодвинутому стулу и усадил напротив сестры. — Не переживай, младшая Йылмаз, мы тоже поговорили по душам и, как видишь, никто не пострадал. Да, если к моему возвращению еда остынет и останется на тарелках, вы разобьёте мне сердце. Обе. — Даже если бы ты подал на ужин приготовленную из полуфабрикатов пиццу, я бы не оставила ни крошки. — Рассмеялась старшая сестра, когда муж опустил на стол заполненные ароматной едой тарелки: специи подогревали аппетит и, к большому удивлению Джемре, не вызывали тошноты. — Ради твоих кулинарных талантов нам уже стоило помириться. — Приберегу как аргумент на случай ссоры. — Улыбнулся парень, поцеловав жену в макушку. — Приятного аппетита. И помните, никаких криков, истерик и проклятий. — Спасибо. — Прошептала в ответ Джерен, оторвавшись от созерцания льняной скатерти, и встретилась со смешинками в ореховых глазах. — И да, Дженк, я все еще Карачай. Парень фыркнул в ответ и оставил замечание без комментария. Решительно прошагал к двери и, оказавшись на улице, жадно втянул прохладный воздух в легкие и поднял взгляд на бескрайнее ночное небо, где горели миллионы звезд. Слова, которыми он разгонял ночную тишину, были словами несуществующей молитвы: он молился о выздоровлении отца, рождении крепкого малыша и покое и счастье для каждого из Карачаев.