***
— Лёва, объясни мне одну простую вещь, — некоторые люди умеют улыбаться глазами. Некоторые имеют глупую улыбку. Некоторые — совершенно дебильскую. Мистов совмещал. Кажется, этой добродушной тупостью карих локаторов можно было глушить рыбу. — Объясни мне, почему бухаю я и все вокруг, а похмелье у тебя? Чем дольше Леон не пил, тем больше хотелось убивать. Он пожалел, что вообще замазал сегодня синяки под глазами. Очень хотелось взгляд Ивана Грозного с картины Репина, и он почти получался. Доживи до вечера. Ну пожалуйста. Не дай себя в обиду тупости Мистова. Он же вообще не хотел тебя обижать, ему просто хочется работать с человеком, который не молчит так неловко. Не дай себя в обиду ебанутому сучонку-менеджеру, который младше тебя, кажется, что лет на пять, удачной ему карьеры в этой залупной сети. Давай, вечером все будет хорошо, ты будешь лежать в кровати и смотреть рупола, это ведь не сложно.***
Девять утра, и первая партия похмельных дедов торопится за своим стопариком, не попадая дрожащими руками карточкой в терминал под понимающее хмыканье обоих продавцов. Самые обычные отсосные девять утра, если бы не одно "но". "Но" носило белоснежную рубашку и светлые брюки, совсем не по погоде, и аккуратное каре, растрепанное ноябрьским ветром. — Мальборо голд, пожалуйста. — Документы? — Кажется, кое-кто опять забыл не смотреть оценивающе на лиц мужского пола. — Чёрт, — улыбка, румянец, и очень синие, очень нуждающиеся в никотине глаза. — Забыл в машине. — Ну сходите. — Далеко припарковался и совсем не успеваю. Леон — ого, круто, ты умеешь читать, что написано на бейдже. — Пожалуйста. — Нас штрафуют. — Никак, да? — Нет. — то есть возьми, пожалуйста, и денег не надо, и сердечко мое забери, господи, где же тебя сделали такого красивого... — Что ж. Сегодня я без сигарет... По крайней мере, до обеда. — Снова улыбка, интересно, на какой фабрике эмоционального обслуживания сделали этого гомункула. — Извините, спасибо. — за что, блядь? В обед он приходит снова, уже в светлом пальто, и снова просит мальбосы и берет из холодильника маленький редбул, и показывает паспорт — Леон отмечает, что в двадцать лет у него были ещё более нежные щеки и волосы спускались ниже, а взгляд был напуганный и серьёзный, и узнаёт, что его по паспорту зовут Бруно, и, кажется, отчество у него что-то вроде Александрович, и этого Александра захотелось приложить головой об стол за такой ономастикон, с одной стороны, а с другой — расцеловать за несомненно важный вклад в генофонд. Остаток рабочего дня до вечера Леон, иногда отвлекаясь на покупателей, проводит на просторах интернета — удивительно, но "ВКонтакте" всего один такой Бруно, но кажется, он не пользуется ВКонтакте, зато Инстаграм вроде жив, и даже открыт — там вид с почти что крыши дорогого и выёбистого жилого комплекса, верхний этаж которого, видимо, занимает офис, в котором Бруно работает. А в подвале — магазинчик, где работает Леон. Ну что же, кому-то наверх, а кому-то вниз, как и всегда по жизни. Больше магазинов в квартале нет — его только недавно отстроили. Видимо, это судьба.***
Леон работает два через два. За следующие три недели он узнаёт, что Бруно выкуривает пачку за три дня, и хочет перейти на Мальборо лайт, чтобы потом бросить, но с этой чёртовой текучкой это абсолютно невозможно. Узнаёт, что Бруно водит симпатичный серебристый седан и каким-то образом приходится сослуживцем парню-с-гульками, который раз в две недели покупает блок парламента и самый дорогой виски в зале (надо, наверное, шепнуть ему, что это ненастоящий скотч, но кто тогда будет брать это пойло вообще?). Леон любуется идеально сидящими на Бруно костюмами и клипсами, которыми он закрепляет то каре, то галстук (очень хочется его затянуть покрепче на этой нежной смуглой шее), его голубыми по-мальчишески глазами в эти редкие пять минут ещё месяц, пока кое-что не происходит. *** Это был обычный рабочий день. Даже Бруно не забегал — "ну ничего, наверное, денёк выдался поспокойнее, может он курит поменьше, стой, Леон, тебя правда это волнует? Капец" — всё шло как по маслу, окончаловка пришла вовремя, заботливо отложенная бутылка текилы дожидалась окончания рабочего дня. Это был обычный скучный вечер даже не пятницы, а четверга — для кого угодно, но не для Леона, который твёрдо решил отпраздновать свою третью зарплату в клубе, в который ходил ещё до того, как получил необходимость скрывать эту сторону своей жизни. Инстаграм показал, что в клубе, в отличие от разъебавшейся леоновой жизни, всё по-прежнему, и сегодня будет новая программа, и будут выступать и Бэби Фэйс, и Альбина Белая, и какая-то Кримсон Куин, которая приедет специально из Москвы со своим травести-балетом. Мистов в ответ на его просьбу прибраться за него, чтоб Леон ушёл пораньше, только спросил, не зовут ли его снова в нарды играть, и Леон даже улыбнулся — всё же они неплохо сработались, хотя менеджер все ещё вызывал желание насадить его на какую-нибудь из бутылок с верхней полки. Оставалось пять минут до конца смены, когда Леон подумал, что неплохо было бы накраситься здесь, в магазине, чтобы не трястись с этим под пренебрежительным взглядом таксиста и поменьше трогать поверхности в полутёмном туалете клуба. Оставалось три минуты до конца смены, когда в магазин, подгоняемый сквозняком, влетел Бруно в распахнутом пальто и слишком лёгких для этой погоды туфлях. — фух-господи-боже-успел-Мальборо-голд-пожалуйста — выдал он на одном дыхании, прежде чем заметить, что руки Леона, выходящего из подсобного помещения с самым глупым выражением лица, заняты не названной пачкой сигарет, а лиловым стиком помады — ей же подведена его нижняя губа, от которой тянется неровная линия вбок. "О господи, да, ты, как всегда, вовремя, спасибо, что застал меня сейчас вот так и избавил от возможности к тебе подкатить" — хотел сказать Леон, но вместо этого пробурчал что-то вроде "да, сейчас" и полез под стойку — если бы не она, Бруно бы открылся отличный вид на надетые по случаю кожаные штаны (красный верх, тёмный низ, всё по регламенту). Тремя минутами позже Леон, в кои-то веки без вертикальной морщинки на лбу и с подправленной помадой (которая всё равно оставила на щеке безбожный тинт, просвечивающий через два слоя тона) вышел из магазина, крикнув прощально-беззлобное "пока, русня" Мистову. Бруно стоял в нескольких метрах, все так же в расстёгнутом пальто и офисных туфлях, и курил, и выглядел совершенно магически в оранжевом свете фонаря и отсветах снега с припаркованных рядом машин. — Эй. — Леоне вздрогнул и обернулся на вкрадчивый голос. Улыбка Бруно — как и в первый день — пугала и бесила, но хотелось видеть её снова и снова. — Чего? — Леон пытался показать всем своим видом как он ужасно занят, собираясь вызвать наконец убер и распить в нём свою текилу по дороге к клубу, а потом танцевать, пока хватит сил и, может, кого-нибудь подцепить... Столько дел! — Куда ты такой... Красивый? — последнее слово было специально будто выделено курсивом мягкого голоса. Интересно, он издевается? "Пожалуйста хоть бы нет, я буду каким угодно, чтобы ты называл меня красивым и дальше". — На блядки, — ответил Леон, стараясь, чтобы его лицо как можно сильнее соответствовало понятию resting bitch face. Бруно коротко рассмеялся. — Можно с тобой? — Что? — Это было, по крайней мере... Неожиданно. — Ну... на блядки. Может, по мне не видно, но я ужасно заебался — выдохнул Бруно ему в лицо сигаретным дымом. Леон достал пачку и мастерски вытащил свой "честер" зубами, не задевая помаду и не разрывая зрительного контакта. — Боюсь, тебе не понравится. Это... Специфическое место. — Сквадра или Пассионе? — Пассионе, конечно. Спасибо, сегодня без бесплатного гепатита, — осклабился Леон, параллельно делая выводы об осведомленности собеседника в вопросах того, куда может пойти парень с фиолетовой помадой вечером буднего дня. — Я чист, — каждая фраза Бруно вызывала желание спросить, насколько по пятибалльной шкале он придуривается. — Я тоже. — Убер? — Что угодно. Через пять минут они завалились на заднее сидение грязно-белого киа рио, на секунду столкнувшись коленями. Сердечко Леона пропустило удар. Водитель хмыкнул, глядя на его губы, шубу и жест, которым он выправил из-под её воротника свой лавандовый блонд. Кажется, Бруно не видел его до этого с распущенными волосами. — И часто ты так? — Как? — Ну...развлекаешься. — Вообще первый раз за, кажется, три года. Я перестал туда ходить ещё на втором курсе полицейского колледжа, потому что за нами слишком сильно следили, а потом у меня не было времени. А сейчас почему-то увидел у кого-то в сториз, и решил, что пойду с зарплатой, — такого красноречия Леон от себя не ожидал, но это все же было лучше, чем неловкое молчание. — А ты был там? — Ну... я наслышан, — Бруно склонил голову, и заколки блеснули в тусклом свете салона. — Так ты учился на полицейского? — Да, типа того... Даже работал… им. — А как оказался... — Я ушел. То есть, пришлось уйти. Там абсолютно дурацкая история, и она точно убьет нам вайб — если бы не два слоя тональника, Леоне бы покраснел, а так покраснели только его уши, скрытые под волосами. — Расскажешь в другой раз, если захочешь — Бруно грустно улыбнулся, и погладил его по плечу шубы. "В другой раз. То есть этот не последний? Очнись, Леон!" Бруно со скучающе-очаровательным лицом не опустил руку, а продолжал перебирать искусственный мех шубы, растапливая пальцами мелкие снежинки и стряхивая редкие частички пепла, которые там как-то оказались. "Что он делает?" — Что ты делаешь? — Тут пепел, и он промок, — с невинной улыбкой (он когда-нибудь перестает складывать губы так?) ответил Бруно. Захотелось присыпать пеплом хуй. — Спасибо. Кстати, мы приехали. Тут нужно проехать через два двора, и высадить нас в третьем, и потом можно проехать через него обратно на площадь, — сказал Леон уже водителю, но тот, кажется, знал дорогу и догадывался, куда именно везёт двух полупокеров. *** "Пассионе" встретил их ухающими басами, дверью без вывески и хмурым вышибалой, под "Ева я любила тебя bassboosted" шмонающим сумки и куртки. Сдав одежду, они прошмыгнули внутрь и поняли, что приехали слишком рано — на танцполе было всего несколько человек, на баре — ещё от силы пятеро. — Водку с ред-булом, пожалуйста. — Просто водку со льдом, льда побольше, — Бруно протянул бармену купюру, которой хватило бы на десять водок. — А водки? — шутливо спросил бармен. — И водки побольше, — Бруно снова улыбнулся, отпил такой глоток, как будто в стакане была вода, и дьявольски подмигнул Леону в ответ на приподнятые брови. Дальше вечер пошел менее неловко. После второго круга напитков они танцевали под "девочку-витаминку". "Какой же он охуенный, как хорошо двигается его тело, почему он просиживает штаны в сраном душном офисе с окнами в пол на двадцатом этаже и поддерживающим клинингом, а не танцует 24/7 господи" После третьего Леон решил, что пора и проветриться — решительно взяв Бруно за рукав, он повел его к выходу, на ходу выцепляя из рук гардеробщика свою чёрную шубу и белое пальто, висевшее с ней на одном крючке. Бруно, казалось, не пьянел, а только заливался румянцем — таким персиковым на смуглой коже. Синие искры в глазах всё так же кололись. Рассеянно шаря по карманам в поисках зажигалки на пожарной лестнице сбоку от входа, Леон нащупал в кармане забытую текилу. — О, — Бруно одобрительно выдохнул в него дым, в свою очередь вытаскивая что-то из кармана — Что это? — Ешка — О... откуда? — Да вырубил случайно у какого-то школьника. Кажется, "Пассионе" совсем испортился, если пускают к себе каких-то школотронов, да ещё и на колесах. Будешь? — Я… уже выпил, не хочу блевать. — Леоне, запрокинув голову, сделал большой глоток текилы. Бруно проводил его подбородок взглядом и убрал таблетки в форме розовых дельфинов обратно в карман. — Да, я и сам не фанат, на самом-то деле, — хмыкнул он, забирая из рук Леона текилу и тоже делая глоток. "непрямой поцелуй". — Давай... — М? — Давай в "я никогда не", — Леон сам офигел от своей смелости, — нужно быстрее добить эту бутылку, чтоб вернуться в клуб. — А давай. Начинай, — ответил Бруно, все ещё сжимая в руках текилу. — Я никогда не... Был на рыбалке — первое, что пришло в голову Леону. Бруно отпил большой глоток. — Я никогда не... Работал в мусарне, — закрытая улыбка Бруно растянулась ещё шире, до гусиных лапок в уголках глаз. — Ну, я тоже в мусарне не работал, только в полиции, — Леон выпил ещё один глоток — Это скучно. — Глаза Бруно блеснули синими искрами, — я вот никогда не трахался в кино. — Хм, мне только дрочили. — Все равно пей. — Ладно, — глоток, — я никогда не трахался в машине, — и уже Бруно снова прикладывается к горлышку. Надо же, осталось меньше половины за пять минут. — Я никогда не заводил отношения на работе, — Леоне вздыхает и пьет, кажется, три или четыре глотка. — Серьёзно? Сейчас или Раньше? — В ментовке ещё. Сейчас у меня никого нет. — Ого. — Догадываешься, за что меня "ушли"? — Ну... — Кстати, я никогда не... Курил Мальборо голд, — ухмыляется Леоне. ("да, да, я просто хочу тебя споить") — Ты просто хочешь меня споить. — Да. — Я никогда не целовался с парнем. — Прежде, чем Бруно успел опустить бутылку и передать её Леону, тот выхватил её у него, опрокинул в себя всю текилу, что была там, а затем молниеносно притянул черную, блестящую синим и оранжевым от фонарей голову к своей, и, накрыв чужие, такие же проспиртованные губы, своими, буквально влил Бруно в рот остатки текилы. — Эй, так не честно! — Ну, технически... Мы поцеловались до того, как в тебе оказалась текила... — разговаривать стало тяжело. Бруно снова посмотрел на него этими синими искрами, и расширенные в темноте зрачки, кажется, сейчас поглотят все вокруг, и самого Леона, и некуда деться от этих искр. Бруно усмехнулся, а затем поцеловал его снова, выгнув шею и притянув к себе — Леон только сейчас понял, что выше его на полголовы, и, наверное, тяжелее килограммов на десять, и если 69, то ему придется быть снизу, господи, Леон, пожалуйста, перестань.... — У нас кончилась текила. — Я вижу. — Но я никогда не трахался в туалете клуба со своим постоянным покупателем, который чертовски охуенный и такой горячий, что.... — Он не закончил фразу. Они снова целовались, и Бруно, кажется, улыбался в поцелуй, и одними губами выдыхал в него "ты". — А ты хочешь? — Да. — И я тоже. — Синие искры ему подмигнули, сердце Леона снова (в который раз за вечер?) пропустило удар, Бруно взял его за запястье и они целующейся пьяной каракатицей сползли по пожарной лестнице к дверям клуба. Вышибала мог бы отправить их домой — на секунду пронеслось в голове у Леона — в такое они были говно, но, видимо, лучше пусть оклемаются в тепле, чем в декабрьской ночной подворотне. Если смогут оклематься. Они целовались в гардеробе, сдавая одежду, и в очереди в туалет, и, кажется, это не смущало почти никого и уж точно никого не удивило, что они отправились в кабинку вдвоём. И было абсолютно похуй, в чём на самом деле была испачкана стенка, к которой Леона прижал Бруно, мягко обжигая его шею своими текильными губами, и не похуй было только на эти губы, эти руки и чудесное тело — под одеждой, наполовину расстёгнутой, Бруно оказался таким же отличным, как и в костюме, таким же идеально сложенным, без выпирающих мышц или жирка, гладким и ужасно горячим. Кажется, неидеальным он быть не мог — это же Бруно, о котором Леон так много думал, снова и снова запуская тиндер и грайндер с рабочего места и снова и снова там его не находя. — Так ты правда никогда не целовался с парнем? — Конечно я тебе напиздел. — Одной рукой Бруно держал его за ягодицу, а другой чертил узоры по спине. — Но ты бы себя видел. — Оу. Может, тебе и минет никогда парни не делали? — Нет. — Снова пиздишь? — Да-а... — протянул Бруно и склонил голову вслед за языком Леона, прочертившим полосу по гладкой груди (он правда бреет грудь?). На самом деле, это было быстро — но, кажется, текила имеет какие-то антихронологические свойства — иначе никак не могла эта томность исчисляться минутами. Леон, отчаянно пытаясь не касаться никакими частями тела никаких поверхностей, кроме поверхности тела Бруно, осторожно прошёлся языком по всей длине перед тем, как взять в рот. Вообще это был не первый (да и не второй) член в его жизни, но, такое чувство, что все остальные были его бледными копиями — настолько он был классный. От чувства, что он наконец-то на своем месте, и от сопоставления этого чувства с тем, где он и что делает, Леон усмехнулся прямо с головкой за щекой и чуть не задел её зубами, и ещё сильнее вцепился в задницу и поясницу Бруно, чтобы не упасть. — Нормально? — Бруно, кажется, чуть протрезвел от его кульбитов. — Да, все ок. Кстати, ты охуенный. — О, ты тоже. Продолжай, — выдохнул Бруно, съезжая по гипсокартоновой стенке. Снаружи доносилось что-то, вроде бы, про белые розы, или жёлтые тюльпаны, но так далеко и на таких задворках сознания, а Леон здесь, сейчас и делает что-то невообразимое и неожиданное от абсолютно невменяемого пьяного мальчика, и это так хорошо, что пусть горит этот клуб и этот туалет и люди, которые, наверное, заждались очереди... Бруно горел сам. Чувствуя пик, он, как в танце, поднял Леоне за руку и снова захватил его рот, кусая нижнюю губу и чувствуя свой предэякулят на чужом языке. Одной рукой все ещё машинально убирая лавандовые локоны от лица Леона, другой он нащупал его член и соединил их в руке — было довольно сложно, но, кажется, они подстроились под разницу в росте. — Знаешь, — выдохнул Бруно в губы Леону, — у нас сейчас открыта вакансия маркетолога-джуна. По деньгам конечно меньше, чем если ты выполнишь план у себя в магазине, но... — Я похож на того, кто выполняет план? — Леон улыбнулся, и улыбка сверкнула на фоне смазанного фиолетового. — Ну... ты только что выполнил мой. — В ответ на вопросительный взгляд Бруно продолжил, — соблазнить самого красивого парня, который когда-либо продавал мне сигареты. — Мудак! — Пиздишь. Я чувствую вкус лжеца, — он снова улыбнулся в поцелуй. Кажется, Леон его не услышал — он выгнулся в неудобной позе на полусогнутых, упираясь в стенку над Бруно рукой; светлые волосы все же скрыли румянец на лице, как жемчужная вуаль. — Да. — И Леон поцеловал его снова, застегивая штаны и пытаясь найти в кармане помаду. — Кстати, шоу начнется в полночь. — А ты очень хочешь его увидеть? — Ну, я уже увидел кое-что получше… И не прочь посмотреть ещё раз. — К тебе или ко мне? — К тебе, у меня родители. — Убер? — Что угодно. В такси играла "ночь, текила, нехило зацепило" — и Леон хихикал от таких музыкальных реминисценций, и накрывал руку Бруно на внутренней стороне бедра своей.