Эффект мотылька.

Такой желанный в эти дни мной сон, наконец достиг меня. Забытье обволакивала все мое сознание, но почему перед глазами всплывали давно забытые образы. Чечня — тысяча девятьсот девяносто четвертый год, зима. Целый день шел снег, температура упала ниже некуда, от холода я лица не чувствовал. Вчера из Москвы прибыл приказ убрать базу одного взвода, возле «дома-печати». Как будто это можно было сделать так просто. Мы с нашим отрядом двинулись туда с утра по раньше со стороны минутки, затем на мосту нам пришлось разделиться. Я доковылял до «барского — дома», а там заглянув в одну пятиэтажку попал под обстрел. Пули летели над моей головой уже несколько минут, шмалял как я понял, совсем отчаянный, не довая мне возможности даже нос высунуть из укрытия в виде отколовшегося от дома стены метр на метр. К слову, народ этот и так был ненормальным, с животными повадками. Как я слышал любившим сравнивать себя с волками. Недолюбливающие чужаков, хотя гостя принимали как родного, пока он не выйдет за порог, а там уже и стрелять можно. До последней капли крови стоявшими за своих и свою территорию. Невероятно ревнивые, они защищают своих женщин как овец, как нечто что должно оставаться в несогеямости в их стае, а ведь и сами по большей части не подходят к ним, я это заметил, но если ты даже намекам даш понять что тебе понравилась их женщина тебе не поздоровится, разорвут, даже бровью не поведут от вида крови. Минуту назад человек, с виду даже нож не державщий, превратиться в настоящего убийцу, наматывающего твои кишки на руку. Я это знаю, потому что был свидетелем такой сцены в одном селе. Я выдохнул горячий пар изо рта, и прикрыл глаза, через два дня новый год наступит, девяносто пятый, интересно что мама дома делает, скучает ли? Наверное. Пожрать бы ее пирожков. Вкусных, горячих с капустой. В животе сразу заурчало, я открыл глаза и осмотрелся, когда-то чей-то дом, крепость. Люди наверное жили здесь счастливо, а сейчас это всего лишь полуразрушенная бетонная коробка с отсеками, несколько дней назад по нему стреляли из танка. Зрелище было то еще, капитан аж лезгинку танцевал, урод. Пошарив в кармане, достал смятую коробку сигарет, оказалось, пустую коробку. Выругался себе под нос, и перевернулся, в бок сразу уперся какой-то кирпич — неприятно. Надо было выкручиваться из этой ситуации. Пришлось осторожно выглянуть из своего укрытия. Примерное местоположение этого стрелка я знал. Только вот добраться до него будет задачей, не из легких… Не успел я подумать об этом как услышал осечку, это был мой шанс. Я сплюнул и рванул на выход. Перепрыгнул обвалившийся пол, побежал вниз по лестнице, рискованно, но надо было действовать быстро, пока у стрелка пистолет не обнаружиться. Пока поднимался по лестнице достал магазин из калаша, и дополнил патроны, для того чтобы убить одного человека, должно было хватить. В желудке сразу образовался ком, а по спине побежали мурашки, такое происходило когда я отнимал у кого-то жизнь. Это в начале, когда нас только-только закинули в это пекло, у меня шли слезы, дорожали руки, и кошмары мучали, а теперь для меня все стало обыденным. Мерзко прозвучало, убийство стало обыденным, ха. Хотя я придерживаюсь своего рода кодекса, детей с женщинами не трогаю. Стариков обезвреживаю, некоторых просто подстреливаю. Жить будут, своих чеченцы не бросают. Залатают дырку, и выпустят, а мне придется просто надеяться что те снова не возьмуться за оружие, усвоят урок. Очень надеяться. Я перешагнул через порог и застыл в изумлении. — Совсем…малец, — подумал я, смотря в голубые огромные глаза. — Шакал! — Процедил тот сквозь зубы, держа в руках гранату с не выдернутой чекой, значит либо умирать боязно, либо не успел, хотя пальчик колечко держал уверенно. — Тише, спокойно. — Я закинул автомат на плечо и подняв руки с раскрытыми ладонями, попытался подойти, даже присел на корточки. — Видишь, я не наврежу. Положи гранату и мы мирно разойдемся. — Пуьч, хьакх хьо ма дар! * — Малец огрызнулся на своем и угрожающе поддался вперед. — Сун дик доьйз шу, боьхумнаш! ** — Эй, эй, эй. Послушай, давай поговорим, просто. Ты русский знаешь. — Умереть не хотелось, очень. Расклад был просто дерьмовым: — либо я его подстрелю и он рефлекторно выдёргивает чеку на смертном одре, что послужит взрыву, а за ним и завалу этого этажа с моей смертью, либо я его успокаиваю, отнимаю взрывное устройство и валю на базу к чертям собачьим. С первым дело было проще простого — сдохнуть короче. Второе чуть потяжелее, поскольку говорить и успокаивать я не умел. Но как говориться хочешь жить умей вертеться. — В школе учился? Щенок криво усмехнулся, взгляд его на мгновенье стал не по-детски тяжелым. — Учился, пока ваша на нас не наехала. Криво, но по человечьи говорит. Это уже что-то. — Ты, автомат положи солдат, знаю я вашего. — Он кивнул указывая на мое оружие. Пришлось послушаться, я снял с плеча АК и положил на пол, к кускам стен, кирпичей и бетона. — Ты тоже убери гранату. — Со 1овдал вум ца моьт хьун? *** Ты в два раза крупнее меня, положу, ты убьешь голыми руками, шею свернешь. Еще совсем юнец, мальчик, а уже знает что такое смерть и понимает что тоже может умереть. Я ведь тоже когда-то был в его возрасте. Смог бы я так? Нет, не думаю. Большее на что я был тогда способен, так это позвонить в дверной звонок и убежать. Думается мне что эти чеченцы с рождения бесстрашные, ишь как прямо в глаза зырит. — Не сверну. — Я достал сломанную, последнюю сигарету с кармана, огляделся нашел неплохое место возле стены и усевшись закурил. Опять пошел снег. Из проломленной стены вид на город или то что от него осталось был с одной стороны мерзким, с другой завораживающим, угнетающим заставляющим сердце сжаться от боли. Как будто смотришь черно-белое кино, потому что дома в основном были светлыми, а копоть от пожаров превратила их в нечто грязное. — Эй, пацан. Хочешь верь, хочешь нет, но я тебя понимаю. И не потому что испытал такое, а потому что понимаю и все. Да, это создание столь короткий срок видело столько ужаса, что я не видел. Хотелось извинился, просто извинится за этот дерьмовый мир и жадные правительство. — И что, мне теперь тебе в ноги кланяться? — Нет, ты ведь тоже умирать не хочешь, ты наверное и не боишься, храбришься, но умирать не хочешь. Понимаю. Ты должен понять, я не убью тебя, я себя никогда не прощу если убью тебя. Но если в течении двадцати минут я не сообщу что жив, сюда прибудут те кому плевать, кому вообще как два пальца обоссать убить тебя. Покрасневшие на холоде руки медленно опустили гранату. — Садись. — Ты не думай что я побоялся твоей подмоги. — Конечно нет. Тебя как зовут. — Малик. — Я знаю что вы имена в честь кого-то даете, — я докурив выкинул окурок, — а твое в кого честь? — В честь ангела охраняющего врата ада, ангела который никогда не улыбается. — Ответил Малик, чуть сдернув нос. Видно что именем гордится. — Ого, меня кстати Дима зовут, просто Дима, без чего-то там еще. «Роща, эта капитан вызывает, ответьте!» — Зашумела рация на поясе. Я посмотрел на Малика. Тот прищурился. — Мне придется ответить. И Малик медленно кивнул. — Это «Роща», капитан. Тут чисто, скоро выдвинусь. « Давай быстрей, мы тут одну чеченку поймали, поиграем с ней». Меня как будто в холодный прорубь окунули, глаза Малика округлились. Это было плохо. В следующую минуту парень держа гранату подбежал ко мне, он ударил кулаком стену в стантиметре от моего уха и чуть ли не тыча взрывное устройство мне прямо в лицо закричал. — Говори! Говори где они! — Малик успокойся. — Я поднял руки держа рацию. — Вы…вы…ху дина ох шун, боьхумнаш, животные! ****— Из глаз парня полились слезы, не от страха, а от безысходности. Он понимал что ничем не сможет помочь той бедной девушке, ему было ее жаль, а мне было жаль его. Я поднял руку и стер его крупные слезы. — Прости, мне очень жаль. * Врешь, свинья такая! ** Я хорошо вас знаю.. (Я не могу перевести слово "боьхум" это типа грязный или что-то типа того). ***Ты думаешь я дурак? **** что мы вам сделали, (далее неизвестное мне слово).