Дворцовый дом Трубецких неожиданно ожил после двухгодовалого пустования. С мебели снимались чехлы, чистилась, накопившиеся за долгое время, грязь, мылись дорогие полы и золоченые статуэтки, выбивались ковры, поднимая в воздух облачка пыли. Прислуга со дня на день ждала хозяев.
Т/и Трубецкая возвращалась в карете со своим мужем в новый дом и испытывала ту тихую радость, которая появляется всякий раз при возвращении на Родину, когда за окнами проплывают знакомые и родные сердцу виды. Почти два года супруги Трубецкие прожили во Франции, и, несмотря на то, что чувствовали там себя прекрасно, родная земля делала её — Т/и — счастливою — она искренне её любила и скучала по ней.
Дорога из Франции занимала несколько дней, и в последнюю ночь было решено остановиться на постоялом дворе местного помещика, поменять лошадей и немного отдохнуть: ежедневная трясучка в экипаже давала о себе знать. Ложась с облегчением спать, Т/и думала лишь о том, как скоро они окажутся в Петербурге, и сколько распоряжений нужно будет отдать, чтобы их жизнь, встревоженная переездом, вошла в свой обычный ритм. Но заботы её не пугали — ей хотелось как можно скорее взяться за дело.
На протяжении всей дороги из Парижа Сергей Трубецкой был необычно молчалив и задумчив. Он рассеянно отвечал на вопросы жены, и, казалось, был расстроен возвращением домой. Т/и же знала истинную причину поведения и переживаний своего мужа и старалась не мучить его разговорами, и, поэтому, на утро после ночлега на постоялом дворе, с радостью отметила, что Сергей немного оживился, и уже более охотно обсуждал с ней будущие дела и даже сам пару раз сказал о том, как ему не терпится скорее оказаться в имении.
Вместе с их приездом в Петербург возвращались и старые привычки, которые совсем забылись во Франции. Каждый вечер, если погода соблаговолила, супруги — порой в компании друзей и родственников — выходили на летнюю террасу и за обсуждением самых разных тем пили чай прямо из самовара, которым очень почему-то гордились. Жизнь Трубецких потихоньку вставала в рабочую колею, и Т/и наконец почувствовала настоящее счастье. Ожидая мужа на террасе, она с удовольствием вспоминала их знакомство. Сначала он ей не понравился. Однако вскоре она поняла, что за этой его угрюмой молчаливостью, давящей озабоченностью скрывается пытливая, страстная, волевая натура.
— Как чудно, что мы вернулись, — говорила она Сергею, когда они вдвоём сели на террасе. Стоял необычно тёплый и по-настоящему летний вечер.
— И я рад, — Сергей за долгое время облегчённо улыбнулся и накрыл своей ладонью ладонь Т/и. — Как ты сегодня провела свой день?
— Прекрасно, — ответила Т/и, но заметив не верящий и лукавый взгляд Сергея тут же заверила его: — Правда-правда, не смотри так на меня. Я очень счастлива, что наконец-то я дома, и мне только в радость бытовые дела. В обед заходила Долли и Алексей (нужно бы пригласить Волконских на обед!), мы поговорили с нею, Алекс выразил глубочайшее разочарование — он хотел было застать тебя дома, а тебя нет. И право, день пролетел очень быстро, — Т/и мягко улыбнулась мужу и, спохватившись, спросила: — Но что мы обо мне? Ты сегодня ходил к Рылееву?
Будучи во Франции Трубецкой не прерывал своей «политической» деятельности. В Петербурге оставался Союз Благоденствия, одним из создателем которого он являлся, но за то время, пока Сергея не было в столице, произошли большие перемены, и теперь, не теряя своей лидерской позиции, ему нужно было наладить деятельность организации. Он никогда не скрывал от Т/и факт существования Союза, и был рад тому, что жена разделяет его взгляды. Они много спорили о Французской революции; Т/и полностью её отвергала, резко критикуя насилие и террор. Трубецкой во многом был согласен с молодой супругой, но к достижениям этой революции относил факт ликвидации дворянских привилегий и феодальных крестьянских повинностей, закрепление за крестьянами земли. В итоге Трубецкой и Т/и сошлись на том, что строить свое счастье на несчастье и крови других — безнравственно. А еще он был очень удивлен: такие любознательные и образованные женщины ему раньше не встречались. Она же ещё больше убедилась в правоте намерений Союза после посещения Франции, отметив, насколько жизнь за границей лучше, чем на родине. Но Трубецкого, как бы он не был превержен своим идеям, и как бы ни отстаиваил их, деятельность общества начинала немного угнетать, особенно теперь, когда Союз распался на две части: Северный — во главе с ним и Кондратием Рылеевым, и Южный — под руководством Павла Пестеля. Последний не нравился ему слишком, на его взгляд, радикальными мерами.
— Составляли свод правил, — пожал плечами Сергей. — Нужно постараться как-то наладить связи между нами и Югом, объединить наши силы. Таю надежду, что это скоро получится: здесь разрозненность нам ни к чему. К тому же надо установить связь с польским обществом, их помощь однозначно будет нам на руку.
— А состоялась ли переписка с Пестелем? — Т/и хотела отпить чаю, но фарфоровая кружка оказалась слишком горячей, и девушка, чуть шипя, одёрнула пальцы. Трубецкой привстал, но Т/и успокоила его, сказав, что всё хорошо, и она готова слушать дальше.
— Полноценная переписка сейчас невозможна в целях нашей безопасности. Я слышал, что государь знает про общество, и, уверен, в любой момент может проверить всё, что нас скомпроментирует… — заметив, как Трубецкая старается незаметно помахать обожёнными пальцами, Сергей воскликнул: — Т/и, да ты сильно обожглась, пойдём в дом!
Девушка не успела ему ничего ответить: в глубине дома раздались торопливые шаги, и через мгновение на летнюю террасу с поклоном вышел слуга — старый Матвей Матвеич.
— Князь, княгиня… — склонил он голову, а после обращатился только к Сергею: — Приехал Сергей Муравьёв-Апостол, говорит, что с важным сообщением. Что прикажете-с?..
— Впускай, Матвеич. И, пожалуйста, проведи его в мой кабинет — я сейчас буду. — Слуга склонил голову и вышел. Лицо Сергея посерьезнело, он со вздохом и чуть виноватым видом обернулся к Т/и: — Я ненадолго. Думаю, он расскажет что-то про Юг. Попроси обработать тебе ладонь, — он мягко прикоснулся губами к её пальцам и вышел.
Поджав губы и ничего не ответив, Т/и смотрела в след Трубецкому. В этот вечер стало понятно, что их мирной жизни непременно приходил конец. Непритронутый более чай остывал в фарфоровой кружке, на яблоневый сад опускались сумерки. Т/и продолжала сидеть на террасе, погруженная в самые тревожные мысли.
Сергей Трубецкой попрощался с Муравьевым-Апостолом только глубокой ночью.
Отступать было некуда.
Началась активная деятельность Союза. Дом Трубецких, как и Рылеевский, был одним из центров. Здесь успели побыть все члены общества и состоялись внеочередные собрания. Сергей Трубецкой становился всё более и более серьёзным: всё, что до сей поры было лишь словами, громкими идеями — начало воплощаться в жизнь.Т/И стала своим человеком в среде заговорщиков. Она внимательно слушала их споры, волновалась за мужа. «Что сулит будущее всем этим хорошим и, видимо, смелым русским офицерам, которые хотят ввести в Российской империи конституционные свободы? Что ждет её саму — она ведь жена Трубецкого, человека, наиболее уважаемого заговорщиками?..» Т/и с тревожностью замечала нервозность мужа, и всё больше переживала за него. Она знала всё об их планах, о их разрозненности внутри организации. Трубецкой пытался всё держать под контролем, но события развивались слишком быстро, чтобы какие-то его планы успели осуществиться.
В декабре стало известно, что император — Александр I, скончался. Новость застала супругов на балу у знакомых. Т/и заметила, как сомнением сверкнули глаза Сергея, и всю следующую ночь он провёл в какой-то нерешительности, изредка подходя к Т/и, прижимая её к груди и целуя в лоб. Т/и, казалось, чувствовала его душевные метания и была с ним одним целым.
На утро стало ясно — это шанс реализовать все идеи Союза, добиться, наконец, своих целей. В кабинете Трубецкого почти беспрерывно шли совещания членов тайного общества. Т/и молилась за мужа и его товарищей.
— Мы начинаем действовать, — твёрдо сказал вместо приветствия Сергей, возвратившись из кабинета поздно вечером. Т/и ждала его в гостиной. Его слова прозвучали для неё словно приговор, и она с отчаянием обняла застывшего мужа.
Сергей Трубецкой был идейным вдохновителем выступления и избран «диктатором» по предложению Рылеева. К десятому декабря был составлен план действий и написан Манифест к народу. Трубецкой был убежден в необходимости проведения реформ в России, но в проектах стремился к умеренности, в отличие от Южного общества. Он был противником кровопролития, надеялся, что будут возможны переговоры с правительством.
Тринадцатого декабря он поделился с Т/и своими переживаниями: «вся затея обречена на провал, сил слишком мало и никакого плана из-за поспешности нет» . Т/и с ужасом понимала, к чему это всё ведёт. Сергей был совсем не спокоен.
— Завтра… — он сидел и смотрел перед собой, его мысли были где-то далеко, на лице застыла непонятная Т/и маска. Девушка сидела рядом, поглаживая плечи мужа, и невероятно желая разделить с ним всю тяжесть будущего события. — Завтра надо выйти на Сенатскую площадь, поднять не присягнувшие Николаю полки, и… Надо говорить, говорить, чёрт возьми, с правительством!.. — с досадой прорычал он, ударив ладонью по столу. — Но они поручили Каховскому убить завтра же утром цесаревича. Т/и, видит Бог, крови будет много…
Он опустил голову на её грудь и пролежал так, не двигаясь, долгое время.
***
С утра Т/и сидела в ожидании, страшно её тяготившим. Она выбегала на улицу, смотрела в окна, ожидая увидеть его — её Серёжу, целого и невредимого.
— Что известно, Матвей Матвеич? — схватила она за руку слугу, стоило тому возвратиться в дом: ему было поручено разузнать новости с Сенатской площади. Старик выглядел взволнованно, и, казалось, плакал: — Ну же?
— Князя на Сенатской площади не было-с…
— Где же он? — вопрос повис в звенящей тишине. Т/и чувствовала, как быстро колотится её сердце, она часто дышала, и в голове её был один туман. Всё, что происходило, казалось ей страшным сном. Она беспомощно и с мольбой смотрела на Матвей Матвеич, отчаянно сжимая его плечо: — Что с ним?
День никто не появлялся на пороге их дома, Т/и в смутном и всё время в приобморочном состоянии ждала каких-то известий. Она не могла ни спать, ни есть: восстание было подавлено, Сергей исчез. На следующий день стало известно об его аресте. «Жив! — с радостью подумала сначала Т/и, но после первой же радости появился страх: — Арест!.. ». Страшные мысли закрадывались ей в голову: остальных главных участников восстания и Союза допрашивали, и, ходили слухи, что предписывали мужчинам смертную казнь. Её пугала судьба мужа.
«Я буду жив и здоров» — написал позже Сергей.
Это краткое письмо затеплило в Т/и искорку надежды. По резолюции государя смертная казнь Трубецкого была заменена для него вечной каторжной работой.
— Т/и, да ты с ума сошла! — воскликнула Долли, приехав к Трубецкой на следующий же день, узнав, что та была у государя. — Это Сибирь, холодный край. Ты живёшь здесь во всех благах, ни в чём не нуждаясь, там тебе придётся нелегко, дорогая!..
— Долли, зачем мне тут оставаться? — вопрошала Т/и. Нынче она ездила к императору и просила разрешения последовать за мужем на рудники. Она и не думала оставаться здесь, без него. — Поэтому я еду туда, ему там будет тяжело, я хочу ему помочь. Я поклялась быть ему верной и в горе, и в радости, это мой супружеский долг…
— Государь Николай разрешил вам разводы, — графиня Долли умоляюще схватила Т/и за руку. — Откажись от этой идеи, останься здесь.
— Я не могу, Дарья, — покачала головой Т/и и, закрыв лицо ладонями, впервые дала волю слезам. Долли прижала её к себе, утешающе гладя по спине, как маленького ребёнка.
— Ты хорошо делаешь, что хочешь последовать за своим мужем, это очень мужественный поступок, — тихо и с уважением сказала ей Долли на прощание.
***
Дорога на рудники казалось невыполнимым испытанием. Была зима, холод пробирал до костей: большую часть пути девушке приходилось идти самой. Но Т/и шла с мыслью о Сергее без долгих остановок, почти без отдыха; меняя, если повезёт, лошадей на почтовых станциях, короткая трапеза — и снова в путь. Денег она не жалела, лишь бы поскорее увидеть его… Дорогой Т/и простудилась и тяжело заболела. Но она ехала с одной мыслью: ей непременно хотелось сделать жизнь Сергея хоть чуточку лучше.
Иркутск. Мороз доходил до невероятного минуса; не привыкшей к такой среде Т/и было не по себе. Трубецкой находился здесь же, в тюрьме. Не теряя времени, девушка добилась встречи с ним.
Когда она увидела его изможденным и худым, то не признала, покуда Сергей не воскликнул:
— Т/и, родная! — Он даже и надеяться не мог на такое счастье.
Слёзы брызнули из её глаз, и она бросилась к мужу. Упала ему в ноги и стала целовать его звенящие кандалы и исхудавшие руки.
