10 Февраля.
Тёмную комнату освещает лунный свет. Перевожу помутневший взгляд с клавиш на часы. Стрелки остановились на двенадцати. Наступил новый день, но для меня сегодняшний вечер продлится ещё долго. Уголки губ растянулись в грустной улыбке. «Тебе говорили, а ты не слушала».«Мы кричали «нет», а ты слышала «да».
«Ты настаивала на своём, а теперь сама и отдувайся».
Множество мыслей крутится в моей голове. Сердце останавливается каждую секунду, но продолжает биться. Пальцы пропитаны влагой, но по-прежнему нажимают на клавиши фортепиано, издавая долгий, протяжный звук на всю квартиру. Мне плевать на шум, все равно, что недавно с просьбой прекратить играть на музыкальном инструменте приходили соседи. Всё равно. Я их даже тогда не слушала. Я давно перестала понимать хангыль, ведь в моей голове сплошными волнами плывут ноты. А теперь не только они, но и чувства вины, собственной безнадёжности и попытка отрицания своих же ошибок. Больно признавать разочарование в самой себе. Хотя больнее будет услышать это от близких людей. Больно принимать правду, если до этого жил во лжи.6 Февраля.
Выглядываю в окно. Скоро выходить в студию для занятий на фортепиано. Солнце светит, а значит, на улице предполагаемый мороз. Зимой, к сожалению, солнце не вызывает столько положительных эмоций, когда понимаешь, что тебе нужно будет вдыхать холодный воздух, а выдыхать пар, когда руки покраснеют от холода, из-за чего придётся надевать перчатки, а в автобусе снимать их, чтобы посидеть в телефоне. Раздражает тех, кто не любит лишних действий. И я отношусь к таким. Я не любит лишних слов, движений. Мне нравится чёткость заданного ритма. Слышу рингтон телефона, отвлекаюсь от своих рассуждений. Начинаю думать о неожиданном звонке. Кто же это? Смотрю на экран. Действительно. Я права. Глубоко в душе радуюсь этому имени, этой мелодии, своим чувствам и интуиции. Но будет слишком легкомысленно показать это ему, поэтому лучше скрыть свое ликованип. Неспеша беру телефон в руку, стараясь подавить улыбку, провожу пальцем по экрану, намеренно впиваюсь ногтем, для создания новой полосы на защитной плёнке. Зачем? Всё равно через месяц сменю и плёнку, и стекло, и даже сам телефон. А этот отправится в копилку моих несбывшихся мечт. Я планировала, что, однажды именно на этот «Samsung A71» Чхве позвонит и скажет что-нибудь дружеское. Нет. Каждый раз он звонит или для очередного хвастовства, или для обсуждения своих заслуг в сфере музыки. Эгоист. — Время видела?! — не слишком приветливо начал он, как только я ответила на звонок, но продолжала молчать, находясь в прострации. — Видела, — без пререканий отозвалась ему. Я по-прежнему не могу понять своё отношение к Чхве, а потому до сих пор не знаю, как себя вести с ним: холодно и безжалостно, как когда-то он ко мне, или добродушно и искренне? Не до конца разобравшись с этим, я изначально прозвала его эгоистом, но только в своей голове. В моих мыслях даже цветок имеет своё прозвище. — Я тебя до ночи должен ждать?! У меня и без этого есть дела! — злился Чхве. Я давно заметила, что он никогда быстро не успокаивался. Если эгоиста что-то раздражало, то дискуссии и разногласия могли тянутся почти бесконечно. Я привыкла, поэтому терплю. Но почему? Никогда не поверю самой себе. Я не знаю слово «терпеть». В моём характере нет ему места. Это не просто слово — это глагол, обозначающий мириться с чем-либо, безропотно переносить что-либо. Но из-за чего я терплю его, когда в мыслях только что высказала своё недовольство? — Я тебя не заставляю, — безразлично сказала я. Мне должно быть наплевать на его слова. Для меня они должны иметь значение ненужности, а такие слова я обычно пропускаю мимо ушей. Раздумывая, понимаю, что каким-то немыслимым мне образом я отдаю ему свои мысли, неопределённые для меня чувства и время. Снова задумываюсь, а с каким процентом безразличия я ответила ему? А сказала ли я это вообще на нужной волне? — Тогда я могу идти? — его тон сменился, неужели он обрадовался? — Йеджи, из-за тебя я зря потратил время! — вероятно, мне показалось, но имеет место быть и то, что под своей раздражительностью он сейчас скрывает восторг. Безусловно, он рад моему отказу. Я даже могу предположить, что им сейчас движет: выпивка с друзьями всегда интереснее, чем занятие с нудным подростком. Только он не учёл, что нынешние подростки ничем не хуже взрослых. Мы в плане психологии можем быть даже выше. — Я не просила уделять мне твоё драгоценное время. Вспомни, ты сам вызвался провести со мной шестьдесят минут. — Не сочиняй, Хван. Мы хоть и общаемся, но посидеть с тобой лишний час я бы не захотел. — Пятое февраля, разговор учителя Кан с двумя девочками из моей группы. Ты в то время рвал листы с нотами, я сидела за фортепиано и хрустела пальцами. Этот звук ты ненавидишь, а мне не хотелось слушать беседу двух зазнаек с учителем. Я встряла в их разговор, как глупая мышь, за что словила их надменный взгляд, а от учителя получила душераздирающее заявление о моей бездарности, связанной с непопаданием в ноты. Именно поэтому ты разорвал те красиво выведенные закорючки, а после всего цирка смело выдвинул свою кандидатуру для исправления моей криворукости. Джун, сегодня ты просто обязан сделать из меня эталон, ты ведь не хочешь падать в глазах учителя Кан? Ты ведь совсем недавно устроился на работу. Шантаж. Да, но лучше я буду считать это простой помощью, у него же память явно даёт сбои. — Йеджи-и… — протянул он, только понять не могу, он смутился или задумался? — Ты напоминаешь мне мою бывшую, — уже со смешком продолжил Чхве, — она также припоминала мои просчёты, а позже ими пользовалась… Он ещё что-то говорит, но я его не слушаю. Не хочу соглашаться с мыслями. Не хочу слышать наводящие вопросы от разумной части мозга. Не хочу осознавать свою ситуацию, но цепочка странных вещей постепенно складывается. И я уже чувствую, что это не какая-то золотая цепочка, носящая изысканное название «Maillon Panthère» от Cartier — это настоящий паразит с названием «глисты» от заражённой еды, которые будут медленно поедать тебя изнутри. А второе названием у этой цепи — любовь. Нет, я не хочу признавать свою мимолётную влюбленность в эгоиста. Не может быть, но это так: я подмечала его эмоции, заглядывала в его чувствительную голову, дала прозвище, как своему любимому цветку, отчаянно соревновалась со своим разумом, опровергала необъяснимые до этого чувства и, оказывается, даже шантажировала уже, как его бывшая. Как я могла противится своим же мыслям? Но ладно, хорошо, если дела идут так, то разве нельзя полюбить заботливого, скромного и вежливого? Видимо нет. И главное, я понимаю не только свои настоящие ошибки, но даже уже думаю о будущих. Осознаю, что Ёнджун мне не пара, но почему-то до сих пор пытаюсь это опровергнуть, а поцарапанная плёнка, значит, этому подтверждение. Я была не только рада звонку, но и раздражена. Я просто хотела убежать от телефона или разрезать эгоисту его зазнавшийся язык своим острым ногтем, но вместо этого прятала свои настоящие чувства за мыслью о нормальном разговоре. Я, сама того не замечая, хотела, чтобы он поменял своё отношение ко мне. Я незаметно жаждала его ответных действий, но не получала их, а потому оставляла царапины на плёнке. Глупая, Йеджи, ты глупая. Ты знала это? Понимаю, что совершенно не вникала в суть его слов, поэтому не знаю, о чём он вообще там рассуждает. Где-то глубоко в душе мне стыдно за своё безразличие, но опять же, если бы я не закрылась в своей черепной коробке, то не смогла бы разобраться в своих углах, которые оказались не острыми, а тупыми на все сто восемьдесят градусов. — Не сравнивай меня со своими подстилками, пока я тебя со своими сравнивать не начала, — решаю акцентировать внимание на словах о бывшей, которые я ещё услышала. Подмечаю, как в районе груди больно кольнуло. Надо будет сходить к кардиологу, на всякий случай, а то давно такого не наблюдалось. — В жизни не поверю, что у Хван Йеджи, школьницы девятнадцати лет, уже был парень, — он не заметил моего отсутствия. Да, я сейчас подмечаю это, а не его слова. Мне это важно. Я не хочу, чтобы он принял меня за сумасшедшую, которая копается в своём головном лабиринте, мать его, Минотавра, чувствую, что после разговора я точно убьюсь от несуразности и тупости этого разговора, до чего же неловко. — Я и не предлагала верить мне, — радуюсь, что здравый рассудок по-прежнему на моей стороне и помогает формулировать речь. — Знаешь, поступай как хочешь. Ты взял на себя ответственность научить меня, а вот нести её достойно или нет — уже твоё дело, — решаю завершить разговор на такой ноте, поэтому тут же сбрасываю звонок, не дождавшись ответа. Надоело. Мне и без того неловко, стыдно. Как я могла уплыть так далеко? Хорошо, что ещё не утонула, может, выплыву на какой-нибудь остров. Кидаю телефон в стенку, а сама, падаю на мягкую кровать. Смотрю на потолок и зарываюсь руками в волосы. Чёрт, как я могла так прогадать. Видела в нём друга, но думала иначе. Скрывала эмоции, подавляла чувства, а сама, оказывается, надеялась на внезапное признание, на сюрприз, мать его. Хотела? Получай. Вот тебе и первая влюблённость, первая ревность и первый отказ, который я ещё не услышала, но уже представила. Блять, Йеджи, как так получилось?! Пытаюсь собраться с духом. Выстраиваю цепочку событий. Я дала ему выбор, он заикнулся о том, что не проявляет желания сегодня заниматься. Уверена, он знает меня настолько, насколько ему нужно. Он хотя бы знаком с половиной моего характера. Думаю, Джун сейчас пытается предугадать мои последующие действия. Скорее всего, он помнит одно: я на мыслях смелая, а на деле трусливая. Он по-любому воспользуется этим. Корю себя за этот промах, нельзя было так открывать свою душу. Нельзя в этом мире вообще рассказывать кому-либо о своей скрытой сущности. Сама виновата, поэтому уже жду завтрашнего спектакля перед учителем Кан. Чхве по-любому защитит свой зад, сказав учителю о своей попытке позаниматься со мной, а как выкручиваться будет Йеджи, его, конечно, уже не волнует. Дал же Бог друга, а эта глупышка ещё и влюбилась в него. Идиотка. Тяжело вздыхаю. Мне нужно отвлечься от мрачных мыслей. Мама всегда говорила, что если что-то идёт не так, как ты хочешь, то нужно просто отдаться волне. Значит, так и должно быть, незачем сбивать работу матрицы. Хорошо, но развеять будущую проблему всё-таки надо, поэтому лучше будет сходить на занятия и позаниматься самостоятельно — это тоже может принести хоть какой-то плюс. По пути я снова думаю, только уже не о себе, бедной и несчастной, а о Ёнджуне. Разочаровываюсь в его человеческом облике. Вспоминаю наше первое знакомство, тогда он вёл себя по-другому, и сейчас я не могу провести параллели между тем Чхве и нынешним. Вот что делает выпивка с людьми. Я относительно недавно заметила его пристрастие к алкоголю, отправной точкой стал подслушанный разговор между ним и, вероятно, его друзьями. Хотя, что я хочу? Он уже взрослый, работает, может себе позволить. Но почему я влюбилась не в прототип принца на белом коне, а в паразита-эгоиста, который в роли мужа будет клевать мозги, как птица. Аж противно. Правильно говорят, что первая любовь — это есть влюблённость, которая в скором времени пройдёт и откроет глаза. Радуюсь, что я заметила всю фальшь и визуальный обман раньше времени, благодаря чему я, может, где-то внутри и разочаровалась в подлинности Ёнджуна, но одновременно я рада и доказательству своей глупости. Лучше самой признать свой просчёт, чем после выслушать это от других. Для примера вспоминаю критику от учителя Кан. До ужаса было обидно слушать наставления о своих ошибках на глазах у других учеников. А потому, я уверена, наша дружба бы пала в тот же момент, когда я призналась бы в своих чувствах, или они сами бы вылезли наружу. Уверена, я бы выслушала целую поэму о своём типаже, который не подходит этому паразиту. Зачем портить самой себе и без того низкую самооценку? Хорошо, что я вовремя осознала свои чувства. Теперь главное от них избавиться и как можно скорее, иначе я найду другие доказательства, уже тому, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. А потом и следующую, но она по сути пересекается в первой. Не хочу страдать, хочу жить счастливо здесь и сейчас, а не в черепе. Я поставила себе цель на ближайшее время, следует поскорее её добиться.***
Захожу в студию. Натягиваю улыбку и кланяюсь пожилой женщине, что стоит на входе. Прохожу дальше по коридору, думая уже об улыбке старушки: сухие и слегка потрескавшиеся губы, морщинки возле уголков — она живёт уже долго, вероятно, она успела даже повидать и боль, и радость, и счастье, и разочарование, но почему её улыбке так искренна в наше-то время? Странно. Открываю дверь с моей цифрой. Негусто, всего лишь восемь человек, а со мной девять. Прохожу к своему месту, попутно узнавая лица знакомых. Разжигаю внутренний огонь, когда вижу двух зазнаек. Они точно помнят тот разговор, то соглашение, а потому, вероятнее всего, они и здесь. Просто решили проследить за выполнением договора. Они думают, что я настолько глупа? Как предсказуемо. Сажусь на табуретку, опустив глаза на клавиши фортепиано. Пытаюсь сосредоточиться на продуктивном занятии, но из головы не выходят лицемерные глаза тех двоих. Я правда хочу поговорить с ними, но сегодня я как обычно зла, поэтому под словом «поговорить» я подразумеваю глагол «повздорить». Они меня раздражают уже давно, например с того момента, как я зашла в класс. Вовремя замечаю краем глаза движение в мою сторону. Улыбаюсь, когда в поле зрения попадает рыжий локон. Они как будто мои мысли читают. — Ты вроде с Ёнджуном хотела позаниматься. Сочувствую, — заговорила та рыжая, чьё имя мне противно. Лениво поднимаю взгляд на зазнайку. Мысленно ругнулась в сторону разреза глаз, почему они такие узкие?! — Спасибо, — на повторе отвечаю я, совершенно не анализируя слова моей собеседницы. Люблю соблюдать режим «мимо ушей», для избежания конфликтов. Ладно, вру, я люблю копаться в мыслях. Кажется, на минуту рыжая затихла. Не ожидала, да? Вот он, обгоняющий манёвр. — За что? — недоумевающе прошептала девушка охрипшим от волнения голосом. Внутри смеюсь над её мгновенно сменившимся лицом: из выскочки с надменной гримасой в обезоруженную мышь. — За проявление чувств ко мне, — говорю я, стараясь подавить лукавую улыбку. — Раз уж так получилось, может, ты, как уже давно состоявшийся профессионал, встанешь на замену Ёнджуна? — резко меняю тему в свою пользу, попутно подшучивая над её самолюбием, пока она явно не догоняет ход моих мыслей. Она точно сломлена моим равнодушным видом. Уверена, она планировала на иной исход событий со злобными взглядами, парочками гнусных высказываний и, конечно, с обсуждениями Чхве. Смотрю на её постепенно увеличивающиеся глаза. Точно можно сказать, что она не горит желанием провести со мной время. От меня прямо все отказываются, хочу подметить. Они сговорились, что ли? Вижу, как она переминается с одной ноги на другую, и то натягивает неловкую улыбку, то тут же сбрасывает её. Понятно, хочет вежливо отклонить моё предложение, но слов подобрать не может. А вот так, зазнайка, не всё идёт так, как ты хочешь, и не всегда заготовленные фразы могут пригодиться. — Не хочу быть чьей-то подменой, — бросает она, как спасательную шлюпку в море. — Мастерства у учителя Чхве не отнять, если уж он не хочет с тобой заниматься, то с чего бы это я должна тратить своё время на бездарность вроде тебя? — перевела рыжая стрелки. — Ты пытаешься себя поставить выше учителя? — приподнимаю одну бровь с «душевным» удивлением. — Похвально, за такую смелость, я считаю, тебе сам учитель Кан должен посвящать письма с перечисленными заслугами. — Я лишь следую чётким планам, в которых тебя нет. — Рыжая сложила руки на груди, усиленно демонстрируя уверенность. — Попридержи своих голубей, я помню письма учителя Кан, прямиком направленные тебе, Йеджи, только они совсем не с благодарственной речью были. Они больше напоминали комментарии в интернете, которые в силу своих возможностей оскорбят тебя по первое число. — Я и не пыталась ставить кого-то ниже себя, в отличии от некоторых, — признаться, я удивлена её умениями защищать свою баррикаду, а потому начинаю бросать такие гнусные фразочки, от которых даже самой противно. — Я прекрасно понимаю свои возможности, пока ты стоишь и корчишься от брезгливости по отношению ко мне. Да, я играю хуже тебя, но я и не хвастаюсь своими далеко не лучшими навыками; зато в танцах я преуспеваю куда лучше. — Ты и занимаешься своими танцами с детства! — вскрикнула моя собеседница, вероятно, терпение лопнуло. Нахально улыбаюсь своей маленькой победе. — Нашла с чем сравнить искусство с типичным вилянием, не поскуплюсь на слова, ягодиц! — Как и ты игрой за фортепиано! — цепляюсь к её словам. Это лучший вариант, если учитывать то, что я по-тихому начинаю сдавать позиции. — Само собой, мы будем преуспевать там, где наши истоки, — радуюсь своему выводу. — Ты слишком высоко о себе мнения, Хван Йеджи, — после минутного молчания произнесла рыжая. Я, как и она, была не против перевести разговор. — Всегда найдёшь к чему придраться. Если я сказала нет, значит нет, почему я должна заменять учителя Чхве, когда сама ещё учусь?! Почему я должна брать тебя на своё попечительство, когда ты пропускаешь, что письма от учителя Кан, что мои слова с критикой мимо ушей?! Ты сама не проявляешь особого энтузиазма к занятиям, если бы ты хотела, то уже точно попадала бы в ноты, а не сидела с хмурым видом за фортепиано. Поскольку танцы мне никуда не сдались, поскольку я понимаю своё положение под названием «дерево», то и не лезу туда, где не моя среда. Ты ведь тоже где-то, но подмечаешь свои ошибки, так почему не пытаешься их исправить? Для начала сбавь свой пыл и высокомерие, пока ты окончательно не потеряла хоть какуе-то связь с общественностью. Надоела со своим дурным характером и поспешными выводами. Сама вся из себя, Йеджи, а на деле ты действительно пустышка, и последними своими словами это только подтвердила. В чём проблема уйти с занятий на фортепиано и полностью отдаться, как ты выразилась, своим истокам? Думаю, тебе там и место, нечего сидеть на стуле, когда на нем в это же время мог сидеть бы другой человек с четкими целями. Что ты хочешь доказать своим рвением к игре на фортепиано?! Чем оно тебе сдалось?! — Тебя это должно волновать? Саморазвитие, стремление к музыке, попытка исполнения мечты, — от её речи мне стало паршиво на душе. Ненавижу критику. Терпеть не могу советы, особенно от таких зазнаек. — Мечта испортить музыкальный инструмент? — она издала нервный смешок. — Действительно, значимое дело в жизни подростка, вандализм процветает с каждым днём. — Не говори так, будто самой уже тридцать, — мысли отказываются соединятся в одно целое. Стараюсь быстрее сойти весь разговор на «нет», — два года разницы в возрасте не должны старить тебя. При чём здесь вандализм? Я хочу познать тайны музыкального мира, которые скрываются за этими закорючками, что обозначает каждая клавиша на фортепиано и какой звук она может создать. Всего лишь. И это первый этап исполнения цели. А что же ты хочешь, прославиться? Уверена, у тебя получится с такой-то подачей, — всё равно продолжаю докапываться до нее, хотя где-то виню себя за то, как мой язык действует быстрее, чем мысли. — До чего же ты противная, Хван, — протянула рыжая. — Сочувствую Ёнджуну, что он каким-то образом связался с тобой. Не знаю, кто тебя терпеть вообще сможет, а уж тем более любить, — она замолкла, а я чувствую её прожигающий взгляд на себе. — Удачи в исполнении своей великой мечты, — слишком искренне говорит она напоследок и вместе со своей подружкой удаляется из студии. Разворачиваюсь к фортепиано. Как ни крути, но слова зазнайки имеют долю правды. Вместо того чтобы готовиться, я снова погружаюсь в омут своих размышлений. Так почему я ненавижу критику? Точно, потому что очень больно разочаровываться в себе. Снова и снова. Вспоминаю школьных подруг, с которыми я уже не общаюсь: характерами не сошлись. Тогда было больно принимать критику, направленную в мою сторону. Они знатно высказали почти те же слова, что и эта рыжая, только принимать это проще от того, кого сам ненавидишь, а не от близких когда-то людей. Теперь же я возлагаю надежды на своих подруг из группы по танцам. Они единственные, кто пока принимают меня такой, какая я есть. С Ёнджуном мы познакомились на уроке музыки в моей школе, тогда ему нужен был опыт в работе, и он устроился преподавателем. Он продержался на том месте около двух-трёх лет, но со временем Чхве надоели школьные потасовки, непослушания на уроках, и он пришёл туда, куда планировал изначально. А я за ним. Чёрт, я уже тогда испытывала к нему симпатию? А точно ли, идя за ним, я хотела исполнить зародившуюся мечту? Не шла ли я тогда, как верная собачонка за хозяином? Нет, не может быть, я чётко помню, как однажды он рассказывал про великого пианиста, композитора Людвига ван Бетховена. Помню, как благодаря тому уроку в моей голове возникла мечта сочинить собственную симфонию. И именно тогда я посчитала нужным идти за Джуном в эту студию. Я рассчитывала на то, что он поможет мне исполнить мечту, а не влюбиться в него ещё сильнее или привлечь его внимание. Я шла в студию по своей воле, а не плывя по волне влюблённости. Так ведь? Надеюсь, потому что то время и те мысли я уже не вспомню: за это время я повзрослела, изменила взгляды на жизнь и то,что тогда я считала просто суперкрутой идеей, сейчас считаю полным бредом, и уже неважно, был это бред влюблённой девочки или осознание какого-то скрытого призвания к игре на фортепиано. По пути в студию я думала о том, как же изменился Чхве, винила его за такое отношение ко мне, за то, как сама же влюбилась в него, а сейчас понимаю, благодаря словам, сказанным рыжей, что и я далеко не ангел, что мои отношения с Джуном зависят не только от него, но и от меня. Я сама отдалила его от себя. Я сама сделала так, что он не хочет проводить со мной время, что он не пишет мне и не звонит. Он не делится со мной мыслями, эмоциями, не поддерживает связь, как делают обычные друзья. По сути, мы с ним приятели. Я уже не уверена, что он считает меня подругой. Сколько же иллюзий я напридумывала сама себе? Какой молнией меня ударило, что я без веской причины влюбилась в Чхве, что я без должных действий считала его другом, что я видела в нём совершенно другого человека? Я действительно влюблённая дура. А ещё и глупая, раз до сих пор считаю себя и свои мысли правильными. Через мои ушные перепонки пролетают очень интересные слова. Поворачиваю голову в сторону трёх девочек, которые, судя по всему, беседуют о каком-то танцевальном конкурсе. Тут же откидываю свои депрессивные и раненые мысли в сторону. Хочу подойти к ним и поговорить о том, где я профи: это неплохой шанс показать свои умения и, возможно, даже обзавестись новыми подругами. А если мой совет окажется ещё действенным, на что я и надеюсь, то это так же хорошо повлияет на мой образ в их глазах. Приподнимаю свой копчик с табуретки, постепенно натягивая приветливую улыбку. Хотевшая сделать шаг, я тут же падаю обратно на табуретку. Ко мне пришло внезапное осознание того, что встревать в чужие разговоры нельзя: мама так говорила мне, когда я была маленькая. Но сейчас я уже большая, верно? Раздумывая, я не заметила, как положила локоть на клавиши фортепиано, и они издали писклявый и протяжный звук. Испугавшись, тут же убрала руку и подняла до этого направленные в пол глаза на других людей. Сейчас я готова ударить себя за тупость. Йеджи, это музыкальная студия. Что сейчас, что тогда по ней разносились звуки разных инструментов. Просто я их не слышала, будучи в своих мыслях. Готова убить себя, потому что ко мне вместе со случайным действием пришёл здравый вывод. Я пришла сюда заниматься, а не цепляться языком. Подруг ещё успею найти, а вот научиться играть на фортепиано нет: это либо сейчас, либо уже никогда. Где-то внутри я расстроилась из-за этого, но мечта действительно не стоит пустых разговоров и действий. И как бы мне сейчас ни хотелось продемонстрировать свои умения тем девочкам, как эта сделала рыжая в мой первый день занятий в студии, я понимаю, что это может повременить. Борюсь со своими тараканами, которые разделились на два лагеря. Одни советуют дать совет и попытаться побыть добродушной и дружелюбной, а вторые наоборот велят мне заняться собой. И ведь они все правы, но чего же хочу я? — Эй, Йеджи! — окликает кто-то, из-за чего я незаметно вздрагиваю и приподнимаю свои узкие глаза в сторону звука. Не могу осознать, првда ли это, когда вижу, как ко мне подходят те самые девочки. — Тебя ведь так зовут? — говорит вторая, и я подмечаю, что её голос более низок, чем у той, кто меня назвала по имени. Озадаченно киваю головой. Подождите, дайте мне прийти в себя. — Извини, мы немного подслушали твой разговор с Соль, — продолжила первая, а я уже поникаю, словно завядший цветок. Они уже знают про мой нрав. Они знают противную Хван Йеджи заочно. О дружбе уже речи идти не может. — Мы слышали, что ты в танцах преуспеваешь. Не могла бы ты оценить наши шаги? Эмоционально опустошённая, я лишь тихо согласилась. Побледневшими глазами смотрю на их заученные движения, причём просто заученные: никакой лёгкости, плавности. Они танцуют слишком резко и отрывисто, а о синхронности и речи быть не может. В глаза бросается рост всех троих. Две из них почти одинакового роста и они явно метр семьдесят, а вот третья едва дотягивает до метра шестьдесят. Было бы разумнее поставить третью в центр, а высоких по бокам для создания визуального эффекта. С такой постановкой движения первой и второй частично будут совпадать. Хореография, кстати, несложная. Достаточно проста. Я учила такие в шесть лет. И что им теперь сказать? Да, они не мастера в танцах, и судить их, как тех же девочек из моей группы по танцам, я не могу. Но что, если танец мне не понравился? Он не вписывается в мои стандарты. Было бы лучше, если б они обратились за помощью к таким же новичкам, как и они сами, тогда они б получили по пять баллов, а тут даже на два с трудом тянет. — Ну как? — тяжело дыша, говорит третья девушка. Да, понимаю её. Учитывая её и рост, и рост её подруг, то ей сложно поспевать за ними, а если она стоит сбоку, то тем более, потому что она будет пытаться ровняться с центральной. Хочу подметить, что у неё у единственной могли быть чёткие движения, но она их не доделывала, потому что торопилась. Они выжидающе смотрят на меня. И стоят так, словно ждут похвалы. Огоньки в их глазах готовы услышать что-то поддерживающее. Я помню, как такими же глазами когда-то сама смотрела на своего преподавателя по танцам. Помню, как мне делали замечания. Помню, как я пыталась совершенствоваться с порезанной душой. Я тогда не была готова к наставлениям, советам, критике. Помню, как в тот момент тонкий купол самооценки начал покрываться трещинами. Смотрю на трёх девушек с сожалением. Они, конечно, примерно мои одногодки. Они уже здраво могут оценивать ситуацию. У них уже точно сформирован характер. Они почти взрослые. Они — не я, их уже можно спокойно критиковать. У них уже нет того детского восприятия происходящего. Вот только у меня оно осталось. Уверена, они уже сталкивались с печальными письмами. Но я, будучи уже покалеченной, хочу хоть кому-то сделать приятно. Хочу доказать самой себе, что я не гнилая личность, чья душа покрыта лианами самолюбия, наглости, хитрости и эгоизма. Я тоже имею другие чувства, и они не отрицательные. — Круто, — отвечаю им, хлопая в ладоши. Натягиваю улыбку и щурю глаза в знак поддержки, а сама в это же время отгоняю депрессивные мысли и сдерживаю слёзы. Вижу их вспыхнувшие глаза и ответные улыбки. В груди больно кольнуло, а непрошенная слеза всё-таки сбежала по щеке. Стыжусь своей чувствительности и тут же смахиваю её, пока девочки радостно переглядываются. Впервые благодарна этому приглушённому свету в студии. Раньше я думала, что он нужен для создания нужной атмосферы, а сейчас поняла, что это действие предназначено для другого. Искусство всегда хранит в себе миллионы слёз. Каждый когда-то чувствовал себя бездарным и никчёмность. Каждый хоть раз не сдерживался. Каждый был в затмении. — Спасибо, — сказала девушка с низким голосом, она явно пытается скрыть восторг. — И что, у тебя совсем нет никаких замечаний? — «обеспокоенно» продолжила она, хотя это было сказано наигранно. Этими словами она подтвердила мою теорию: они действительно ожидали положительный результат. Они не готовились к критике. Они были уверены в себе, в своих действиях. — Нет, для новичков самое то, — акцентирую внимание на слове «новичков». Хочу убить двух зайцев одновременно: свою трусость и их самовнушение. В случае чего, они должны будут вспомнить эти слова и понять, что я, по сути, не при делах, что их самоуверенность сыграла с ними злую шутку, что это не будущая вина противного профессионала Йеджи. — Спасибо, Йеджи, — начала льстить мне третья. И я тут же делаю вывод о том, что они слишком тщеславные. С другой стороны, я такая же в какой-то мере, но я хотя бы мысленно признаю это, а вот они точно нет. Девушки поклонились мне в знак благодарности и, обсуждая мои выводы, отошли в сторону своих сумок и вещей. Провожаю их взглядом. Обеспокоенным взглядом. Я уже предвещаю последующий исход событий. Я уже мысленно слышу слова их ненависти ко мне. Уголки глаз снова скопили в себе влагу. Чувствую свою безнадёжность, свою трусость в погоне за лучшим образом. Я фальшивка. Слышу любимую мелодию. Приподнимаюсь с табуретки и иду в сторону своего портфеля. Достаю телефон и смотрю на номер. Снова расстраиваюсь, отгоняя свои мысли о т ом, что Чхве вовсе не обязан мне звонить, и тут же радуюсь, замечая надпись выше номера. Мама — это единственный человек, который пытается поддержать меня всеми способами. Она часто записывала меня к психологам, когда только стали проявляться проблемы, давала наставления и советы, уделяла много внимания. Я помню, как любила оставаться с ней наедине и высказывать ей всё, что накопилось. Она всегда меня понимала. Провожу пальцем по экрану, принимая вызов. — Йеджи, всё хорошо? — спрашивает она сразу же. Ухмылка прошлась по моему лицу: вот оно, материнское чувство. — Конечно, — вру, подавляя эмоции. Хотелось просто разреветься от скопившихся мыслей, которые некуда девать. — Ты давно не звонила, Джи, — улыбаюсь, потому что люблю, когда она меня так называет. — Я была занята танцами и фортепиано, — стараюсь контролировать тон, чтобы он не скакал. — Хорошо получается? — я даже чувствую, что сейчас она улыбается. — Ты же знаешь, — нет, мама меня не до конца раскусила. — Я во всём хороша, — хороша, но не лучше всех. — Я в тебе и не сомневалась, — говорит она, а я чувствую явный подвох. — Может, ты приедешь завтра к нам? Йена тоже обещала наведаться. Соберёмся всей семьёй, поделимся своими успехами, вспомним тёплые времена. Задумываюсь, а потому молчу. Я не люблю такие посиделки. Помню, как сама же проявила инициативу жить вместе с одноклассницами в общежитии возле школы. Правда, тогда я хотела заменить своё одиночество на дружбу с кем-то, а потому и ушла из родительского гнёздышка в девятнадцать лет. Была, конечно, ещё одна причина, которую если бы узнали родители, а особенно мама, то явно бы не закончилась эта история с общежитием на открытом финале. — Мам… — тяну я время своих раздумий. — Действительно, тебе надо подумать, — перебивает она меня. — Позвони нам завтра, когда определишься. Она сказала это специально. Сейчас мама просто не оставила мне выбора. Она будет ждать звонка, ждать приезда второй дочери на пару часов в родной дом. Ждать тёплой улыбки от меня. Ждать красивую ложь. Ждать вторую личность Хван Йеджи. Она меня не до конца знает. Соглашаюсь, понимая своё поражение. Тяжело вздыхаю и прикрываю глаза. Чувствую мамину улыбку. Она рада, как бы я хотела разделить с ней это. — Ты сейчас в музыкальной студии? — сменила она тему, не желая так быстро прощаться. — Да, правда, я уже не могу говорить. Я совсем недавно пришла, и следует начать заниматься, — стыжусь своих же слов: прекрасно понимаю свою оплошность. — Ах, да, прости, Джи, что отвлекаю, тогда завтра жду звонка? — мама полностью хочет убедиться в том, что рыбка поймана на крючок. Разозлённая я без желания спорить поддакиваю ей и прощаюсь со словами «люблю». Дожидаюсь гудков, означающих конец звонка, и засовываю телефон обратно в карман портфеля. Понимаю, что мне нужно передохнуть от всего. Чувствую боль в районе висков. Слегка массирую их, зажмурившись. Нельзя так часто думать, нельзя копаться в своём черепе. Нельзя следовать волне излишних чувств и эмоций. Нельзя идти у них на поводу. Боль стихла, поэтому я поворачиваюсь в сторону фортепиано. Окидываю его печальным взглядом: сегодня я даже не почувствовала холодные клавиши, не смешала мелодичные звуки с другими, не отдалась мечте и не поплыла по волне музыкального вдохновения. Я не исправила свои ошибки, из-за чего сейчас мысленно корю себя, но в расчёт следует взять моё психическое состояние. Сейчас лучше будет подумать об этом, да и сегодняшние события явно вычерпали из меня энергию жизни. Последний раз смотрю на музыкальный инструмент, подхожу к вешалке и натягиваю верхнюю одежду, возвращаюсь к портфелю и, забросив его на плечо, выхожу из студии. В тот день я наконец разобралась в своих мыслях и чувствах, пусть и ценой эмоционального опустошения. Я поняла, что влюбилась в своего друга. Я поняла, что наши отношения натянуты. Мне стало обидно за свою опрометчивость: я не смогла стать Ёнджуну подругой, я сама создала себе иллюзии взаимности. Безответная любовь разделила мои мысли на два пути: первый — завоевать парня, который, работая в моей школе, смог стать солнцем среди тёмных туч, а второй — разлюбить, как делают это взрослые и здравомыслящие люди. Но мои мысли меняются со скоростью света, и я не знаю, по какому идти. В тот день я снова разочаровалась в самой себе, когда очередной раз меня прозвали гнилой личностью, в своих мыслях, когда не смогла разобраться с ними и уделила им больше положенного времени, действиях, когда из-за своей несобранности я не смогла позаниматься чем-то значимым, в своих чувствах, когда поняла, что я до сих пор та самая малолетняя дурочка, пытающаяся плыть по волне любви. Я сама главнокомандующий в этой войне, и, обманывая саму себя, я понимаю, что сама отдаю приказ своим тараканам стрелять из пушек в мой хрупкий купол личности.