8 Февраля.
Сегодня в студию иду хромающей походкой. Мысли опять нацелены на одного человека, а потому неважно, какой отчёт мозг получает от нервов, и как я выгляжу в глазах других людей. С самого утра я, как обычно, зла, но уже расстроена. С последней нашей ссоры прошли два дня. Два дня, за которые Чхве мне не звонил, не писал и не отвечал на мои вызовы. На самом деле, всё как обычно. Он меня буквально бросил. Ладно, я признаю то, что он вовсе не обязан нянчиться с противной Хван Йеджи, но чисто по-человечески разве он не мог извиниться передо мной? Написать по сути никому не нужное сообщение с таким обыденным словом? Подхожу к студии. Сегодня именно тот день, когда я снова опозорюсь, постреляю в купол личности, разочаруюсь в себе и просто пострадаю. Сегодня урок ведёт учитель Кан, два дня назад Ёнджун бросил меня на произвол судьбы. Звучит красиво, а на деле он всего лишь не позанимался со мной на фортепиано и не устранил мои ошибки. Но это не оправдание: всё равно его поступок можно назвать безответственным и жалким. Серьёзно, жалким, учитель не мог так поступить с ученицей. Разве он не должен помогать и исправлять ошибки независимо от нрава учащегося? Тогда, если человека не устраивает чей-то характер, то ко всему можно бы было докопаться и во всём отказать. Верно? Верно, а потому за эти два дня я очень сильно разочаровалась в Ёнджуне; это первый раз, когда наша ссора имела такие обороты. Ладно, всегда ссорились из-за меня, из-за моего дурного склада ума, но шестого февраля система дала сбой, я виню себя, хотя виноват Чхве. Почему я должна унижать себя, когда неправым, по сути, является другой человек? Непорядок. Я разозлилась. Думаю, если сейчас зайду в студию, то испепелю всех своим взглядом. А самое интересно, что в этой ситуации я действительно оказалась крайней. Круто? Нисколечко. Джун вряд ли возьмёт вину на себя, а откуда такие выводы? Это же я, Хван Йеджи, девочка, которая больше летает в своих мыслях, девочка, что часто наблюдает и слушает, девочка, что рассуждает каждую минуту. И в моей голове уже давно сформировался незаоблачный образ Ёнджуна. Только правильно говорят, что голова живёт отдельно от сердца, что они не связаны вовсе. Нет, а как ещё объяснить, что сердце влюбилось, а разум ведёт с ним войну? Мозг против моей влюблённости. И ведь отчасти я согласна с ним. Ёнджун действительно не идеал, но почему же так больно где-то в груди? Все это время, рассуждая, я стояла у входа в студию. Вздохнув полной грудью, я всё-таки решилась зайти в преисподнюю, но только из-за того, что время поджимает, а учитель Кан терпеть не может опоздания, особенно такой неподобающей ученицы. При входе в класс я заметила, что все уже сидели на своих местах. Да, смешно, я первым делом посмотрела на двух зазнаек, потом перевела взгляд на почётное место Чхве, возле фортепиано, и в последнюю очередь я посмотрела на червяка Кана. Глист, ей Богу. В его возрасте все приличные старички уже сидели дома, получали пенсию и жили уже в своё удовольствие. Но учитель Кан к этой базе данных не относится, просто потому что он чёрствый и ему принципиально кому-то пакостить. Плавной походкой, словно кошка, я прошла мимо Ёнджуна, привлекая его внимание, и села на своё место. Но ко мне и без того уже давно были обращены все взгляды: хмурые, завистливые, суровые, надменные, нейтральные, добрые, злые, радостные. А что вы хотели? Это мой учебный класс по игре на фортепиано, где собраны все типы личности. Это не школа, где каждый класс обзавёлся одним характером на всех, словно корабль, который поплывет туда, куда его направит капитан. В моём классе статус старосты носит моя бывшая подруга Викки. Она иностранка, а если точнее, то американка. Дружба с ней была во всех отношениях выгодна, начиная с места возле солнца в школе, а заканчивая её приглашениями в клубы, в кино, в гости. Викки повезло в этой жизни: она родилась в богатой семье, её отправили учиться за границу, только из-за того, что она стала фанаткой BTS, ей наняли лучших учителей по корейскому языку, благодаря чему Викки разговаривает на нём как на родном. Но всему хорошему однажды приходит конец. И когда-то он настал меня, из-за чего пришлось таких льгот. Обидно, зато я успела перенять её нрав в какой-то степени. Я же актриса, поэтому позаимствовала некоторые повадки, причём очень полезные. Да, полезная была дружба, жаль ее лишаться было… Чёрт, опять задумалась. Ну, как говорится, начнёшь за здравие, а кончишь за упокой; мои мысли часто носят такой характер. Верчу головой из стороны в сторону. Вроде никто не заметил моего «отсутствия», потому что другие ученики устремили свои глаза на учителя Кана. На Чхве, сидящего рядом, я даже не смотрела: во-первых, я обижена на него, а во-вторых, я и без того знаю, что его глаза скачут с меня на учителя. Интересно, ему совестно? О чём он сейчас думает? — …таким образом, мы обязаны оттачивать свои навыки, потому что… — поймала я обрывки сказанного учителем. О чём он вообще говорит? — А сейчас эту гипотезу подтвердит Йеджи, — сказал Кан и выжидающе посмотрел на меня. А я на него в ответ большими глазами, потому что я не ожидала, и потому что я благополучно летала в своём планетарии, гадая над мыслями Ёнджуна. Блять. Оглядываюсь, все взгляды направлены на меня. Стыдно, что нужно делать-то? — Садись за фортепиано, — прошептал Чхве. Сука, только не этот позор. Неужели время настало?! Так быстро? Я думала, что это учитель Кан решит оставить это на десерт, так сказать, чтобы вкусить это чувство победы. А я что? А я уже как пришибленная кошка встаю с места, прохожу к музыкальному инструменту. Неспеша отодвигаю табуретку. Почему я медлю? Верно, оттягиваю время казни. Семеро одного подождут, если хотят насладиться шоу. Почему-то сейчас я даже успела подумать о том, насколько противно было слышать голос Чхве. С одной стороны, он мне помог, благодаря чему я не сильно тупила, а с другой, это не лучшее время слышать его тембр. Из-за распирающей меня злости на учителя Кана, в этот момент Джуну лучше бы было промолчать. Чёрт, я запуталась. Мне и противно из-за обиды, и одновременно радостно, потому что Чхве проявил заботу. Проклятая война разума и сердца. Вдыхаю и выдыхаю, пытаясь отвлечься от своих мыслей, от той самой войны, и полностью отдаться волне. Смотрю на клавиши, и, даже не касаясь, чувствую их холод; эту дрожь по коже, которая возникает от взаимодействия моих тёплых пальцев с леденящими душу клавишами. Закрываю глаза, чтобы лучше сконцентрироваться: все взгляды в мою стороны явно пробуждают во волнение, страх и уже грусть. Начинаю. От одной клавиши к другой, и игра разносится по стенкам помещения. Мне нравится: очень красиво и плавно, но до планки учителя Кана вряд ли дотянет, и во всём вина подлого Чхве. Заканчиваю отрывок. Останавливаюсь и слышу тихие хлопки, а мне даже не приятно, потому что это всего лишь правило; никому не нужный закон этой студии. Кто-то сыграл — похлопай, кто-то сказал что-то умное — похлопай, кто-то ошибся — похлопай, кто-то сделал кому-то замечание — похлопай. Бред. Я молчу: жду вердикта от Кана. Странно, что он не прервал мою игру и не вставил свои величайшие слова. Странно, что и сейчас эта мёртвая тишина длиться уже минуту. — Что же… — протянул старик, недовольно пыхтя. Поворачиваюсь в его сторону и вижу хмурое лицо, глист явно не рад моей игре, почему же не прервал, раз ему влом слушать кривую и косую Хван Йеджи? — Это было даже лучше, чем в прошлый раз, — закончил своё предложение Кан. Я, уже готовая надменно закатить глаза, вопросительно смотрю на него, не скрывая неподдельный внутренний восторг и смятение. — Вижу, что индивидуальное занятие с Чхве Ёнджуном дало свой результат, — дополнил слова старик и повернулся в сторону своих бумаг, попутно уже что-то записывая. А я так и сидела на табуретке в роли немой девушки, лишь украдкой подглядывая на эгоиста. — Но Йеджи не занималась шестого февраля с учителем Чхве, — неожиданно для меня и для других учеников подала голос стерва, как там её зовут? Соль вроде. Перекидываю на неё непонимающий взгляд. Она-то что влезла? Я же говорила, она неспроста была в тот день в студии! — Как это не занималась? — недоумевающе переспросил Кан, посмотрев в сторону Пак. — Учитель Чхве не явился на занятие, хотя Йеджи была на месте, — договорила Соль под тихие перешёптывания класса. Вероятно, они все обсуждали поступок Ёнджуна. В таком же состоянии, как и половина класса, а именно — в поражённом, перевожу взгляд с Соль на Джуна. Ещё больше удивляюсь, когда на его лице мелькает загадочная ухмылка, а глаза становятся подобными чёрной дыре в космосе: настолько его лицо передавало нескрываемую злость на эти высказывания не в его пользу. Неужели его затронули слова Пак? Он кинул на меня взгляд, когда понял, что я смотрю на него. Из-за чего я пошатнулась на табуретке назад. Чуть не упала, но Чхве схватил меня за запястье, притянув слегка к себе, и в этот момент моё сердце сжалось, потому что он прошептал: «Встретимся после занятий в классе «В». Это даже был не вопрос, скорее утверждение. А я с ним согласна. Мне это только на руку. Пора же поставить точку в этой войне. Неловко улыбаюсь. — Да? — старик приподнял одну бровь, перекидывая взгляд на меня, а потом на Ёнджуна, а потом снова на меня… Если что, он уже убрал руку. — Тогда попрошу учителя Чхве сегодня задержаться после этого занятия, — сделал Кан вывод и уставился в компьютер. Нажал на значок скачанного фильма. Все принялись смотреть документалку о Петре Ильиче Чайковском, знаменитом композиторе, который написал «Лебединое озеро», «Симфонию №6» и другие. Знаменитый человек, но мне сейчас не до его биографии и жизни: думаю о своей. С одной стороны, я даже благодарна Соль за эту правду, потому что сама я вряд ли пошла бы против Джуна. Я бы не смогла опозорить своего друга или приятеля. Закатываю глаза. Ладно, первую любовь. Чёрт, что со мной стало? Я бы любого унизила, кому я вру? Себе? Бездарность, Йеджи. Я никогда не искала никлму оправдания, но Чхве в этом почему-то отличается. Я бы любого толкнула в грязь, а ещё бы посмеялась над этим. Но тут… Тут Ёнджун… Господи, до чего же я опустилась? Что со мной сделала эта чёртова влюблённость? Наверное, было бы плюсом, если бы я поблагодарила Пак за эту помощь. Она действительно перевела стрелки с моей никчёмности на этого эгоиста. Она спасла меня от критики и сохранила немного нервов. Я благодарна. Я где-то глубоко в себе сделала пометочку о её чувстве справедливости, может даже добрее стала смотреть на неё. Но я не скажу ей «спасибо». Не скажу. Почему? Потому что я не просила её об этом. Она сама влезла в эту войну разума и сердца. Она подставила моего Джуна, хотя… Я серьёзно сейчас беспокоюсь о жопе этого эгоиста, а не о своей? Поражаюсь самой себе… Идиотка. Я снова пытаюсь оправдать его. Я снова виню себя, когда виноватой не являюсь. Что со мной стало? Ладно, забудем. Я не поблагодарю Соль только из-за своей гордости. Да, я никогда не извиняюсь и не говорю слова благодарности. Никогда, потому что я сама в силах постоять за себя; я сама решаю свои проблемы, и если я не хотела ничего говорить учителю Кану по поводу ситуации с Ёнджуном — значит, так было нужно. Понятно? Это дело самой Пак Соль. Я не просила, поэтому и хвалить её за это не буду. Я не собираюсь переступать через свою гордость и честь, только чтобы высказать лесть какой-то там стерве. Да, именно с этими мыслями я выхожу из класса; я выпрямляю спину и иду плавной походкой величественной кошки. Нет, корона не жмёт, и она не бумажная.***
Топчусь возле класса «В», потому что этого эгоиста задержал учитель Кан, а он никогда быстро не отпускал, особенно после замечаний. Я же говорю, мразотный старик, которому скучно и нечего делать, а потому он портит настроение окружающим. — Йеджи! — окликает меня кто-то, пока я спокойно разглядываю узор на полу. Ко мне подбегают три девочки, которых я не сразу вспомнила, из-за чего довольно долго смотрела на них широко открытыми глазами. Мне даже сказать нечего, потому что при взгляде на них в памяти всплыли события шестого февраля. Блять, я не поняла. Шестого февраля отмечали день ведьм? Или что с ним было не так? Три девочки были одеты нарядно, будто только что сошли с модельного подиума. У первой было оранжевое платье, такого же цвета пайетки сверкали на груди и по краю подола. Длина платья была неоднозначна, в плане того, что подол имел скошенный вид, открывая бедро. У двух других были платья были такого же типа, но цвета разные: у второй зелёное, у третьей жёлтое. И на зелёном платье вместо пайеток были перья. Понятно, что она была центром, ведь первая и третья даже в плане платьев были похожи, и что уж говорить об одинаковых хвостиках, хотя у второй наблюдалась красивая укладка? — Помнишь, как ты оценила наш танец? — заговорила та, что в жёлтом. А я переместила свой любопытный взгляд на неё. Я тебя помню; я ждала. Очень опрометчиво идти в реку к крокодилу. Почему к нему? Потому что они сами виноваты в своём провале. Они понадеялись на свои силы — получите, распишитесь. — Ты сказала, что… — выскочка не договорила, я грубо прервала её: — Подожди, — я выставила руку вперёд и зажмурила глаза в знак недовольства. — Новичок, ты сейчас будешь тягаться с мнением профессионала? — говорю это максимально спокойно, хотя в душе готова напасть и расцарапать ей лицо. — Что-то я не помню, чтобы учителю Кану делали замечания по поводу его критичных писем, — акцентирую их внимание не только на том, что по сравнению со мной им ещё учиться и учиться, но и на их успехи на занятиях у этого глиста. Всех не устраивала и жалила критика Кана, но никто даже слова не сказал ему в ответ, все снисходительно кивали головой в знак согласия. Трусы, видимо, я одна всегда во всё лезу. И хотя я схожа с этими выскочками на уроках по игре на музыкальных инструментах, но какая им разница? Меня сегодня Кан похвалил, между прочим, я явно и тут выше их. Они молчат. Здорово я их поставила на место. Улыбаюсь нахально. Да я сегодня жгу, представляете? Какой хороший день! — Извините, я её у вас украду, — из ниоткуда появился Чхве. Он положил руку мне на плечо, слегка обнимая и притягивая к себе, и развернул в сторону уже открытой двери класса. А я отключила разум, потому что по телу прошла дрожь. Так приятно чувствовать прикосновения, приятно прижиматься своим телом к другому. Господи, что со мной? Ёнджун оставляет трёх выскочек за дверью, закрывает её. Я же прохожу в сторону диванов и пуфиков. Это место находится посередине помещения, словно оазис в пустыне. У некоторых уроки идут дольше, где-то два-три часа, а потому не все классы хранят в себе это райское местечко, например, в моём классе этого нет, потому что наша группа специализируется больше на любительском уровне, нежели на профессиональном. У нас есть и такие, кто относительно недавно захотели научиться играть на каком-нибудь инструменте, и я отношусь к ним. А что же тогда там забыла Соль и её приспешница? Насколько я знаю, она ушла из профессиональной группы, завлекая с собой Миён, которая своей привязанностью к Пак напоминает собачку. И хоть Миён могла спокойно остаться там, в элите всего этого заведения, она пошла за хозяйкой, только потому что та пережила операции на руки. Каким-то странным образом стерва сломала обе одновременно. Я не вдавалась в подробности, но из-за этого Соль утратила свои навыки после реабилитационного периода, и ей не рекомендуется подолгу играть. Жаль её в какой-то мере. Она ведь тоже стремилась к мечте, а получила травму, что преграждает ей путь. Стоп, а не плевать ли мне должно быть?! Смотрю на Джуна, который садиться на кресло передо мной. Ага, зрительного контакта хочет. Хорошо, устроим. — И чем ты решил на этот раз похвастаться? — начинаю разговор, потому что он молчит. А сама раздираю себе кожу на запястье от чувств обиды и злости. Я ожидала другого разговора, а именно его извинения, можно даже признания, но не молчание. — А разве не понятно? — мне понятно лишь то, что он решил заходить издалека, заставляя меня говорить первой и задавать вопросы. Сам явно боится. Блять, чувствует свой косяк! Чувствует! А потому и действует по типу: давай обсудим сначала всё, что можно, а потом уже о наболевшем. Хорошо, поиграем, сменим наши маски на время. — Нет, — мне лень ходить вокруг да около. Я хочу знать всё без исключения. Мне не нужны эти мямли и коровьи мычания. — Говори по делу, — стараюсь вести его к тому, что мне нужно. — Недавно я исполнил свою мечту! — воскликнул он оживлённо. Мудила, а на мою тебе значит плевать, да? Не зря ведь ты пропустил занятие шестого февраля. Чувствую, что он что-то не договорил. — Да? Какую? — облокачиваюсь на подлокотник и опускаю голову на руку. Мне сейчас так больно где-то в районе сердца. Он действительно эгоист. — Академия искусств написала сообщение о том, что принимает меня на временную ставку, пока та женщина не выйдет из декрета. Но, понимаешь, если временная, то за это время можно приглянуться, показать себя во всей красе, а потом и на постоянную работу примут! — Чхве ликует, а я смотрю на свои вытянутые ноги. Сука, это я должна рассказывать ему о своих успехах в исполнении мечты, а не он. — А хочешь, о своём продвижении расскажу? — лукаво спрашиваю его, сама подавляю слезы. — Ты опять со своей симфонией?! — как-то грубо возразил Ёнджун. — Йеджи, симфонию вправе написать лишь профессионал, — он заговорил как философ, а я слушаю, не прерываю: мне просто интересно, до чего его мысли дойдут. — Разве может её написать девушка, которая занимается игрой на фортепиано год? — он усмехнулся. — Попыток несколько, — в очередной раз прерываю поток слов, по-прежнему не принимая его учения близко к сердцу. — Брось, Йеджи. А о чём ты тогда говорила с Джули, Чэнь и Сыюй? Не ты ли испортила им номер? А вдруг, если бы не ты, то они заняли бы призовые места? — язвил эгоист, шаря глазами по моему лицу. А я не скрываю своё недовольство, он уже не первый раз намекает мне, что я могу всё лишь портить, что я самая главная заноза в заднице. Один раз я ему рассказала о том, как дала совет Чэрён, но у неё не получилось это движение, и она получила растяжение руки. Но тогда и я подскользнулась, а Чхве мне сказал, что я просто ходячая проблема, что все вокруг меня имеют моё плохое влияние. Мне неприятно это слышать от него. — Они новички, — злобно закатываю глаза. — Такие никогда не занимали первые места сразу же. Им даже это полезно, побыть там, внизу рейтинга, — стараюсь сохранять своё безразличие. — Вот! И ты новичок в музыке, не имея нужных навыков, ты не сможешь написать симфонию! Симфония — это нечто… — понятно, он опять сейчас будет размышлять. Прерываю: — То есть слепые, немые композиторы могут сочинять симфонии, а я, будучи зрячей и с чувством ритма, не способна на это?! — взрываюсь, встаю с места, вижу как Ёнджун подносит к губам правую руку. Обращаю внимание на единственное кольцо. — А это что?! — меняю тему, бегая глазами по безымянному пальцу Чхве. — Это? — переспрашивает меня он. Не ври, голубчик, ты специально показал мне кольцо. — Кольцо? Помнишь Шимуа? Китаянка такая, с длинными волосами и кошачьим взглядом. Недавно я предложил ей стать моей девушкой, — с улыбкой говорит он, а я чувствую, как внутри что-то ломается. Я просто смотрю на его счастливое выражение лица, просто поджимаю губы, просто опускаю руки. Больно. А ещё больнее думать о том, что «недавно» — это лишь сокращение шестого февраля. Этот эгоист чувствует свои косяки, поэтому и давить на них особо не хочет: зашёл в разговор издалека, плавно высказал то, что хотел, как бы подготавливая меня к самым ключевым точкам. Шестого февраля ему была важнее какая-то там китаянка, чем моя мечта, о которой я ему твердила ещё тогда, когда он работал в школе. Про замечание учителя Кана он мне ничего не сказал, потому что где-то внутри Чхве понимает свою ошибку. Но мне не это нужно. Я хотела взаимности, хотела поддержки, а не жалкое разделение чувств и мыслей эгоиста на двоих. Он думает только о себе, а на меня ему плевать. — Поздравляю, — голос скакнул. Горькая слеза скатилась по щеке. Я её не убираю, не хочу касаться лица, вдруг он не заметил, а так лишь привлеку внимание к влажной дорожке. — Спасибо, — не упустит же он момент похвалить себя. Джун довольно откидывается на спинку дивана, а я всё также стою перед ним. Сука, я даже нарядилась, чтобы не только соответствовать вчерашнему выговору от Йены, но и привлечь его глаза на себе. Почему я чувствую себя преданной? — А вчера я сводил её в ресторан, заказал ей дорогих блюд, — он остановился, видимо, о чём-то задумался. — Ты ведь девушка, вы мыслите все одинаково, как думаешь, ей понравилось? Я повысил свой авторитет в её глазах? Она ведь красавица, за ней точно бегают и другип, а вдруг её уведут? А мне так противно сейчас, а ещё эти слова, это сравнение… Я разочаровываюсь в нём ещё больше, где-то глубоко в себе мне даже сталь жаль эту китаянку. Действительно ли она ему нравится? Или просто нужна для чего-то? Чёрт, не хочу вдаваться в подробности, иначе Чхве точно опустится на самое дно океана. — Спроси у неё сам! — кричу я ему, не желая больше терпеть это двуличие, лицемерие и безразличие ко мне. Надоело! Сукин сын! Пошёл нахер! Одной рукой беру портфель за лямку, а второй — ключи, что лежали на столе. Большими шагами иду к двери, открываю и выхожу, попутно хлопаю дверью. Громко хлопаю. Очень. Но злость стихает все быстрее по мере того, как я выхожу из студии. Странно, и почему стало легче?***
В тот день я вела войну между разумом и сердцем. Поход в студию по расписанию стал отправной точкой военных действий. Зайдя с тыла, сердце смогло одержать победу со счётом «1:0». Сердце обмануло меня, когда я, сама того не замечая, защищала Ёнджуна, искала ему оправдания, лишь бы не разочароваться вновь. Разум отстаивал себя, когда я нашла в себе силы бросить эгоиста и уйти. Счёт сравнялся: «1:1», но последнее слово осталось за разумом. И я наконец пошла по верному пути, перешагивая границу, мешавшую мне всё это время. А какое значение имеет эта граница? Это пелена влюблённости, что затмевала взор. Итак, война продлилась недолго. Победил разум, а сердце треснуло. Большего говорить и не нужно, но почему я почувствовала лёгкость, неужели я его отпустила? Перестану ли я о нём думать? Не будет ли моё сердце также биться при взгляде на эгоиста? А соберётся ли оно вообще?