***
Сегодня мой день начался не как обычно. Во-первых, меня всю ночь мучила бессонница, что жало ещё больше пищи для размышлений, а во-вторых, с семи часов утра я уже находилась в полицейском участке под ручку с родителями и старшей сестрой. Не знаю, что здесь забыла Йена, видимо, она хотела поиздеваться, снова показать себя выше меня. И что она хочет? Я и без того в конце всего поезда. — Как это произошло? — задаёт мне очередной вопрос мужчина в фуражке. Я смотрю в пол, стараясь скрыть заслезившиеся глаза. Чтобы я была на таком унизительном месте? Чтобы я отвечала на строгие вопросы, как убийца? Чтобы я подавила свои чувства и мысли на это время? Никогда: это слишком низко для меня. — Мы поссорились с Рюджин, из-за того, что она вместе с Лией не выполнили поставленную мной хореографию. За это они заняли пятьдесят девятое место в конкурсе от Академии искусств. Я разозлилась на Рюджин за такое отношение ко мне, к победе, поэтому высказала ей своё мнение о сложившейся ситуации. Они посмеялись надо мной; не выдержав этих насмешек, я решила уйти от них, чтобы успокоиться, но как только я ступила на первую ступень лестницы, меня подтолкнула Рюджин, и я не полетела вниз только потому, что успела остановить инерцию. Это действие разозлило меня, поэтому я, не подумав, повернулась, схватила Рюджин за руку, и, не рассчитав силы, столкнула с лестницы, — нет смысла врать, нет уже смысла перечить или искать самой себе оправдания. Это случилось, это произошло, а последствия не заставили себя ждать. Полицейский что-то записал в протокол, задумчиво покусал карандаш, почесал им же затылок и обратился к моим родителям: — Как вы рассматриваете эту ситуацию? Считаете ли свою дочь виноватой? — спросил он их, а я задумалась: разве это вообще имеет какое-то отношение к ситуации? — Запутанная история, я бы сказал, — серьёзно заговорил мой отец, кинув взгляд на меня. Кажется, он не верит мне и моим словам. — Я лично считаю, что это просто стечение обстоятельств, обычная разборка подростков, не поделивших звание лидера — по их меркам, самое важное в жизни достижение, а к чему Вы спрашиваете? — отлично, отца тоже задел этот странный вопрос не в тему событий. — Вы правы, — на лице мужчины промелькнула загадочная ухмылка, — всего лишь детские шалости, как это бывает, дети в песочнице не поделили фигурку домика. Обе стороны виноваты в случившемся, а именно и Йеджи, — он посмотрел на меня, — что поддалась эмоциям, но в такой же доле виновата и Рюджин, которая спровоцировала последующее действие Йеджи, — полицейский взглянул на Йену, что, как и я, потупила глаза. Всё равно не понимаю, что она здесь забыла, а ещё и как я себя ведёт, будто тоже причастна. — Я предлагаю вам, законным представителям, выплатить определенную сумму для того, чтобы это дело замяли, — сказал мужчина, но его порыв слов прервал отец: — Как это, замяли? — возразил он строго, так, что если во мне уже успела зацвести надежда, то отец её тут же растоптал. — Смотрите, вы же не хотите портить репутацию своей дочери в обществе? Йеджи уже совершеннолетняя, ей есть девятнадцать лет. Её с лёгкость можно привести к уголовной ответственности за совершение такой мелкой пакости. Вы же не хотите портить дочери будущее? Семья Рюджин получит компенсацию, как пострадавшая сторона, и в этом случае Йеджи окажется виноватой, потому что Рюджин сделала пакость ей лишь на словах, если по факту. Вам не выгодно иметь с этим дело, — высказался полицейский, выжидающе глядя то на мою маму, то на отца. Не понимаю, что они тянут? Неужели им плевать на слова этого дяденьки, сука, умного дяденьки? — Мы согласны, — слова мамы обогнали отца, который намеревался ещё долго что-то выяснять. Держусь из последних сил, давайте быстрее, чтобы я могла выйти из этого тёмного помещения на свежий воздух и разреветься, что есть мочи. Самое ужасное в жизни — это чувствовать себя виноватой. По-моему, во мне что-то рухнуло, ещё с того времени, как Рюджин вскрикнула. Страх заполонил мои вены, сердце сжалось от неожиданности, а мозг отказался воспринимать ситуацию, из-за чего теперь он — вопреки фактам — пытается доказать свою невиновность. Дальше состоялись ещё какие-то дебаты, родители выложили на стол немаленькую сумму, а я просто сидела на стуле, даже не обращая внимание на руку Йены, что покоилась на моём плече. Сейчас я забыла всё, начиная от своей гнили и заканчивая неприязнью к сестре. В этот момент я казалась самой себе такой беспомощной. Серьёзно, ничего уже уже исправить. Я виновата. Я скрывшаяся преступница. Я монстр гнили, эгоистичности, кстати, куда она пропала, неужели мне сейчас не должно быть всё равно? Меня же выгородили, очистили, что я сейчас нюни тогда распускаю? Не поняла. Сейчас я уже не виновата, ситуация разрешилась, так что же — до сих пор винить себя? Чёрт, это мне не свойственно. Неужели так зацепила эта ситуация с Рюджин? В конце концов, этот дяденька прав: она сама спровоцировала меня, а я не хотела причинять ей вред. Верно? Верно. Встаю со стула вслед за мамой, которая, обсуждая что-то с Йеной, двинулась к выходу из этого места, пропитанного злобой, несчастьем и отречением от общества. Знаю, что за мной идёт угрюмый отец, и становится ещё больнее от того, что в его глазах я точно опустилась на самое дно. Чёрт, я снова всё испортила. — Тебе должно быть совестно, Йеджи, — сказал отец, обгоняя меня и одновременно застёгивая кошелёк. — Хоть бы сестру поблагодарила, — я опускаю голову вниз, рассматривая сквозь тонкую пелену слёз свою обувь. — Бессовестная, и как так вышло с воспитанием, — попрекал отец, прожигая меня презрительным взглядом. Задумываюсь о его словах лишь тогда, когда он прибавляет шаг и становится наравне с мамой и Йеной. Я стала плестись позади. Что значит «отблагодарить сестру»? Неужели он хочет сказать, что это Йена заплатила компенсацию? Смеётся надо мной, да? Оно и видно. Чем не повод позлорадствовать, когда бездарность вроде меня совершила ошибку? Прикольно, я бы тоже в стороне не осталась. И вот, отец тоже подтвердил мои рассуждения, сказав, что я просто гнилая, просто невоспитанная, просто ужасная. Да, я такая, я дерьмо — это если одним словом, не раскрывая смысл. Но разве это не его вина, не вина мамы, что они сделали из меня такую личность? Это они гордиться должны. Перестаю размышлять, искать виноватых, оправдывать себя, когда врезаюсь в кого-то, боль в пальцах ног заставляет остановиться. Сука, как же больно наступать на чью-то обувь. Поднимаю разъярённые глаза, и встречаюсь с широко раскрытыми в ответ глазами Йены. Блять, и почему она даже в этот момент улыбается ими? — Поговорим? — спрашивает она своим писклявым голосом, а я мысленно кривлюсь от этого. Выглядываю из-за её спины и вижу, как родители садятся в машину и выезжают с парковки. То есть я осталась с этой чёртовой оптимисткой один на один? Сука. Ничего не отвечаю, лишь, немного хромая, иду в сторону ближайшей лавочки, как бы соглашаясь. Слышу, как каблуки Йены стучат следом. Сажусь, как самая настоящая хамка. Блять, это не потому, что я такая никчёмная, а чтобы показать своё одолжение сестре, понятно? — Что хотела? — да, я не слишком приветливо настроена по отношению к ней. И меня совсем не волнует её доброта, уверена, она окажется ещё той Викки Паркер — это потом заставит меня ещё больше разочароваться в жизни, в себе, в других людях. Йене, судя по всему, не особо понравился мой тон, но принцесска старается всегда придерживаться речевых норм. — Ничего не хочешь мне сказать? — приторно спросила она. Черт, так и знала, что ей нужны лишь слова благодарности. Встаю с места, хочу поскорее уйти, но Йена берёт мою руку и заставляет сесть обратно. — Ладно, это формальности, которые нам ни к чему, — говорит с улыбкой кладет одну ногу на другую. — Просто скажи, собираешься ли ты остаться в этой группе, в этой компании, после того, что произошло? Признаться, её слова заинтересовали. Пока мы сидели в участке, я уже и об этом успела подумать. Ради справедливости я должна была бы покинуть это злосчастное место, но что-то меня удерживает. Наверное, это нынешнее звание лидера. Чёрт, но я ведь понимаю, что этот статус не сравнится с тем, какое напряжение будет в группе. Этот случай, безусловно, разрушил нашу связь. — Я думаю об этом, — грубовато ответила сестре. И по-моему, ей абсолютно наплевать на мою неприязнь, потому что она продолжает сыпать вопросами. Называется, встретились раз в сто лет, так почему бы не задать тысячу и один вопрос? — Почему ты так настроена? По отношению ко мне,— с каплей удивления Йена изобразила ещё забытое чувство любви. — Я ведь к тебе так не отношусь. — Как именно? — раздражённо спрашиваю её, отводя взгляд в сторону. — С ненавистью? — начала предполагать Йена, приподнимая уголки губ. — С какой-то злобой… — Тебе кажется, — отвечаю, вздохнув, надеясь быстрее свалить от сюда, из её общества. — Нет, Йеджи, не кажется. Я уже давно хотела поговорить с тобой о наших натянутых отношениях. Ответь честно, ты меня не любишь? — слишком мило, слишком искренне, слишком дружелюбно. Меня сейчас вырвет. — Люблю, — тяжело дались мне эти слова, очень тяжело. — Ты врёшь, Йеджи, — в какой по счёту раз она называет меня по имени? Что она хочет услышать? Что её не устраивает?! — Вру, и что?! — взрываюсь я, потому что нет сил уже терпеть эту принцесску. — Почему врёшь? — Йена не унимается, щурит глаза от солнца. — Потому что ты мне противна! — говорю ей и снова собираюсь встать. Сестра кладёт мне руку на колени, заставляя остаться на месте. — Нет, подожди, — прервала она меня. — Почему я тебе противна? Что я сделала? Будет слишком грубо сказать ей «родилась», поэтому я ищу другие слова, помягче. — Йена, прекрати, я устала, — вздыхаю, тяжело вздыхаю. Пожалуйста, прекрати свой допрос. Мне плевать на тебя, давай и тебе будет всё равно? — Это потому, что родители больше внимания уделяют мне? Потому что папа радуется лишь моим заслугам? Потому что… — перебирала она все возможные варианты, а я разве могу назвать точный? Я не знаю, почему недолюбливаю её, я не знаю, так что ей надо? — Да, — просто соглашаюсь с каким-нибудь предложением. Отстать от меня, пожалуйста. — Что «да»? — озадачивается, приднимая брови, сестра. — Я злюсь на тебя, — отвечаю, даже не подумав. — За что? — За то, что ты всегда лучше меня! — сама не заметила, как выдала настоящую причину. Дьявол, ненавижу её за то, что она отлично может выведать информацию. Богиня всего хорошего, ага, а на деле психолог с актёрским образованием. Обманщица. — В каком смысле? — не унималась Йена, настойчиво пытаясь установить зрительный контакт со мной. А я ловко уворачиваюсь то в одну сторону, то в другую. — А разве не это ты пытаешься показать всё время?! — вскрикиваю от досады, которая пульсирует где-то возле сердца. Сестра удивлённо убирает руку с моего колена и немного откидывается назад. — Ты это начала делать ещё тогда, как мне исполнилось семь лет, когда я только пошла на танцы! Я даже помню, как однажды твоя театральная постановка совпала с моим выступлением, и угадай, куда пошли родители? А я с затаённой обидой смотрела на бабушку с дедушкой, пока ты купалась в любви и внимании! — сдерживаю слёзы, мне нельзя показать ей свои эмоции, свою злость и одиночество. Шмыгаю носом. — А не хочешь поговорить о значении твоего имени?! — саркастически спрашиваю у неё, скалясь всем своим существом. — Я просто Йеджи, пока у старшей сестры имя имеет значение «победительница», да, Йена, ты же просто выиграла эту жизнь! Поздравляю! Это же надо было назвать любимицу таким именем, что оно даже имеет второй перевод: денежная валюта! Собственно, поэтому ты такая богатая и платишь за бездарную сестру, понятно, понятно, — растягиваю каждое слово, стараясь не смотреть лицо принцесски. На душе сейчас так паршиво. — Да потому что у меня родители японцы, Йеджи! — кричит мне Йена, а я озадаченно поднимаю глаза и встречаюсь с её. Я довела её до слёз? Стоп, японцы? Не могу даже открыть рот, чтобы возразить, когда сестра набирает в лёгкие побольше воздуха, откидывает светлую прядь за спину, ставит брови домиком, но не от злости, а от нескрываемой печали. — Мы неродные с тобой, Йеджи, понимаешь?! — она выжидающе смотрит на меня, слегка поджимая нижнюю губу. — Когда мне было пять лет, то мои настоящие родители разбились в автокатастрофе. Бабушка удочерила меня и стала моим представителем, но, когда мне было шесть лет, у нее ночью остановилось сердце, — из глаз Йены потекла первая слеза, — я побежала к соседям. Кричала им под окна, они мне открыли. Я им сказала, что бабушка не просыпается. В тот день и два последующих я находилась у этих соседей. Меня не знали, куда деть, потому что больше родственников не было. Та семья, узнав, что в таком случае, я буду сдана в детский дом, предложили взять надо мной опекунство. Йеджи, это были твои родители! — она сглотнула, а я продолжала сидеть с пустым лицом. — Они думают, что я не помню столь ранний возраст, поэтому они, наверное, так трепетно относятся ко мне. А я просто не хочу их разочаровывать, Йеджи, я не хочу быть для них обузой, поэтому и стараюсь быть совершенством, — Йена остановилась, переводя дыхание. — Но тебе-то что? — она посмотрела на меня так, как никогда не смотрела. Её глаза уже были красными, также, как и щёки. — Сколько бы я ни шла тебе навстречу, ты всегда винила меня в чём-нибудь. Сколько раз я пыталась простить тебя, понимая, что я старше тебя, что ты ещё не можешь мыслить как взрослый человек. Сколько раз я слушала рассказы подруг о их чудесных отношениях с младшими, и сколько раз я хотела получить то же самое. Но нет, Йеджи, нет. Ты всегда смотрела на меня как на изгоя, всё время относилась ко мне с отвращением. И знаешь, что? Я и сейчас тебя прощу, потому что не могу долго злиться, но ты, пожалуйста, прекрати так себя вести и не делай поспешных выводов. Йеджи, тебе пора повзрослеть, и я надеюсь, тебя ситуация с Рюджин и со мной хоть чему-то научит, — она с жалостью осмотрела моё лицо, смахнула свои слёзы, а после встала с лавочки, поправила юбку двинулась в сторону своей машины. — Тебя подвезти? — Йена неожиданно повернулась, уже спокойно, улыбаясь, будто никакой семейной идиллии сейчас не было. Под влиянием этой информации засохших слёз я даже не заметила, как села в машину к Йене. Я молчала, пока она меня везла к студии. Скажете, что мне должно быть стыдно? Мне стыдно. Совестно? Мне совестно. Чувствую себя ещё хреновее, чем вчера? Абсолютно верно. Блять, учитывая, что пережила Йена, мне становится немного легче, но не от того, что я гнилая и мне приятно чувствовать проблемы других людей, а потому, что Йена каким-то образом собралась и снова слепила себя. Как она осталась той же самой оптимисткой? Такие события её должны были сломать, но она до этого дня даже не подавала виду. Я всю жизнь и не знала эту историю за семью печатями. Но тогда… Моих родителей можно оправдать… Они просто пытались подарить Йене то чувство любви, которого она лишилась. Только из-за этого они забыли про меня. И я снова чувствую себя крайней. — Почему ты такая? — не выдержав, спрашиваю, поворачиваюсь к сестре, показываю слегка отёкшее от слёз лицо. — Какая? — переспрашивает она, не отрывая взгляда от дороги. — Весёлая? Жизнерадостная? — продолжает за меня. — Йеджи, когда жизнь преподносит такие сюрпризы в виде боли, обрести что-то стоящее — это уже сказка. И мне повезло, что я потеряла, но потом нашла родителей, а позже и младшую сестру, которая, хоть и не желает оправдать моих ожиданий, но не бросает и просто существует — это уже хорошо. Отворачиваюсь к окну, разглядывая улицы. Но со временем глаза останавливаются на одном месте, а сама я ухожу в свои мысли. Мои проблемы — это шутка судьбы по сравнению с тем, по каким шипам прошла Йена. Должно ли мне быть сейчас так паршиво от неразделённой любви и стечения обстоятельств с Рюджин? Нет, потому что это капля в море. Это не должно сломить меня. Да? Да. А что же о наших отношениях с Йеной? По-моему, сегодня она обрела младшую сестру, а я нашла свою опору. Как говорится, далеко ходить не пришлось, стоило только заглянуть в шкаф секретов. Сделала я бы это раньше, может, сейчас я бы и не была на воображаемом дне. Может, Йена бы и скрасила моё одиночество в те вечера, а я не совершила бы ошибок, которые теперь расхлёбываю. Жаль, что время так безжалостно. — Удачи! — сказала сестра перед тем, как я вышла из машины. Я улыбнулась, искренне улыбнулась, но слабо, потому что мне это непривычно. Пожелав ей того же — сейчас Йена поедет на первые съёмки какой-то там дорамы про любовь, — я двинулась в сторону студии. И как же Йена была права со своим пожеланием, потому что удача мне пригодится, ведь где-то там, за дверью моего класса, меня ждёт подарочек в виде Чхве Ёнджуна, с которым мне тоже нужно будет разобраться.***
Как только захожу в класс, встречаюсь со взглядом Чхве, который стоит возле одной ученицы. Делаю вид, что не заметила его. Прохожу к вешалке, вешаю свою кожанку, а рядом кладу портфель. Разворачиваюсь к шкафам около стены. Достаю из первого ящика книжку с нотами. Иду в сторону фортепиано, боковым зрением вижу, как что-то двигается в ту же сторону. Сажусь, откидываю волосы за спину, кладу руки на клавиши и хочу провести по ним пальцами, вытягивая неровный переливчатый звук, и Ёнджун тут же возникает рядом и облокачивается на крышку музыкального инструмента. Сука, был бы это контрабас, я бы специально сейчас уронила его на тебя. — Ты опоздала, — говорит мне Чхве, для чего-то натягивая уголок улыбку на лицо. — Я знаю, — безразлично отвечаю ему, даже не поднимая глаза. — А ты знаешь, что это неприемлемо? — лукаво спрашивает он, а я пытаюсь сохранять спокойствие. — И это знаю, — отвечаю, вздыхая полной грудью. — Ты можешь не мешать?! — решаюсь противостоять Джуну, вспоминая его предательство. — Ты чего, смелости набралась? — со смешком сорвалось с губ Чхве. — По-моему, это тебя и не устраивает во мне. Иди к своей Шимуа, пока её не увёл самец покрупнее, — хожу по лезвию ножа, потому что только что я в каком-то смысле оскорбила его внешность. Ёнджун непонятно хмыкает, меняет ногу, удивлённо смотрит на мою макушку и выдаёт: — Ты что, обиделась?! — задает вопрос недоверчиво, сканируя меня на изменчивость. — Представляешь? — впервые за это время я поднимаю на него глаза. — Пф, — фыркает Чхве, — ты до сих пор злишься за шестое февраля? Йеджи, ты ведёшь себя как ребёнок, — проводит рукой по подбородку. — Ты чего как маленькая?! — Тебе какая разница?! — вскрикиваю я. — Тебе же плевать на меня, так и иди на все четыре стороны, и прекрати меня доставать! Надоел, и даже сейчас ты мешаешь мне стремиться к мечте, а вот свою исполнил, — фальшиво улыбаюсь. — Молодец, и когда же ты уходишь туда работать? Сегодня, завтра? А сейчас ты снова пришёл похвастаться? Что же, но теперь у тебя есть девушка, китаянка по имени Шимуа, как удачно, верно? Тебе есть с кем поделиться, а эта Хван Йеджи пусть катится с горы! — Йеджи, ты чего, алкоголя перебрала? — хмыкает Ёнджун, дотрагиваясь до волос и теребя их, портя мне прическу. — Или ты влюбилась в кого-то, а потому и сводишь всё к романтике? — Отвали, — огрызаюсь я, мысленно отмечая, что под купол моей души сейчас нагло заглянули. — Это тебя не касается! — А! Так ты для этого симфонию хочешь написать? Изложить все свои чувства к этому человеку в мелодии? Ты серьёзно, Йеджи? Ничего глупее я в жизни не слышал! — Не слышал, потому что это твои больные фантазии и домыслы! — Ах, как среагировала! — он показал на меня пальцем, а я от злости свела брови и сузила глаза ещё сильнее. — Это же правда! Кому ты врёшь?! — Ещё раз… — Да всё, всё, — смеясь, он поднимает руки в знак проигрыша, — ты только не забывай, что симфония — это не просто песня о неразделённой любви наивной девочки, а то напридумываешь там сценку из «Ромео и Джульетта». Самое главное… — Не тебе мне указывать, что делать, — уже начинаю шипеть, словно кошка или змея. Сука, ещё одно слово, и я расцарапаю ему лицо своим новым маникюром. И пофиг, что маникюр мне стоил времени и денег: сейчас мои нервы под угрозой. — Ну да, что же я буду учить бездарность вроде тебя? До тебя же совершенно не дойдёт смысл моих слов, ты ведь даже сейчас вся взрываешься от злости, вызванной несогласием. — Бездарность?! — переспрашиваю, испепеляя взглядом его нахальную улыбку и «сочувствующие» глаза. — Желаю тебе поскорее окончить педагогический институт, а не обходиться купленным в переулке дипломом! Нашёлся мне тут, учитель, да ты даже в подмётки учителю Кану не годишься! Наравне с ним ты просто мусор! — Слышу от разбитой бутылки, — злобно протянул Чхве. Что, самому не нравится слышать это? А мне будто приятно!— Сначала ноты выучи, а потом уже сочиняй! Что? Начнёшь отрицать? А ты разве перестала путать «до» и «рэ»? Нет? Как же жаль, но ты только не сдавайся, а то найдётся какая-нибудь Соль или Шимуа по-лучше. Зло бью рукой по клавишам, заставляя фортепиано издать долгий звук, на который точно обернулись те ученики, которые по каким-то причинам еще не смотрели на эту безобразную перепалку. — Или ты сейчас же отойдёшь от меня, или я закричу на всю студию и обвиню тебя в том, что точно уничтожит твою только начавшуюся карьеру в Академии искусств, — говорю максимально тихо, чтобы услышал лишь он один, правда, с улыбкой, как у психопата, но зато какая же власть мне видится в собственных руках. — Попробуй, — шепчет мне в ответ Ёнджун, не прерывая зрительный контакт. — Ты меня знаешь, я сделаю это, — нахально улыбаюсь, чуть-чуть наклоняясь вперёд. Чхве промолчал, но зато все свои чувства проявил во взгляде и притворной улыбке. Ублюдок, как я только смогла полюбить такую фальшивку? От него же так и веет плохой энергией. С ним теперь даже невыносимо рядом находиться: до того разочаровалась в этом человеке. Он делает шаг назад, разворачивается, «случайно» задевает выдвижную палку, поддерживающую крышку открытой. И в следующую же секунду я слышу этот грубый звук соприкосновения крышки с корпусом. И не я одна, уже весь класс смотрит в мою сторону. Признаться, от неожиданности я даже подпрыгнула на месте и в спешке убрала пальцы, так, на всякий случай. Стыдливо улыбаюсь своим одногруппникам, хотя мысленно я медленно, но с той же болью, которую испытал ни в чем не повинный музыкальный инструмент, разрываю плоть Ёнджуна своим острым ноготком. — Хван Йеджи, — этот эгоист тут же разворачивается и натягивает надменную улыбку, смысл которой я поняла, в отличие от других учащихся, — думаю, сегодня вы не в духе. Может, в следующий раз позанимаетесь на фортепиано, а сейчас я предлагаю вам уйти с занятия или уединиться с учебником в углу класса, — со всей правильностью и воспитанностью сказал мне этот ублюдок, рукой показывая мне в сторону выхода. Хорошо, сукин сын, я принимаю проигрыш, но с сегодняшнего дня ты обрёл себе нового врага: ты мне или друг, или враг, или со мной, или без меня, и другого не дано. Поверь, в следующий раз победа будет за мной. Я бы не рисковала, будь на его месте, потому что от таких людей, как я, можно ожидать чего угодно. И теперь в любой момент я могу подставить его; мне будет всё равно, как и ему когда-то.***
Злая, я иду на остановку, чтобы отправиться в компанию. Да, сегодня в моём расписании даже намёка нет на танцы, но мне хочется поговорить с тренером Ким по поводу ситуации на конкурсе, проигрыша, а также задать ему мучащий меня вопрос: почему на звание лидера он назначил меня? Как ни крути, но сегодня танцы не дают мне успокоиться весь день, начиная с семи утра. Так почему бы не решить хоть часть часть этих проблем? К тому же, насколько я знаю, сегодня должен быть урок у шестой группы класса «А», который курирует тренер Ким. Всё просто отлично совпадает, поэтому я тщательно стараюсь блокировать свои мысли, направленные на ссору с Ёнджуном.***
Неспеша поднимаюсь на пятый этаж, только подхожу не к своей двери, а к соседней, где тренер Ким даёт уроки тому классу. Не знаю, почему все классы имеют разные помещения, ведь от этого ничего не меняется, а значит, и пользы нет, но это, как говорится, никому не нужное правило для непонятно каких целей. Ладно, всё равно. Останавливаюсь у нужной мне двери. Прислушиваюсь. Музыка не играет — значит, или у группы перерыв, или там никого нет, или там из учеников никого нет, но есть тренер Ким. Как мои предположения проверить? Тихонько отодвигаю дверь, создавая себе маленькую щёлку. Заглядываю и вижу девушку с конским хвостом, стоящую ко мне спиной. Приглядевшись, замечаю почётное место тренера, на котором тренер Ким, кстати восседал, а эта девушка, получается, стоит перед ним. Не поняла, но влезать пока не хочу, потому что тренер начинает что-то говорить. — И что ты предлагаешь? — как-то устало протянул мужчина, облокачиваясь на руку. — Вам ничего мои слова не сказали? — слегка возмущённо проговорила барышня, скрестив руки на груди. — Я понял лишь то, что ты видишь в ней врага, но до меня не дошла причина такого отношения. Она что-то сделала помимо выполнения непосредственных обязанностей лидера коллектива? — Она и этими обязанностями пренебрегает, знаете почему? Потому что мы ей говорим, а она нас не слушает, мы ей «нет», а она нам «да», а этот случай с Рюджин пусть ей будет уроком. Она настаивала на своём, пусть теперь и отдувается, согласитесь? Из-за неё у Рюджин будет шрам, вчера я видела маму Рю, которая сидела возле операционной и заливалась слезами. Была бы её воля, она бы эту Йеджи сама столкнула бы с лестницы, да нет, с крыши, чтобы эта преступница получила больше, чем Рюджин. И вы после этого не хотите выгнать Йеджи из компании, из группы? Она же… — Хорошо, Лия, — прервал её тихий голос тренера. Он записал что-то в блокнот и закрыл его. — Я подумаю о том, как решить эту проблему, но сейчас тебя уже заждались подруги. Иди, не заставляй их ждать… Быстро отскакиваю от двери, когда вижу, как эта длинноволосая стерва разворачивается и подходит ближе. Прячусь за высокое декоративное дерево рядом с третьей дверью. Этот полудохлый куст стоит в углу, поэтому я надеюсь, что этой крольчихе не приспичит повернуть голову вправо. Мои молитвы были услышаны, когда Чхве повернула налево и продефилировала на лестничную площадку. Вздыхаю: я никогда так не нервничала. Не встаю, а продолжаю сидеть на том же месте. Погружаюсь в свои мысли. А какой толк беседовать с тренером, если ему мозги только что вынесла эта мразь всей планеты, Лия? По-моему, тренер Ким сам сейчас не в хорошем настроении, потому что Джису, скорее всего, знатно постаралась вбить ему своё мнение, поделённое с Рюджин на неравные части. Блять, и что мне делать? За моей спиной только что завелась крыса. И плюс один враг в мою копилку. Сука, сколько их у меня уже? Невыносимо много. Когда эти мучения закончатся? «Йеджи!»«Йеджи!»
«Йеджи!»
Перед моим лицом пляшет чья-то рука. Вздрагиваю от неожиданности. Поднимаю глаза выше: кисть, локоть, плечо, шея, лицо Луны. Убираю руку с клавиш, дотрагиваясь до груди, изображая остановку сердца. — Ты меня напугала, — шепчу я, часто моргая. Наклоняю голову вниз, стараясь привыкнуть к яркому свету включенной лампы. — Прости, ты не откликалась, и я уже начала кричать, — говорит Луна, пожимая плечами, тут же кладя книгу, которой она, видимо, хотела ударить по крышке фортепиано. — Чтобы ты знала, сейчас уже четыре часа утра. Я, как и наши соседи по общежитию, уже не хочу спать, потому что одна очень восприимчивая девочка играла на своём фортепиано всю ночь. Я уже полна активности, поэтому посвяти и меня в свои тягостные думы. — Улыбаясь, Луна села на свою застеленную кровать в позе бабочки и с выжиданием посмотрела на меня. — Просто скажи, что бы ты сделала, если бы думала, что весь мир настроен против тебя? — спрашиваю слегка охрипшем голосом. — Хм, не знаю, наверное, не обращала б внимания и жила бы в своё удовольствие, — задумчиво ответила она, отведя глаза в сторону. — А что? У тебя что-то случилось? — Нет, всё хорошо, — фальшиво улыбаюсь, — я просто тренировалась, пыталась перестать путать ноты, — чувствую, как от сердца сейчас оторвался маленький кусочек стекла и упал в свирепую жидкость желудка. — Давай поспим? Мне кажется, сейчас этому все будут рады, к тому же до школы ещё пять часов, давай отдохнём…***
Ложусь в свою холодную постель, сжимаю конец одеяла и обнимаю его. Как же я благодарна тому, что Луна хоть как-то да понимает меня, а потому никогда не задаёт лишних вопросов. Поистине чуткий человек, который без проблем подмечает эмоции других людей. Спасибо. А сама я тем временем, сама того не замечая, переключила мысли на Ёнджуна. Блять, но правда ведь, как мне могла взбрести в голову идея сочинить свою собственную симфонию? Я не могу запомнить ноты, перестать скакать по листам вверх и вниз, путаясь в строчках. На занятиях я фокусируюсь на чём угодно, кроме фортепиано и своей мечты. За время, в которое я успела пересмотреть свою жизнь, я осмелилась принять свою бездарность. Я успела насолить всем за эти чёртовы пять дней, даже фортепиано, клавиши которого впитали мои слёзы. И ведь Ёнджун прав: я могу лишь портить, ставить себя выше других, относится ко всему с пренебрежением, наслаждаться чужими проблемами, тонуть в болоте в чистом одиночестве. Отчего возникло желание написать симфонию? Думая над этим, я всё больше склоняюсь к тому, что эту идею внедрило мне моё сердце, которое всеми руками было «за» любовь к Чхве. А ведь даже здесь он оказался прав, когда сказал, что я просто хочу озвучить свои неозвученные чувства. Идиотка. Так может, это всё не моё? Может, просто стоит отдаться на волю судьбы и жить своими танцами? Может, это всё неспроста, и мне буквально намекают, что нужно менять путь. Может, стоит послушаться?