***
Но когда случилась та дикая ночка, Шурик не выдержал. А началось всё с того, что кровь из Лёвиной головы стремительно ринулась вниз. Конечно, в последнее время для Шуры подобные аттракционы стали обыденностью, но когда его буквально с порога схватили и потащили в спальню, он всё равно слегка опешил. Хотя тут, возможно, подошло бы другое слово. Не то чтобы он возражал, конечно. Хотя бы в силу того, что говорить, да и думать в то время, как мокрые губы на пару с языком готовят тебя к полёту в космос, вообще-то очень сложно. В этот раз, Лёва, похоже решил расплатиться с ним за все предыдущие. И отдал сполна. Они лежали в разворошенной постели. Спина любовника привычно прижималась к его груди. Шурик неспешно и вдумчиво изучал губами тёплую шею, когда его ухватили за запястье и подтащили руку к животу. — Шур, ты когда-нибудь задумывался о будущем? О нашем будущем. — Лёвчик, ты только что отымел меня собственным ртом в своей же постели. Тебе правда надо спрашивать? И почувствовал, как Лёва слегка дрожит от смеха. — Я не об этом. Вернее, не совсем об этом. Что, — его ладонь накрыла Шурину и прижала вплотную к расслабленным мышцам пресса, — ты сейчас ощущаешь? Кожа под пальцами была влажной и тёплой. Шура закрыл глаза, совершенно растерявшись. — Что ты хочешь от меня услышать? — хрипло спросил он. — Правду. О нас с тобой. — Я люблю тебя, — просто ответил Шура, гладя его живот по кругу. — И мы с тобой счастливы. — И в этом, — Лёва остановил его руку, переплетая пальцы его пальцы со своими. — Наше с тобой наследие. Чего, блять? То есть, мне конечно нравится следить в тебе, но ты ведь не мог… Лёв, ты что, правда? Ты мне хочешь сказать, что ты…? Лёва плавно повернулся к нему и погладил ладонью щёку. — Шурик. Я тебя скоро очень осчастливлю…***
И вот Шура посетил бар, аптеку, местный парк — с ночёвкой, снова бар и, наконец, добрался до студии. Он сидел за столом и сверлил тяжёлым взглядом россыпь таблеток перед собой. Таблетки отвечали взаимностью и угрюмо сверлили взглядом его, но ответы на мечущиеся в черепушке вопросы дать не спешили. Стакан с водой всё ещё стоял нетронутым. Сколько ещё это будет продолжаться? Наверное, мы оба сошли с ума. Да, определённо. Дружеское помешательство. Это я, получается, с ним за компанию, или он со мной? Хотя какая разница — в любом случае, привет белым стенам. Ведь иначе чем объяснить всё происходящее? Он-то, кажется, полностью в себе уверен! Блять, он же и книги какие-то читать начал. Про чакры внутренние. Весь дом талисманами завесил, чтобы творческую энергию собирать. Вихри, мать их, зачатия! От одного названия хочется из себя что-нибудь выродить. Йогой занялся. Активно. Хотя, это мне как раз скорее нравится, особенно та поза — с кошкой… Соберись, Шура! У твоего мужика все признаки налицо. У мужика — ебучий случай! Ох, блять. Уже и не знаю, хочу ли я узнать результаты этого обследования. Или после них можно на табуретку лезть? Что делать-то? Что нам делать? Погружённый в эти тяжкие думы, он не сразу заметил, что уже не один в комнате. И только когда до ушей стали долетать обрывки какого-то странного разговора, он невольно насторожился. — Честное слово! — восклицал обрадованный чем-то Боря, размахивая палочками, с которыми он не расставался, наверное, даже во сне. — Мы с Алёнкой только вчера сами узнали. Якобы новое постановление с верхушки, чтобы мотивировать рост населения. Кстати, отцовский капитал тоже в проекте висит. Здорово, а? — Правда на первого дают? — недоверчиво тянул Звонок, расхаживая перед ним взад и вперёд по комнате. — Да-а, опоздали мы, Боряныч, уже, — и растерянно улыбнулся. — А всё равно приятно. — Конечно, приятно. И знаешь, что? Не спеши ты с выводами, — тут Лифшиц загадочно ухмыльнулся. — У нас-то, похоже, найдётся и не опоздавший. Шура машинально напрягся. — Да ну? — понизив голос, обрадовался Звонок. — Ага, — уши у Шурика уже превратились в два локатора, а беспечный Боря весело потирал ладони. — Поэт наш не промах, а! И тут сбоку что-то загрохотало. От неожиданности мужчины подскочили на месте и в изумлении уставились на незамеченного до этого друга. Шурик был пугающе бледен, растрёпан, и в целом выглядел так, словно ночью по нему протанцевал целый табун чертей. Музыканты и не подозревали, как близки они к истине. — Шурик?.. Ты чего? — хором не поняли оба. — А, р-ребята. Привет, — Шура неловко попытался поднять стул, путаясь в изогнутых ножках и лямках спортивной сумки. — Я тут задремал, похоже… — Плохо выглядишь, — сочувственно протянул ударник, помогая незадачливому товарищу собрать упаковки с таблетками. — Ни хрена себе у тебя запасы… Заболел что ли? — Да, простудился. В парке. Звучит очень убедительно, браво, идиот. — Ага, — по голосу Бори была понятна степень доверия. Учитывая то, что в руках он сжимал годовой запас успокоительного — оно ведь прекрасно помогает от простуды. — Лёвчик тебя с утра сегодня ищет. Вы поссорились? — С чего ты взял? — Так футболка, — скромно подал голос Звонок, а Шура почувствовал, как заливается краской. — Кстати, поздравляю, — улыбнулся ему Лифшиц и хлопнул по плечу тяжёлой рукой. — С грядущим пополнением коллектива! Шура округлил глаза и сглотнул, через силу выдавил в ответ самую счастливую улыбку из всех возможных и принялся спешно закидывать лекарства в сумку. — Лёва ещё тут? — как бы между делом осведомился он, озираясь по сторонам. Не говорить же, что в телефоне болтались уже около двадцати пропущенных и раза в два больше смс-ок, сначала вопрошающих, потом возмущённых, потом и вовсе кипящих ненавистью — от разъярённого любовника! Бортник с меня шкуру живьём спустит. А ему теперь наверное волноваться нельзя… Что я, блять, несу?! — Уехал пару часов как. Кстати, просил передать, что ненавидит тебя, и выкинул из окна твою гитару. Я цитирую! Шура вздохнул. Молча кивнул и направился к выходу. Умирать, так с музыкой.***
Бортник и правда с него спустил. Но не шкуру. Шуру разбудили приятная нега и по-утреннему ласковое солнце. А ещё странные, смутно приятные мысли о фантомном тепле под пальцами и каком-то скором пополнении… Чего?! Он рывком сел на кровати, мигом воспроизводя в памяти все события последних месяцев. Обрывки сумбурных эмоций слились в единую какофонию, от которой затряслись поочерёдно все части тела. Он вспомнил ВСЁ, до последней мелочи. Секунду назад он ещё мог списать это «всё» на банальное весеннее помешательство или наркотический бред издевающейся над ним подкорки. Секунду назад!.. Перед высоким, в полный рост, зеркалом вертелся Лёва. Бельё в этот раз, на нём, к сожалению (или к счастью), было. Поворачиваясь то боком, то передом, он осторожно ощупывал живот, склоняя голову поочерёдно к каждому плечу. В очередной такой раз их глаза встретились в отражении. — Шурик, — нежно улыбнулся он, повернувшись. — Я не заметил, как ты проснулся. Прости, если разбудил. Мне совсем не спалось. Видишь, что со мной? — Что? — севшим голосом спросил Шура. — Ты что, не заметил? — обиженно повысил голос тот и, подойдя к кровати, уже знакомым жестом ухватил его ладонь, прижимая её чуть пониже пупка. — Я набираю вес! Скоро джинсы малы станут. Шур, что с тобой? Почему ты так смотришь?.. Спустя десять минут Шура вылетел из дома, на ходу вспоминая номер Кузнецовой. Через час они уже сидели в маленьком кафе и пили кофе с абрикосовыми круассанами. Она — привычно улыбающаяся, подтянутая и шумная. Он — непривычно напряжённый, дёргающийся от любого лишнего движения сбоку. — Если честно, я понятия не имею, как тебе это преподнести. — Если обещаешь быть со мной честным, обещаю никому ничего не рассказывать, — заговорщически подмигнула она. — Я же вижу, что тебя что-то гложет. — Макс… сказал мне, что это по женской части. А я не знаю, что и думать. Тина удивлённо округлила ярко подведённые глаза. Шура был сам не свой: неуверенный, даже испуганный. Лишь однажды она видела его таким — когда Лёва без предупреждения умотал в Испанию на месяц. Она хорошо запомнила разъярённого товарища, который носился по всему концертному залу и вымещал на стенах и послепраздничном конфетти весь свой богатый запас нецензурщины — ни разу не повторился. А потом уселся в уголке, поджал колени к подбородку и едва слышно, совершенно по-детски стал напевать ужасно тоскливую песню Глюкозы. Только потом парни рассказали, что незадолго до случившегося его видели в компании какой-то журналистки, якобы вытащившей его на личное свидание в публичный ресторан. Встречаться с ней он, конечно, не собирался, но вездесущие папарацци заполонили интернет многочисленными фото с броскими заголовками. И буквально на следующий день Лёва исчез. Тина тогда мало что поняла. А теперь вот — гляди-ка, повторяется история… Но ей и в голову не могло прийти, что эпицентром бури снова является Лёвчик! «Дело явно в личном, — подумала она. — Странно. Давно не видела рядом с Шуриком девушек. А всё, похоже, серьёзно. Вон как у него глаза бегают. Надо же, я дожила до того момента, когда увидела мистера-стальные-яйца нервничающим». — Шурик, мы с тобой давние друзья, — мягко сказала Тина и дотронулась до его сцепленных в замок подрагивающих пальцев. — Что бы ни случилось, я всё пойму. Ты мне доверяешь? Он поднял на неё глаза, вздохнул и кивнул. И, как на духу, выложил ей всё. И про головные боли, и про одеколоны, и про маслины, и про невыносимое поведение и странные прозвища. Не забыл про тошноту и лунатизм, вспомнил парой ласковых павшие смертью храбрых любимые йогурты и лосьоны, и, наконец, признался даже в новой любви к ласкам живота… Тина слушала его внимательно, и чем дальше, тем сильнее вытягивалось её лицо. Потом она прикусила пухлые губы и взглянула на него исподлобья. — Шур, только скажи мне честно: ты правда сам не догадываешься или только косишь под невинного? — Я не знаю. Для меня это чистый шок, — честно пробормотал он в некоем подобии отчаяния. — Надо дождаться результатов тестов… — Друг мой, я тебе и без тестов посоветую две вещи. Первая — не будь идиотом. Вторая — будь счастливым. Ты это заслужил. Она взглянула на часы. — Мне пора бежать, — Шура только молча открывал и закрывал рот, не способный выдавить из себя элементарное прощание. — Шур, я очень рада за тебя. И улыбнись ты уже, дурашка!..***
А потом он сидел в гримёрке и прожигал взглядом стену. Женщины всегда видят правду. Всегда. Осчастливишь меня, Лёва? Мир точно сошёл с ума. Так может, и неплохо побыть сумасшедшим? Дверь внезапно распахнулась, и в комнатку влетел свежий и сияющий Лёва. Голубые глаза горели радостным огнём, и весь он был какой-то заведённый, взволнованный и неприлично счастливый. — Привет, — хрипло сказал Шура, нутром ощущая звенящее в нём напряжение. — Шурик! — воскликнул тот и замер в растерянности, однако быстро сменил тон на игриво-капризный. — Я тебя обыскался. Уже даже ревновать начал. А ты, значит, просто в прятки решил поиграть? — У нас выход через час, — ответил Шура, шаря по карманам в поисках сигарет. Проклятье, куда делись? Он встал, подошёл к заваленному всяким косметическим барахлом столу, переворачивая всё поочерёдно. — Где ты был? Лёва странно притих. Походил по комнате, зачем-то запер на ключ дверь. И остановился возле него, сложив руки на груди. Почувствовав на себе чужой выжидающий взгляд, Шура повернулся и приподнял бровь. — Шур, я только что из медицинского центра. Мне сообщили результаты обследования. — Что? — пересохшим горлом переспросил тот. — Шурик, мне нужно тебе кое-что сказать. Соображать Шуре стало очень сложно, потому что Лёва вытащил из внутреннего кармана кожанки маленький длинный приборчик с электронным таблом. Он даже дышать начал тяжело и хрипло, чувствуя, как спина становится испуганно мокрой. — Кое-что очень серьёзное. Ты только не волнуйся, хорошо? Я же сам не сразу понял, что со мной. Никак не мог к себе прислушаться, творил всякие глупости. Но теперь знаю правду, — и Лёва осторожно обхватил его за плечи. — Шурик, дело в том, что у меня… Шур, у нас с тобой будет…***
Яник бодро шагал в направлении гримёрки фронтменов. До начала концерта оставалось уже непростительно мало времени даже по меркам этих любителей личных посиделок. Рядом весело гомонили Макс и Боря: — Чистая правда! — доказывал Лакмус. — Он мне сам сказал, по пьяни. Даже помню, что голубоглазая. — По пьяни и я с потолком люблю поболтать, — хихикал в ответ Боря. — Ты что, про футболку забыл? Ты видел, куда он Лёве руки кладёт, когда обнимает? — Брехня, — флегматично констатировал факт Звонок. Последний поворот в узкий и полутёмный коридор, и вот они на месте. Заветная дверь оставалась впереди в нескольких шагах. — Ладно, ребята, пора начинать… — начал одновременно со стуком Яник и запнулся. Они замерли. Из-за двери раздался оглушительный грохот, а затем чей-то протяжный и высокий стон. — Распеваются, что ли? — не понял Макс. И тут все четверо буквально прилипли к стене, потому что стонали уже на два голоса. В унисон. — Хором, — добавил Боря. А потом: — Градусник… — скрипы, вздохи, — не сломай! Он же дорогой, электронный… — Я тебе сейчас этот градусник в задницу засуну! — басил, вне всяких сомнений, Шурик. Натужно так, запыхавшись. — Может, лучше засунешь что-нибудь другое? И снова грохот о стену. И снова стоны, уже погромче. Макс прочистил горло. Ну, на всякий случай. Он никак не мог понять, почему сразу не догадался, о какой голубоглазой пассии шла речь, если правда всегда была на поверхности. Все четверо нервно захихикали. — Ребята, готовьте свои сервизы вовремя, — заключил Ян. — Что-то мне подсказывает, что очень скоро они нам понадобятся.***
А за предательски тонким куском дерева, переплетясь на узком диване, двое дышали друг другу в губы: — Шурик, ты сдурел? Ты теперь всегда с собой наручники таскать будешь? Перестань, мне же щекотно! Ты такой идиот, ты знаешь? — Откуда я мог знать, что ты альбом вынашиваешь?! — отвечал ему любовник, мстительно кусая за ухо. — Я из-за тебя поседел во всех местах! — Ну в одном-то точно нет, — и ловкая рука ласкала его быстро и жадно. — И на гормональную перестройку, как в моём случае, это не спишешь. Они затыкали друг друга поцелуями, а затем отрывались, чтобы глотнуть воздуха. — Лёв, если ты ещё хоть раз сделаешь со мной подобное… я тебя… ох, блять, я так сильно тебя… — И я тебя, Шурик. И я тебя тоже — очень, очень, очень.***
И всё у всех стало хорошо. Яника дружно поздравили с ожидаемым пополнением. Боря подарил Шурику новую футболку из LIFSHIRTS, которую на следующий день увидел уже не на нём. Макс написал для Лакмуса новую песню — «Голубоглазая любовь». Звонок — фирменное искромётное соло для грядущего альбома. А осчастлививших им фанатов Шуру и Лёву осчастливили целыми четырьмя чайными сервизами.