Дорогой, мы ждём!

Шура помедлил и вырубил плиту. Прижал Лёву ближе к себе, скользя ладонями по отчётливо чувствующимся рёбрам. Эти чёртовы американские горки приводили его в полное замешательство, но остатки здравого смысла стремительно сдавали позиции. — Ты точно хочешь? Просто я боялся, что ты… и мы… — Блять, мне тебе всё на пальцах объяснять надо? Можно и с них начать, если хочешь… От радости он пропустил момент, когда затянувшиеся поцелуи начали перетекать в большее, изголодавшееся тело нагло требовало своего. Коснувшись бёдер прижимающего его к столу Лёвчика, он наткнулся на ответное возбуждение — и был вознаграждён томным стоном в ухо. Да какого хера!.. Мягко толкнув Лёву назад, Шура потянул его по тёмному коридору, натыкаясь по пути на подворачивающиеся под ноги вещи. Было не до них. Было вообще ни до чего — только насытить, удовлетворить собственную болезненную тяжесть. Мешающая одежда ссыпалась ворохом. Возле самой кровати Лёва перехватил инициативу и толкнул его в живот, заставляя сесть. Одним сильным движением развёл колени в стороны и устроился между ними, пробегаясь ладонями по животу. Тяжело, как-то жадно взглянул снизу вверх, с влажным звуком прикусил тёплую кожу. И медленно стал спускаться ниже, словно нарочно игнорируя затвердевшую плоть. Обвёл языком впадинку пупка, нежно поцеловал выступающую тазовую косточку — тайком, как последний преступник — обдал горячим дыханием внутреннюю сторону бедра. — Лёва, — полузадушено выдохнул Шура, — если ты сейчас не… я тебя привяжу и… и! — Привяжешь? И чем же, интересно? — язык спустился вниз по дорожке коротких волосков и замер в паре миллиметров от цели. — Своими струнами ржавыми? — Да хоть твоими кружевными подвязками. И крепкая рука вцепилась Лёве в волосы, дёргая вперёд. От неожиданности тот охнул, чем помог им обоим. Шура сипло втянул воздух, когда припухшие губы обхватили его член, и умелое горло приняло его разом почти до основания. Лёва зажмурился, упёрся ладонями в матрас, и послушно двинул головой, давя языком вдоль всей длины. — Хочешь так? Нравится, когда я заставляю тебя? — Ещё как. Потом его опрокинули на спину…

***

Проснулся Шура от того, что кто-то настойчиво пихал его в бок. Доброе утро, голубая страна. — Шур. Шурик, проснись, — его уже бессовестно тормошили за плечи. Недовольно ворча и зевая, он распахнул, наконец, глаза. За окнами виднелся предрассветный мрак, а часы на тумбочке показывали… Какого австралийского хрена? Четыре тридцать? Неимоверно хотелось спать, горло пересохло, а проклятая постель так и манила обратно в свои нежные объятия. Шура с трудом поднял голову, уловив краем глаза движение, и уткнулся взглядом в голый торс Бортника. — Шура, вставай, — суматошно зашептал тот, склонившись над другом. — Вставай! — Что?.. Что случилось, тебе плохо? Голубые Лёвины глаза метались из стороны в сторону, а сам он мелко дрожал. Подгоняемый внезапным испугом, Шура сел на кровати и обхватил его за плечи руками: — Лёва, говори, в чём дело, — и мягко стиснул ладони, поглаживая тёплую кожу. Лёва шумно выдохнул. — Я хочу апельсинового сока. — Чего? — Прямо сейчас. Шура почувствовал, как закипает, словно переполненный чайник. — Что?! — Апельсиновый сок, — по слогам, как невменяемому, произнёс Лёва и гордо вздёрнул подбородок. И кто из нас невменяемый?! — Лёв, сейчас половина пятого утра, — как можно спокойнее попытался Шура, слегка встряхнув его. — Тебе, может, сон плохой приснился? Хочешь, я воды принесу? — Я хочу сок, Шур. — И где я его тебе сейчас возьму? — А это уже твоя проблема. — Ты издеваешься надо мной? — взмолился несчастный друг. — Скажи, что это дерьмовая шутка, пожалуйста, скажи, что ты просто мстишь мне за то, что я порвал твои любимые кружевные… — ШУРА, Я ХОЧУ СОК! От пронзительного возмущённого вопля у Шуры заложило уши. Ему даже показалось, что в спальне затряслись окна. Он зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что Лёвы рядом уже нет. Блять. Вспомнили, называется, Австралию. Чего он наглотался… Что мне с ним делать? Он выскользнул из кровати, наощупь прошёл по тёмному коридору, ёжась от утреннего холода. Лёва обнаружился сидящим на полу рядом с батареей на кухне. Выглядел он даже жалко: растрёпанный и помятый, обнимающий себя руками за плечи. Его по-прежнему трясло. Уже совершенно ничего не понимая, Шура осторожно присел рядом и попытался дотронуться до чужой руки, но его отпихнули подальше и гневно воззрились. — Ты расскажешь мне, в чём дело? — тихо, но жёстко спросил он, снова предприняв попытку оказаться ближе. На этот раз Лёва позволил себя приобнять и притянуть к груди, и даже обреченно уткнулся ему в изгиб плеча носом. — Сначала ты творишь со мной такое, от чего у меня колени трясутся, а потом ведёшь себя так, словно я абсолютно чужой человек. Лёвчик, я хочу помочь. Доверься мне. Иди сюда, вот так… Что с тобой происходит? — Не знаю, — прошептал в ответ Лёва, обхватив его руками. — Шур, я только чувствую, что во мне что-то меняется. Я сам не свой, но знаю, что так нужно. И это единственно правильно для нас. — Что — правильно? О чём ты говоришь? — Я не смогу сейчас объяснить. Даже себе не могу. Мне кажется, у нас с тобой… скоро случится кое-что хорошее. — Да?.. — Шура моргнул и осторожно посмотрел ему в глаза. — И что же? Лёва вдруг счастливо рассмеялся, взяв его ладони в свои. И зачем-то прижал их к своему впалому животу. — Чувствуешь? Шура замер. В голове что-то настойчиво застучало, и вдруг нелепыми отрывками всплыл их с Лакмусом разговор. Он-то здесь причём?.. Почему-то это казалось важным. О чём он мне говорил? Смотрел ещё так странно. И Лёвчик пугает не на шутку. Ну же, вспоминай! Наручники какие-то, охрана… точно, защита! Он меня спрашивал зачем-то… Стоп! От груди вниз ухнул пронзительный холодок, зудом отдаваясь в кончиках пальцев. Его поразило шальной, совершенно идиотской догадкой. А что, если? Нет. Нет, это невозможно. Бред. Глупости, извращения прокуренного в стельку мозга. Стоп. А как тогда Макс догадался об утренней тошноте? Она ведь как раз бывает, когда… Нет, блять, нет! Простое совпадение. А почему тогда маслины? И сок? Апельсиновый. Да хоть томатный — он же их ненавидит! А одеколон мой? Его-то он обожал… до последнего времени. Его же скрутило от лёгкого запаха! А Макс и это понял… Тоже случайность? Но он и про головные боли знал, всё знал! И про все эти психозы непонятные. И про женщин что-то… Да ведь это как раз по их части! Ох, твою мать. Какое, к херам, «это»?! Ведь так не бывает, правда? Правда?!.. — Шурик, — так проникновенно выдохнул Лёва, что друг аж вздрогнул, — как думаешь, мне стоит обследование пройти? Чёртова карусель в голове завертелась с бешеной скоростью, а у Шуры перед глазами поплыли разноцветные круги. Он тяжело задышал, потому что лёгкие внезапно перестали снабжать его кислородом, а ладони нервно вспотели. А Бортник всё таращился на него своими мечтательными голубыми глазищами и улыбался, как блаженный. — Д-да, — закивал он, — наверное, стоит. Полное. Я тебя сам запишу в центр, хорошо? — Я тебя люблю, — признался Лёва и, повернув к себе за подбородок, самозабвенно поцеловал в губы. — Хочешь, я сегодня завтрак приготовлю? Он точно сходит с ума. А я не лучше. Надо бы тоже на всякий случай провериться, а то вдруг оно половым путём передаётся?.. «И не только оно», — мрачно захихикал в голове внутренний голос. Шура в порыве влепил себе ладонью по лицу. — Шурик, — снова запел где-то рядом не заметивший чужих душевных терзаний Лёва. — Я всё ещё хочу апельсиновый сок.