Профессор Грейнджер

 — Она мне очень нравится, но я не влюблен в нее. — А она влюблена в вас, хотя нравитесь вы ей не очень. Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого. Это и принято называть романом. Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея

. 1 Том был занимательным. Его способность располагать к себе людей и притворяться доброжелательным отличником могла бы срывать овации на театральной сцене. Он настолько легко манипулировал учениками и преподавателями, что, казалось, ему были готовы простить убийство в стенах школы (собственно, так оно и вышло, хотя обвинили бедного Хагрида). Гермиона никогда особо не увлекалась психологией, считая, что типирование людей — это лишь крайне узкие рамки, в которые этих самых людей пытаются загнать. Знатоком человеческих душ она тоже никогда не являлась. Для нее любовные чувства всегда были помехой, влюбленность так некстати заставляла чаще биться девичье сердце. Полные опасных (иногда смертельно) приключений школьные годы, а затем война и послевоенное восстановление. Не было времени и места для любви. Но Гермиона со всей уверенностью могла сказать, что очень хорошо разбирается в дружбе, верности и преданности. В таких вещах Том Риддл был крайне плох, хоть и умело притворялся. У Гермионы было много времени, чтобы понаблюдать за ним и понять это. Его поведение словно состояло из множества манипулятивных техник. Ушли недели, чтобы составить список. Собственно, особо заняться было нечем, оттого Гермиона и развлекалась подобной ерундой. Том Риддл не был ее первоначальной целью, но он притягивал к себе внимание подобно Адскому Пламени — если игнорировать, то могло обжечь. В блокноте шесть пунктов поведения Тома заняли всего страницу. Первое: он улыбался. Не все время, но в те нужные, редкие моменты, когда улыбка показывала его расположение. Тогда любой человек, будь то преподаватель или ученик, чувствовал себя особенным. Гермиона испытала на себе силу этих приподнятых уголков губ и была вынуждена признать, что у него отлично получается. Второе: проявление интереса к другим людям. В этом деле Том был настолько мастерски искренним, что его ложь Гермиона могла распознать, исходя только из здравого смысла. Ну не мог он настолько сильно интересоваться кружком волшебного рукоделия (удивительно популярным в это время), периодически наведываться в сообщество магозоологов и даже посещать курс маггловедения. Отсюда вытекало третье: Том умело вел разговор в кругу интересов собеседника. Он был настолько эрудирован, что мог поддержать практически любую тему. Сюда можно было отнести и четвертое: иногда он специально давал людям почувствовать их превосходство и значимость в той или иной теме. Подобное чаще касалось преподавателей. Гермиона испытала это на себе. Том не только отвечал на особо трудные вопросы на уроке, но и задавал свои. Притом Гермиона была уверена, что тот знает ответ, но вот Слизнорт был крайне горд в такие моменты блеснуть своими знаниями. И тут в бой вступало пятое: Том Риддл был очень хорошим слушателем. Он поощрял людей рассказывать о себе, умело изображал заинтересованность и двигал разговор в нужное ему русло. Удивительно, как он не набил оскомину от такого количества доброжелательных фраз. Самой важной его манипуляцией было шестое: имя. И пусть Том ненавидел свое, но он четко знал, что для всех остальных звук их имен является самым сладким и самым важным звуком человеческой речи. Разумеется, он не фамильярничал с преподавательским составом, но, казалось, знал по именам каждого ученика школы с первого по седьмой курс. Так Гермиона подходила к собственному кабинету, когда увидела, как Том отчитывает третьекурсников с хаффлпаффа. — Джеймс, если я еще раз поймаю тебя бегающего по коридору, то отправлю сразу к декану. Сэмуэль, тебя тоже касается. Мальчишки потупились и замялись под тяжелым укоряющим взглядом старосты школы. Даже Гермиону немного передернуло. Не хотела бы она на себе испытать немилость Риддла. Хаффлпаффцы максимально быстрым шагом попытались покинуть «место преступления» и наткнулись прямо на нее. — Профессор Олдридж! — нестройно поздоровались они и ускорились. Гермиона молча кивнула в знак приветствия и лениво махнула рукой. Ткань рукава профессорской мантии взлетела в воздухе, подобно вороному крылу. Повернувшись к Тому, она сложила руки за спиной и первой вошла в кабинет. — Профессор! — окликнул Том, недовольный ее пренебрежением. — Да, мистер Риддл? — Я бы хотел обсудить с вами тему годового проекта, — он поравнялся с Гермионой, отчего ей пришлось немного задрать подбородок, чтобы сохранить зрительный контакт. В последнее время она не то чтобы избегала его, но и никак не выделяла, несмотря на поистине выдающуюся успеваемость и познания в Древних рунах. С вечеринки Слизнорта Гермиона почти сразу заметила, что рвение Тома Риддла в отношении ее предмета неожиданно увеличилось. Если на остальных уроках, исходя из собранных данных, он предпочитал быть молчаливым наблюдателем, то на рунологии стал вести себя, как Софи Корнер. Хотя, стоило признать, та была в разы невыносимее. И, казалось бы, никакой проблемы нет, но заинтересованный Том Риддл в опасной близости напрягал Гермиону намного больше, чем равнодушный. — Обсудим это после занятия, — она выдавила радушную улыбку и встала за трибуну, вынуждая Тома занять свое место и закончить разговор. — Добрый вечер, профессор! Фух, чуть не опоздал, — Альфард ворвался в кабинет, прижимая к груди сумку и метлу. — Простите, на тренировке задержали! — Поставьте квиддичный инвентарь в углу, мистер Блэк, — Гермиона поморщилась от его басовитого крика. Антонин устроил ей такое празднование дня рождения на прошлых выходных, что Гермиона уже пятый день была не в состоянии отойти, мучаясь похмельем. Ром с ямайским волшебным перцем вкупе с огневиски — истинное зло. — Как скажете, профессор, — ее плохое настроение не испортило настрой Альфарда. Он послушно поставил метлу в углу и развалился на стуле, закинув руку на спинку. Во всей его позе чувствовалась развязность, отчего МакГонагалл закатила глаза и уткнулась в свои конспекты. Гермиона бросила взгляд на часы и поблагодарила Мерлина за то, что эта адская неделя почти кончилась. — Что ж, давайте начнем, господа. Если мы быстро пройдем данный материал и вопросов не возникнет, — она невольно посмотрела на Тома, у которого в последнее время их возникало слишком много. — То отпущу вас пораньше. Антонин радостно улыбнулся и побарабанил ладонями по столу. Гермиона отвлеклась, задумавшись о том, что подобная привычка сохранится у него и через десятки лет. Ее Тони постоянно так делал. — Кхм, — она откашлялась. — Так вот. Повторим готские руны. Гермиона взмахнула волшебной палочкой, и над ее головой в призрачной дымке проявился алфавит. Голубоватые линии складывались в руны, которые перемешались между собой в порядке важности, а не ряда. — Как мы говорили ранее, готский рунический алфавит почти повторяет классический древний Футарк, отличаясь лишь незначительными перестановками рун, — некоторые из ею созданных символов засветились сильнее. — Они будут в следующем тесте. Но готский рунический ряд интересен нам, как предшественник Арманического Футарка. Иллюзии рун начали меняться местами, некоторые исчезли, а оставшиеся образовали круг с «материнской руной» Хагал в центре. — Мистер Блэк, кто является создателем Футарка Арманенов? Альфард воровато глянул в открытый учебник и широко улыбнулся: — Гвидо фон Лист, профессор Олдридж. — Верно. Пять баллов Слизерину. Первое отличие Футарка Арманенов от классического состоит в том, что ряд фон Листа содержит только восемнадцать рун: остальные шесть знаков старшего строя были отброшены Листом как более поздние и не являющиеся исходными. Вторая черта: каждая руна нового Футарка жестко привязана к одному из так называемых «Заклинаний Одина», содержащихся в Старшей Эдде. И здесь мы снова сталкиваемся с плотным сплетением мифологии и рунологии. Так Гвидо фон Лист приписал каждой руне определенное заклинание, самое мощное заключено в «материнской руне». Кто может рассказать подробнее о руне Хагал? Руку поднял только Том Риддл, даже МакГонагалл лишь нервно залистала учебник в поисках нужного параметра. — Да, мистер Риддл? — Заклинание, заключенное в руне Хагал, — Том с вызовом смотрел в глаза Гермионе, лениво жестикулируя и даже не открыв учебник. — Укрепляет физические, душевные и магические внутренние силы волшебника. — Верно, мистер Риддл, — устало кивнула Гермиона. — Еще пять баллов Слизерину. Откройте страницу сто восемь, выберите руну для изучения из Футарка Арманенов. Не повторяйтесь. У вас полчаса на то, чтобы подготовить короткий доклад, с которым каждый выступит за оставшееся занятие. Просто подробно изучите выбранную руну. Гермиона оставила трибуну и покрутила головой, разминая шею. За ее спиной сразу побежала волна шепотков. Громче всех заспорили Альфард и Антонин, оба выбравшие руну Ир — руну поверхностной любви и победы, азарта, пьянства и ошибок. Очень самокритично. 2 Том почти сразу выбрал руну Ур. Основа основ, вот что она означала в широком понимании. Но кроме этого было и более узкое значение — воскресение, жизнь после смерти. Бессмертие. Профессор Олдридж, после того как дала задание, совсем не по профессорски вытянула руки на своем рабочем столе и уронила на них голову. Том, разумеется, заметил ее нездоровое состояние на этой неделе, но вот пренебрежение к себе простить не мог. А она явно пренебрегала его учебным рвением, практически не выделяла из других школьников и, казалось, даже избегала. С приема Слизнорта прошла пара недель. За это время Том выучил ее распорядок дня, узнал, что профессор Олдридж предпочитает крепкий чай вместо кофе, и заметил, что выходные она проводит вне Хогвартса. Джин избегала Дамблдора и держала на расстоянии остальных преподавателей, что не прокатило только со Слизнортом и его душной навязчивостью. Она, казалось, ненавидит свои очки. Том почти сразу заметил, что профессор Олдридж все время поправляет их и трет переносицу, особенно в моменты раздражения. А еще она читает. Много и часто. Даже в Большом зале во время еды она может не отрываться от книги. Если б не занятия, то, Том был уверен, профессор Олдридж проводила бы больше времени в библиотеке, чем он сам. Он пытался вытравить это из себя, но, словно влюбленный идиот, провожал профессора взглядом в Большом зале или при случайной встрече в коридорах замка. Оправдания собственному помешательству кончались. Не кончались только шутки Антонина, относительно «первой влюбленности Тома-ледышки-Риддла». Вряд ли это была влюбленность. Но безумный, давящий, жгучий интерес — определенно. — Том! — шикнула Лукреция, явно пытающаяся привлечь его внимание уже несколько минут. — То-ом! — Лулу, — Альфард развернулся, скрипнув стулом. — Ты руну выбрала? — Да! — Вот подготовкой и займись, — он гордо выпрямился, мня себя защитником порядка, но профессор Олдридж особо не обратила внимания на поднявшийся шум. Чем Том точно не собирался заниматься, так это бороться за женское внимание с Блэком. Тот всю тренировку часом ранее будто случайно летал мимо окон кабинета Древних рун. Да и сейчас больше пялился на профессора Олдридж, чем в учебник. К Тому на стол, шелестя пергаментными крыльями, прилетела маленькая птичка и нетерпеливо клюнула в палец. Он едва не сжег записку, сразу подумав о Лукреции, но та не была столь профессиональна в оригами и чарах. Том развернул отрывок пергамента, на котором остались следы проглаженных сгибов. «Каждая пятница. Восемь вечера. Кабинет на втором уровне подземелий за портретом Кассандры Восточной.» У Абраксаса был идеальный каллиграфичный почерк с вензелями и подчеркиваниями. Том немного повернул голову и кивнул, не обернувшись. Пытаясь поймать перед уроком профессора Олдридж, он совсем забыл о задании Абраксаса — непозволительная невнимательность. Собрание было необходимо провести как можно скорее. «Сегодня.» Том сложил птичку в ее исходное, живое состояние. Та захлопала крыльями, скребанула ножками-треугольниками по парте и упорхнула обратно к хозяину. Том обернулся и встретился взглядом с кошачьими глазами МакГонагалл. Та пристыженно покраснела, но взгляд не опустила. Староста Гриффиндора подозревала его сразу во всех смертных грехах (и была права), но, как и остальные, ничего не могла доказать. После нападения на Миртл Уоррен Том стал видеть ее в библиотеке чаще обычного, хотя подобное представить было довольно тяжело. Он подозревал, что Минерву науськивает Дамблдор, как всегда ограничиваясь своими пространными загадками. Потому МакГонагалл догадывалась, что Том виноват, но не знала, в чем именно. Короткие выступления о рунах Футарка Арманенов Том пропустил мимо ушей и сам выступил крайне кратко и по делу. У него разболелась голова, и хотелось курить. Профессор Олдридж наградила всех одинаковым количеством баллов и отпустила пораньше. Альфард с Антонином сразу загалдели, обсуждая прошедшую квиддичную тренировку. Том собрал свои вещи и подошел к ним, склонившимся над блэковской метлой. — Да не может она набирать такую скорость… — Парни! Они обернулись с видом нашкодивших детей, потому что Том не имел привычки просто так повышать голос. В этот раз, правда, не было их вины, а лишь его плохое настроение и мигрень. — Собрание сегодня в восемь, — тихо сказал Том, потирая лоб. — В том же месте? — Нет, теперь будем собираться… — Что за собрание? — влезла Лукреция, подхватывая кузена под руку. Тот скривился и вырвался из хватки цепких девичьих пальчиков. Лукреция показательно надула губы, но внимательного, ожидающего взгляда от Тома не отвела. — Лулу, давай-ка кыш-кыш, — Альфард сопроводил каждое «кыш» взмахом ладони. — Тут взрослые мальчики разговаривают. — Так что за собрание? — она проигнорировала его слова, с вызовом продолжая смотреть на Тома. — Опять что-то затеваете? Минерва остановилась в нескольких шагах от них, прислушиваясь и делая вид, что просто ждет долгособирающуюся Марину. Том задумался о том, что рядом с Лукрецией Блэк все чаще у него появляется мысль о практике пыточных проклятий и банальном рукоприкладстве. — Блэк, тебе пора отвалить, — ситуацию спасла прямолинейность Кристофера Нотта. — Если перестанешь кидаться под ноги Тому, словно продажная девка, то облегчишь жизнь всему факультету. — Krasava! — по-русски крикнул что-то Антонин. — Да ты... — Лукреция захлебнулась собственным возмущением. — Манерам за лето так и не научили, Нотт? — Slaben'ko, — снова вставил свой комментарий Антонин. — Заткнись! — огрызнулась на него совсем доведенная Лукреция. — Да вы все… Том просто развернулся и направился к преподавательскому столу, откуда за разыгравшимся спектаклем наблюдала профессор Олдридж. В этот раз она, видимо, не спешила спасать Лукрецию от Тома, но того слишком мучила головная боль, чтобы и дальше затягивать этот абсурд. — Не игнорируй меня! — взвизгнула Лукреция ему вслед, но ее уже выводил из кабинета Альфард. Тому́ было не занимать терпения, только если дело касалось неуравновешенной кузины. — Жду у ворот, — Абраксас хлопнул Тома по плечу, последним покинув кабинет и плотно закрыв за собой дверь. Профессор Олдридж приманила волшебной палочкой стул для Тома и рукой указала ему присесть. Тот хмыкнул, понимая, что ей просто некомфортно говорить с ним, глядя снизу вверх. Том скинул с плеча сумку, глухим звуком стукнувшуюся об пол, и послушно сел. Он в очередной раз отметил, что практически все время, вне зависимости от сложности заклинания, профессор Олдридж колдовала невербально. Тому, несмотря на продолжительные тренировки, все равно приходилось произносить заклинания выше среднего уровня сложности вслух. — Я решил исследовать Рунический кодекс, профессор, — Том закинул ногу на ногу и сложил руки на груди. — Банально. — Что, простите? — он оторвался от разглядывания работ третьекурсников на ее столе. — Банально, мистер Риддл, — Джин встала, обошла стол и прислонилась к нему бедром. Теперь Тому пришлось задирать подбородок, чтобы сохранить зрительный контакт. Ее профессорская мантия была расстегнута и испачкана волшебным мелом на отвороте. Джин ослабила воротник блузы, заправленной в брюки простого, практически мужского кроя, и достала из петель несколько верхних пуговиц. Том проследил за этим движением и снова посмотрел ей в глаза, скрытые за стеклами очков в роговой оправе. — Согласно легендам и последующим исследованиям, — медленно заговорил он. — В Руническом кодексе скрыты шифры заклинаний времен… — Разумеется, мне это известно, — профессор Олдридж пожала плечами и улыбнулась. — И каждый третий школьник и здесь, и в Ильверморни выбирает именно Рунический кодекс темой годовой работы. И знаете процент отыскавших и разгадавших шифр? Он колеблется у нулевой отметки, мистер Риддл. Том, разумеется, знал это. Как и тот факт, что профессор будет просто поражена, если он сможет расшифровать кодекс. Он даже не разозлился на ее пренебрежение. Она еще не знала, кого именно недооценивает. — Я хотел бы исследовать его вместе с Трактатом о морях. Профессор Олдридж выпрямилась, но улыбаться не перестала. — Тогда советую вам также изучить Свиток Уны Физ. О свитке Том слышал впервые, но не подал виду. — Как скажете, профессор. Джин оттолкнулась бедром от угла стола, и он проследил взглядом за ее разворотом, означающим, что разговор окончен. Том встал, закинул сумку на плечо и вернул стул на место. Его ждал Абраксас, чтобы покурить, но Том явно не спешил, медленно направляясь к выходу из кабинета. — Мистер Риддл. Он надеялся, что развернулся не слишком резко, выдав свою… радость. — Да, профессор Олдридж? — Возьмите. Она подошла к нему, цокая каблуками по каменным плитам. В руке Джин лежал бутылек мутно-зеленого цвета и маленький свиток инструкции. — Это зелье, которое справится с вашей мигренью, — ответила профессор на немой вопрос в его взгляде. — Целый курс займет три месяца и уберет последствия контузии. Ушло время, чтобы доставили из Америки. Том напрягся. Если профессор Олдридж предлагает ему лекарство, то точно разговаривала с колдомедиком Холвином. Тот прописал ему совершенно бесполезную настойку и настойчиво порекомендовал бросить курить, на чем лечение и завершилось. — Спасибо. Том закрыл дверь в кабинет за своей спиной и медленно глубоко вздохнул. Его ждал Абраксас. 3 Вальбурга его игнорировала. Они и до этого особо не общались, но теперь, когда Антонин искал встречи, это было особенно заметно. Он даже не мог подсесть к ней на уроке. И не потому что это бы вызвало вопросы, а потому как Антонин попытался — и получил летучемышиным сглазом прямо в грудь. Минус пять баллов со Слизерина и исцарапанные руки, а Вальбурга просто пересела к брату. Урок Антонин усвоил. В общем-то, Вальбурга делала вид, что не домогалась Антонина в темном коридоре и ничегошеньки между ними не произошло. Единственным плюсом стало то, что она совершенно перестала пялиться на Пруэтта в Большом зале и на общих занятиях. Тот зато прожигал дыру в ее затылке целыми днями, а в свободное время переключался с угрозами на Антонина. На прошлой неделе они чуть снова не подрались, но мимо проходил профессор Дамблдор. Закончилось все снятыми баллами, и, разумеется, только со Слизерина, хотя зачинщиком был Пруэтт. Безвыходность ситуации Антонина не пугала, потому в новый кабинет их Собраний он влетел s-nogi. В столь тесном помещении Вальбурге некуда было бы от него бежать. Вот только… Он, как и остальные, нелепо замер посреди пыльного помещения с нагромождением древней мебели. В центре этого великолепия стоял Абраксас, равнодушно рассматривая собственные ногти. Его волосы были убраны в хвост черной лентой, а рубашка сияла белизной в сумерках захламленного кабинета. — Kakogo hrena? — выразил общее мнение Антонин, но после непонимающих взглядов перевел: — Мерлиновы подштанники! Это все, что ты смог выпросить? — Под нужные размеры подходит только это помещение, — равнодушно пожал плечами Абраксас. — Это свалка, а не помещение, — Роберт Лестрейдж пнул перевернутый стул, и в воздух взметнулось облако пыли. — Пчхи! Мы должны убрать все это, пока Том не пришел… — И не заавадил Малфоя, — перебил его Альфард. — Спасем же нашу Серебряную принцессу! Абраксас на его замечание и бровью не повел, начиная расчищать завал с угла. Антонин оглянулся в поисках Вальбурги, но высокомерное красивое личико в поле зрения было им не обнаружено. Он подрастерял настрой, нахмурился и попытался вспомнить самое мощное очищающее заклинание из своего арсенала. Перед ним стояла непростая задача в виде дивана с потрескавшейся обивкой и слоем вековой пыли, который было легче трансфигурировать в лист пергамента и сжечь. Антонин наклонился, чтобы отодвинуть мешавшие коробки, когда услышал справа столь знакомый едкий тон: — У тебя кровь, идиот. — А ты волнуешься? — Антонин резко выпрямился и широко улыбнулся. Только когда он попытался привычным жестом взлохматить кудри, то понял, что именно имела в виду Вальбурга. Он удивленно уставился на длинный порез поперек ладони, который начал сильно жечь. Боль усиливался с каждой секундой, а кровь уже начала затекать за манжет рукава. — Это же надо так картонной коробкой, — цыкнула Вальбурга, подходя ближе. Она взяла его руку в свою, сильно сжала запястье, зафиксировав, и принялась накладывать плотную повязку. Ее волшебная палочка точечно касалась кончиком краев раны. — Да я ее даже и взять не успел, — вяло возразил Антонин. От Вальбурги пахло травами и немного едкими парами зелий. Она сосредоточенно нахмурилась, колдуя над его рукой и совершенно не обращая внимание, что находится так близко к Антонину впервые за эти две недели. Ее волосы — прямые и длинные, качнулись тугими прядями в опасной близости от его груди. Антонин не дышал и, когда Вальбурга закончила с его ладонью и молча отошла, проводил ее тоскливым, печальным взглядом. Джереми Розье хлопнул его по плечу и со своим профессорским видом резюмировал: — Приятель, да ты крупно влип. 4 Они с Тони готовили. Хотя обобщать все же не стоило, так как готовил в основном только он. Гермиона же сидела перед открытым окном с геранью в горшке и пила кофе, который никак не могла научиться нормально варить в турке. Но турка была очень красивая, медная, потому она часто пыталась. И сегодняшний пятничный вечер не стал исключением. — Vashu mat'! Гермиона обернулась на крик. Тони порезался во время шинкования каких-то корешков и, продолжая ругаться на русском, зажал сильно кровоточащую рану полотенцем. Его сумбурные движения вызвали у Гермиона улыбку, которую она провально попыталась скрыть за чашкой. — Неблагодарная ты женщина! Помоги мне… Антонин отступил от стола и задел боком ручку сковороды, которая сразу сильно накренилась. — Нет! — Suka!