wings, hearts, some things are meant to be torn apart крылья, сердца, некоторым вещам суждено быть разорванным на части faith, hope, some things are meant to be gone broke вера, надежда, некоторым вещам суждено разбиться
1 Гермиона не смогла бы точно сказать, в какой момент все изменилось. В какой момент ее начала волновать безопасность Тома — волновать даже больше, чем их сводящая с ума, случайная, хмельная сексуальная связь? В какой момент она перестала видеть в нем будущего Темного Лорда? Произошло ли это на одном из Собраний, когда он внимательно сводил на нет ожоги Лестрейнджа, или в ночь Хэллоуина из-за действия амортенции? После его подарка на Рождество или же еще в первую неделю учебы — во время их танго на вечеринке Слизнорта? Том был одной из целей. Он был ее заданием. Гермиона сосредоточилась на этой мысли, умоляя сердце болеть не так сильно, когда откинула заклинанием мальчишек с линии огня — последовал взрыв и летящие осколки рикошетом отскочили от стен. Она могла выставить сразу два щита и сначала прикрыла ту часть коридора, где на полу лежали Альфард, Антонин и Том, словно сбитые кегли. Сначала прикрыла их. Не себя. Себя не успела всего на долю секунды. — Джин! В другой момент Гермионе бы даже польстило то неравнодушие, которое сквозило в срывающемся крике Тома. В другой момент она бы задумалась о глупой природе возникновения привязанностей. Но сразу несколько крупных острых осколков каменных плит пригвоздили Гермиону к полу, словно бабочку в альбоме коллекционера, а грохот падающего куска стены заглушил ее собственный крик. Облако серой каменной крошки взлетело в воздух. Если бы не безумный выплеск адреналина в кровь, Гермиона бы не смогла подняться после такого. Она с трудом открыла глаза, привыкая к боли в шее и глубоких порезах. — Уведи их, — она пробилась сквозь слабые окклюменционные щиты Альфарда, который первым начал медленно подниматься. — Уведи немедленно. Взорвавший стену боевик направлялся в их сторону, и Гермиона, пошатываясь, встала между ним и мальчишками. За ее спиной крик Тома резко оборвался — Альфард оглушил его, чтобы увести. До библиотеки оставалось с десяток шагов. Если бы Гермиона не прикладывала оставшиеся силы на то, чтобы сжимать в ладонях волшебные палочки, она бы поапплодировала Блэку. Оглушить Тома — достижение, которое можно в будущем заносить в резюме. Плотный смог из душной пыли повис в воздухе, и Гермиона впервые была благодарна ненавистным очкам. Хоть одно из стекол и треснуло, но они хорошо защитили глаза. Она на короткое мгновение обернулась. Посреди коридора щерящимися осколками зияла дыра от взрывающего заклятья. Крупная плита упала пролетом ниже и перекрыла подход к лестнице. Альфард Блэк на другой стороне разлома смотрел на Гермиону, словно хоронил заживо, — щенячьими грустными глазами, как никогда напомнив своего племянника Сириуса. Она улыбнулась ему краешком губ, несмотря на боль в прокушенной щеке, будто убеждая, что все в порядке, что она справится, что и не в такие переделки попадала. — Уводи их. Искривленное древко палочки, когда-то принадлежавшей Беллатрисе Лестрейндж, начало медленно менять форму в руке Гермионы. Плавясь, словно металл, и становясь длинным и таким же неровным кинжалом. Она чувствовала, как от фонящей темной магии, ее волосы нимбом застыли в воздухе вокруг лица и покалывали шею. Та была липкой от крови, но Гермиона не могла проверить зудящий затылок, медленно становясь в дуэльную позицию. Тони бы точно сказал: — Профессор Грейнджер, похоже, ты в полном der'me. 2 — Милочка, да ты, похоже, в полном der'me, — Антонин присвистнул, разглядывая коллаж колдографий и газетных вырезок на стене. — Этот парень — явный псих. Не получив реакции на свои слова, он обернулся. Светлый кабинет с высокими окнами был опечатан специальными заклинаниями, чтобы не испортить возможные улики. Эта комната полностью отличалась от представления Антонина после прочтения дела, в которое его втянула подружка Гарри Поттера. Ни тебе коллекции пальцев в банках, ни темного подземелья со следами крови на стенах. Еще и эта ненормальная замерла березой у полки с колдографиями в рамках. Даже перестала повторять попугаем: «Говорите на английском, мистер Долохов.» Антонин бесшумно зашел ей за спину, ругая про себя никакущую подготовку Невыразимцев. При таких условиях он мог бы запросто сломать ей шею или хорошенько приложить головой об острый край полки. Правда, тогда его сразу убьет Непреложный обет. — Нашли что-то интересное, агент Джей? — спросил Антонин, выдыхая прямо ей в ухо и тут же втягивая носом запах девичьих волос. Скабрезное высказывание застыло на кончике языка, когда он проследил за направлением ее взгляда. — О таком нужно предупреждать заранее, милочка. Только не говори, что это ваше свадебное фото? — Помолвка, — коротко ответила Грейнджер и прошла к стене с газетными вырезками и линиями связующих чар. Антонин еще раз внимательно осмотрел колдографию в рамке, где его новая заноза в заднице целовала Теодора Нотта. Того самого Теодора Нотта, ради поисков которого его освободили из Азкабана. — Что ж, действительно, в полном der'me. — По английски, пожалуйста. — Ты, наконец-то, оттаяла? Расскажешь, что именно я должен здесь увидеть? — Антонин снова остановился рядом, вдыхая теплый запах девичьего тела, но в этот раз Грейнджер сразу отошла. — Все, что покажется хотя бы немного знакомым. Даты, имена, лица, — она сама отвела взгляд и трансфигурировала кресло из носового платка. — Если захотите взять что-то, то сначала обратитесь ко мне, мистер Долохов. Он громко фыркнул, намекая, что не рискнул бы дотронуться до коллажа психопата даже за звенящие галеоны. Стена от пола и до потолка была целиком обклеена колдографиями, передовицами маггловских и магических газет, вырванными страницами из книг и короткими заметками на пергаментных обрывках. Всю эту разрозненную информацию в безумном клубке переплетений связывали нити неизвестных Антонину чар. — Черт, это же я на выпускном, — он почти дотронулся до колдографии, но вовремя одернул руку и скривился. — Нотт явно больной. Мог бы выбрать фото получше. — Это же сорок пятый? — спросила Грейнджер. — Все Невыразимцы такие умные? — не скрывая издевки, осведомился Антонин, ища и не находя центр в этом связующем клубке. — Практически все здесь относится к сорок пятому году. Все связано с людьми из того списка, как, я уверен, тебе уже известно, милочка. Падение Гриндевальда, наш выпускной, замужество Вальбурги Блэк. Но я, честно, ne seku, что именно объединяет жертв? — По английски, мистер Долохов. — Тебе доплачивают за такую недовольную мордашку? Не врубаюсь я. Что ему мог сделать Лич? Этот дурак умер за двадцать лет до рождения вашего психа. А Пруэтт? Или Альфи? Он еще раз пробежал глазами оригинал списка предполагаемых Невыразимцами жертв — потрепанный лист пергамента, к которому не вела ни одна из алых, полупрозрачных линий:Альбус Дамблдор Том Риддл Нобби Лич Руфус Скримджер Антонин Долохов Игнотус Пруэтт Аластор Грюм Роберт Лестрейндж Альфард Блэк
— И почему я только пятый, а первым идет Дамблдор? Считаю, что точно заслуживаю место в первой тройке. — Так рветесь быть убитым? — Так стремишься казаться острячкой? Черт, а я не против, чтобы он прикончил старика Грюма. Видишь шрам? Его подарок. Хотя в отместку я ostavil etogo osla bez glaza. — Пожалуйста, по англи… — Tvoyu mat', Грейнджер, кто-нибудь говорил, что с тобой невозможно работать? 3 — Профессор рунологии Джин Олдридж. Где она? Когда Абраксас снова запечатал дверь кровной магией, а Альфард перестал громогласно сокрушаться о том, что его сестра совершает величайшую ошибку в своей жизни, всеобщее внимание сосредоточилось на ее спасителе. Тот растянулся в кресле и смотрел на них лениво-выжидающе, с легкой насмешкой. Альфарду он вообще доверия никакого не внушал. Удивительное совпадение — встретить этого волшебника в таком месте в такое время, когда Долохов выслеживал его в трактире больше двух месяцев. — Так мне кто-нибудь ответит? — незнакомец поковырял пальцем богатую обшивку подлокотника, привлекая внимание Альфарда к родовому, странно знакомому перстню на пальце. — Извините, но вы не могли бы для начала представиться? — профессор Слизнорт на пол корпуса выглянул из-за дальнего стеллажа, видимо, вспомнив, что является здесь единственным взрослым человеком. Неизвестный волшебник вдруг встал из кресла, выпрямившись пружиной, и в два шага пересек разделяющее их расстояние. Слизнорт даже дернуться не успел, когда его руку затрясли в крепком рукопожатии. Очень крепком, если судить по тому, как он поморщился. — Большая честь познакомиться с вами, профессор. Наслышан, наслышан, — Альфард впервые видел, чтобы кто-то так радовался знакомству со Слизнортом. — Можете звать меня Тони. Просто Тони. Этот «просто Тони» явно не собирался называть фамилию. Альфард сомневался, что и имя настоящее. Он посмотрел на Тома, ожидая от него последующего уточняющего вопроса, но тот продолжал сверлить его взглядом. Альфард дернулся и отвернулся. Профессор Олдридж сама попросила его уходить. Своей вины он не чувствовал… Только если совсем чутка. — Вы знакомы с Джин Олдридж, мистер Тони? — задала всех мучающий вопрос Вальбурга, продолжающая прижиматься к Долохову, будто ее перед этим в котел с амортенцией макнули. — Давай-ка без этих твоих «мистер», девочка, — подозрительный волшебник, наконец, отпустил широкую ладонь Слизнорта и развернулся. — Она должна была быть с тобой. Он посмотрел на Тома, который все это время, оказывается, сжимал в руке волшебную палочку. Так легко произнесенные слова будто ударили его по лицу. — Кстати, с днем рождения, мистер Риддл, — Тони широко улыбнулся и хлопнул в ладоши. — Я опоздал всего на пару дней. Альфард не знал, что именно должен сделать, когда Том вскинул руку, выкрикивая заклинание: — Инкарцеро! Тони легко увернулся, и связанный по рукам и ногам профессор Слизнорт, попавший под раздачу, повалился на пол. — Кто вы, черт возьми, такой? — Том практически шипел, все еще не опуская волшебной палочки. Никто не спешил кидаться на помощь Слизнорту, который зашевелился, словно гусеница. Вальбурга нерешительно вышла вперед, поднимая руки: — Успокойся, Том, пожалуйста… — Кто он такой и откуда нас знает? — продолжал заваливать вопросами Риддл, полуобернувшись теперь к Абраксасу. — Этот человек был в числе приглашенных на прием? — Я его впервые вижу, — Малфой с опаской поглядывал на редкие манускрипты, оказавшиеся в поле убийственного намерения Тома. А именно это он хотел сделать в этот самый момент. Убить. Альфард видел Тома таким лишь дважды. В прошлом году, когда его кузина решила побаловаться Амортенцией, и меньше десяти минут назад, когда Том очнулся и не обнаружил в библиотеке профессора Олдридж. От магической дуэли — Тони тоже успел достать волшебную палочку и лениво вертел ее в руках — их уберег стук в дверь. Очередной стук, заставивший всех резко обернуться. — Кто там еще? — Абраксас поморщился. — Предыдущий порез только затянулся. Том скривился и опустил руку с волшебной палочкой, снова прислонившись к стене у дверного косяка. Он встал на изготовку и кивнул. Абраксас с тяжелым вздохом порезал внутреннюю сторону ладони до крови. Альфард как никто другой понимал, почему Том ни минуты не сомневался. Он тоже надеялся. Надеялся, что это профессор Олдридж. Створки с громким скрипом размахнулись, и напряженную тишину разрезал облегченный выдох Вальбурги. — О, Мерлин, Лулу, ты в порядке? 4 — За что? Игнотус повторил в мыслях этот вопрос еще десяток раз, но вслух успел спросить лишь единожды, прежде чем неизвестный волшебник наложил на него Силенцио и втащил в кабинет. Скрежет замка отдался в голове предсмертным хрипом и свел болезненной судорогой шею, взмокшую от пота. Теодор, так к нему обращались боевики, которым Игнотус попался уже практически покинув Мэнор, отпустил его воротник и скривился. Игнотус почувствовал себя грязным. Наконец, получив свободу, он засучил ногами, отползая в угол кабинета. Он хотел сказать хоть что-нибудь. Закричать так громко, чтобы достучаться до этого человека. Что все это ошибка; что Игнотус за всю свою жизнь не сделал никому ничего плохого, кроме перекрашенных заклинанием волос Лукреции Блэк на четвертом курсе; что он ничего не видел, что все забудет, что никогда никого не опознает. Вся его хваленая храбрость и бравада осталась за дверями кабинета, когда Теодор достал из-за пояса маггловский пистолет. У отца Игнотуса была парочка похожих, потому он сразу узнал огнестрельное оружие. — Не трясись ты так, — Теодор остановился совсем близко. — Гриффиндор, как никак. Позоришь свой великий факультет. Он присел, и Игнотус, зажмурившись, замотал головой и замычал. Голубые глаза волшебника напротив будто заживо пожирали его душу странным, больным любопытством и пренебрежением. Словно для него Игнотус не был человеком. Словно вообще не существовал. — Тебе известно понятие «эффект бабочки»? — Теодор чем-то щелкнул на пистолете, рассматривая его в собственных руках. — Маленькое изменение в прошлом может повлечь за собой большие последствия в будущем. Я у вас здесь так наследил, что последующие события будут целиком переписаны. О, дивный новый мир! Это Хаксли. Впрочем, ты, кажется, особым умом никогда не отличался и вряд ли знаешь. На последних словах он тяжело вздохнул, будто действительно сильно сожалел. Игнотус все меньше понимал смысл этого безумного монолога, только чувствовал, как капли пота катятся по спине под влажной рубашкой. Теодор вдруг замолчал, будто задумавшись. Игнотус проследил за его взглядом, который остановился на тонком обруче кольца безумного волшебника. То выглядело совсем новым, не походило на древнюю реликвию, но Теодор вдруг коснулся его пальцами, словно величайшей драгоценности. — Что ж, на этом закончим, — он вдруг резко выпрямился и отложил пистолет в сторону. — Вдруг захотелось по старинке. Не скажу, что был рад знакомству, Игнотус Пруэтт. Не волнуйся, скоро твоя невеста к тебе присоединится. Игнотус даже не дернулся, замерев, будто животное на скотобойне. Он не верил в происходящее. Не верил до последнего, когда жесткие пальцы Теодора Нотта обхватил его шею и резко дернули.