when you get older, plainer, saner когда ты станешь старше, проще, разумнее will you remember all the danger we came from? будешь ли ты помнить о той опасности, что породила нас? burning like embers, falling, tender тлея, словно угольки, медленно угасающие longing for the days of no surrender тоскуем по дням непокорности years ago годы назад and well you know и... знаешь smoke em if you got em cause it's going down дыми, если тебе есть чем, ведь всё идёт под откос all I ever wanted was you всё, что мне когда-либо было нужно, — это ты
1 Гермиона сплюнула красную от крови слюну и поморщилась. У нее болел язык: похоже, в пылу сражения она прокусила не только щеку. Палочка Беллатрикс вибрировала в руке, требуя продолжения темномагического банкета, но последнему боевику уже хватило пропущенного простенького удушающего. Гермиона усилила проклятье, не желая слишком долго слышать чужой сип в попытках глотнуть воздуха и скрежет ногтей о каменные плиты. В результате, противника убило не удушение, а смещение шейных позвонков. От резкого приступа головокружения она покачнулась и дотронулась до затылка. Влажные от крови волосы сбились в колтун, а мелкие пряди облепили влажное от пота лицо. У Гермионы не было времени на лечение — столь большой взрыв явно уже привлек внимание боевиков на первом этаже. С помощью широкого прыжка и левитации она миновала образовавшийся провал с ощерившимися осколками каменных плит. Глубокий порез на ноге сразу дал о себе знать пульсирующей болью. Гермиона трансфигурировала туфли в удобные кроссовки, не желая, чтобы вместо боевиков ее убили каблуки. Идти сразу стало легче. Возможно, именно это решение и мягкая подошва «обуви будущего» помогли ей так бесшумно подобраться к Винде Розье. Большую часть театрального представления пособницы Гриндевальда Гермиона стояла, прижавшись к дверному косяку. Она выжидала. Картина взятой в заложники Лукреции Блэк вернула ее не к лучшим воспоминаниям. Гермиона коснулась шеи в том месте, где в свои семнадцать обзавелась шрамом от кинжала Беллатрикс Лестрейндж. Сейчас кожа была гладкой — пластические хирурги в Св. Мунго хорошо знали свое дело. Кстати о событиях пятилетней давности… По-прежнему бушевавшая внутри темная магия неожиданно подарила мрачное спокойствие. Палочка Беллатрикс в руке Гермионы еще даже до полностью сформировавшегося плана трансформировалась в изогнутый кинжал. — Пора заканчивать этот спектакль. Будь обстоятельства несколько иными, Гермиона бы несколько раз подумала, прежде чем убивать ее. Винда Розье оставалась слишком ценной шестеренкой в механизме истории. Вот только ярость ослепила Гермиону, когда на кончике волшебной палочкой этой ведьмы начала разгораться зеленая искра. Волшебной палочки, направленной на ее Долохова. Гермиона ударила кинжалом. Он вошел так легко, что показалось, будто она уколола воздух. Сиплый и резкий девичий выдох смешался со скрежетом металла о кость. Гермиона сжала пальцы на плече Винды, притягивая ее к себе и вонзая лезвие глубже. Жестокость никогда не была ей чужда. В мыслях Гермиона предпочитала быть честной с собой, а потому не идеализировала собственные поступки. Она всегда делала то, что необходимо. Кто поймал, заточил и шантажировал на пятом курсе Риту Скиттер? А Мариэтта Эджком? Гермиона защитила список членов Отряда Дамблдора настолько надежно, что той пришлось проводить пластическую операцию. Эгоистичность цвела в ней пышным цветом, если дело касалось близких людей. Она ударила Винду Розье кинжалом еще раз, но теперь в бок, усиливая и так обильное кровотечение. Шелесту юбок не удалось заглушить глухой удар от падения резко потяжелевшего тела, когда Гермиона разжала пальцы на чужом плече. Ее взгляд против воли остановился на бледном красивом лице Винды. Идеальный профиль портили искривленные в предсмертной агонии губы, на которых еще сочилась кровь, заливая девичью шею. Гермиона сглотнула, пытаясь справиться с тошнотой, что одинаково могла быть последствием столь отталкивающей картины или возможного сотрясения. — В этот раз, так и быть, опустим «камень-ножницы-бумага». Я возьму ноги. Прикосновение Тони к плечу вернуло Гермиону на грешную землю, ударив по ушам медленным разрушением затянувшейся паузы. Абраксас за ее спиной захлопнул двери и обильно вымазал их кровью из собственной ладони, восстанавливая родовую защиту. Альфард безостановочно шептал лечебные заклинания над шеей Лукреции, где порез от кончика палочки Винды Розье затягивался до тонкого шрама. Около дальнего стеллажа на полу завозился связанный по рукам и ногам Гораций. — Или ты сама хочешь тащить ее за костлявые лодыжки? — Тони улыбался мягко и легко, будто они обсуждали, что будут на ужин. — Думаю, сойдет и Левикорпус, — слова слетели с губ Гермионы каркающими птицами — отвратительным дребезжащим звуком. — Вряд ли противомагический щит работает после смерти. Кинжал в ее руке уже превратился обратно в черную, изогнутую волшебную палочку. Древко наполовину было измазано в крови. Гермиона подняла ее, но не успела произнести заклинание, когда тело Винды задрожало и выгнулось дугой. — Tvoyu mat'! — Тони от неожиданности отпрянул и едва не сбил жалобно задребежавший доспех, явно не ожидавший столкновения с широким русским плечом. Долго искать виновника не пришлось. Гермиона повернулась к Тому, но тот делал вид, что полностью сосредоточен на трансфигурации мертвого тела. При этом она подсознательно чувствовала, что Риддл все равно следит за ее реакцией. — Том, что ты… Она даже забыла о своем стандартном «мистер Риддл». Из кончика волшебной палочки, близнец которой только через четыре десятилетия попадет к Гарри Поттеру, хлынула мощная волна трансформирующей магии. Тело Винды Розье извивалось змеей и скукоживалось на глазах — сначала до размера младенца, а затем и вовсе спичичного коробка. Оно истончилось, будто талантливый хирург удалил все мышцы, кости и жидкости, и стало едва различимым очертаниям в свете луча заклинания. На дорогом малфоевском ковре в центре темного пятна крови теперь лежал цветок шиповника. Гермиона смутно припоминала, что этот цветок изображен на гербе рода Розье. Она собиралась спросить об этом, когда Лукреция вырвалась из рук кузена с пронзительным криком. Она подбежала к цветку и наступила на него, сминая разлетевшиеся лепестки и мягкую сердцевину. — Ненавижу! Ненавижу! От резких движений порез на ее шее открылся и снова закровоточил. — Лулу! Та продолжала топтать несчастный цветок, даже когда Альфард обхватил ее со спины, пытаясь успокоить. Гермиона прикрыла глаза и покачнулась. Ее мутило. Неутихающие крики Лукреции не сильно помогали. Для сопереживания и помощи Гермиона в данный момент точно не годилась, желая только прилечь на ближайшей более-менее подходящей поверхности и отключиться. — Джин, вы в порядке? Участливый голос и прикосновение к плечу — Гермиона открыла глаза и посмотрела на стоявшего слишком близко Тома. Даже столь легкое и, казалось бы, непринужденное касание вдруг напомнило ей об их случайном… сексуальном контакте в коридоре. Будь ситуация немного другой, а потеря крови не так велика, то Гермиона бы непременно покраснела. — Ничего серьезного, мистер Риддл, — ответила она сорванным, каркающим тоном, напрасно пытаясь хотя бы немного его смягчить. — Какая забота, — Тони вдруг хлестким движением скинул ладонь Тома с ее плеча. Библиотека перед глазами Гермионы сделала пространственный кульбит, когда Тони подхватил ее на руки. Он придержал ее голову, укладывая на плечо, и одарил Тома еще одним странным взглядом. — Иди лучше помоги девчонке, — Тони кивнул в сторону Лукреции. — А то она сейчас что-нибудь сломает своему кузену. Чертовы Блэки. Гермиона уже не видела, послушался ли Том. Веки налились свинцом, а голова резко потяжелела. От Тони пахло потом, кровью и зубной пастой. Гермионе на секунду показалось, что она задремала в их гостиной на диване после ужина, и Тони, как всегда, просто относит ее в комнату. — Ты мне Марволо испортила, — тихий недовольный бубнеж донесся до нее, словно сквозь толстый слой ваты. — Мерлин подери, посмотри на него. У Тома, mat' ego, Риддла есть чувства. 2 — Эп… — Эпискеи! Тони обернулся и выгнул бровь в немом вопросе, но на лице Марволо не дрогнул ни один мускул. Только взгляд — столь знакомый, сулящий медленную и мучительную смерть. — Тер… — Тергео! — Том убрал подтеки крови с затылка и шеи Грейнджер, от чего ее волосы сразу распушились. — Парень, — Тони откашлялся и поморщился. Он никогда и не думал, что окажется в столь идиотской ситуации. — Я сам справлюсь. С того момента, как он положил Гермиону на диван около камина, то не смог еще наложить ни одного лечебного заклинания. Риддл стоял рядом и самым наглейшим образом его перебивал. Тони удалось только стянуть ее кроссовки, чтобы не привлекать особого внимания к необычной обуви. — Вы лучше придержите ее в таком положении, пока я залечу рану, — холодно ответил Том и после добавил: — Сэр. — Уж лучше… — Так и быть, — на лице Тома расцвела благодарная улыбка. — Лучше я подержу профессора Олдридж, а вы займитесь раной, сэр. От подобной наглости Тони проглотил маты, готовые сорваться с языка, пока Том обогнул его, присев на край дивана. Он аккуратно приподнял Гермиону за поясницу и повернул на бок. Притом теперь с медицинской помощью подгонять явно перестал. Тони закатил глаза к потолку и мысленно пообещал Мерлину, больше не шутить над возможной влюбленностью Темных Лордов. Никогда и ни за что. Пусть вороны выклюют Тони печень, если в его голове хотя бы на секунду промелькнет мысль о сводничестве. Он сел около дивана полубоком, чтобы не закрывать свет от камина. С нарочитой медлительностью Тони коснулся волос Гермионы, отчего рука Риддла напряглась на ее пояснице. С каждой секундой эта ситуация все больше походила на домогательство. — Поверни ее еще немного, — Тони быстро нашел рассечение, которое уже перестало кровоточить. Рваные края раны воспалились и покрылись коркой. Он слишком поздно вспомнил о конспирации и опасности нахождения в одном помещении со своей копией. Периодически у Тони появлялось зудящее чувство между лопатками, которое явно являлось чужим внимательным взглядом. Он еще немного подвинулся, чтобы закрыть обзор на собственные действия, и только тогда достал волшебную палочку. Ее идентичная копия находилась в другом углу библиотеки. Вместе с идентичным хозяином, но более молодой версии. — Вулнера санентур, — прошептал Тони, и в этот раз Риддл не стал вмешиваться. Впрочем, ему теперь не было никакого смысла это делать. Он продолжал бессовестно мацать Грейнджер, явно не просто придерживая в лечебных целях. Никто не заставлял Тома Риддла с палочкой у виска свободной рукой нежно сжимать ладонь Гермионы. От градуса слащавости Тони замутило. Все происходящее уже явно не являлось его прошлым. Антонин Долохов никогда, mat' ego, никогда даже и в мыслях не планировал делать предложение Вальбурге. Он в принципе жениться-то обещал только под градусом, а на утро всегда забирал слова назад. Женщины в его жизни были чем-то уходящим и приходящим. Пожалуй, только Грейнджер задержалась и смогла вытерпеть его дольше остальных. И этот Марволо… Влюбленный, gospodi iisuse, Темный Лорд, пугал Тони намного сильнее, чем змееподобный. — Все, можешь отпустить. Лучше найди, чем ее… укрыть. Прежде чем Тони договорил до конца, Том стянул с плеч немного пыльный пиджак. Долохов имел в виду какой-нибудь плед, но и такой вариант сойдет. Он начал медленно подниматься, когда заметил еще одну ссадину у Гермионы на шее. Небольшое синеватое пятно размер с кнат. Тони немного отодвинул кудрявые волосы, и Том не успел вовремя перехватить его руку. От крепко вцепившихся в запястье пальцев Тони даже не поморщился. Он удивленно приоткрыл рот и пару раз хлопнул глазами, прежде чем зайтись в приступе кашля и «непринужденно» высвободить руку. Тони отвернулся и глубоко вздохнул. Краем глаза он видел, как Марволо аккуратно снял с Гермионы разбитые очки и убрал маскирующими чарами след от засоса. «Никаких, tvoyu mat', своднических шуток. Больше никогда.» 3 — Говоришь, он представился Невыразимцем? Альфард взглядом приказал Долохову заткнуться и аккуратно уложил Лукрецию в глубокое кресло. Потребовалась парочка усыпляющих заклинаний, чтобы та, наконец, отключилась и перестала пытаться выцарапать ему глаза. Впрочем, Альфард не винил ее. Ему и раньше приходилось становиться свидетелем женских истерик, но ни одна из девчонок не подвергалась пыткам и не висела на волосок от смерти. Лукреция имела право на крики и даже на уничтожение трансфигурированного в цветок тела Винды Розье. — Так ты уверена, что он Невыразимец? — за спиной снова заговорил Долохов, в этот раз снизив тон до шепота. Альфард полубоком сел около кресла, не желая лишний раз смотреть, как сестрица вешается на свежеиспеченного женишка. Впрочем, его странная детская обида и недовольство меркли на фоне событий, развернувшихся десятью минутами ранее. — Он сам так сказал, — неуверенно ответила Вал. Ее до сих пор трясло, и она никак не могла собраться, чтобы хоть чем-нибудь помочь. Альфарду бы хватило, если б Вальбурга просто отлепилась от Антонина. — В одном он не соврал. Профессор Олдридж и правда с ним знакома. — Так может... — Вал затихла и оглянулась: в этой части библиотеки были только они и задумчиво подпирающий стеллаж Роберт. — Вы никогда не думали, что профессор Олдридж… — Думаешь, она Невыразимец? — насмешливо перебил ее Альфард. Вальбурга зашикала на него и замахала руками, испуганно озираясь. — Тише ты… — Разве Невыразимцы занимаются подобным? Они целыми днями создают иллюзию деятельности в Отделе Тайн и носу оттуда не кажут. Удобно, когда вы не подчиняетесь Министру, — Альфард будто забыл, что сам минуту назад заставил Долохова понизить тон. — Если работа засекречена, то собственно можно и не работать… — Это действительно странно, — неожиданно согласился с ним Антонин. Альфард повернулся в его сторону и сразу отвернулся обратно, скривившись от теплоты их объятий. — Разве этим не должен заниматься Аврорат? — Но подумайте... — продолжала настаивать Вальбурга. — Я ни в чем не обвиняю профессора Олдридж, но с ее появлением в этом году все как-то изменилось. Ее методы обучения на Собраниях… излишне жестоки, хоть и практичны… — Хочешь сказать, — Альфард насмешливо выгнул бровь, — что профессор Олдридж — Невыразимец? Еще скажи, что она с тайной миссией послана в Хогвартс, где следила за нами! Еще бы! Мы ведь столь значимые фигуры… — Ал! — Она спасла Лукрецию! Считай, нас всех спасла. Давайте просто поблагодарим обучающую программу Ильверморни, где учат действительно полезным вещам, а не варить болтливое, писклявое зелье. — Да уж, я бы хотел уметь трансформировать волшебную палочку в оружие, — мечтательно протянул Антонин, за что тут же получил от Вальбурги локтем по ребрам. — Но что, если профессор Олдридж действительно следит... — Роберт вдруг отлепился от облюбованного угла книжного шкафа. — Вот только не за нами. Альфард проследил за его взглядом. В теплом свете камина лицо профессора приобрело более здоровый оттенок. Том направил луч заклинания ей в грудь, передавая магическую энергию. — Лестрейндж, ну ты и псих, — Альфард сдержался, хотя ему стоило больших усилий не рассмеяться Робу в лицо. — Ну-ну. — Парни! — обеспокоенный крик Малфоя привлек всеобщее внимание. — Дверь открывается. 4 От алых мантий в глазах рябило. Не слишком осмотрительный выбор формы для стражей правопорядка, которые больше походили на живые мишени. Попадешь в красное — получишь десять очков. Да и прибыли они, как всегда, крайне вовремя. Если бы не Джин, то к этой минуте Винда Розье успела бы сложить их бездушные тела пирамидкой в центре библиотеки. Том бы, разумеется, выжил. Нашел бы способ. Вот только за остальных в этом вопросе ручаться не мог. Он еще раз наложил на Джин тонкую паутинку чар диагностики. Ее состояние было стабильным, собственно, как и несколько минут назад при предыдущей проверке. Впрочем, Том произнес это заклинание уже в шестой раз, а на душе по-прежнему было неспокойно. Хотя формулировка довольно спорная — на оставшемся осколке его души. Волнение за другого человека без какой-либо фактической выгоды от сохранения его жизни походило на действие удушающего заклинания. Дыхание Джин уже выровнялось, а Том, казалось, попал в оглушающий вакуум. Он был беспомощен. Никогда ранее он не чувствовал себя настолько бесполезным, как когда Джин покачнулась и стала терять сознание от потери крови. Такое не должно было произойти. Том не мог позволить событиями зайти настолько далеко. Он бессознательно оглянулся и наткнулся взглядом на растертые по ковру лепестки шиповника. Том не мог строить новый мир, пока такие люди, как Гриндевальд и его боевики, столь просто врываются в древнейшие чистокровные поместья. Пока их радикальные действия подвергают опасности статут секретности, а волшебная кровь превозносится эталоном и обещает вседозволенность. Кому, как не Тому, знать, что владение волшебной палочкой не делает из тебя настоящего волшебника. Великого волшебника. Талант и тяга к знаниям заменят даже чистую кровь. Том знал эту простую истину и так же тщательно скрывал её на Собраниях, прикрываясь высокопарными фразами о ценности древнейших родов. Он верил в это, отсиживаясь в подвале приюта во время бомбежек, пока его родовитые друзья скучали в имениях на праздничных приемах. Том был не просто наследником одного из Основателей. Он взращивал в себе гения, готовясь к великому возвышению, несмотря на последствия. Вот только последствие предстало перед его глазами слишком быстро. Том не был готов к тому, что столь резкая привязанность к другому человеку вышибет воздух из легких и спутает холодные, четкие мысли. Он потерял всякий интерес к растертому в труху цветку шиповника и наложил еще одно диагностическое заклинание. Состояние Джин было стабильным. За несколько минут с прошлой проверки ничего не изменилось. Она спала, укрытая его пиджаком, все еще немного бледная, но уже в полном порядке. Из тех ран, что залечил Том, самая опасная была на ее ноге — режущее проклятье оставило после себя тонкий шрам. Он даже починил разорванный чулок и убрал кровяные потеки, но в мыслях все еще видел Джин усталой, измученной и не убитой только каким-то чудом. В чудеса Том не верил. Приют вытравил из него детские мечты и возможность врать самому себе. Только голые факты, исходя из которых Том не собирался больше отпускать от себя Джин Олдридж. — Вы можете как-то подтвердить, что являетесь Невыразимцем, сэр? — в очередной раз спросил один из авроров у Тони. Тони. У этого странного волшебника было совершенно дурацкое имя. Том весь обратился в слух, подоткнув под бок Джин борт пиджака. Его этот вопрос тоже интересовал. — Ох, точно, — Тони зашарил по карманам. — Где же моя серая мега-крутая мантия? Хм, может где-то посеял, когда отбивался от чертовых боевиков! — Сэр… — Парень, ты же в курсе, что наши личности под строжайшим запретом о разглашении? Или твои мозги остались у нас в «Комнате ума»? — Сэр, — продолжил настаивать аврор. — Если не вы и никто другой в Малфой-мэноре не может подтвердить вашу личность, то придется пройти с нами на освиде… — Да, — Тони усмехнулся и потер переносицу. — Твоя последняя извилина явно плавает в аквариуме в Отделе Тайн! Молодой аврор практически достиг точки кипения, когда в библиотеку широким шагом зашел Нобби Лич. Он отмахнулся от уставного приветствия и огляделся. Том не раздумывал дважды, сразу догадавшись, кого именно ищет этот грязнокровный выскочка. Джин, будто почувствовав возникающее напряжение, заворочалась и чуть не скинула с себя пиджак. Том сел в полоборота, закрыв ее собой от взгляда Лича, а затем и вовсе поднялся вместе с профессором Олдридж на руках. Не сдержавшись, Том бросил в сторону Тони насмешливый взгляд, поправив положение ее головы на своем плече. Растрепанные кудрявые волосы щекотали его шею. Грудью Том ощущал спокойное дыхание Джин, и это чувство, вместе с почти физически ощутимым недовольством Лича, разлилось по всему телу приятным теплом удовлетворения. — Кому-нибудь требуется помощь колдомедиков? Бригада уже внизу, — Лич обратился ко всем, находящимся в библиотеке, но взгляд его был прикован только к профессору Олдридж. — Лукреция Блэк пострадала сильнее всего, — Том сочувствующе наклонил голову, поудобнее перехватив колени Джин и указательным пальцем очертив выступающую косточку. — Кажется... Альфард отнес ее куда-то за отдел по Зельям. Во-он тот дальний шкаф. Лич кивнул ближайшему аврору, но сам так и не сдвинулся с места. Том не собирался спорить и уже хотел просто обогнать его, когда снова вмешался Тони: — И куда ты ее уносишь? В Больницу Св. Мунго? Я заберу ее домой, парень. — Вы настолько близки с профессором Олдридж, что знаете место ее проживания? — сухо и с насмешкой осведомился Лич, которому уже, видимо, успели рассказать о недо-Невыразимце. — Уважаемый заместитель начальника Отдела правопорядка, — Тони подошел к нему и положил руку на плечо Лича. — Вы лучше выполняйте свою работу. Блюдите права, соблюдайте порядки. А о Джин я смогу позаботиться сам. В нашем доме. — Нет. Том даже не узнал поначалу собственный голос. Он сказал это низким, шипящим тоном, больше похожим на парселтанг, а не на английский. Ярость подступила к горлу клокочущим, пенящимся зельем — вязким и горьким. Оно готово было излиться парочкой проклятий, оскаленным рычанием и злым криком. Том прижал Джин к груди и глубоко вздохнул, пытаясь справиться с болью в ребрах. Дребезжащий звук в ушах нарастал, подобно сошедшей с гор лавине, оглушая ненавистью и ослепляя гневом. — Мистер Риддл, передайте, пожалуйста, ваш ценный груз, и перестаньте пытаться убить меня взглядом.Конец первой части.