Профессор Грейнджер

Уруз — руна силы и власти. Этот символ выражает волевое мужское начало, способствующее созиданию. С помощью уруз незримые вещи могут проявляться в материальной форме.

В капли росы, как в новую жизнь, ступаю я босиком. В конце меня ждет любви твоей яд И дом.

1 У них были заранее табуированные темы. Например, семья Тони, подробности его пожирательской карьеры или добавление в чай варенья из ягод-пищалок, от которых заварка сворачивалась комками. Теперь под запрет попадали и любые предложения, включающие в себя одновременно имена Тома и Гермионы. Поначалу Тони, будучи не в состоянии удержаться, каждый диалог мог свести к намеку или остроте: — Заварить чай? Почему бы тебе не попросить Марволо? Уверен, он не откажет! — Хм, тебе нужна помощь? Знаю я тут одного хорошего помощника… — Да, нам нужны именно эти пирожные. Не обращайте внимания, у нее странный вкус. Видели бы вы, каких мужчин она выбирает. Психопат на психопате… Вот только рождественские каникулы уже подходили к концу, а Гермиона продолжала всячески гнать от себя мысли о Томе. К списку его прошлых и будущих преступлений она добавила греховную очаровательность и воспользовалась техникой отложенных решений Скарлет О’Хары. Решила, что подумает об этом завтра. Впрочем, насущные проблемы не позволили ей увязнуть в самокопании. — Так, и что у нас по плану? — голос Тони был изменен фоновой иллюзорной магией мантии Невыразимца. — Предлагаю отлупить по-быстрому парочку авроров, тогда еще успеем и перекусить… — Боюсь, — Гермиона кивнула в конец коридора, когда лифт остановился и двери со скрипом открылись, — лупить будут нас. Серая мантия агента Кью выделялась на фоне красной формы авроров, словно пятнышко на шляпке мухомора. Не стоило гадать, кого именно он здесь ожидал. — Второй этаж, — объявил звонкий женский голос, который вряд ли перезаписывалася со дня основания Министерства. — Отдел магического правопорядка. — Chertov soglyadatai, — проворчал под нос Тони что-то по-русски и первым вышел из лифта. Гермиона поморщилась и сдержалась. Ее тоже не особо устраивала необходимость постоянных докладов агентам из этого времени. Особенно, когда они топтались на месте и докладывать было особо не о чем. — Агент Эйч, — Кью помахал им ладонью, словно они были старыми друзьями, случайно пересекшимися на работе. — Уделите мне пару минут? — Извините, — Гермиона вежливо пожала его протянутую руку. — Но у нас назначена встреча с… — Я не задержу вас надолго, — с улыбкой продолжил настаивать Кью замаскированным бесцветным голосом — средний тон, никакого акцента, только маленькая шепелявость. — Пройдемте за мной. Он развернулся и зашагал в одно из ответвлений коридоров, зная, что у Гермионы нет другого выбора, кроме как последовать за ним. Невыразимцы из этого времени странно относились к пришельцам из будущего — одновременно с уважением и неприкрытым недоверием. Они не могли задавать уточняющих вопросов, доступная информация строго дозировалась, а в отместку практически не содействовали расследованию. Впрочем, Отдел Тайн никогда не мог похвастаться хорошей командной работой — в агенты будто специально набирали тех, у кого проблемы с доверием. Неприметный коридор вел в неприметный кабинет, который на практике оказался каким-то чуланом со сваленной в углу мебелью. Гермиона спиной ощутила насмешливое презрение Тони, когда он закрыл дверь за их спинами и привалился к жалобно скрипнувшему косяку. — Мы с трудом добились встречи у Нобби Лича, поэтому… — Я не задержу вас, — в руках агента Кью из воздуха появилась папка, которую он протянул Гермионе. — Возникли… некоторые проблемы. Они были улажены, но вы должны быть в курсе, агент Эйч. Гермиона открыла первую страницу, к которой было прикреплено колдофото. Если бы не маскирующие чары, то она бы непременно покраснела от щек до основания шеи. Быстро пробежав глазами короткий отчет, Гермиона сглотнула и закрыла папку. — Благодарю вас, агент Кью. Смею заверить, что такое больше… — Не повторится, да-да, — его насмешку не смогла скрыть даже тщательно настроенная иллюзия — фальшивые брови сошлись у переносицы. Еще бы. Будь на ее месте кто-то другой, Гермиона и сама не смогла бы сдержать смех. В тонкой папке содержался отчет о ее кроссовках. О ее кроссовках, оставленных в Малфой-мэноре, найденных Абраксасом и отданных на экспертизу. Они, как нельзя вовремя, были изъяты Невыразимцами, пока никто не успел заинтересоваться моделью обуви с улучшенной амортизацией, не существующей в данном времени. — Не смею вас больше задерживать. Гермиона даже не обратила внимания на уход агента, задумавшись об Абраксасе. Насколько велики стали подозрения ее учеников после произошедших событий? Видимо, настолько сильно, что те отдали на экспертизу странную обувь. Тони выхватил папку у нее из рук и зашелестел страницами. Гора хлама задрожала от волны рокочущего смеха. — Серьезно? Гребаные маггловские ботинки? Мы перекроили эту временную линию, словно стеганое одеяльце моей бабули, а они вмешались только здесь?! — Спасибо им и на этом, — пожала плечами Гермиона, протиснувшись мимо него из кладовки. — Если бы они влезали слишком часто, ты бы тоже остался недоволен. — Ох, радость моя, ты не хочешь поискать другую работу? Они же здесь все форменные психи… Гермиона посмотрела на него с нескрываемым скепсисом. А разве они сами сильно отличались? Героиня войны, сбежавшая от чрезмерного внимания в самый секретный Отдел Министерства, и бывший пожиратель смерти, которого она утащила вслед за собой в эту выгребную яму? Все чаще Гермиона стала задаваться вопросом, что именно делает в этом времени и какие ответы хочет найти. Насколько велик вред, что они причинили этой временной линии по сравнению с тем, что мог учинить Нотт единоличным вмешательством? Последствия перестали быть эфемерными — осязаемые и давящие гранитной плитой, они сбивали Гермиону с ног. Все больше капель — все больше кругов на воде. — Проходите, — Нобби отослал секретаршу движением ладони. — Присаживайтесь. Гермиона осмотрела просторный светлый кабинет, который в ее времени принадлежал Кингсли. Даже странное чучело совы также занимало угол верхней полки. Лич в помятой форме выглядел неважно. Он так и остановился в дверях, потирая лоб. На жердочке у иллюзорного окна, нахохлившись, сидел знакомый Гермионе филин. Либациус, как всегда, находился в прескверном настроении и переступал когтистыми лапами. — Что вам нужно? — наконец, хрипло спросил Нобби, словно проснулся несколько минут назад. — Чтобы ты сел, а не дышал мне в ухо, как стриптизерша, — ответил Тони, и Гермиона, не сдержавшись, закатила глаза. — Прошу прощения за грубость моего напарника, — вежливо произнесла она, когда Нобби устало опустился в кресло напротив, никак не отреагировав на резкое высказывание. Выглядел он, словно не спал всю ночь и готов был отрубиться в любую минуту. Таким Гермионе еще не приходилось его видеть. Впрочем, в одном из своих писем Нобби открыто пожаловался на некоторые недостатки своей работы, к которым относились и расследования, связанные с детьми. Да, нормальных романтических переписок у Гермионы никогда не водилось, за исключением Виктора Крама с его очаровательными ошибками и опечатками. Стопку его писем, аккуратно перевязанную бечевкой, она до сих пор хранила в ящике рабочего стола. — Если вы по поводу досье, то оно будет передано в Отдел Тайн после закрытия дела, — Нобби побарабанил пальцами по столу, поднял взгляд и поморщился. Гермиона знала, что иногда от иллюзии Невыразимцев, которую могут различить сильные волшебники, рябит в глазах. — Нас интересует подозреваемый, описанный свидетелем, — она не произнесла вслух имя Лукреции Блэк. Да и в личности убийцы практически не сомневалась. Ведь Игнотус был в списке у Тео. Перед глазами появился образ крупного, улыбчивого парня с эмблемой льва на форменной мантии. Рыжие волосы, россыпь веснушек и широкая душа — черты, присущие Пруэттам, а в будущем унаследованные семейством Уизли. Игнотус мог посоперничать с Риддлом в Трансфигурации, мечтал стать аврором и подмешивал огневиски в безалкогольный пунш. Талантливый студент с большим будущим, которое так и не будет написано. — Мы не просим вас прямо сейчас отдать дело, мистер Лич, — Гермиона поблагодарила фальшивый голос, скрывший ее волнение. — Лишь хотим ознакомиться с описанием подозреваемого. Желанная папка так и не попала к ней в руки. Нобби пролистал отчет с края стола и коротко зачитал: — Высокий, около семидесяти пяти дюймов. Каштановые волосы. Темные глаза. От двадцати до тридцати. Физически силен настолько, что смог сломать человеку шею без применения магии. Еще вопросы, господа? Вопросов больше не было. По приходе домой Гермиона стянула с шеи цепочку с помолвочным кольцом и заперла его в ящике комода. 2 Флаги факультетов окрасились черным. Первый ужин по возвращению с каникул вместо праздника нес на себе отпечаток траура. Никакой беготни младшекурсников и разговоров о подарках, полученных на Рождество. Только напряженная, густая тишина и треск парящих свечей. Это напомнило Тому похожий день памяти в конце пятого курса. Вот только Миртл Уоррен нельзя было назвать общей любимицей, в отличие от Пруэтта. Глупая маленькая грязнокровка, оказавшаяся не в том месте, не в то время. Кайрос определенно ей не благоволил. Разумеется, Том не хотел убивать Миртл. Зачем? Никакой выгоды или острой необходимости. Стечение обстоятельств, стоившее девчонке жизни. Будь на ее месте Лукреция Блэк, Том хотя бы мог получить моральное удовлетворение. Его первое убийство и первый крестраж. Он в очередной раз остановился взглядом на пустом стуле рядом со Слизнортом за преподавательским столом. Джин опаздывала. В теории Том рассматривал возможность рассказать ей все. Посвятить в свои планы. Покаяться в грехах, словно бес Зерефер. Подобные мысли он считал абсурдными и противоестественно романтичными, как и подарок на Рождество — тетрадь для Джин, которая являлась копией его дневника. Его первого крестража. Профессор словно что-то подозревала. Принимая подарок, смутилась и нахмурилась. Том хотел бы с ней об этом поговорить. Как и о многих других вещах. Вот только чувствовал незримую стену, где среди кирпичиков моральных устоев и разницы в возрасте находилось еще нечто ему неизвестное. — Она здесь, — раздраженно поморщился Абраксас и уткнулся обратно в свою тарелку. Том не понимал, почему тот вдруг бесился и настолько помешался на оставленной профессором обуви. Да, это кроссовки — маггловские ботинки, преимущественно предпочитаемые мужчинами. Но такой могла быть мода в Америке, где Джин училась. Том бы предпочел нечто подобное жестким и вечно жмущим форменным ботинкам приюта. — Кажется, профессор Олдридж в полном порядке, — Альфард наклонился к Робу и понизил тон до заговорческого шепота. — Она не могла так быстро поправиться! Точно Невыразимец под прикрытием! Даже ее пуговицы какие-то странные… — Отвали, — Лестрейндж отпихнул его локтем, сам едва не подавившись тыквенным соком. На Джин было закрытое черное платье с узорчатым кружевом, словно состоящее из нескольких слоев траурной вуали. Вопреки оценке Альфарда, она показалась Тому изнуренной и уставшей — тихо заняла свое место, обменявшись со Слизнортом вежливыми приветствиями. На тарелке перед ней из воздуха возникло блюдо, но у Джин явно не было аппетита. Вместо этого она подняла взгляд и почти сразу нашла глазами Тома. Удивительное и несвойственное ей поведение. Джин всегда избегала с ним зрительного контакта. Особенно в Большом Зале. Хотя Том даже не предпринимал попыток прочесть ее мысли. Могла наблюдать, когда тот общался с кем-то и раздавал указания, но всякий раз, стоило Тому обернуться, Джин разговаривала с Горацием или внимательно осматривала столы других факультетов. На него она никогда не смотрела. Этот раз отличался. Джин поймала взгляд Тома, словно схватила за руку при попытке воровства в приюте. Приветственный кивок стал чем-то за гранью всяческой дозволенности. — Марволо, тебе нехорошо? — Долохов даже оторвался от окорока в своей тарелке. — Сударь, да вы побледнели… Том отвернулся и прикрыл глаза на пару секунд. Пачка сигарет во внутреннем кармане форменной мантии начала жечь кожу через рубашку. Захотелось курить. — Ему посвятили первую полосу в Ежедневном Пророке, — Вальбурга сжимала в руках бокал, но так и не сделала и глотка. — Много пустых слов и призыв сплотиться против Гриндевальда. Ниже еще десятки имен и фамилий… Не верилось, что полгода назад после праздничного ужина они обсуждали ее сорванную помолвку, и тогда считали самоуправство Вальбурги едва ли не катастрофой. Теперь она помолвлена с Долоховым, а причина ее разбитого сердца похоронена в фамильном склепе. Смерть снова прошла мимо Тома вплотную, обдав смрадным дыханием, леденящим холодом и задев краем призрачной мантии. Он задержал взгляд на пустовавшем месте, которое обычно занимал Джереми Розье. Последние полгода тот будет доучиваться дома. Шепотки вдруг усилились, когда двери в Большой Зал приоткрылись с громким скрипом. Опаздывающие явно не хотели привлекать к себе внимание, но старые железные петли не собирались им в этом способствовать. Орион придерживал сестру за локоть. Та бледной тенью скользнула в зал. На ее шее был повязан шифоновый шарф. Том поморщился. Дуреха не понимала ценность полученного шрама, который стоило носить с гордо поднятой головой, а не прятать. Напоминание о том, что ей повезло спасти свою жалкую жизнь. Возможно, теперь Лукреция будет больше ее ценить. Например, не предпримет новых попыток опоить Тома Амортенцией. В противном случае ее сохраненная усилиями многих волшебников жизнь может все же резко оборваться. Несчастные случаи в столь неспокойное время, к сожалению, стали обычным делом. — Эм… парни, — Альфард напряженно привстал на своем месте. — Что эта маньячка собралась делать? Марина Николич поднялась из-за гриффиндорского стола. Том видел, что Макгонагалл попыталась остановить ее, но Николич сбросила ладонь старосты с собственного локтя. Она направилась прямиком к вошедшим Блэкам. Из-за резко поднявшегося волнения Том не смог рассмотреть, что именно Марина сжимала в руках. — Долохов, да у тебя все дамы сердца с прибабахом, — пошутил Кристофер, пытаясь разрядить резко нагнетающуюся обстановку, но этим едва не словил летучемышинный сглаз от Вальбурги. — Tvoyu mat’, — Антонин же и вовсе его словно не расслышал. — Остановите ее кто-нибудь. В руках у Марины была мутноватая склянка. С такого расстояния Том не мог даже толком рассмотреть цвет, но крупно сомневался, что это духи в честь выздоровления. Он встал быстрее, чем Альфард. Младшекурсникам, вытягивающим шеи и даже залезающим с ногами на скамьи, пришлось приказать оставаться на местах. Те сразу сжались, когда Том обогнул край стола и тоже направился к дверям. Вот только Марина была быстрее. — Почему он?! Почему он, а не ты?! Громкий девичий крик эхом прокатился по сводчатому потолку с зачарованным небом, затянутым облаками. — Мы знаем, что ты бросила его там! Чертова стерва, почему ты ничего не сделала?! — Марина покраснела от злости, в считанные мгновения сократив оставшееся расстояние. Том даже не удивился, что информация настолько быстро просочилась. А уж в самом Хогвартсе новости, сплетни и слухи разлетались со скоростью случайно выпущенных из клетки пикси. Лукреция замерла белокаменным изваянием, не способная двинуться с места. Ее тело сотрясало крупной дрожью, от чего шарф немного съехал, открывая край бугристого, до конца незажившего шрама. Орион заслонил собой сестру, но Марина не обратила на него и малейшего внимания. Она уже достала пробку и отвела руку, чтобы выплеснуть зелье в лицо Лукреции вместе со своей яростью. Том честно пытался успеть. Он даже не замедлил шаг, хотя очень хотел увидеть, что с лицом Лукреции сделает неизвестное снадобье. Том честно пытался, но не успевал. Или, иными словами, не имел особого желания, в отличие от Джин. От Джин, у которой, видимо, все же существовал один большой недостаток в виде комплекса героя. — Отпустите, — Марина задергалась, когда профессор Олдридж сжала ее локоть, не давая распрямить руку и осуществить задуманное. — Это она виновата! Пустите, профессор! Том остановился, удостоверившись, что его помощь больше не требуется, и едва не был сбит с ног налетевшим сзади Альфардом. Тот тоже бежал на выручку кузенам. — Извини, Риддл! Эй, вы в порядке? Взгляд Тома был обращен на него, потому он четко уловил тот момент, когда глаза Альфарда расширились от ужаса. Он непроизвольно подался вперед. Том тоже обернулся. Он отметил, что тишина теперь действительно соответствовала моменту. Гробовая. Марина сжимала в руке пустую склянку с остатками зелья на самом дне. По платью Джин в районе груди и плеча стремительно расползалось мокрое пятно. — О Мерлин, профессор, я не… это случайность… Пальцы Джин отпустили чужое плечо. Она покачнулась. По начавшему клубиться зеленому дыму Том опознал яд еще до пояснений зарыдавшей Марины. — Это вредящее зелье! Помогите ей! В развернувшейся суматохе Лукреция Блэк пронзительно вскрикнула и лишилась чувств. 3 — Где носит этого Холвина?! Гермиона давно привыкла ничему не удивляться. Работа Невыразимца и «гениальные» идеи Гарри и Рона способствовали выработке принятия любых событий. Вот только к беспокоящемуся за ее безопасность Тому Риддлу Гермиона по-прежнему не могла спокойно относиться. Особенно, когда тот бежал в больничное крыло через пол школы, неся ее на руках, словно какую-то принцессу. Но стоило все же отметить, что на своих двоих Гермиона действительно стоять не могла. От испарений вредящего зелья ее мышцы скрутило болезненной судорогой, а в глаза словно насыпали песка. — Оставайтесь здесь, — скомандовал Том, уложив ее на ближайшую к дверям койку, и сам направился куда-то в дальнюю часть больничного крыла. Гермиона с трудом двигала ногами, так что не смогла бы воспротивиться, даже если б захотела. Она пыталась минимизировать всяческое движение, но даже вдох отдавался новой волной боли по всему телу. Не даром у Марины Николич стояло «превосходно» по зельеварению. Тома не было меньше минуты, но для Гермионы время растянулось липкой жвачкой. Кожа в том месте, где ткань платья пропиталась зельем, горела огнем. Гермиона знала, что на самом деле эта жидкость не токсична, а лишь провоцирует болезненные тактильные галлюцинации. Знала и убеждала себя не пытаться снять одежду, чтобы не усложнить ситуацию еще больше. Впрочем, Тома вряд ли можно было подобным удивить. — Пейте. Он аккуратно снял с Гермионы очки и убрал выбившиеся пряди за уши. Широкая ладонь придержала ее за поясницу, а стекло колбы коснулось губ. Гермиона послушно сделала большой глоток и зажмурилась от холодной волны, пробежавшей по всему телу. Челюсть и горло словно свело тонкой корочкой льда. Массирующие движения чужих пальцев на шее помогли быстрее справиться с последствиями. Гермиона прикрыла глаза и убрала руки Тома, благодарно кивнув. — Уже все в порядке. Тот не обиделся. Просто достал палочку и наложил на нее диагностические чары, которым сама Гермиона обучила его на одном из Собраний. — Вы должны перестать это делать, — Том не смотрел на нее, чересчур пристально вглядываясь в полученный результат. — Что именно? — Заботиться и защищать других, если это причиняет вам вред. Он злился. И Гермиона не стала искать причину, понимая, что злился Том не на нее. Он просто беспокоился. — Кто просил спасать эту идиотку? — казалось, Том вот-вот начнет разбрасываться проклятьями вместо целительских заклинаний. — Зачем причинять себе вред ради кого-то другого? Что делать, если вы получите тяжелую травму или Аваду? Кто о вас позаботится? Никто! Держитесь подальше от чужих дел. От подобной отповеди Гермиона немного опешила. — Эм... не отдашь мне восстанавливающее? Том, продолжая злиться, отвел руку назад, и Гермиона по инерции потянулась за заветным зельем. Она подалась вперед, впечатываясь в его грудь, но только царапнула мутное стекло кончиками пальцев. Наверное, в тот момент она выглядела до крайности глупо, переводя взгляд с вспышкой внезапного осознания со склянки на Тома. Они так и застыли с вытянутыми руками в каком-то жалком дюйме друг от друга. Ей еще не приходилось видеть его лицо так близко. Резкие черты и ресницы, которым бы позавидовала любая юная девица. В уголках глаз морщинки почти незаметные — Том Риддл редко улыбался в своей жизни, чтобы обзавестись «гусиными лапками». При ближайшем рассмотрении он оказался не столь идеальной древней статуей: кожа на щеках шелушилась, щетина неровно очерчивала линию подбородка, а волосы на висках слиплись между собой от пота. Этакие вкрапления человечности — одни из многих, что обнаружила в Томе Гермиона за эти полгода. В какой-то момент она стала понимать, почему за ним шли волшебники. Том уводил их прочь из затхлой и скучной повседневности. Придавал большую значимость их заранее распланированным жизням, где важность чистокровного рода стояла во главе и не было места выбору. Даже в столь юном возрасте Том уже внушал преданность и благоговение. Он словно познал предельную тьму. Но такое бывало часто. Существовало много исторических примеров, когда в жизни гениев крылось разрушение, словно там ядерная бомба взорвалась. Тео дал ей понять эту простую истину. Иногда Гермиона задавалась вопросом, каков масштаб подобного разрушения внутри нее самой. Она щелкнула пальцами и четко вслух произнесла: — Акцио восстанавливающее зелье.