***
Шуичи и Маки катаются на велосипедах, и Харукава впервые улыбается за несколько дней. Хотя это так неправильно. Разве сейчас время радоваться? Но они едут вперед, в тот самый лес. Просто Шуичи уверен, что Маки понравится это место. Она наконец-то найдет гармонию с собой. Они останавливаются, оставляют велосипеды на яркой траве и идут ближе к деревьям, чтобы спрятаться от палящего солнца. Роковая ошибка. Точка невозврата. Почему бы не зайти дальше?Рантаро говорил, что это прекрасное место для тела.
Рантаро говорил.Рантаро.
А потом крик. Оглушительный. До дрожи. До лопающихся барабанных перепонок. Из ушей течет кровь, капли которой стекают на землю. А крик продолжается. Жаль, что из трех присутствующих здесь людей, слышать его могут только двое. Лежащий на земле Корекиё больше никогда ничего не услышит. Даже прикосновения к своей холодной руке не почувствует. Шуичи падает на колени. Он просто стоит на грязной земле, а из горла даже хрип не выходит. Колото-резаные по всему телу, неумело зашитые, словно зашифрованные символы и послания. Тело выглядит слишком чистым. Оно даже не спрятано. Убийца желал, чтобы Шингуджи был найден? — Ш-Шуичи, это... это... — Харукава задыхается, ее сердце буквально выпрыгивает из груди. Мерзкий запах ударяет в нос, а ноги подкашиваются. — Этого не может быть! Все надежды рушатся, словно башни-близнецы. Шуичи выпускает холодную ладонь из своих рук, чувствуя, как тонкие струи слез стекают по его бледному лицу. Найти, потерять, снова найти, снова потерять. Правда уже навсегда. — Она заставила меня верить в хорошее, а в итоге я нашел тебя мертвым, — он горько усмехнулся, ударяя кулаками по собственным коленям. — Это нечестно, Киё. Они так любили играть в прятки. Кто же знал, что это их последняя игра?Нечестно.
Корекиё, как ты мог умереть, не спросив разрешения? Шуичи вытаскивает свой нож, осторожно осматривая раны. Размер лезвия поразительно похож. — Ч-что ты делаешь? — Маки кусает губу до крови, шумно выдыхая. Она отходит на пару метров, наступает на ветку, что ломается с громким хрустом. Страх, почти животный, разливается где-то внизу живота. Руки дрожат, тянутся к грудной клетке. Хочется разодрать кожу к чертовой матери, чтобы дышалось легче. Они же просто хотели провести время вместе. Почему? Почему все так? — Попроси Кайто приехать, — холодно бросает Шуичи, убирая нож. — Нам нужно забрать тело. Кажется, что Шингуджи просто спит. Настолько безмятежно он выглядит. Даже одежда чистая. Видимо, это определенный стиль убийства. Саихара касается рукой его щеки. Это нечестно, Киё. Маки звонит Кайто и просит того приехать. Говорит, что они нашли тело Корекиё. А руки ее все еще дрожат, как и голос. Слезы уже не льются из ее прекрасных, всегда печальных глаз. Просто их больше не осталось. А что же скажет Тоджо? Что будет с ней? Харукава снова кусает губу, слизывая кровь. У нее кружится голова, а Шуичи все еще сидит рядом с остывшим телом. Он не отходит, даже услышав полицейские сирены. Сил двигаться больше нет. Ничего больше нет. Внутри лишь пустота, смотрящая из радужек глаз. Кайто прижимает дрожащую Маки к себе, запускает ладонь в ее длинные темные волосы. Даже в такой обстановке он чувствует как приятны прикосновения к ним. Один из полицейских хватает Шуичи за руку и отводит в сторону. — Н-нож... — Харукава сжимает красную футболку Момоты в руках, чувствуя, как слова цепляются за горло. — У н-него нож. — Что Вы сказали? — молодой человек, все еще стоящий рядом с Шуичи, заметно напрягся, сжимая запястье юноши. — Он с-спрятал нож, — Маки сильнее прижимается к парню. Легкие будто сдавливает, и крик отчаяния застревает где-то в трахее. Ты же понимаешь, что теперь ты самый главный подозреваемый, Шуичи Саихара?***
Он слышит громкий стук каблуков и поднимает голову, как-то нелепо ухмыляясь. Цумуги избегала его несколько дней и, наконец, решилась встретиться с ним. Амами окидывает ее оценивающим взглядом. Девушка выглядит бледнее обычного. Она встает напротив и выдавливает из себя жалкое подобие приветственной улыбки. Широганэ садится рядом, кутаясь в длинный кардиган. Сегодня прохладно. — Давно не виделись, — Амами улыбается, потирая ладони. — Ты прекрасно выглядишь. Цумуги настороженно смотрит вдаль. Так странно. Все это так странно. Шуичи казался ей идеальным убийцей. Рантаро показал ему место. Неужели... неужели он действительно виноват в случившемся? — Как Саихара-кун? — синеволосая вздыхает, накрывая ладонью его ладонь. — Я понимаю, что тебе, наверное, очень тяжело.. Рантаро смеется. Искренне не понимает, почему ему должно быть дело до Саихары. Подумаешь – обвинен в убийстве лучшего друга. Подумаешь – его приятель чуть не убил их всех. Так забавно. Вот картинка и сложилась. А что если они этого и добивались? Просто система дала сбой. — Я не знаю, что происходит с ним, — Рантаро медленно поднимается, вставая напротив Цумуги. — Проще говоря, мне нет никакого дела. А был ли Амами истинным королем? Есть ли вероятность, что на самом деле он – самопровозглашенный король, а Широганэ – истинная королева? В этой игре побеждает сильнейший, и у Цумуги все козыри в рукаве. Амами теряет влияние, и теперь его разумно называть паразитом. — Он действительно настолько безразличен тебе? — Цумуги скрещивает руки на груди, а ее волосы снова спадают на прекрасное печальное лицо. — В таком случае не приближайся к нему. Ради своего же блага. Он слышит в ее голосе угрозу, что так манит. Запретный Плод сладок, так трудно устоять. Он наклоняется к ней ближе, оставляя считанные сантиметры между ними. Амами ухмыляется, прикусывая нижнюю губу. Эту игру он уже выиграл. Даже не начиная ее. Рантаро отстраняется, сплевывает на землю. Цумуги хмурит брови. Кем он стал? — Лучше нам не встречаться какое-то время, — Широганэ встает, сжав руку в кулак. — Приведи свои мысли в порядок. Она уходит. В этот раз она уходит навсегда. Этим вечером Рантаро предлагает Шуичи встретиться с ним. Зовет к себе возможного убийцу. Какое чудо: он вовсе не против. Он проведет следующий вечер в компании своего возлюбленного. Ноги подкашиваются от телефонного разговора с Амами. Кажется, ты умер напрасно, Шингуджи-кун. Свидетельством о твоей смерти выступят лишь шрамы на запястьях Тоджо.