«Сенсорная депривация — частичное или полное лишение одного или более органов чувств внешнего воздействия. Самые простые устройства для депривации, такие, как повязка на глаза или затычки для ушей, уменьшают или убирают воздействие на зрение и слух, в то время как более сложные устройства могут «отключать» обоняние, осязание, вкус, температурные рецепторы и вестибулярный аппарат».
***
ВРЕМЯ — НЕИЗВЕСТНО. ПРОСТРАНСТВО — НЕИЗВЕСТНО.
Моё первое осознание себя как личности — было своеобразной психологической пыткой. Я не мог понять, что вообще здесь происходит. Кто я такой? Где я нахожусь? Почему ничего не вижу и не слышу? Почему не двигаются конечности? И есть ли они у меня вообще, эти конечности? Где верх, а где низ? Я не чувствовал тела, не чувствовал пространство. И даже вот этого вот, пресловуто описанного в книгах чувства «пустоты» — не было. Полная сенсорная депривация. И только сознание хаотично работало и бросалось из краности в крайность, силясь ответить хоть на один вопрос. Хотя бы просто понять КТО я. И, как назло, отключения и включения сознания не было. Всё это время я вроде как осознавал себя, точнее своё существование. Я — был. А вот кто именно «я» и где «был» — не ясно. А потом появились звуки. Кажется, кто-то говорил, или пел. Голосов было много и все сливались в один монотонный гул. Я выхватывал из этого гула отдельные слова звуки и пытался их идентифицировать. Но ничего не мог вспомнить и понять. Гул становился все громче и я начал ощущать своё тело. И это не было прекрасно, потому что первой пришла боль. Затем на моё сознание начало что-то сильно давить, не понимая что происходит, я автоматически закрылся щитами. А когда до меня дошло, что случилось — я впал в ступор, потому что «эм, что я сделал?» После боли пришло зрение, но так как шевелиться я не мог — все, что получалось рассмотреть было что-то гладкое, серое и ни капли не похожее на небо. «Какое небо?» — тут же отозвалось сознание. — «Не знаю,» — отвечал сам себе я. И продолжал пытаться понять, что именно происходит. Я не понял в какой момент замолчали голоса и просто отметил факт, что стало тихо. А потом раздался грохот и меня скрутило судорогами по всему телу. Видимо, так отзывались мышцы на какое-то воздействие извне. А потом, наконец, пришла спасительная вожделенная тьма и та самая пресловутая темнота. Следующее моё пробуждение было таким же безрадостным как и первое. Хотя и ощущения стали полными — никакого уловлетворения от этого я не получил. Лучше бы ничего не чувствовал, как тогда. Потому что вопросы «где я» и «кто я» — ответов так и не получили. Единственное, что мне стало известно в этот раз были всего два факта: Я — человек, личность; Я — в какой-то комнате. Это все, на что хватило моего ослабленного сознания, а потом оно сделало мне ручкой. В следующий раз я провел в борости чуть дольше и даже успел отметить, что комната небольшая и очень аскетичная, так как кроме кровати, на которой я лежал и двери с колокольчиком на ней — ничего не было. Потом, я успел отметить окружающие меня цвета, потом были звуки, ощущения голода и усталости. А потом мне было больно и я завыл. Кажется. Не помню. Но на это уже была реакция извне. Я резко перестал чувствовать боль, а потом и все тело в частности, и погрузился в сон. Так было ещё много раз: я просыпался, на меня накатывала боль и голод, потом голод проходил, боль резко затихала и я снова уходил в небытие. Сколько прошло времени, пока я так существовал — не знаю. Было ли что-то примечательное в это время, такое благодоря чему я бы смог идентифицировать себя и понять что это за место — не помню. Я только понял, что когда издаю звуки ко мне кто-то приходит, что-то со мной делает и мне становится легко и не больно. Выработался странный рефлекс: больно — голос — спасение. И я этим пользовался. Однажды я проснулся без боли. Из-за чего не сразу сообразил, что уже не сплю. Ведь раньше боль сопровождала каждое пробуждение. И в тот день я смог услышать разговор, из которого ни слова не понял. Это был странный гортанный, гавкающий и рычащий язык. Помню, я тогда подумал, что это наверное немецкий, а потом резко распахнул глаза, потому то не понял что это за слово такое «немецкий». Каким-то чужим оно было, словно не моим. Я ведь не знал это слово, я ведь тогда вообще ничего не знал. Распахнув глаза, с удивлением обнаружил, что и вправду не сплю. А боли всё нет и нет, а потому и голос не подавал, только смотрел куда-то перед собой, рассматривая каменный потолок. Это было замечено и послужило сигналом к действиям тех, кто был в тот момент в комнате. Они нависли надо мной и что-то спрашивали. Я так и не понял меня или друг друга. Я лишь смотрел куда-то сквозь них, пытаясь сфокусировать взгляд и хоть что-то увидеть. Тщетно, я так и не понял тогда кто это был и что они хотели. Тогда один из них что-то вежливо прорычал и прогавкал (это вообще возможно?), а все остальные важно покивали, согласились видимо с гавканьем, и разошлись. Ко мне подошёл кто-то еще и на том же гавкающем языке стал со мной о чём-то говорить, я не понял ни слова, смотрел на него и просто моргал. Но видимо ему этого хватило. Он рассказывал что-то, поправляя мою кровать, одежду, достал откуда-то огромную подушку и подложил ее под меня так, чтобы я оказался в положении полусидя. Зрение так и не стало лучше, я уже отчаялся рассмотреть хоть что-то кроме очертаний и цвета окружающего меня, а потому просто уставился на свои руки, лежащие поверх одеяла. Где-то пониже спины, где я не чувствовал свое тело, вдруг стало горячо и мокро. Я не сразу сообразил что случилось, а когда сообразил, покраснел от стыда. Наверное. Я не видел своего лица, а руки оставились неподвижными и того же цвета. Тот, кто был в комнате и всё продолжал что-то гавкать и рычать, вдруг замолчал. Почему-то в моем сознание вдруг резко затесался страх и боль. Боль не физическая, а душевная, как предвестник чего-то плохого. Мне вдруг стало кристально ясно, что произошло меня стал раздирать ещё один рефлекс, полученный моим телом когда-то в то время, которое я не помнил. Я обмочился, а значит сейчас мне будет больно. Так было всегда. Всё тело напряглось, мышцы словно сократились, и я как будто бы и сам стал меньше, вжимаясь в постель пытаясь слиться с ней. Взгляд старался не поднимать, да если бы и попытался не смог бы, потому просто зажмурился, сжал в руках простынь, которой был накрыт и приготовился. К чему? Я не понял. Наверное к той самой боли. Ведь моё слабое сознание было уверено, что когда я делаю мокро в постели — плохо. А плохо — это всегда потом громко и больно. Сверху наложился новоприобретенный рефлекс: больно-голос-спасение. Я застонал, замычал, завыл. У меня закружилась голова, я сильнее вжался в подушку, уже заранее чувствуя боль. Но тот, кто был в комнате не спешил. Я испуганно открыл глаза, поднял голову и своим расфокусированным зрением заметил, что силуэт облегчённо улыбается, если можно так сказать. Самой улыбки я не заметил, но почувствовал необычную волну, которую расшифровал для себя как облегчение. Он, что ждал, когда я описаюсь? Видимо да, потому что потом он ласково рыча и гхыркая что-то, приблизился ко мне, погладил по голове, а потом там, где была лужа - стало сухо. Что за фигня творится я не успел понять, потому что отключился. Наверное что-то вроде сенсорного шока. Да, для моего слабого тела и сознания это был перебор.***
В очередной раз открыв глаза, я с удивлением обнаружил, что теперь могу нормально видеть. И очертания комнаты не рассыпаются и даже не плывут. Где-то справа раздался шорох и снова тот грубый говор. Я его узнал это тот мужчина, который погладил меня в прошлый раз за то, что я пописал пол себя. Перевести взгляд на него мне не удалось, голова начала болеть и я подал голос, как привык. После чего почувствовал прикосновение сухой ладони к моему лицу и боль снова отступила. «Гоблин» — подумал я, открыв глаза и обнаружив перед собой странное зеленое лицо с клыками и большим носом. — «Кто-кто?» — переспросил я себя и, видимо, словил приход. Сознание вдруг разорвалось и раздвоилрсь. Я почувствовал, как внутри меня, что-то по очертанием напоминающее человека вдруг сжалось, треснуло и стало осыпаться осколками куда-то вниз. Оно трещало, скручивалось, ломалось, крошилось и перемешивалось. А потом, кто-то своей изящной рукой стал добавлять в этот порошок другие осколки такого нечто, раньше напоминающее очертаниями человека. Всё это перемешивались и перекручивалось. Почему такая ассоциация? Потому что это было действительно похоже на стекло... и это было внутри меня. Вы когда-нибудь жевали стекло? О, да. Вы тоже сейчас почувствовали это во рту? Хотя ни разу не ели стекло, да? А теперь представьте это по всему телу. Да ещё где-то внутри, настолько глубоко, что не дотянуться пальцами, даже проломив собственную грудную клетку. Было очень, очень, очень мерзко. Закончив с крошкой, весь тот порошок внутри меня стали плавить. Я горел изнутри. Это адская температура. При каких там градусах стекло плавиться?* Когда я подумал, что стал остывать, меня снова скрутила боль, но теперь лишь в одной точке. Где-то под ребрами, возле сердца. Мне словно ставили метку раскаленым металом, как скоту на фермах. Потом я отключился, в очередной раз позорно обмочившись. А что было дальше я не помню.