ВЕЛИКОБРИТАНИЯ. КОУКВОРТ. ОКТЯБРЬ. 2003.
В доме, где сидели сейчас два мага было очень тихо. Тишина прерывалась иногда только тихим покашливаниями и шелестом переворачиваемых страниц. На самом деле в этом доме всегда царит особенная тишина, но в этот вечер эта тишина была не простой, не мертвой, не уютной и совсем даже не напряженной. Сегодняшняя тишина была какой-то особенно мистической и как будто неестественной. Оба волшебника, казалось, были готовы прервать эту тишину и разразиться большой тирадой о чем-то, но каждый раз сами себя обрывали. Два мужчины сидели на кухне, держа в руках кружки с остывшими напитками. Они только что закончили читать то, что притащили с собой из убежища их общего... кого? Друга? Старший мужчина водил указательным пальцем по губам и о чем-то очень напряженно думал. Взгляд младшего мужчины безжизненно замер где-то в промежутке между полом и стеной и был направлен словно в никуда. Казалось, если прислушаться, можно услышать как напряженно роятся и жужжат мысли обоих мужчин сразу, сливаясь в непонятный гул, который, как ни странно все же не прерывал установившуюся между ними тишину. Сегодня в этом доме, на этой кухне, прямо за этим столом — двум одиноким, не смотря на количество знакомств, уже почти отчаявшимся мужчинам открывалась та самая, пресловутая «правда», о которой уже давно грезил один, и которую совсем не горел знать — второй. Правда эта была чем-то столь необычным, что узнав её — мир этих двоих никогда не будет прежним. Уже сейчас, после всего двух дневников, если присмотреться внимательнее можно разглядеть мелкие трещинки на их мирах, хотя и «правда» им только начала открываться. — Кхм, мистер Снейп? — тревожно нарушил тишину дрожащий голос младшего мужчины. — М? — Что вы читали? — Рукопись без названия. Августа любила порой придумывать истории других людей из каких-то других миров. В общем, не особенно похоже на ту правду, что вы искали, мистер Поттер, — медленно, растягивая гласные в непривычной манере, говорит он, отпивая уже совсем холодный чай, слегка поморщившись. Гарри выуживает палочку, словно из воздуха, и двумя плавными взмахами подогревает чай в кружках до приемлемой температуры. От жидкости начинает слегка подыматься ароматный пар. Северус вздрагивает и чуть дергается за палочкой сам, но вовремя себя одергивает. — Вас не учили манерам, мистер Поттер? Нужно предупреждать прежде, чем использовать магию на волшебнике. — Простите, я задумался. — А что же такого вы читали? — Я из всех дневников, книг и рукописей выудил ту, что была вообще не подписана, взглянул на дату, сорок третий год, и подумал, что, наверное это начало. Ведь если читать сначала — больше шансов понять историю правильно. И что вы фыркаете? Я правда так думаю. Ай, не важно. Дело не в этом. На самом деле, я думаю, что совершенно случайно выудил из горы книжек не просто начало истории. А самую первую тетрадку Августы. Ей восемь лет, и тетрадку ей подарил некий господин Гхыр. Там есть несколько рисунков и, мне кажется, я откуда-то знаю того мальчика с подписью День. Очень знакомым кажется мне его лицо. Гарри Поттер открывает черную кожаную тетрадку на страницах с портретами и передает ее своему собеседнику. Северус внимательно вглядывается в длинноволосого мальчика, казалось бы, изучая каждый штрих карандашного наброска. — Может быть вы и правы. Но это детский карандашный набросок, невозможно точно определить индивидуальные черты. Все мальчики в 10-11 лет примерно так и выглядят, если их нарисовать. Рассмотрев как следует рисунок парня, Северус Снейп медленно перелистывает страницы с рисунками в обратную сторону, направляясь к тем нескольким страницам записей, оставленных детской рукой. — Вы обратили внимание, профессор? Посмотрите внимательней на почерк. Сравните первую запись, запись от 16 сентября и то, как написан «псалом Давида». Словно несколько разных человек это писали. Маленькая девочка лет восьми, взрослый мужчина за сорок и кто-то с явным расстройством психики. Скорее всего с раздвоением, — последнюю фразу молодой человек произносил как-то задумавшись и скорее всего даже не столько для собеседника, сколько для себя самого. — И вы все это определили только по почерку? — задумчиво протянул профессор, вчитываясь в текст. — На летних каникулах, по настоянию этой женщины, — как-то невесело хмыкнул Поттер, — я посещал курсы каллиграфического письма, на радость тетушки Туни меньше времени проводя в доме. Мой репетитор, мистер Нильсон, также преподавал мне материал почерковедения. Он был кем-то вроде внештатного сотрудника полиции, проводил экспертизу письменного текста или что-то вроде того. А когда узнал, что я хочу стать полицейским, решил в счет уроков каллиграфии добавить и основы почерковедения. Ну, сейчас не совсем об этом. Дело вот в чем. Если принимать как факт, что все эти записи писал один человек, то в рамках контекста все это выглядит очень странным. Особенно то, что эта девочка, если абстрагироваться от реальной личности, пишет о том, что изначально она забыла кто она. А после, когда она пишет, что вспомнила — почерк уже другой. Потом эти скачки на записях, немного другое оформление и построение предложений. Сбивчивые записи, зачеркнутые слова, многие из которых практически невозможно прочесть, вырванные страницы. Я… я не знаю, что думать по этому поводу, мистер Снейп. Не знаю. Гарри спрятал свое лицо в ладонях и шумно выдохнул. Он, кажется, запутал себя ещё больше, пытаясь высказать свои мысли вслух. На несколько минут снова наступила тишина, прерываемая только шелестом страниц. Северус читал дневник. Вдруг он задумчиво хмыкнул, чем вывел Гарри из оцепенения. — Что там? — Ничего. Просто кот. Этот кот был частым гостем в её записной книжке, в которой она записывала имена людей, чья кровь была на ее руках. — Имена людей? — Поттер неосознанно чуть подался вперед. — Да. Она их записывала. Вы же слышали, как стройно она диктовала имена своих жертв на суде и причину их смерти? Дело в том, что она их записывала. Все до единого, она как-то сказала мне, что делает это для того, что бы потом помнить о ком молиться. — Молиться? — Это был чем-то вроде её сдвига. Или якоря. Не знаю как это сказать точнее. Она не была сумасшедшей фанаткой Лорда, она не была ярым фанатиком пыток или убийств. Она всегда четко выполняла приказы и записывала имена своих жертв. А потом ночами долго-долго молилась. Иногда вслух, иногда прямо во время истязаний жертвы. Порой это выглядело жутковато. Гарри почувствовал, как по спине побежали мурашки. И хотя он знал эту женщину, знал о том, кем она была и слышал то огромное множество имен, произнесенных ею на допросе, он никак не мог сопоставить тот светлый образ Ави, которая угощала его мороженым и жестокую пожирательницу смерти, правую руку Темного Лорда. — Вы, наверняка, знаете, мистер Поттер, о том как развлекались многие последователи Тёмного Лорда. Августа была гвоздем программы на таких развлечениях, откровенно говоря. Когда она истязала жертву до предсмертного состояния, она останавливалась чтобы помолиться и читала панихиду по усопшим. Пожиратели бесновались и в экстазе практически задыхались в конвульсиях от удовольствия от этого зрелища. А эта женщина, как вы сказали, просто делала это как работу. Отпевала души тех, кого собственными руками направляла в Покои Вечной Невесты. И вновь эта тишина, которую казалось, можно резать ножом. Она наполняла кухню, протекала между пальцами, и словно мед, облепляла уши и губы, обволакивала язык. Возможно кто-то из этих двоих хотел бы сказать что-то ещё, но какое-то легкое, покалывающее присутствие чего-то очень большого и важного в этот момент, словно склеивало рты, не давая произнести ни звука. Северус читал, Гарри смотрел на свои сжатые в кулак ладони, побелевшие от напряжения. Еще немного и костяшки изнутри разорвут и так тонкую кожу на руках. — Знаете, мистер Поттер, — напряженно прерывает склизкое ощущение тишины профессор, закончив читать, — если задуматься, то в этой тетрадке девочка упоминает жизнь взрослого мужчины не мага. — Да, я видел. Она пишет о снах, которые ей сняться. Там еще про людей, которые еще не родились. — Нет-нет. Я немного не о том, вот посмотрите сюда, — Северус протягивает через угол стола тетрадку, указывая пальцем на какую-то надпись. Но их прерывает стук в окно. К рупный серый филин принес письмо. Отложив на какое-то время дневник, Северус взмахом палочки открыл окно, впуская филина в дом. И пока он знакомился с содержимым письма, Гарри Поттер пытался найти то, на что только что указывал профессор. — Мистер Поттер, у меня срочное дело. Надеюсь вас можно оставить на некоторое время одного в гостиной не опасаясь за запасы моего алкоголя? Не фырчите, я все еще не отошел от того шока, когда в четыре утра открыл в вас новую личность. Поттер хихикнул, но тут же сделал серьезное лицо и, как завещал один мудрый человек, принял вид «лихой и придурковатый». — Кхм. В общем, ознакомьтесь пока с той рукописью, что я читал недавно. Кажется, она может приоткрыть вам дверь в вашу «правду» чуть больше, чем уже есть сейчас. Если бы Гарри ещё не устал удивляться за всю свою жизнь, он бы точно приподнял свои брови в удивлении, но он уже устал. Ему казалось, что его ничем нельзя удивить. И то, что женщина, которая была его константой все детство, его лучиком света и добра — самая страшная пожирательница смерти. И то, что та самая женщина, которая пытала, истязала и убила очень и очень многих, включая уважаемого директора Дамблдора, могла быть доброй и светло улыбаться не только ему, но и держать на плаву и так практически сломленного человека. Если бы Гарри только знал, как она помогла когда-то Северусу не утонуть в пучине своей собственной ненависти и лжи самому себе. Он бы всё равно не удивился. Чего-то такого он от неё и ожидал. И вот сейчас тоже, Гарри уже перестал удивляться тому, что с Северусом Снейпом, оказывается можно нормально говорить, слушать его не покрываясь тоннами дерьма и яда. Хотя он сам к нему приперся посреди ночи вдрызг пьяный. Наверное, уже тогда был готов к чему-то подобному. Теперь этот человек, оставляет его в своём собственном доме и куда-то уходит. Он почти удивился, но потом заметил, что уходит этот человек не куда-то, а в подвал. Значит не так далеко и не так страшно оставлять мистера Поттера почти наедине с его запасами виски. Гарри снова хихикнул, потом тяжко вздохнул. Перевёл взгляд на книгу, которую до этого читал профессор, с силой потер лицо и, затаив дыхание открыл первую страницу. Буковки английского текста были очень аккуратными, практически идеальными, если бы Гарри не знал личность автора этого текста, подумал бы, что использовали прыткопишущее перо.«На самом деле эта история началась не задолго до нашего с вами рождения, а много-много лет спустя, после нашей смерти…»