Подальше от мира в уютную квартиру

      Звон бьющегося стекла неприятной волной ворвался в ее сон, растворяя и без того ускользающее изображение. Столь неожиданное пробуждение стерло из памяти все воспоминания о сладких грезах, оставив после себя лишь отголоски тепла и удовольствия, которые породили некоторое сожаление: жаль было забывать приятный сон.       Все еще не открывая глаз, Урарака потянулась в постели и перевернулась на правый бок. Она зевнула и чуть прищурила правый глаз; так не хотелось вставать и нырять в объятия действительности. Ведь, без сомнений, самой ее любимой частью дня была ночь, когда можно забыться и не думать о тренировках, злодеях, сложившихся обстоятельствах и собственной незавидной судьбе, на которую она добровольно согласилась.       — Прости, дорогая, я не хотел тебя будить, — приятный, чуть мурлыкающий голос раздался из другой комнаты. Вслед за этим послышался звон посуды и Урарака поняла, что обладатель голоса сейчас на кухне и скорее всего готовит завтрак.       Ответить что-либо ей было слишком лень, а посему она лишь недовольно промычала и наконец полностью открыла глаза, по которым тут же резанул яркий свет, вызывая боль. Чуть подождав пока она утихнет где-то в глубинах головы, девушка свесила руку с кровати и заметила валяющуюся рубашку темно-зеленого цвета и красный галстук, немного скрывавшийся под кроватью. Воспоминания о недавней ночи прошлись по телу будоражащей волной мурашек, отчего она слегка поежилась, а затем улыбнулась.       Больше всего в отношениях с Изуку ей нравились вот такие вот ночи: неожиданные, горячие, запоминающиеся. Он, словно ураган, врывался в ее квартиру, обезоруживал своим взглядом и полностью подчинял ее своей воле, из-за чего она чувствовала себя марионеткой в его умелых руках. Это возмущало ее — она ненавидела подчиняться кому бы то ни было, — но взять над собой верх было выше ее сил. Стоило парню провести рукой по ее спине, коснуться горячими губами ее губ, как она сразу таяла в его руках, позволяла делать с собой все, что ему вздумается. А он лишь был рад такой ее покорности и улыбался, властно, нежно. В такие моменты в его глазах не было этой пугающей сосредоточенности, надменности и… чего-то ужасно напоминающего жажду крови. И это радовало ее, ведь в такие моменты она позволяла себе думать, что, быть может, в нем еще осталось что-то хорошее, что-то, до чего она сможет достучаться.       Тихий скрип не дал Изуку незамеченным войти в спальню, но Урарака не дернулась, чтобы посмотреть на него, а так и продолжала с наслаждением валяться. И это было вызвано не только нежеланием вставать, но и предвкушением его действий: девушка обожала то, как он будил ее. Она скорее почувствовала, чем услышала, как он обходит кровать, мягко ступая по темному паркету. Затем он оказался в поле ее видимости. Оказалось, что его несменные черные штаны уже были на нем, однако ничего кроме них на нем не было. Присев на корточки перед ней, он мягко коснулся ее щеки своей грубой, покрытой шрамами рукой. Немного погладив ее щеку большим пальцем, Изуку наклонился к ней и едва коснулся губ; он специально так делал, дразнил ее, ведь знал, как ей нравятся его действия.       — Нехорошо притворяться спящей, — спокойный взгляд его зеленых глаз успокаивал ее, даже сердце билось в два раза медленнее, грозясь и вовсе остановиться. — Я приготовил панкейки, поэтому пора бы уже встать, пока они еще не остыли.       — Ты ведь специально меня разбудил, — Урарака недовольно надулась, но улыбки сдержать не смогла и притянула его к себе, в этот раз не давая ему отстраниться пока сама того не пожелает.       Затем она легко встала — ну как, легко, все тело отозвалось неприятной болью, но тут уж винить нужно было Изуку — и подошла к шкафу, чтобы натянуть что-то поверх обнаженного тела. Ей очень хотелось накинуть рубашку Изуку, но он не любил, когда она трогала его вещи; она не хотела лишний раз злить его, ведь помнила, чем это может кончиться. Неровный белый шрам на предплечье до сих пор служил ей напоминанием, что лучше не лезть в дела парня, с чем она смирилась.       До получения этого шрама она всеми правдами и неправдами старалась получше узнать, чем занимается Изуку и предвосхитить его действия, чтобы сообщить об этом Героям. Однако он всегда ловко избегал всех ее попыток докопаться до истины, недаром же он был печально известным злодеем Деку, неуловимым, кровожадным, знающим все о большинстве героев. И вот, однажды ей удалось поближе подобраться к его планам — Урарака почти сумела узнать, где они нанесут следующий удар — но именно тогда Изуку раскрыл ее и жестоко… проучил. Позже он, конечно, долго извинялся, но все равно дал понять, что поступит точно так же, если она попытается вновь. И она прекратила все попытки. Не столько из страха за себя, сколько из желания быть с ним рядом. Ведь если бы она продолжила, то он бы обязательно либо ушел, либо убил ее. А для нее эти два варианта были синонимами. Уж каким-то образом он сумел настолько укорениться в ее сердце и душе, что жизнь без него казалась бессмысленной. Однако все же некоторые свои наблюдения, хоть и незаметные и ничего из себя не представляющие, она продолжала передавать Всемогущему.       Только когда Урарака вышла из ванной, то почувствовала превосходный аромат панкейков и клубничного варенья. Облизнувшись, она поспешила на кухню и не сдержала восторженного писка, когда увидела за накрытым столом и мирно сидящего Изуку, который неспешно пил кофе.       — И отчего я удостоена этой чести? — она приземлилась на стул напротив парня и с энтузиазмом начала резать небольшую гору панкейков, от души политых вареньем. — Ты обычно радуешь меня яичницей или завтраком из какой-нибудь кафешки.       — Просто захотелось тебя порадовать, — он поставил свою кружку на стол и положил голову на руку, наблюдая за тем, как Очако жадно поглощала первый кусочек.       Если это и удивило ее, то она не придала этому значения. Изуку часто делал что-то странное, его было невозможно предсказать. Пожалуй, это ей в нем и нравилось. Ну и еще его превосходное тело, которое она могла сейчас без зазрения совести рассматривать. Удивительно, но у него было довольно много шрамов, хотя он не вступал в бой без должной необходимости. Да и наличие мышц и кубиков было странным, ведь она всегда думала, что он больше тренирует мозги, чем тело.       «Однако силушка у него богатырская», — смешок пронесся в голове, стоило вспомнить как он без труда вжимал ее в кровать. Но это возымело и другой эффект: ее щеки стало жечь, что ясно дало понять — она покраснела, как помидор.       — И н-надолго ты здесь? — разговоры помогали отвлечься, по крайней мере Урарака в это верила.       — Нет.       — В-вот как. Ясно.— Она потупилась, но взгляда не отвела. Ей казалось странным, что парень не отрываясь разглядывает ее, будто пытается что-то найти. От подобного внимания ей стало как-то не по себе, отчего она с раздражением запихнула в рот очередную порцию панкейков. Клубничное варенье полилось по ее подбородку. — Я надеялась, что ты хотя бы до обеда посидишь со мной. Мы уже давно не проводили вместе время вот так.       Ответа не последовало, и Урарака недовольно вздохнула. И так всегда. Он отвечал или говорил что-то лишь тогда, когда считал это нужным. Это раздражало. Да, она была героем, он — злодеем, они не могли говорить о работе, а общих интересов у них было немного. Но все же она была недовольна таким положением вещей. Они часто молчали: молча смотрели кино, молча гуляли — когда выпадал такой уникальный шанс, конечно, — молча ели. Это угнетало, хотя девушка и понимала, что все ее недовольство ни о чем. Изуку любил ее. По крайней мере ей так казалось, точнее она хотела верить, что за два года отношений он в ней видел не только девушку для плотских утех и врага, которого лучше держать поближе. Он делал ей подарки, относился с нежностью и любовью, почти всегда выполнял ее прихоти. Да и если они болтали, то болтали много, часами напролет, да о всяких пустяках. И хоть это было довольно редко, но это были самые дорогие для нее воспоминания.       — А что ты разбил в нелепой попытке разбудить меня? — она улыбнулась и взмахнула вилкой в воздухе. Хотелось отогнать мысли подальше, ведь когда она была с Изуку стоило лишь наслаждаться их близостью, а не думать о том, кем они являются в этом мире.       — Вазу. Ту, в которую ты поставила вчерашние розы.       — Блин, а ведь она была моей любимой, между прочим, — оглянувшись в поисках остатков любимой вещи, Урарака натолкнулась взглядом на разбросанные по полу черные розы. Большинство из их лепестков валялось вокруг в небольших лужицах воды, отчего холодок пробежал по коже девушки. Они представляли собой тревожный натюрморт, от которого веяло ощущением какой-то законченности, которая поджидает все живые существа в этом мире. Отвернувшись от этой картины, Урарака покачала головой; что-то сегодня ее мысли беспокойней обычного.       — Ты в порядке? — Изуку участливо смотрел на нее, а затем протянул к ее лицу руку и, черт побери, ей было ужасно сложно не отдернуться. Это привело ее в замешательство. Она ведь давно не боялась сидящего перед ней парня, так почему какие-то мертвые цветы породили в ее душе беспокойство?       Она почувствовала как парень легко проводит по ее губам и щеке, а затем показывает пальцы: на них было клубничное варенье.       — Как всегда не любишь аккуратность, — усмехнувшись, он поднес руку к лицу и аккуратно облизал каждый палец, что заставило Урараку чуть ли не лбом удариться об стол. Она ненавидела его за такие штучки, ведь это… возбуждало ее, черт побери. И она ничего не могла с собой сделать.       — Катись к черту.       На его раскатистый смех она лишь злобно зыркнула на него и сделала пару больших глотков кофе. Горячая жидкость больно обожгла рот и горло, но ей было плевать. Черти, это же Изуку, который никогда не сделает ей ничего плохого, так почему ей вдруг стало страшно, как при первой их встрече? Она явно не выспалась.

***

      Урарака листала их совместные фото, как вдруг Изуку сел рядом с ней на кровати и положил голову ей на плечо. Если сначала она и напряглась от неожиданности, то через несколько секунд уже и сама чуть склонилась к нему и положила руку на его руки, сжатые в замок.       — Ты уж чересчур странный сегодня. Что-то случилось? — Она услышала, как он шумно вздохнул, и почувствовала, как тепло окутало ее руку — это он сжал ее.       — Я просто устал. Понимаешь, устал от всего. — Он замолчал, а она терпеливо ждала, понимая, что он сам все расскажет, если захочет. — У меня так много обязательств, все держится в основном на мне, все ждут от меня четкого плана действий, очередной информации. Деку, Деку, Деку — только и слышу это целыми днями.       Урарака перевела взгляд на окно. Там, за стеклом, был мир, в котором они двое — враги. Мир, который Деку с рвением пытается разрушить, а она, Уравити, отчаянно пытается спасти. И от этого стало так тоскливо, что ей хотелось завыть. Почему они оказались по разную сторону баррикад? Почему Изуку выбрал этот тернистый путь злодея, когда он мог бы с успехом встать на стезю героя?       — Только здесь я могу отдохнуть от всего, что меня раздражает, — парень аккуратно перебирал ее пальцы, выводил на ее тонкой руке узоры. Он, казалось, изучал каждый сантиметр ее кожи, будто это был какой-то драгоценный камень. — Ты всегда улыбаешься и никогда ничего от меня не требуешь, точнее не требуешь чего-то существенного.       Услышав его горький смешок, девушка опустила взгляд на телефон. На экране была их последняя фотография, которую они сделали, когда он приходил в прошлый раз. Она тогда застала его спящим в гостиной и поспешила не упустить момент, ведь когда он спит, то куда привлекательнее, чем когда бодрствует. Но у Изуку на этот счет были свои планы и поэтому, стоило ей подойти, как он потянул ее к себе и не давал вырваться. Урарака лишь смеялась и легко била его по рукам и ногам, прекрасно осознавая, что даже при особом желании ей не выбраться. Тогда-то он и сделал эту фотку, пока она смеялась. У нее получилось довольно глупое лицо, зато его ей очень нравилось: он смотрел в камеру, на губах была широкая улыбка, а глаза были счастливыми, такими, каких она ни разу не видела. Именно поэтому она очень дорожила этой фотографией.       Похоже, Изуку тоже смотрел в телефон, ведь через пару секунд он задумчиво сказал, забирая его из ее руки:       — А ведь ты очень больно бьешься локтями, ты знала это?       — Ничего подобного. Я тогда еле трепыхалась.       — Угу, и заехала мне макушкой по подбородку как раз после этого фото. Еще пару дней он у меня ныл, когда я говорил.       — А вот не надо заставать меня врасплох, — она высвободила руку и легко провела по его подбородку. — Еще болит?       Парень лишь покачал головой и стал листать фото в галерее ее телефона. Там были и фото только с ней, и фото с одноклассниками из UA, даже со Всемогущим фотка была. Она то и вызвала у Изуку интерес. Она даже поднес телефон поближе к лицу, рассматривая что-то.       — И все же, — с какой-то стальной ноткой произнес он спустя время, — у нас с тобой слишком разные жизни. Удивительно, что они пересеклись каким-то неведомым образом.       — Значит у судьбы были свои планы на нас. Может, она хотела показать нам, как живет человек по ту сторону баррикады.       — Отнюдь. Она дала каждому из нас возможность попасть по ту сторону.       Урарака отстранилась от него и посмотрела с каким-то подозрением. Непонимание его слов породило в ее душе разные чувства: удивление, неверие, надежду. Он никогда раньше не заводил разговор на подобные темы, это стало для них табу с того момента, как Изуку «проучил» ее за длинный нос. Да и до этого это была крайне опасная тема. Там почему же сейчас он вдруг заговорил? Неужели…       — О чем ты?       — Я сумел лучше понять жизнь героев. Те редкие истории, которые ты рассказывала, чувства, которые описывала — все это позволило мне узнать, как герои видят этот мир и к чему стремятся, — Изуку с грустью смотрел на нее, а затем перевел взгляд куда-то в сторону окна, опершись руками о ноги. — Хоть это и слишком узкие знания, ведь я общался лишь с тобой, героем-новичком, но это кое-что прояснило.       — И что же, Изуку? — она в надежде подалась вперед. Непроизвольно сжав руки в кулаки, она вся напряглась в ожидании ответа. С самого начала, как только поняла, что любит его, она стремилась во что бы то ни стало показать Изуку, насколько прекрасен мир, почему герои не такие уж и плохие, насколько он думает. Она надеялась на собственном примере доказать ему, что он ошибается, что он выбрал не тот путь и сможет при желании измениться. И весь этот разговор… Ей казалось, что именно в нем и таится ответ на все ее легкие попытки подтолкнуть его к свету.       — Я понял… Что герои еще большие глупцы, чем я думал. Сколько им ни говори, сколько ни показывай, все как горох об стену. Слишком уж они твердолобые.       Если бы она стояла, то точно бы пошатнулась, как от удара. Сейчас же в ее силах было лишь поморщиться и почувствовать, как сердце, остановившееся на мгновения, вновь тяжело забилось, громом звуча в ушах. Осознание напрасности всех ее попыток было хуже любого ножа.       — И я был разочарован. Боже, да я был вне себя от гнева, — Изуку резко встал и крутанулся на пятках, разведя руки в стороны. Его голос стал громче и грубее, в нем звучало отчаяние. — Я и сам виноват, признаю. Но все же я надеялся, что страх и слепая привязанность заполнят те прорехи, которые я мог оставить.       — О чем ты?       — О тебе, Урарака. О тебе! — быстро пощелкав что-то в телефоне, он показал его Урараке, от чего она побелела, как мел, а затем отшатнулась, забираясь чуть дальше на кровать. В телефоне была открыта ее переписка со Всемогущим. Она писала ему о своих небольших наблюдениях и о кое-чем еще, что ей случайно довелось узнать в прошлую встречу с Изуку. — Я дал тебе понять и думал, что ты усвоила, что наша совместная жизнь может существовать только, если мы не лезем в дела друг друга. А точнее ты в мои. Но, убежденная — точнее ослепленная — своим желанием «очистить» меня, ты, похоже, не услышала моих просьб и наставлений.       Изуку больше не кричал. Его голос был спокоен и холоден. Он говорил так же, как и в их первую встречу на поле битвы, когда она еще не знала, как он выглядит. Еще тогда его голос пробуждал в ней страх, заставлял табуны мурашек бегать по коже, вынуждал чувствовать себя беспомощной и слабой. И сейчас она чувствовала тоже самое, только теперь ко всему этому примешивалось отчаяние.       — Я надеялся, я действительно надеялся, что смогу хоть на время забывать о том, кто я такой, во время наших встреч. Я мечтал, что и ты забудешь кто я. — Он обессиленно опустил руки, а телефон с громким стуком ударился о пол паркета. Будоражащая кровь улыбка, совсем безумная и похожая на хищный оскал, расплывалась по его лицу. — Но ошибался. Это мой первый до дурацкого глупый просчет.       — Изуку, я… Я просто хотела… — голос предательски дрожал, отчего ее слова были похожи на мышиный писк.       — Ты хотела, чтобы я бросил все, чему посвятил большую часть жизни и явился с повинной к героям? Рассказал о всех убежищах и планах Злодейской Лиги и выдал своих товарищей? Чего ты хотела, Урарака? Неужели тебе не нравилось просто быть рядом и забывать о том мире за стенами этой небольшой квартирки?! Я ведь просил совсем не много, но ты не пожелала сделать и этого.       Ей не было что сказать и поэтому оставалось лишь кусать губы и смотреть на холодного Изуку, который пронзал ее своим взглядом как очередную помеху на своем пути. Это было ужасно больно и обидно, хотелось закричать, забить кулаками, но она лишь молча сидела и чувствовала, как горячие слезы прокладывают себе дорожки на ее щеках. Не хотелось плакать, не хотелось показывать ему, как его слова ранят ее сердце. Но так тяжело было сдерживаться.       — Глупая Урарака, герой до мозга костей. Знаешь, а ведь изначально я просто играл с тобой, но потом все зашло куда дальше и больше ничего не шло согласно моим планам.       Он медленно приблизился к кровати, а затем нагнулся и схватил ее за руку. В этот раз, несмотря на все чувства, она попыталась взять себя в руки и сопротивляться по-настоящему, но у него была мертвая хватка, казалось, что руку сжало какими-то железными клещами; а самое главное — причуда не работала. Сколько бы раз она не касалась Изуку, не чувствовала действия причуды. Снисходительная улыбка показалась на лице парня, и он произнес:       — Не пытайся. Я добавил в кофе пару капель напитка собственного изобретения. Он лишает причуды на несколько часов. Правда действует не на всех, да и в нашем деле не очень полезен, но иногда весьма нужная вещь, как видишь.       И вот сейчас Урараке стало действительно страшно. Она поняла, что теперь он не видит в ней ничего, кроме неудачливого героя, подвернувшегося на пути. У нее больше не было причин считать его «своим» Изуку. Тем, кого она не боялась, которого целовала и которому готовила ужин. Осознание того, что перед ней тот самый беспощадный Деку, которого опасаются даже профи, привело ее в неподдельный ужас, что заставило сопротивляться с еще большей силой. Однако это не возымело эффекта, а Деку лишь с силой рванул ее на себя и прижал к своему телу. Зарывшись носом в ее короткие волосы, он вдохнул их запах и простоял так какое-то время, все еще больно прижимая ее к себе за поясницу одной рукой и крепко сжимая другой ее свободную кисть. Урарака же ощущала себя загнанным в угол зверьком, ожидавшим своей погибели. Она чувствовала лишь тиканье часов, глухой быстрый стук собственного сердца и размеренное дыхание Деку. Но что больше всего вводило в ужас — ощущение неминуемой смерти. Она знала, он ни за что не оставит ее в живых.       — Если бы ты не была такой упертой, Урарака.       Его приглушенный голос вернул ее в реальность, отрезвил. Это было подобно порыву прохладного ветра в знойный летний день. Вдруг ей стало безразлично на то, что произойдет с минуты на минуту, безразлично на все вокруг кроме них двоих. Это было до ужаса странно, чем-то напоминало сумасшествие, ведь невозможно вот так вот просто переключиться с простого страха перед смертью на смирение, но это было так. Ей будто кто-то промыл мозги и заставил вспомнить, что она любит этого чертового злодея, который собирается ее убить. Из-за этого захотелось смеяться, звонко смеяться, чтобы в ушах звенело.       «Похоже, это истерика».       Но она не стала зацикливаться на этой мысли, а лишь робко прижалась к Изуку и закрыла глаза. Она заставила себя представить, что они просто обнимаются, потому что им хочется. Просто наслаждаются друг другом как раньше. Так было проще, так приходило спокойствие.       — Прости… — она почувствовала как что-то пронзает ее плоть, с тихим шелестом стремится куда-то в глубь, четко прокладывая путь к гулко бьющемуся сердцу. У нее не пронеслась перед глазами вся жизнь, просто стало грустно, что Изуку так и не смог понять сути героев. Она так и не смогла донести до него самое главное. А еще ей стало его жаль, ведь больше ему негде будет спрятаться. — … Изуку.

***

      Вытерев лезвие краем простыни, Деку посмотрел на безмятежное тело Урараки. Он аккуратно уложил ее на подушку и положил руки на грудь. Так казалось, что она просто спит. Притворяется, чтобы он пришел и разбудил ее легким поцелуем. Она ведь так любит, когда утром он все еще в квартире, ждет ее пробуждения, а не исчезает с утренними лучами солнца.       Подхватив телефон и спрятав его в карман брюк, он пошел на кухню и подобрал бутон розы, который сумел сохранить часть лепестков. Немного помотав им в воздухе, стряхивая лишнюю влагу, он направился к спальне.       Он узнал, что потерял лист с некоторыми сведениями по поводу близящегося нападения, спустя несколько дней после визита к Урараке. Сначала он надеялся, что потерял его где-то на улицах или в баре, но с каждым новым часом, проведенным в поисках и раздумывании над местами, где он был, Деку понял, что лист пропал именно в небольшой квартирке девушки. Осознание этого выбило его из колеи; до последнего он надеялся, что ошибается или что она просто не заметила смятого листка, или еще что-нибудь. Он просто не хотел думать, что она передала эти сведения героям! Но все подтвердилось, когда он заглянул в ее телефон сегодня ночью. Всемогущий был весьма глуп, когда писал ей столь открытым текстом. Похоже, думал, что она удалит сообщение, но прогадал. Урарака просто не успела. К своему же несчастью. Но даже тогда он решил, что даст ей возможность уйти. Последнюю возможность. Она просто должна сказать, что выдала его, или просто как-то обозначить это. Но и здесь она провалилась, не оставляя ему выбора. Вынуждая его закончить их отношения раньше и совсем не так, как ему хотелось.       Остановившись в дверях, Деку не смог сделать дальше ни шага. Он понимал, что просто не сможет войти в эту комнату, в которой все так и кричало о том, что ее владелец жив. Ничего не изменилось, ничего не стало безжизненным, серым. Будто Урарака сейчас вовсе не лежала мертвой на собственной кровати. И это раздражало его. Заставляло трескаться безразличие на его лице. Поэтому он просто развернулся и как можно быстрее направился к входной двери.       Быстрее. Быстрее. Забудь. Не думай. Надевай туфли. Сожми поплотнее губы. Нахмурь лицо.       Просто сотри из памяти.       Только сейчас он понял, что до сих пор держит в руках черную розу. Она сливалась со мраком прихожей, растворялась в нем. И кто мог подумать придать цветам эту мертвую окраску? Явно кто-то с юмором.       С силой ударив цветок о стену, Деку смотрел, как его лепестки легко касаются паркета, будто они и не были одним цветком. Эта бессмысленная вспышка гнева даже позабавила его на пару секунд. Но стоило почувствовать пощипывание в глазах, как все произошедшее разом навалилось на него, заставляя все больше склоняться.       Зарывшись лицом в ладони, он все же закрыл глаза и почувствовал влагу на ресницах. Говорить было больно, горький колючий комок стоял в горле, останавливая любые попытки. И лишь хриплый шепот спустя время смог слететь с его губ.       — Как же больно.