Memory Triangle (Треугольник памяти)

       Две недели тянулись бесконечно: слишком медленно, чтобы временно забыть о проблемах и сосредоточиться на предстоящем празднике. Каждый походил на другой, не принося никакого удовольствия от бессмертной жизни. Школа, подготовка к балу, репетиция вальса, спальня, в которой начал очень часто бывать Дино и так по кругу заново. Люци я так больше и не видела; лишь изредка ловила слухи из уст других демонов во время общих занятий: то он заточен где-то в темнице отцом, что не знает жалости, то он вроде должен был вернутся на учебу и снова что-то пошло не так, то уже ходят слухи о подготовке к его свадьбе, что явно сильного веселья мне не придавало. Сколько бы я не пыталась передать ему хоть одну записку — все тщетно: засовывала под дверь в его комнату, но демона, кажется, там давно не было, просила Мими при встрече передать лично, ведь ей, ясно, чаще выпадала возможность бывать в аду, да и я во время занятий пыталась хоть где-то с ним пересечься. Но вот загвоздка — с того момента, как Люцифер пропал с госпиталя почти две недели назад, непризнанным запретили посещать ад без должной на то причины. И в этой ситуации меня слишком сильно пугала мысль, что Сатана смог все узнать про нас. Ведь все это вряд ли произошло на пустом месте. Больнее всего от того, что, кажется, все шишки достались Люциферу. Как бы хотелось его сейчас увидеть, утешить, обнять и сказать, что все будет хорошо, осталось совсем немного, прекрасно зная, что в итоге мы смогли бы быть вместе не нарушая никаких чертовых правил.       Видения, которые я каждый вечер обсуждала с Дино и Мими посещали меня все больше. Особенно, когда я сходила с ума от волнения. Они были печальными, весёлыми и романтичными, но больше всех выделялся момент, когда Люцифер решил мне признается кто он на самом деле.       — Помнишь это? — спросила я Дино, в очередной раз собравшись в нашей спальне. — Ты же тогда ещё следил за нами, — указала я пальцем на него.       — Ты бегал подсматривал за ними? — удивлённо спросила Мими, прикрывая рот ладонью, чтоб не приснуть от смеха.       — Ой, помню, — захохотал ангел. — Это чтоб Люфер не отлынивал. Не представляешь даже, как он боялся рассказать тебе это. «Она по-любому пошлет меня», — перекревил Дино демона.       — И как прошло? — Мими наклонилась ближе.       — Она послала его, — кивнул в мою сторону и тут же рассмеялся. — Но, конечно, в шутку.       — Я подумала, что он сумасшедший немного, — засмеялась следом.       Это был один из лучших дней за эти две недели. Мы искренне улыбались, вспоминая такие мелкие, но значимые моменты, от которых сердце только больше наполнялись чувствами. И каждое новое давалось вспомнить легче предыдущего. Процесс был запущен и нам оставалось только ждать.       — Интересно, как он сейчас? — спросила я тогда, но ответа, конечно, не услышала.       Все вот такие неопределенные вопросы только складировались в одной большой папке в голове с надписью «Несортированное», которые просто забивают сознание и не дают в полной мере репродуцировать новые мысли, что могли бы помочь найти хоть какой-то выход из этой невнятной ситуации.       Ни в коем случае не жалею о том, что мы повстречали друг друга: ни тогда, в прошлом (полностью уверена в этом), ни сейчас. Мы должны быть вместе, и этого никто не сможет изменить. Казалось бы это походит на какую-то болезнь, а не окрыленное чувство, которое боготворят так много поэтов-романтиков; кажется, некоторые и вовсе не знали, как это — любить. Когда идешь напролом, когда кладешь мнение других на лопатки, не забывая придавить коленкой горло, чтоб наверняка, когда видишь эти глаза полные любви и утопаешь в кровавом омуте, лишь откидывая веревки «помощи», что пытаются вытащить.       Это куда хуже болезни. Но это не страшит.       И в очередном приступе волнения, не придумав четкого плана, спускаюсь по ступеням главного входа, что ярко освещает луна. Стражи у тоннеля в ад еще ни разу не пропустили меня вне занятий, но я все еще не перестаю питать надежд на победу. Нужно лишь попробовать их отвлечь, да так чтоб они не смогли увидеть или даже уловить мою энергию. А чтобы моя фигура подольше оставалась незамеченной, решаю пройтись пешком к запретному саду, а там, держась подальше от самого здания школы, подлететь со спины к страже. Как раз будет немного времени придумать, как же их отвлечь. Но мне кажется, что хоть комета упади — с места никто не сдвинется.       Озноб пробирает насквозь, когда я оказываюсь у этого злосчастного входа в сад. Неприятные воспоминания заполняют пространство перед глазами, словно сзади кто-то стоит с кинокопировальным аппаратом и крутит бабину, воспроизводя немое кино. Тряся головой, стараюсь выкинуть все эти картинки из головы. Сейчас нужно думать о другом. Но все еще всматриваюсь в глубь еле освечиваемого луной пространства внутри сада.       Движение.       И будь проклят сам Творец, но я на все сто уверена, что мне не привиделось. Там кто-то есть. Определенно.       — Эй! — ответом прилетает лишь эхо. Взглядом пытаюсь выцепить хоть малейшее движение, но попадаются лишь тени деревьев и кустов, что качаются от легкого ветра. — Есть кто? — и все тот же ответ — собственный голос. Но я не оставляю попыток и приближаюсь на пару шагов к щели меж густого кустарника. И вот опять. Я точно отчетливо увидела чью-то голову. — Кто ты?! — душу рвет от того, что кто-то снова попал в западню. Что же делать?       — Могу спросить тоже самое, — грубоватый низкий голос с еле слышной хрипотцой разбивает тишину.       Это было произнесено так неожиданно, что мое сердце реально упало в пяты: все тело начало покалывать, как иголками, а дыхание сбилось настолько, будто я целую минуту пробыла под водой. Темный силуэт выровнялся в метрах десяти от меня, напротив. Картинка перед глазами снова перестала быть похожей на реальность. Перед глазами начинает все плыть и постепенно перестаю ощущать себя живой. Ладонями чувствую что-то влажное и мягкое, а коленки начинают ныть: боль похожа на ту, когда я впервые упала с велосипеда. Звездочки перед глазами не дают возможности понять, что происходит вокруг, и разум сильно затуманивается. Страх сковывает сердце железными цепями, когда слышу приближающиеся шаги: давит так, что, кажется, пора готовится встретить старуху с косой. А может это она и есть?       Черная пелена застилает разум, окутывает тишиной, настолько звенящей, что оглохнуть впору. И пустота. Словно меня и не существует.       ***— Дитя! — кричит кто-то, а голос его сильно приглушен. — Дитя, слышишь? Ты не померла хоть? — каждое произнесенное им слово слышу четче прежнего.       Тела касаются чьи-то прохладные руки, что отдает колющими ощущениями, словно отекшие конечности приходят в чувство. Кажется, так и есть: начинает покалывать все тело и пробирает озноб.       — Дышит. Спасибо, Творец, — за словами последовали легкие толчки в плечи и еле ощутимые похлопывания по щекам. — Давай! Приходи уж в чувство.       Еле разлепив глаза, вижу лишь мутное изображение. Пару раз энергично клипнув, окружение приобретает все больше резкости. Седовласый мужчина, с плохо выраженными чертами лица в этой темноте, облегченно вздыхает и присаживается где-то недалеко от меня. Я же понимаю, что лежу на траве в неизвестном для меня месте: над головой находится одна из стен школы, у ног — густой кустарник, по бокам — выпирающие колонны, что своим размещением создают небольшой карман.              — Что случилось? — получилось еле слышно из-за сухости в горле. Справа раздалось движение, что говорило — мой вопрос был услышан.       — Ты вошла в сад, — с пыхтением произнес незнакомец. — Я-то слеповат уже. Не смог предупредить тебя в такой темноте. Да и ты молодец, — мужчина встал на ноги напротив меня, — чего поперлась туда? Иль в школе не предупреждают, что вход воспрещен?       — Я зашла в сад? — резко подняв голову, почувствовала острую боль.       — Еще и глуховата, кажется, — хмыкнув, произнес мужчина, будто не обращаясь ни к кому. — Да. И если задаешься вопросом почему жива, то и соображалка работает плохо.       — Я знаю кто я, и почему жива, — пыталась произнести ровно, но немного раздражения все же пробралось. — Думала, что кто-то снова попал в беду, и наверное, случайно зашла, пыталась помочь, — договорила уже сидя.       — Знаешь значит? Тогда должна б была знать, что тебе до полного преображения нужно готовится, чтоб войти в сад без последствий. То-то и потеряла сознание, бо неподготовлена. Сила захлестнула тебя, но не убила. И на том спасибо, и так много невинных померло там.       Он тут же помрачнел, явно вспоминая все то плохое, что видел. И наконец выдалась возможность его хорошо рассмотреть. Ему одновременно можно дать и сорок и тысячу лет: глаза светлые, понимающие, а лицо покрыто морщинками. Седые длинные волосы и борода, которую он почесывает при любой возможности. Темные одеяния с витиеватыми серебряными узорами, как из книг по истории. На голове красовалось также серебряное украшение, что напоминало эльфийскую корону, но завитками не было похоже ни на что, что я когда либо видела, а камни красного цвета придавали дороговизны. Сам по себе мужчина коренастый, крупный, а для своего возраста даже очень мускулистый (насколько в принципе я могу судить по внешнему виду). Но главная его черта — отсутствие крыльев. Это вызывает сильное недоумение. Разве возможно, что в этом мире есть простые люди. Не уверена. Может сделал, что плохое и лишился их? В любом случае — слишком непривычно.       — Кто вы? — наконец додумалась спросить.       — Я-то? — с усмешкой, даже повеселев, спросил тот. — Я, собственно, никто, — все с той же улыбкой он заглянул мне в глаза и протянул руку чтобы помочь встать. Его рука оказалась на удивление мягкой и теплой.       Сейчас этот старик уже не кажется таким сердитым как вначале: черты лица стали мягче, а голос более ласковым.       — Спасибо, — все еще сжимала его руку.       — Уверен, мы еще рассчитаемся, — он внимательно посмотрел на наши руки и вопросительно поднял бровь. — Такая знакомая, — произнес так тихо, словно мысль случайно вырвалась наружу.              — Кто? — с любопытством пыталась заглянуть ему в глаза.       — Энергия. Хм-м, — подняв серьезный взгляд, почесал бороду, — да, мы точно еще увидимся, — отпустил мою руку, и резко развернувшись на пятках, пошел в сторону живой изгороди.       — Подождите! — спохватилась я, ринувшись за ним. — Стойте! — но мужчина уже скрылся в узеньком проходе, что ведет внутрь сада. — Как Вас зовут хоть?! — взлетев на пару метров, пыталась разглядеть его силуэт, но он будто растворился.       И что это было?       Но с этим стариком разберусь немного позже. Не знаю сколько я была без сознания, но потраченного времени больше точно не стало: нужно торопиться, чтоб к рассвету найти Люци.       По последним слухам он сейчас находится в камере, где держат души, что ждут приговора. Знаю где это лишь примерно: Хранитель не разрешил мне посмотреть схему ада, когда я пришла к нему, якобы в гости. Ясно он понял для чего мне это нужно, он вовсе не глупый, но как-то комментировать это не стал. А вот Мими с радостью согласилась, но рассказала примерно, по памяти, что огорчило немного. Но нужно делать хоть что-то уже сейчас: завтра вечером Инициация. И так много времени было упущено.       Как и планировала с самого начала — перелетела сад, но теперь только всматриваясь в каждый куст. Приземлилась меж фруктовых деревьев на достаточном расстоянии, чтоб стража точно не уловили моей энергии. План достаточно прост: отвлечь их внимание с помощью огня (единственное, чем действительно могу привлечь их). Взывая к своему внутреннему огню, направляю его в ладони, которые с силой приложила к стволу дерева. Вижу, как красное сияние распространяется меж трещинками коры, пока дерево вмиг не загорается. Язычки пламени, подхватываемые ветром, расходятся все дальше и быстрее. Треск дерева становится все громче, что несколько даже пугает.       Издалека слышу мужские голоса, что начали переговариваться. Попались. Аккуратно, прячась за каждым деревом, перемещаюсь все дальше в лес. Цокот доспехов отдаляется, но все еще можно разобрать, где именно находится стража. И вот — самое подходящее время чтоб проскочить.       Но меня ждала новая проблема. Не успела я приземлиться, как страж, которого оставили все-таки сторожить проход, замечает меня. Но крикнуть или сказать что-либо не успевает: моя реакция, на удивление, срабатывает быстрее.       — Ты меня здесь не видел! — пусть я и не мастер внушения, но мое неожиданное появление застает его врасплох: даже среагировать не успел. Прошло все так легко с ним, что даже спускаясь по тоннелю до сих пор удивляюсь, как так вышло. Может небольшое влияние сада дает свое?       Приветствует меня до жути странное и шумное место: крики заключенных сильно режут слух, словно вот-вот лопнут барабанные перепонки, а от запаха серы становится трудно дышать. Проходя мимо заплесневелых решеток, стараюсь внимательно разглядывать тех, кто находится внутри, ведь не известно, где именно закрыли Люцифера. У одной остановилась, уж слишком сильно черные крылья похожи на те, что я ищу. Но не успеваю я отпрыгнуть, как гнилые ручонки хватают меня за крыло и сильнее притягивают к решетке. По ту сторону на меня смотрит и скалится полуразвалившееся лицо с выпученными глазами, а запах от него не лучше серного.       — Эй! Отпусти! — стараясь не очень кричать, пытаюсь вырватся.       — Зря ты сюда пришла, голубка. Ох, зря, — я чуть не падаю на пол, когда это нечто резко отпускает меня. Отойдя на безопасное расстояние, все-таки спрашиваю:       — Что ты имеешь ввиду?       — Он уже знает, что ты здесь. Тебе не убежать, — с каждым шагом он все больше отдалялся в глубь своей камеры, пока его тело и вовсе перестало быть видно.       — Что? О ком ты говоришь? — но ответа дальше не последовало, будто растворился.       — Вики? — слышу хриплый голос с другого конца коридора.       Забыв об этом непонятном инциденте, срываюсь с места и бегу. Как давно не слышала этого голоса, что даже от одного услышанного имени уже хочется плакать. Как же его не хватало. Падаю на колени, даже не обращая внимания на ту боль, что идет следом. Плевать. Потому что вижу перед собой обессиленное тело, что еле поднимает голову.       — О, творец! Люци! Что они с тобой сделали? — хватаюсь за дверцу этой решетки и колочу ее так сильно, как только могу. Нужно вызволить его отсюда. Он же страдает. Ему никто не помогает. Как его такого, покрытым ранами, оставили здесь?       — Вики, — прозвучало облегченно. Собираясь из последних сил, демон подползает ближе и утыкается головой в решетку.       — Тебя нужно как-то освободить, — хватаюсь за его теплую руку и прижимаю к груди, будто сейчас он сможет просочиться сквозь эту преграду. — Ты очень обессилен, — вдруг, приходит внезапная мысль, что моя кровь не такая уж и бесполезная. Хранитель ведь все рассказал мне об этом. И как я раньше этого не вспомнила? Отстранившись, пытаюсь найти подходящий камушек, коих тут достаточно.       — Что ты делаешь? — еле выговаривает, но внимательно наблюдает за мной.       — Вот! — и подползаю прямо вплотную к нему, на сколько это вообще возможно. — Сейчас будет лучше, — острым краем камня сильно надавливаю на свою ладонь. Небольшая красная дорожка начинает жечь, но кровь так и не выступила. Провожу еще раз по тому же месту, разрывая ткани кожи. Это больно. Больнее чем я предполагала, но не останавливаюсь до те пор, пока вся ладонь не оказывается в кровавых каплях.       — Зачем ты это делаешь? Не нужно! Лучше уходи отсюда, как можно скорее!       — Только с тобой! — просовываю ему свою руку через прутья, останавливая ее у самого лица. — Пей, — но он только отсовывает ее. — Прошу, тебе станет лучше и мы придумаем как выбраться.       Он явно не хотел принимать мою помощь в таком виде, поэтому, когда он хотел сказать мне что-то в ответ, закрыла его рот своей ладонью. Ему ничего не оставалось, как принять это. И смотря на него понимаю — эта боль того стоит: его бледное лицо с каждым небольшим глотком начинает приобретать естественный цвет, небольшие ранки на лице начинают понемногу стягиваются, разбитые, скорее всего о стены камеры, костяшки тоже становятся меньше. Когда кровь перестала течь, отнимаю руку от таких мягких губ. Пусть и не очень, но видно, что демону стало лучше.       — Спасибо, — прошептал, притягивая к себе. — А теперь уходи. Прошу, убегай скорее!       — Я же сказала, только вдвоем уйдем отсюда.       — Я совершил непоправимую ошибку, — он сделал небольшой вдох и посмотрел на меня. — И… Я все вспомнил… Уверен, ты понимаешь о чем я. Поэтому прошу… Ради нашего прошлого! — и тут сердце застучало в ушах. — Уходи! Завтра мы сможем решить все… А сейчас беги, как только можешь, — его уже излеченная ладонь прикасается к моей щеке, а большой палец размазывает что-то теплое и влажное. — Не плачь. Я обязательно вернусь.       — Знаете, мне уже это осточертело! — сзади раздается громкий мужской возглас. Не успеваю и обернутся, как меня хватают за крыло и я валюсь мешком на влажный каменный пол.       — Нет! Не трогай ее! — звучит свирепый голос Люцифера.       — Мои одолжения вам закончились поэтому, — мужчина с голосом похожим на Геральда, снова хватает мое крыло, не успела я даже подняться, — ты пойдешь со мной, — он потащил меня по каменному полу, словно игрушку. В месте соединения крыла со спиной становится очень больно, еще немного и мне его вовсе вырвут. Кожа горит. Острые уголки камней больно впиваются в тело, а ладони, которыми я так отчаянно пытаюсь схватиться хоть за что-то, только бы остановить эту агонию, кажется, стерлись до мяса. Будто снова заживо горю. За своими криками еле различаю голос Люцифера, что продолжает уговаривать оставить меня в покое. Ягодицы и пяты постигли участи не лучше. Сквозь слезы вижу за собой кровавый след, что растекается мелкими каплями. Эта боль полностью затуманивает мой разум — кроме этого ни о чем больше и думать не способна.       Остановившись у какой-то камеры, меня забрасывают внутрь, как будто я не вешу ничего. Под собой чувствую все тот же сырой пол, который, кажется, запомню на всю жизнь, но уже не причиняющий столько боли, а даже наоборот. Повернув голову, вижу черные ботинки, что остановились недалеко от меня.       — Да почему же ты не можешь спокойно дожить до инициации? Вечные твои эти выходки. Я уже устал прикрывать тебя и твоего хренова любовника, — меня хватают за горло и приподнимают, заставляя взглянуть в глаза.       — Геральд? — проговариваю, еле дыша.       — Все! Ты вынудила меня это сделать. До самой инициации будешь паинькой, — злоба в его голосе сочится ядом, что даже слушать неприятно. — А теперь, — чувствую, как происходит какое-то копошение в моей голове, — ты забудешь все, что произошло с тобой после смерти и будешь помнить то, что я тебе расскажу.       — Нет, — еле слышно. — Только не опять, — дышать становится все труднее, вот-вот потеряю сознание, что на защиту уже не остается никаких сил. По щекам чувствую горячие слезы, что не перестают литься, смешиваясь с кровью. В голове пытаюсь держать образ Люцифера, его голос, в надежде, что хоть какой-то осознанный кусочек памяти останется. Но становится слишком страшно, когда в один момент я забываю, как выглядят его глаза.