Заключение в Аркхэме

Секунды проходят за секундами, минуты за минутами, складываясь в вереницу времени, но ему нет до этого дела. Рассеянный, очень медленно проясняющийся взгляд, скользит по белоснежному потолку до далекой расплывчатой двери палаты, которую пациенты, еще не окончательно сошедшие с ума, совершенно заслужено называют камерой, и обратно. Поджатые ноги затекли, но он и не думает менять позу. Он вообще не думает о том, что сейчас происходит вокруг - все его сознание из-за вколотых препаратов около получаса назад устремилось внутрь его собственной головы, и он все еще пытается отчаянно бороться с этим, хотя и понимает, что все старания напрасны. Его хватает еще минут на десять, потом силы оставляют затуманенный разум, и Джокер скользит в головокружительный водоворот видений, вырванных неизвестно откуда и переплетенных настолько изощренно, что даже здоровый разум ужаснулся бы при виде их. Тело падает поперек койки, почти идеально вписываясь в ее ширину - только самая макушка чуть чиркает о стену. Ноги, освободившиеся от веса тела, медленно скользят вниз, касаясь самыми кончиками белоснежных больничных носок пола, и замирают в то же мгновение. Руки едва заметно дергаются в рукавах смирительной рубашки, в тщетной попытке закрыть, защитить взорвавшийся где-то далеко от оставляемого тела разум. А потом он расслабляется, потому что самого Джокера уже нет в этой камере - не в эти часы. *** Это больно, словно продираешься через заросли колючих кустов, которые царапают тебя в кровь, или через рой невидимых глазу осколков, что, пожалуй, будет ближе к истине. Потому что чаще всего в мире за границами Аркхэма воспоминания - это именно осколки. Только тогда он их видит, и они не подпускают его к себе, только изредка раня пальцы, когда ему удается их поймать. Здесь же, в этом непонятном мире искусственных грез, его память повсюду - даже в самом воздухе, которым он почти не может дышать. Поэтому он каждый раз идет сквозь невидимые лезвия, оставляющие болезненные, но совершенно невидимые порезы. Поэтому он так отчаянно надеется каждый раз, что доза введенных ему лекарств будет достаточно большой, чтобы он не увидел сны, чтобы он просто провалился в черное ничто. Чаще всего ему везет - никто не хочет рисковать, когда рядом с ним Джокер, - и санитары, и врачи впрыскивают в кровь достаточно препаратов, чтобы он отключился мгновенно, разумно опасаясь, что с его высокой нечувствительностью к их химии, он может остаться не только на ногах и в ясном уме, но еще и переломать им пару костей. Но сегодняшнему врачу удалось рассчитать нужную дозу. По крайней мере Джокер был уверен в этом, когда он заглянул в холодные злые глаза, и не удивился ни тому, что дозу не увеличили, когда он не отключился от одной инъекции, цепляясь за начавшее уплывать сознание, ни тому, что его почти сразу оставили одного в камере. Нет, он не тешил себя иллюзиями, сразу поняв, что его ждет, и рассмеявшись в эти ледяные глаза своим безумным сводящим многих с ума смехом, принимая вызов и отвечая на него. И последующие сорок минут, что он боролся с наплывающим наваждением, улыбка не сходила с его бледных губ, оставшись на них даже тогда, когда сам Джокер улетел в мир грез. *** Он висел в темноте, а может быть двигался сквозь нее, потому что здесь не было пока ничего, чтобы он мог понять точно. Только ничто, вечное эхо его собственного смеха, отраженное и наложенное само на себя несчетное количество раз, и невидимые воспоминания, оставляющие невидимые порезы на всем, даже где-то глубоко внутри. Хотя нет, это тот самый знакомый отголосок реальности, удивительно как пришедший за ним сюда. Смех Джокера - живой в этом застывшем мире, разлетающийся, сбивающий царящее здесь однообразие, вносящий безумие и почти наверняка сотрясающие его настоящее тело где-то далеко отсюда. И словно ответом на этот смех - стремительно растущее, сверкающее, летящее ему на встречу зеркало. И тот, кого он он не ожидал увидеть. Тот, с кем они не встречались уже очень давно. Или, может быть, все их встречи были здесь, и поэтому он не помнит о них, и забудет об этой тоже, когда очнется в своей камере-палате. - Радость? - его собственный смех оборвался, когда он увидел зеркальное отражение, и почти сразу стих, поглощенный темнотой, растворился без следа в вечной какофонии здешних звуков. Имя, слетевшее с его губ до того, как он сам осознал, что произнес его, вызвало болезненный укол где-то внутри. Лишь услышав это имя, он вспомнил того, кто сейчас замер перед ним и улыбался ему из-за зеркальной поверхности. - Не думал, что ты так быстро вспомнишь меня... Потому что я сам почти не помню, кто ты, - Радость (Флек? Да, Флек! - что-то щелкнуло в сознании, и Джокер ощутил, что половина его сил, чувств, воспоминаний исчезла, словно перетекла в повисшее перед ним отражение) протянул руку, прошедшую через зеркало в его мир, словно никакой преграды и не было. - Я... Флек дернул вторую руку к виску и болезненно скривил губы. Похоже, что поток воспоминаний Джокера достиг его, резанул непривычной для него болью, завертел головокружительным смерчем. Пока слишком живое отражение пыталось справиться с этим вихрем, Джокер поборол подступившую от оттока сил тошноту и шагнул вперед, соединяя их пальцы и перехватывая инициативу. - Вот где ты все это время прятался, Радость, - Джокер усмехнулся, и губы сами начали растягиваться в привычную улыбку, выпуская обрывки смеха, повисающие в окружающей темноте. - А знаешь, я даже скучал. Он сжал цепляющуюся за него ладонь все еще боровшегося с кружившимся в нем вихрем осколков-воспоминаний Флека. Сжал до боли, едва не ломая тонкие, но прочные кости. А потом резко дернул на себя, выдергивая его с той стороны зеркала. Артур не удержал равновесие, когда споткнулся о зеркальную раму и упал к самым ногам собственной сумасшедшей копии, не отпустившей при этом его руку. - Хочешь снова пойти со мной туда? Хочешь перестать быть моим глюком? Моим бредовым лекарственным кошмаром? А, Флек? Хочешь снова побороться за это тело? Хочешь вдохнуть настоящего воздуха? И сойти с ума от всего, что окружает там меня? - Джокер дернул Артура вверх, заставляя подняться на ноги. - Хочешь? Он перехватил Артура за подбородок, заставляя смотреть в глаза, несмотря на давящую от этого на них обоих головокружительную тошноту от слияния так близко стоящих, что воздух их дыхания смешивался бы, если бы они дышали здесь, сознаний. Безумие Джокера и его привычность к вечно царящей в его голове боли делала его сейчас сильнее Флека. Но тот, запертый неизвестно сколько времени внутри воспоминаний, выбиравшийся из них только в те минуты, когда одурманенный лекарствами разум Джокера отключался, или когда что-то в его (их?) голове переключалось само по себе, и Артур оказывался в неизвестном месте, с неизвестными людьми, которые смотрели на него с обожанием и хотели от него чего-то не того, а несколько раз даже в руках странно неуловимо знакомого создания, закованного в черную броню, носившего маску с острыми ушами, бывшего кем-то... таким знакомым... - Флек! - он бы упал от удара, если бы Джокер не сжимал до сих пор его запястье. - Хватит думать не обо мне! Я только что предложил тебе весь мир, а ты меня не слушал! Странно было ощущать настоящую боль. Ведь в этом месте обычно не было чувств, ведь чаще их взаимоотношения не носили физического воздействия, потому что они были огорожены от него собственными независимыми не смешиваемыми сознаниями. И все, что они причиняли другу другу исходило либо от тела, либо от столкновений мыслей. Но в этот раз он снова чувствовал прикосновения Джокера, как тогда давно, в том почти забытом воспоминании, что сейчас вилось над ними, как назойливое насекомое. Может это было действие лекарств, может Джокер сам скользнул в эту часть своей памяти, заблудившись на ее бесконечных путях, может Артур пересек какую-то невидимую глазу преграду, когда блуждал здесь все это время, может что-то дало ему сил. Он перехватил державшую его за запястье руку Джокера, который явно не ожидал его попытки перехватить инициативу, но лишь рассмеялся ему в лицо неудержимым рассыпающимся словно осколки смехом. Их пальцы переплелись, и Артур сдавил своей ладонью его ладонь, приблизился к смеющемуся разрисованному лицу (он уловил невозможное в этом мире - запах грима, тоже почти забытый, от которого вокруг заплясал еще один круговорот мелких стеклышек-воспоминаний). - Потанцуем, Джокер? *** В этот редкий раз в их танце вел он, не задумываясь о том, причиняют ли его резкие движения боль партнеру или нет, не отпуская его от себя, не давая передохнуть. Джокер улыбался, иногда давился слетавшими с губ осколками смеха, временами пытался перехватить инициативу, но каждый раз отступал, натолкнувшись на грубое сжатие руки или пронзительный взгляд серых глаз. Артур не помнил, чтобы они когда-то танцевали так - порознь, не деля одно тело на двоих. Если это и случалось в одну из их немногих встреч здесь, то это воспоминание сейчас улетело куда-то далеко в неизвестность. Их танец был странным, ломаным. Он походил на болезнь, на безумие, на боль. Артур не знал, что так можно танцевать вдвоем, а не одному, стоя перед своим отражением, повторяющим твои движения. Что можно двигаться так синхронно двум партнерам в двух телах. Шаг. Поворот. Одновременное движение двух чужих рук. В разные стороны, потом навстречу - не касаясь, переплетаясь, почти сливаясь. Пальцы соединились, сжались - до боли, до невозможности. Шаги, повороты - в сторону, навстречу. Перекрестье ног (даже некогда подумать - как они еще не столкнулись, не запнулись друг о друга, не упали?). Расцепить руки, повернуться вокруг себя, чтобы снова попасть в объятия пальцев и глаз. Артур мигнул, понимая, что Джокер уже почти перехватил инициативу, по крайней мере они уже двигались на равных. Оба вели, словно снова стали одним целым с двумя разумами, но и с двумя телами. Остановились они тоже одновременно. Просто как-то разминулись, разошлись в стороны, как когда-то разводили руки в танце в реальном мире. Замерли, чувствуя друг друга спиной и затылками. Даже не глядя, Артур понял, что Джокер развел в стороны руки, запрокинул голову и запустил в окружающую их темноту, прерываемую посверкиванием пролетающих воспоминаний, свой неудержимый смех, давая еще один выход переполнявшей его (их?) энергии. Артур повернулся, подошел к нему со спины, обнял, прижимая к себе собственное же смеющееся тело и закрыл глаза. На секунду. *** Когда он их открыл, перед ним была аркхэмская палата, тускло освещенная приглушенным ночным светом. На какой-то миг ему показалось, что они с Джокером как-то оказались здесь вдвоем, но потом он понял, что продолжает обнимать сам себя, не в силах развести руки из-за смирительной рубашки. Слабый сладкий запах лекарств. Далекие шаги дежурного охранника в коридорах. Полузабытая реальность понемногу проникала в сознание, давала понять, что он снова здесь, снова на самом деле видит, слышит, чувствует. Он снова вернулся в этот мир. Надолго ли? "Кто знает..." - со смехом прошелестел в глубине его сознания голос Джокера. Этот смех скатился с его невидимых губ, долетел до Артура, и тот заснул с улыбкой. Заснул без действия лекарств, чтобы проснуться утром. Что его (или все-таки их?) ждет дальше в этой настоящей реальности, после долгого перерыва? Кто знает...