Старые псы, новые трюки

      Каменные статуи волков внимательно наблюдали за каждым её шагом своими пустыми, бездвижными глазами, но от выражения их морд всё равно закрадывалось неприятное чувство. Словно они настоящие. Словно два десятка волков в любой момент сорвутся со своих потёртых временем и поросших мхом пьедесталов и разорвут крепкими челюстями.       Несложно было представить, как на ступени полетят крупные алые капли. И тело, скорее всего, вряд ли найдут: по обе стороны – густейший, непроглядный лес. Поднимающаяся ввысь крутая лестница казалась тонкой и ветхой доской – импровизированным мостом через болото. Шаг влево, шаг вправо – и всё, поминай как звали. Не удивит наличие такого болота с этой самой доской где-то в глубине леса. Или и вовсе без доски – тут не было людей, чтобы сооружать подобие мостика.       Тории зловещей тенью нависали над лестницей. Шелест листвы оглушал с каждым сильным порывом ветра. Тёмные тучи стремительно укрывали небо, и скорый холодный дождь – лишь вопрос времени. Но вдалеке то и дело слышались раскаты грома.       Пришлось снять обувь и ускорится. Подошва ботинок опасливо скользила на влажных камнях. Босиком идти было быстрее, несмотря на острые камушки и колючие ветки под ступнями, и в какой-то момент мысль про возможные алые капли перестала быть просто мыслью. Рьюга украдкой глянула на кровавые следы и фыркнула – плевать.       Не было понимания того, сколько ещё идти и как высоко может уходить лестница. Оборачиваться нельзя, спускаться, не дойдя до последней ступени – тоже. Так ей говорили местные, предостерегая от визита в храм псоглавого бога. Нельзя. Особенно без подношений – вот тут они ошиблись, но поправлять их она не стала. Просто сухо повторила вопрос и, дождавшись, пока найдутся с ответом, направилась в указанном направлении.       Святыня Ину-Гами, значит.       Рьюга резко повернула голову в сторону: в периферии ей показалось, что волк на пьедестале двинулся. И волк ли вообще? «Ину» ведь значило «собака». Она раздражённо нахмурилась и смахнула с плеча принесённые ветром листья.       Кто бы то ни был, каменные статуи – бездвижны. Они не могут ни шевелить глазами, ни просто шевелиться – только сидеть, уткнувшись пустым взглядом в одну точку. Однако слова о том, что оборачиваться нельзя, всё-таки одёрнули соблазн узнать, что или кто внезапно нарушил покой.       Рьюга выдохнула и продолжила подъём, то и дело вслушиваясь: с каждой минутой грохот разносился всё ближе и ближе. Слишком уж быстро наползла тень, а ветер стал ещё холоднее. Она дёрнула платок на шее, намотанный как капюшон, и ненадолго замерла, приподняв сначала одну ногу, потом вторую, и дёрнув ступнями, одновременно с этим разминая пальцы. Они коченели от холода, а это малоприятно и даже больно.       Симэнава, тянущаяся от дерева к дереву вдоль пьедесталов, медленно раскачивалась из стороны в сторону. Монотонные движения и почти дурманящий запах мокрой земли… Рьюга тряхнула головой, опустив взгляд на собственные ноги: словно само окружение заставляло свернуть в сторону и узнать, что там – за соломенной верёвкой, в тёмной глубине леса.       Дождь начался резко, накрыв плотной стеной. В каком-то смысле даже болезненной: крупные холодные капли неприятно били по голой коже, заставляя ускорить шаг. Но она всё равно не перешла на бег – на кой смысл, убьётся на лестнице быстрее.       Убьётся.       Рьюга фыркнула и украдкой глянула вперёд: тории заканчивались, и маячивший светлый проход – выход из этого своеобразного туннеля – странной тоской отозвался в душе. Она прищурилась. Икры сводило, тупая боль била по ступням с каждым новым шагом.       Немного ведь осталось.       Тряхнув головой и протерев краем платка глаза, Рьюга в несколько широких шагов достигла последней ступени. Каменных собак не оказалось, а разбитые пьедесталы навивали странные мысли: не сами же они так треснули. Откуда-то извне? Их разбили? Она перевела взгляд на столбы тории. Несколько глубоких царапин на тёмном дереве выглядели отвратительно. Лестница бесконечной лентой уходила далеко вниз. Лес окружал территорию храма, отчего деревню у подножия видно не было – насколько высоко вообще располагалась эта святыня?       Рьюга бы определённо постояла ещё, обдумывая дальнейшее, но холодный дождь, холодный ветер и громкие раскаты грома заставили сдвинуться с мёртвой точки: как бы то ни было, промокла она до костей вполне по-настоящему.       Вскользь промелькнула мысль: а стоило ли вообще идти к тэмидзуе. Однако таковы обычаи, напомнила себе Рьюга и со сжатыми кулаками направилась к камню, отдалённо напоминающему родник.       На обтёсанном камне были выгравированы иероглифы – или что-то отдалённо на них похожее. Текст настолько размылся и растрескался, что больше не считывался. В небольшое углубление непрерывно текла вода, тонкой струёй вытекая из деревянного подобия трубы. По обе стороны лежали потёртые небольшие черпаки.       Рьюга точно не помнила, откуда знала порядок действий, однако словно по заученной схеме, ни разу не усомнившись в собственных движениях, омыла сначала левую руку, затем правую; вылив немного воды в левую кисть, прополоскала рот и затем наклонила черпак так, чтобы вода потекла по рукояти. Насколько это было обязательно в условиях сильнейшего ливня – вопрос насущный, но всё-таки риторический.       Ветхий хэйдэн располагался рядом с источником. У входа – всё те же каменные псы, только размером меньше тех, кто расположился вдоль лестницы. Выражение морды, поза – в остальном же они были абсолютно идентичными. И также вызывали чувство иррациональной тревоги: один неверный шаг – и тразорвут на куски.       Неверный шаг – или же неправильно подношение. Рьюга успела подумать над тем, что оставить в святыне Ину-Гами. Было всего две «достойные» вещи, и выбор казался донельзя сложным. Но с подачи Рьюто – случайно брошенная им фраза навела на нужную мысль, - она-таки определилась.       Половица под ногами громко скрипнула. Внутри пахло пылью и старой бумагой, а прикасаться к оберегам лишний раз не хотелось – они выглядели настолько древними, что могли рассыпаться. Рьюга скептически отметила тянущийся за ней мокрый шлейф. Не только следы – вода стекала с одежды и волос. Поэтому пришлось ступать очень аккуратно, без лишних телодвижений, оставив обувь у порожка.       Наруч она ещё перед выходом повязала на пояс, не решившись его надевать: во-первых, смысла ни на грош, во-вторых, место, где он располагался несколько долгих лет, превратилось в один сплошной рубец. Отметина былого могущества.       Развязывать крепкий узел онемевшими пальцы оказалось достаточно… Рьюга поджала губы и тяжело вздохнула, расслабляя руки в попытке не порвать шнурок, который она же и подвязала. Обломки ногтей никак делу не помогали: ноготь болезненно погнулся при попытке подцепить нить.       Вдох-выдох. Рьюга несколько раз сжала и разжала кулаки, разгоняя кровь, и настолько спокойно и сдержанно, насколько только могла, принялась с усилием оттягивать петлю, ослабляя узел. Раза с третьего получилось, и она только криво усмехнулась про себя: кто бы мог подумать, что самыми сложными эпизодами станут подъём по лестнице и попытки развязать узел, не порвав шнурок.       Узел ослаб, и обмотанный на подобие пояса шнурок ощутимо натянулся вбок. Ловким движением Рьюга подхватила наруч: он был достаточно тяжёлым, а создавать лишний шум – или и вовсе громить и без того некрепкую постройку – не очень-то и хотелось.       Рьюга осторожно положила его на треснутую доску, сложила руки вместе – ладонь к ладони - и глянула на висевшую на уровне глаз деревяшку с выжженными на ней иероглифами. Пословица. Трещина поперёк написанного разделяла текст, отчего получилась достаточно неоднозначная игра слов.       Иронично.       Наруч покачался и завалился набок, доска под ним опасливо и со скрипом накренилась. Рьюга подставила руку, чтобы в случае чего поймать, но особо ничего больше не произошло, и она осторожно сделала шаг назад.       Медленно ступая спиной вперёд, Рьюга остановилась у порожка и сипло выдохнула, поймав себя на мысли, что готова сидеть даже в пыльной рухляди, лишь бы не выходить под холодный дождь. Однако сразу же напомнила себе о цели визита и снова попыталась абстрагироваться от происходящего и очистить голову от лишних мыслей.       Она снова сложила руки и прикрыла глаза, концентрируясь на образе Ину-Каге. Человек в алой юкате с головой пса. Или в маске пса – кто как рассказывал. Ей нужен был только волчок Псового бога, который всё по тем же рассказам и приданиям хранился именно тут.       Рьюга выглянула на улицу и снова зацепилась взглядом за порезы на столбах и разбитые пьедесталы и нахмурившись, проведя параллель. Она знала, что могло оставить такие повреждения. Но кто за это ответственен?.. Нервно поведя бровью и раздражённо поджав губы, Рьюга уверенно направилась в то место, где, по идее, и должен был находиться волчок.       Хондэн был таким же ветхим, как и хайдэн, поэтому пришлось сбавить шаг, дойдя до лестницы. Первые две доски снизу, первая доска сверху и несколько между ними оказались переломанными или и вовсе отсутствовали. Вода стекала по набухшим доскам.       Обувь осталась у порожка зала подношений. В главный зал Рьюга также поднималась босиком, осторожно наступая на узкие, мокрые ступени. И чем ближе к условной цели, тем тревожнее становилось – слишком уж крепко зацепилось тревожное подозрение; хрупкая идеализированная иллюзия шла трещинами всё более заметными.       И снова запах пыли и старости. Отсутствие людей больше настораживало, чем радовало, потому что даже несмотря на ливень, всё тут чувствовалось пустым. Словно никого никогда и не было. Или исчезли. Во что верилось больше.       Рьюга медленно обвела взглядом колонны, стены, старую мебель – всё здесь покрывали те же порезы, что и на столбах томии. Обрывки фонарей медленно раскачивались от порывов ветра, проникающего сквозь дыры конструкции.       Настолько нагнетающая обстановка только укрепила мысль о пропавших людях: было видно, что разруха свежая. Пыли и сухих листьев оказалось не так уж и много – лес ещё не успел захватить зал, хотя и медленно приступал.       У входа, вдоль стен и у святыни неизменно сидели каменные псы. Однако лишённые голов, а некоторые – коим явно повезло меньше – и вовсе разрушенные до такой степени, что остались только очертания лап. Рьюга тяжело вздохнула, чувствуя, как внутри закипает ярость. Ей хотелось посмотреть на того, кто позволил себе издеваться над священным местом и здешним божеством.       Посмотреть – и, наверное, придушить, но она быстро отмахнулась от подобного: не сейчас и не здесь о таком думать. Держать голову холодной, да.       У дальней стены и располагалось то, что и являлось целью визита. Изображение Ину-Гами, несколько иссохших благовоний, сухие цветы – и камень. Камень, ограждённый симэнавой, с выгравированными иероглифами «Собака» и «Бог».       Пустой.       Рьюга сжала кулаки и прищурилась, чувствуя, что глаз нервно задёргался. Никто ведь не говорил, что волчок обязательно тут будет – в конце-то концов, это очень старая святыня. Верно?       Она обернулась на шорохи за спиной. У одного из обезглавленных псов сидел обычный пёс, вполне живой и настоящий, и очень внимательно обнюхивал скол, где раньше была голова статуи. Его тяжёлое дыхание даже в каком-то смысле успокоило – всё-таки, кто-то живой тут был. Не человек, но даже так – вполне неплохо. Однако полумрак напрягал. Она в периферии видела очертания собственной тени, но вот тени пса – нет. Хотя та должна была быть.       Рьюга цыкнула и с трудом подтянула деревянные двери, пытаясь хоть как-то защититься от холодного дождя. Переждёт тут – иного и не оставалось. Стоило на мгновение отвести взгляд, пёс исчез, словно никогда его и не было. Она криво усмехнулась и сипло выдохнула, оседая на пол и подтягивая ноги к груди: пустая трата времени.       Переждать дождь. Только и всего. Игнорируя покалывания под кожей: кто-то из пустоты очень пристально и хищно за ней наблюдал. Игнорировать – и не провоцировать. Ни мыслями, ни действиями.