ID работы: 9020591

Старые псы, новые трюки

Джен
R
В процессе
37
автор
Размер:
планируется Макси, написано 1 082 страницы, 56 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
37 Нравится 61 Отзывы 15 В сборник Скачать

Запись #36, завершение. Походный журнал.

Настройки текста
            Под открытым небом, в жарком влажном климате тело переходит в активную стадию разложения в разы быстрее, уже на вторые сутки чернея и раздуваясь. А вкупе со множеством мелкой гадости, вроде насекомых и представителей животного мира покрупнее, от тела ничего не останется уже через несколько дней: что не распадётся само, будет сожрано или затеряется среди растительности.       Тсуна молча наблюдала, как Александр вытирает тёкшую из носа кровь, то и дело сплёвывая в пластиковый стакан чёрные слизистые сгустки, и держалась за локоть, ковыряя ногтем рельефный рубец. Руку перекручивало и сводило болезненной судорогой — от таких резких движений Отори сама не против была присесть на возникшую из стены, как и проход до этого, банкетку и приходить в себя, игнорируя обеспокоенные телодвижения юношей в серебреной и золотой масках.       Игнорировал их и сам Александр, если уж на то пошло. А пацаны, очевидно, не понимали, куда себя деть и что вообще в такой ситуации надо было делать, потому что кулаками махать это не то же самое, что волчки запускать. Тсуна ещё со времён учёбы помнила одно простое правило: ты можешь быть сколько угодно способным и сильным блейдером, но по лицу тебе могут прописать в любой момент, и лучше быть к этому готовой.       И она-то готовой была.       А вот Александр, очевидно, нет.       — Честно признаться, я удивлён, — наконец, обет молчания был нарушен, и Александр, снова с кашлем сплюнув в стакан, сухо посмеялся.       Юноша в золотой маске протянул ему сложенный уголком бумажный платок.       — Удивлён чем? — Тсуна вскинула бровь: ей наоборот казалось, что Александр знал, что рано или поздно, но это произойдёт, и кто-нибудь ему всё-таки пропишет. Не со всей силы, как хотелось бы, и уж тем более не так много, чем того требовала душа, но пропишет.       — Ты выглядишь… не так, как бьёшь, — он пожал плечами. Тсуна на это только фыркнула, пытаясь понять, в какую сторону думать: это был намёк на то, что она выглядит слабее или наоборот сильнее, чем кажется. — Надеюсь, нос не сломан.       Газы скапливаются в брюшине, кровь превращается в чёрно-зелёную жижу, глаза мутнеют: при таких условиях становится сложно определить точные время и причину смерти, и личность найденной персоны Доу; иногда даже снятие отпечатков пальцев не помогает, и единственное, что остаётся — пытаться определить по зубам. И то, если повезёт — если у человека при жизни имелась стоматологическая карта.       А как быть, если не было?       Метод Герасимова?..       Откуда Она вообще про это знала? Может, вычитала где-то случайно, а оно отложилось… Неважно.       Неважно — человек, сидящий перед ней, в реконструкции лица для опознания не нуждался. Да и опознать его, наверное, потом будет сложновато: кроме странно выкрашенных волос в нём, по большому счёту, никаких примечательных черт не было, самый обычный… Американец? Британец? Кем он там был, Она уже забыла.       — Даже если сломан, — Тсуна потёрла шею, запоздало понимая, что с трудом может шевелить рукой: та казалась слишком громоздкой и осязаемой. — Засунешь себя в капсулу или какие ты тут методы точно-не-используешь и проведешь себе ринопластику. Всё просто.       — Это даже близко не так работает, — с ощутимым раздражением процедил Александр, и Она щёлкнула пальцами. — То есть… Я имею в виду…       — То есть, «это» тут всё-таки есть, верно? — Отори вскинула бровь, криво усмехаясь, и эта короткая вспышка победного ехидства подействовала как отрезвляющая пощёчина, потому как после неё странное чувство, растекавшееся холодными мурашками вдоль спины, шустро и ощутимо отступило.       Александр поджал губы, вскинул бровь и замолчал на долгую минуту. Тсуна тоже молчала, медленно растирая локоть, то и дело проводя пальцами вдоль рубцов, напоминая себе, что всё происходящее более чем реально. Хотелось сорвать пластыри и ногтями вскрыть швы, залезая под кожу, чтобы ощутить всё ещё сильнее, однако задним умом она понимала, что это не даст ничего, кроме лишней порции нервозности.       Чёрно-фиолетовый костюм, больше похожий на водолазный, на Александре смотрелся до невозможного нелепо, хотя определённо стоило отметить, что если тот был в обтяжку, то Гилтен оказался сложен куда лучше, чем Тсуна себе представляла… И не то чтобы она думала о нём без одежды — упаси Господь думать о таком по собственной воле, в относительно здравом уме и всё также относительно ясном рассудке; Тсуна, может, и отдавала себе отчёт в том, что с сознанием всё было куда хуже, чем хотелось бы, но явно не настолько, — просто нельзя было отрицать тот факт, что при взгляде на Александра в голове складывался один образ, который сейчас, при появлении новой информации, начал немного рушиться.       Справедливости ради, не стоило сразу отметать версию о том, весь этот рельеф — внутренние подкладки для придания конкретного визуального эффекта.       — Почему самая твоя красивая и искренняя улыбка была вызвана чьим-то сломанным носом?       — Не чьим-то, а конкретно твоим, — Тсуна вскинула бровь: от такого финта хотелось поперхнуться от неловкости, но она скорее третий раз сломает локоть, нежели позволит перехватить инициативу… Да даже не кому-то, а конкретно вот Александру. Ага, сейчас — вперёд ногами, только в путь. — Я бы не улыбалась, если бы кто-то из друзей-приятелей нос сломал.       — А я тебе не друг? — он спросил это так, словно расстроился, хотя Отори понимала, что это не больше, чем просто спектакль. В какой момент они перешли на полуироничный тон, разве что, сложно было отследить, но главное, что было понимание, что перешли — а остальное уже не сильно важно.       Он переключил пластинку, стоило проговориться про капсулы. Что ж, это было очевидно. Во многих моментах. И сейчас, картина станет очевиднее только если Александр сам, единолично, прикатит одну такую для визуальной демонстрации, и будет как женщина из программы телемагазина расхаживать вокруг в коктейльном жёлтом платье и уродливых бусах, попутно рассказывая про все плюсы и удобства этой стеклянной банки.       Тсуна представила подобную картину и прикусила внутреннюю часть щеки.       — Ты мой… коллега, давай начнём и закончим на этом, — она споткнулась на слове и произнесла это с таким гадостным ощущением на языке, что захотелось прополоскать рот.       — Тогда уж начальник, — заметил Александр. Тсуна дёрнула бровью, поднимая ту ещё выше. — Что, разве я не прав? Мы с тобой на разных уровнях, и соглашаться с тем, что я твой «коллега» — это принижать себя. Да и к тому же, вам, японцем, не пристало спорить о рабочей этике, разве нет?       — Напомни, ты американец или британец? — Отори прищурилась. Хотелось как-то ответить на сказанное выше, но она прикусила язык, пока не выяснит один конкретный момент.       — Американец. Только что это меняет?       — Ничего не меняет, но многое объясняет, — фыркнула она, складывая руки на груди. И нарочно криво усмехнулась, отмечая, как у Александра почти перекосило лицо. Почти — потому что, к сожалению, сумел сдержаться, хотя ей очень хотелось посмотреть на его раздражённо недовольную рожу.       — Например? — он вскинул бровь и прищурился так сильно, что едва ли не закрыл глаза, отчего получившаяся гримаса выглядела скорее комично, нежели серьёзно в каком-либо смысле.       — Ну вот, — Тсуна пожала плечами, пытаясь придумать, какой бы бред сказануть с максимально серьёзным лицом. — Не очень люблю американцев. В большинстве своём, вы все вот. Вот такие.       — От кого-то, кто судит о человеке по его группе крови, ничего подобного слышать не желаю, — фыркнул Александр. Тсуна от нахлынувшего возмущения даже поперхнулась. — Мне же не нравятся фаталисты, которыми японцы в большинстве своём и являются…       — Уж не знаю, о ком ты говоришь, — она прищурилась. — Но звучишь как типичный обладатель третьей группы.       Капли крови могут выступить на белочной оболочке глаза при удушении.       У Александра были овальные глаза чёрт знает какого цвета: разброс от серого до зеленовато-голубого в зависимости от освещения.       У неё, кажется, глаза были жёлтыми. Ну, не совсем жёлтыми — светло-карими. Очень светло-карими. По-настоящему жёлтыми глаза были у Рьюги, но сравнивать этот пронзительный взгляд с обычными глазёнками казалось как-то неправильно.       Светло-карими, да?.. У Неё же глаза, может, тоже были светло-карими, просто отдавали совершенно другим оттенком, который обычный человеческий глаз воспринимал как… как красный, кажется? Коричневый и красный, вроде, близкие цвета, так что удивляться, наверное, не следовало бы, но Она всё равно то и дело удивлялась.       Такой красивый цвет — и сравнивали с обычным красным.       Впору было бы оскорбиться, да Она и оскорблялась поначалу, однако позже узнала, каких оттенков этот пресловутый красный бывает и насколько Ей самой эти оттенки нравятся, и чувство глубокого оскорбления сменилось на чувство распирающей донельзя гордости.       А пурпурный всегда считался дорогим, выделяющим обладателя такой ткани, цветом.       — Третьей? — фыркнул Александр. — Даже не близко.       Тсуна закатила глаза, мельком, не без опасения отмечая, что кончики пальцев начали неметь, и чтобы ощущать руку ей приходилось то и дело сжимать и разжимать кулак. Жест получался больше устрашающе-предупредительным, что определённо не могло не радовать, однако… Однако имели что имели.       — У тебя или третья, или четвёртая, — продолжила Отори, проигнорировав то, как демонстративно он закатил глаза. — Смотря, насколько ты мудак, честно говоря, но это надо узнать поближе.       — Читал я про эти ваши гороскопы по крови, — раздражённо процедил Александр и уткнул руки в бока, круто вскидывая бровь. — Просто общие определения, которые при желании подходят всем и каждому, однако из-за субъективного восприятия самих себя и феномена Баадера-Майнхоф, начинает казаться, что обозначенные тезисы хорошо, даже идеально к тебе подходят.       Баадера-Майнхоф…       Умные слова знает, и хотя Тсуна не то чтобы была несогласна с такой позицией, продолжать гнуть своё ей хотелось просто так — чтобы продолжать доводить его до ручки. Не ради какой-то цели, нет — целиком и полностью ради эгоистичного желания прикинуться вредной сукой, потому что это очевидно его раздражало, а этого Отори и добивалась.       — Я жила в японском коллективе, меня никогда за группу крови не травили, — заметила она. Не соврала, а умолчала: в конце-то концов, именно за группу крови её правда никогда не задирали. — А ты, иностранец, знающий про это лишь из «прочитанного», ведешь себя как обиженный мальчик, которому за то, что он тройка — или четвёрка, если уж на то пошло — регулярно подкладывают в обувь сырую индейку.       Про третью группу Тсуна знала, в основном, то, что их описывают как прагматичных, на своей волне и раскованных в своих стремлениях и желаниях эгоистов. Четвёрки же были более возвышены и концентрированы этим флёром лёгкой загадочности, которая, по факту, была близка к эксцентричности, чудаковатости и… двуличию? А также оттенялась холодным и циничным взглядом на реальность.       Определения давал Ю, поэтому полагалась Тсуна сугубо на то, что запомнила с его слов. По описанию Александр правда скорее был четвёркой, но ей хотелось по мозгам ему походить с темой, которая очевидно ему не нравилась.       — Я сегодня поел, поэтому голода не существует, — Александр закатил глаза, и у Тсуны задёргалось веко. — То, что тебя за такое не задирали, не значит, что за такое не задирают.       — А тебя? — Тсуна вскинула бровь.       — Что меня?       — Тебя за такое задирали?       Александр свёл брови на переносице и едва заметно качнул головой.       — Ты жил в японском обществе?       — Сейчас.       — Нет, не на правах старшего. На правах нижнего звена иерархии?       — Нет.       — Вот и заткнись, пожалуйста, — она улыбнулась. — И предлагаю сменить тему, а то мы как-то далековато ушли от того, о чём изначально шла речь, и ты мне нужен для разговора.       — Как связано то, что мы разговорились, с тем, что я тебе нужен?       — Чем больше я слышу от тебя, тем сильнее хочу тебя придушить самым болезненным способом, а это будет неправильно.       Александр покосился в сторону, и Тсуна наконец-то вспомнила, что в помещении они не одни. Перевела взгляд на юношей: из-за масок было невозможно определить, куда они смотрят, но головы опустили, отчего можно было предположить, что разглядывание носков ботинок было невероятно интересным занятием.       — Тут свидетели.       — И что? — Тсуна пожала плечами. — Как будто это проблема.       — Что?       — Что? — она прикусила внутреннюю часть щеки. — Придушу и их. И дело с концом.       Они юноши — по одному в каждую руку. И для тебя гаррота нужна будет, но провода от техники или нить пускателя — всё просто.       — Тебя даже камеры и возможная прослушка не пугают? — Александ усмехнулся. Интересно, насколько нервно… Тсуна только кивнула. — Что ж, хорошо, буду иметь в виду.       — В плане?       — Иметь при себе электрошокер или перцовый баллончик, чтобы в случае чего быть готовым дать тебе отпор, — он улыбнулся. — Разбитого носа мне хватило за глаза.       Тсуна снова кивнула, оценивая проделанную работу; не без гордости оценивая, стоит отметит: кровь идти перестала, однако наливался синяк, а нос медленно опухал. Ну красота же, красота!       — Мы с капсул начали, — напомнила она, заламывая руку за спину. — Про которые ты, насколько я помню, клялся-божился, что не используешь. Или я не права и такого не было?       — Не права, но было, — фыркнул Александр. — В ином виде, и оно, опять же, работает не так, как ты уже успела себе надумать.       — Я ничего и не думала.       — Да ну?       — Представь себе. Потому что что-то там надумывать, надо понимать, что это вообще за машина. И я правда, без малейшей иронии, буду крайне тебе благодарна, если ты хотя бы в общих чертах нарисуешь мне картину происходящего, потому что пока это выглядит слишком футуристично.       — Если я правильно понимаю, ты знала про проект «Ковчег», разве нет?       — Про что?..       — Огромный город в виде волчка.       — Оно называлось… Ковчег?.. — Тсуна сглотнула смешок и медленно кивнула. — Ну да, имела честь быть свидетельницей этого события.       — И это не было «слишком футуристичным»? — Александр непонимающе хмыкнул. — Правда?       — Ты пока про это не сказал, я даже и не помнила про это как-то, если быть до конца честной, — Отори пожала плечами: ну, бывает. — Меня только-только из больницы выписали, тогда много что произошло.       — Выписали из-за… инцидента?..       — А?       — С тёмной.       — Нет, — Тсуна прищурилась. — Юноша из американской команды, Деймиан, немного переусердствовал.       Пояснять, что она подразумевала под «немного переусердствовал», не сильно-то и хотелось, да и по выражению её лица он вполне мог бы и догадаться. Если уж считает Зиггурета своим наставников, в теории, должен понимать, что, как и каким образом.       Образ нынешнего Деймиана особо не вязался с тем, что всплывало в памяти при упоминании тогдашних событий, но упоминание Тёмной польстило. Очень даже польстило — ещё чуть-чуть, и начнёт улыбаться.       — Я тебя понял, — Александр встал, отчего банкетка в считанные секунды исчезла в стене, расправил появившиеся на нелепом костюме складки и, смяв бумажный платок, махнул юношам рукой. Те кивнули и вышли в появившиеся двери, закрывшиеся за ними в тот же момент. — Поговорим с глазу на глаз?       — А у меня есть выбор? — не без иронии уточнила Тсуна.       — Есть, тебя тут никто не держит, — напомнил Александр и снова сделал непонятный жест, после которого стекло, через которое он наблюдал за происходящим в зале ниже, помутнело и зашлось рябью возникающих таблиц и рамок. — Только напоминаю, что они всё ещё сражаются внизу, и у них, в отличие от тебя, цели и стремления более конкретные.       Половину экрана занимала дюжина экранов, на которых с разных ракурсов шло освещение боя. Возле тех, что брали ракурс поближе, также бегали цифры в таблицах: аналитика угла и силы запуска, информация о блейдере, о волчке, какие-то примерные обозначения роста-веса и далее-далее-далее… Тсуна повела бровью и отвела взгляд: мальчишки выглядели слегка потрёпанными, но каких-то серьёзных ран она не увидела, что как бы вроде и должно было заставить вздохнуть спокойно, однако всё равно что-то неприятно давило на шею и не давало расслабиться до конца.       Расслабиться чисто условно — не здесь и не сейчас, но состояние «бей-беги» словно возникло на пустом месте, накатывая и отходя ощутимыми волнами на протяжении всего этого времени. Хотелось сослаться на волнение за мелкотню, но вот она увидела, что с ними всё относительно в порядке, а это мерзотнейшее состояние так никуда и исчезло.       И не пропадёт, чего уж тут.       Однако в этом Тсуна себе признаваться не хотела.       А стоило бы.       — Заложниками угрожаешь? — Отори прыснула от смеха. Нервного смеха, но это Александру знать было не обязательно.       — Почему ты всегда предполагаешь самое худшее, — поморщился он. — Нет, не угрожаю. Просто напоминаю, что пришла ты не одна, и уходить в одиночку было бы ну… Ты поняла.       — Не поняла, но опустим, — призналась Тсуна. Всё она поняла, чего уж тут, просто слов нужных под ситуацию не находилось, поэтому только пожала плечами, складывая руки на груди и тяжело вздыхая. — Капсулы, Александр, капсулы.       — Ты меня по имени назвала?       — А как ещё? — она прищурилась. — И не меняй тему. Потом восхитишься.       — Капсулы, да, — протянул он и провёл указательным и средним пальцами вдоль экрана, выводя в широкий формат схематичные рисунки чего-то, что напоминало гробы. Иронично. — Никакого физического воздействия. Симуляция в виртуальной реальности, в процессе которой проходит общий анализ параметров тела для выявления наиярчайших точек воздействия…       Что-то он ещё говорил, что Тсуна записывала на автомате, исписывая блокнотные листы закорючками, которые очень сложно было назвать буквами, но которые она сама читала вполне спокойно. Это — и содержание, и тут очень пригодилась выработанная за пару лет привычка фиксировать сказанное, поэтому записывать этот мини-экскурс получалось почти дословно, опуская лишь совсем уж ненужные обороты речи.       Всё сказанное казалось каким-то зудящим на подкорке сознания потоком слов, сконцентрироваться на котором было крайне сложно, и фактически Тсуна улавливала из получившегося монолога лишь какие-то отдельные слова, то и дело вставляя «аг-ха» — чисто по привычке, чтобы не показалось, что она не вовлечена в разговор. Ещё как вовлечена, но делать два требующих вдумчивости дела — слушать, понимая, и записывать, также понимая и отслеживая правильность фиксации сказанного — пока было чересчур сложно, поэтому пренебрегла она именно слухом.       В конце-то концов, какая разница от того, слушает она, не слушает, если всё это в итоге останется на бумаге.       Когда в диалоге промелькнуло упоминание Клеопатры, Тсуна-таки споткнулась и непонимающе пробежалась глазами сначала по написанному, а потом, уловил последние несколько слов, в ещё большем недоумении подняла взгляд на Александра, который уже успел свернуть экран со схемой, оставив только изображение с камер наблюдения. Видимо, понял, что слушать-то его слушают, но лекции со всеми демонстрациями особо не упали.       — Извини, что?.. — Тсуна снова посмотрела в блокнот. В глубину своих мыслей вроде не уходила… Не настолько, чтобы откуда-до взяться Клеопатре.       Клеопатра… Это имя чем-то, но отзывалось в памяти.       Много имён, много людей, много желаний, много стремлений — и много поглощённых жизненных сил. Циркулировать по человеческому телу, проходя и через мозг, и через сердце, казалось незабываемым опытом, и Она всякий раз наслаждалась подобными моментами, быстро запомнив: это — редкое удовольствие, и надо ценить каждое мгновение.       — Я сказал, что ты похожа на Клеопатру, только сейчас понял, — Александр пожал плечами.       Тсуна посмотрела в сторону, перевела взгляд на экран, снова глянула в блокнот — и непонимающе фыркнула, не до конца понимая, как на это реагировать.       — Извини, что?.. — повторила она, не найдясь с ответом.       — Ну, смотри, — Александр начал загибать пальцы. — Гречанка с восточными корнями, умная, многоязычная… симпатичная, но не красавица, и с большим носом.       Тсуна моргнула.       Будь у неё под рукой стакан с водой или любая другая возможность выдержать небольшую паузу на многозначительный глоток, она бы с удовольствием ею воспользовалась, но — увы, в руках были только ручка и карандаш, и пришлось судорожно соображать, как на это реагировать. Плевать, что опять за нос вспомнили, плевать, что сравнили, плевать на это «не красавица» — её сбило то, насколько внезапным в целом получился этот момент.       — Ладно, — Тсуна наконец-таки смогла из себя что-то выдавить. Какой ужас. — Хорошо.       — Что ты там всё время пишешь, — Александр достаточно нагло воспользовался её заминкой и выхватил блокнот, однако, видимо, оказался разочарован. — Это что?       — Руку разминаю, — пробормотала Тсуна, забирая у него блокнот. — Только и всего.       — Тебе бы почерк подтянуть, — заметил Гилтен. Так спокойно и буднично, что Тсуну передёрнуло. Вот будет ещё ей замечания делать, ага. — Это иврит?       — Да, — фыркнула она. — Прочитаешь, что начитанно?       — Нет, иврита не знаю. А почему на нём?       — Потому что ты принял простые каракули за него.       — Ах, вот как, — Александр кашлянул в кулак и посмотрел на экран. — Они неплохо справляются.       — Да… А тебе разве не интересно, что происходит?       — Запись. У меня будет достаточно времени для анализа всего произошедшего, — он пожал плечами и щёлкнул пальцами. — Не хочешь присоединиться?       — К чему? — Тсуна вскинула бровь и резко обернулась на раздавшийся за спиной звук.       Из пола возникла арена так же, как и до этого из стены возникли банкетка и двери. Арена — самая настоящая и…       По всему телу прошла неприятная, болезненная судорога. Тсуна сжала локоть, прикусив внутреннюю часть щеки, и шумно выдохнула сквозь зубы: это ничто иное, как просто очень яркая реакция на необходимость резко дёргать и без того больной рукой. И, в целом, запуск можно было провести и по левую руку, однако в его силе она была уверенна ещё меньше, поэтому оставалось полагаться на что-то более или менее привычное.       — Мой бей — Алерион, — Александр продемонстрировал волчок. — А тебя попрошу использовать Турула, потому как я в настоящий момент не располагаю металлическим волчком, поэтому хочется как-то уровнять шансы.       — Уровнять? — Тсуна потянулась к поясной сумке, почти не чувствуя пальцев. Рукой шевелить могла, но она казалась чужой, слишком реальной, слишком тяжелой и до неправильного целой. И под кожей, под рубцом, неприятно кололось что-то, отчего рубец хотелось разодрать, лишь бы достать неприятную занозу или чем оно было.       — Уровнять, — повторил Александр. — Я, в отличие от тебя, про никогда не являлся и к такому не стремился.       — Тренера не играют?       — Вроде того, — он подошёл к своему краю и принял стойку.       В этот раз изворачиваться, ломая голову над положением корпуса, будучи слишком высокой для пацанских габаритов, под которые арены в тренировочном центре Зео и Тоби и стояли, не пришлось, и Тсуна спокойно и очень легко — слишком легко — приняла привычную позу для запуска, игнорируя саднящее чувство под кожей.       Саднящее…       Сквозь неё словно ток пускали — иначе это описать не получалось. Хотелось бросить лаунчер и свернуться в тройной морской узел, лишь бы хоть немного унять эти подёргивания, от которых не получалось сосредоточиться. Руки то чувствовались, то нет, по спине пробегали мурашки… И это всё так болезненно отзывалось в самой глубине сознания, что от понимания, что это и к чему всё идёт, у Тсуны засосало под ложкой, что вызвало очередной спазм.       Она сделала глубокий вздох, чувствуя, что из носа полилось, и расправила плечи.       Это закончилось также резко, как и началось, и ей на долю секунды показалось, что ничего не было вовсе, и такая реакция — лишь неприятные воспоминания, всплывшие из-за… Из-за чего? Да какая разница, разве нужен повод.       Однако из носа капала кровь.       Тсуна чувствовала, как она течет вдоль лица, по губам, по подбородку, капает на грудь. И чужой рукой потянулась её протереть, где-то фоном понимая, что качает головой на немое предложение Александра и протянутый бумажный платок.       — Приготовились, — объявила Она чужим голосом.       Ощущать кровь на лице было очень странно: внутри кровь всегда была горячей, а на лице, внезапно, ощущалась прохладной и липкой. И цвет у неё был не такой, как описывали — не рубиновый, не благородного, красивого цвета, а просто красный. Почти что-то яркий — и это так расстраивало, потому что хотелось посмотреть на кровь воочию.       Или, может, это Её глаз так искажает цвета. Возможно — ведь, если так посудить, мир Она видела, кажется, в иных оттенках, так что не исключено, что и кровь была именно того цвета, просто Она сама видела её иначе.       Как всё сложно.       Три.       По ногам опять прошла судорога: всё тело казалось таким неприятным, таким тяжёлым, и Она ощущала себя до безобразия громоздкой и неповоротливой. Зато ясно видела перед собой человеческий образ, приготовившийся к запуску так же, как и Она.       Как и они.       Два.       Руки кололо изнутри, и через несколько долгих секунд сквозь кожу прорезались влажные, слипшиеся перья, от которых потянулась паутина фиолетовых прожилок.       Один.       Тсуна сделала глубокий вдох и прикрыла глаза, понимая, к чему всё идёт, но, к собственному же удивлению, не желая этому сопротивляться. Никак. Вообще. Просто поддаться, позволяя Им — а их теперь, кажется, было двое — на время, но перехватить инициативу. Может, неприязнь к Александру так в ней взыграла, а может, она уже и не контролировала ситуацию, и её уверенность в том, что она за что-то отвечает и что-то контролирует — не больше, чем просто самообман, чтобы потешить эго.       Раздался гортанный, пробирающий до костей, булькающий хохот.       Так стервятники кричат.

***

      Она на негнущихся ногах, по стенке, шла вдоль коридора, смотря в пол. Не то чтобы там было что-то интересное или она считала плиты — нет, вообще нет. Просто Тсуна знала, что если в таком состоянии словит удар света в лицо, точно не удержится на ногах, а этого ей не хотелось — по крайней мере, не в джунглях. Надо было дать глазам привыкнуть к свету, надо было продержаться ещё немного, всего лишь час-другой… Потом может дать волю слабости. Кожу на лице неприятно стягивало от засохшей крови, и Тсуна пыталась оттереть всё это тыльной стороной ладони, однако догадывалась, что не добилась ничего, лишь размазала по всему лицу бурую крошку.       Накатила такое сильное дежавю, что впору было опять закрыться в маленькой комнате на неделю, чтобы только в себя прийти, не говоря уже о восстановлении сил на социальные взаимодействия и работу.       Дрожащей рукой Тсуна нащупала в поясной сумке блокнот и выдохнула, вытирая с висков пот.       Очнулась-очнулась она вот только что считай, буквально пару минут назад, уже на выходе. И опасливо оглянулась из-за плеча на двери позади неё, не до конца уверенная, на что вообще надеется. На то, что услышит происходящее за ними? Да вряд ли.       Ничего и не произошло, чтобы из-за этого волноваться.       И непонятно, сказало ли это Йами или она сама где-то в глубине души была в этом уверена, но от подобной мысли совсем слегка, но всё-таки отлегло, и Тсуна продолжила осторожно шагать в сторону света, заодно вслушиваясь к происходящему уже там, на улице.       И дёрнулась, услышав в отдалении приглушённые голоса, становившиеся разборчивее и яснее с каждым шагом.       «Я убью и тебя, и себя вместе с тобой, если ты хоть на секунду задумаешься о том, чтобы отдать меня ему.»       Тсуна остановилась. Приложила руку к лицу, но вместо того, чтобы хлопнуть по уху, потянулась потереть шею. Заодно размялась: руки всё ещё дрожали, а плечи словно стянули чем-то невообразимо тяжёлым.       — Что, прям настолько радикально? — не без иронии уточнила Тсуна и тут же пожалела:       «Только попробуй! Только попробуй! Попробуй! Попробуй!!! — заверещало Йами так громко, что она всё-таки не выдержала и опустилась на колени, приложив ладонь к виску. — Да лучше умереть, чем стать кроликом подопытным!!! Не допущу! Не допущу!!!»       — Не… не кричи… — простонала Отори, сглатывая. Под ложкой начало сосать, а перед глазами всё поплыло: если истерика Йами закончится для неё мигренью, она за себя не ручается. Хотя бы не сейчас, хотя бы пусть даст до номера добраться, а там хоть в раковине топиться, если надо будет.       Хотя бы по той причине, что ей, честно говоря, хотелось этого не меньше.       «Я тебя предупреждаю!..»       — Я поняла, — отрезала Тсуна и с шипением выпрямилась: идти осталось всего ничего, так что надо было собраться с силами на последней рывок. И обратную дорогу. Особенно на это… — Не дам. Не истери.       «Не отдашь?..»       — Не пойми меня неправильно, будь такая возможность, я бы избавилась от тебя при первой возможности, ты знаешь, — она прищурилась, чувствуя, как глаза заволокли слёзы. От усталости, от жары, от общего помятого состояния — хотелось растечься, но нельзя. — Но между тем, чтобы существовать с тобой или становиться подопытным кроликом, позволяя мутным людям завладеть не менее мутной силой, я, очевидно, предпочту первое. Мне так спокойнее.       «Вот и порешили.»       Сказало, как отрезало — и затихло. Даже зуд под кожей начал успокаиваться, и к моменту, как Тсуна всё-таки вышла из туннеля, единственное, что напоминало о недавнем недомогании — слезящиеся до сих пор глаза и противная крошка на лице.       И всё.       Она выдохнула и огляделась, внезапно почувствовав себя неуютно: мальчишки резко замолчали, уставившись на неё, а Ю, стоявший чуть поодаль, прислонившись спиной к стене храма, выпрямился и в два шага оказался возле неё. Тсуна попятилась от неожиданности, но он придержал её локоть и посмотрел так, что на висках снова выступил пот; на этот раз холодный.       — Какого чёрта, Тсубаса…       — Давно ждёте? — поспешила уточнить Тсуна и посмотрела на Ю, надеясь, что по выражению её лица он считает послание и придержит разбирательства до номера, когда у них появится возможность закрыться в комнате и поговорить с глазу на глаз.       — Нет, — фыркнул Вакию, демонстративно отворачиваясь.       Дайна покачал ладонью, что Тсуна расценила как «не долго».       — С вами всё…       — Да, — быстро ответила она. — Это давление.       — Опять? — Рантаро вскинул бровь, и Тсуна смутно припомнила, что в прошлый раз, кажется, именно он помог ей с носовым кровотечением.       — Мне двадцать семь лет, что вы от меня хотите, — она только разве руками, чувствуя, как Ю прожигает в ней дыру. — Вы… Предлагаю в номере поговорить. Не под жарой. Вы меня не дотащите в случае чего, поэтому давайте выдвигаться.       — А ты чем занималась всё это время? — недовольно процедил Комурасаки. — Мило беседовала с этим?       — Не поверишь, но да, — честно призналась Тсуна. И пожала плечами. — И надрала ему зад в поединке.       — Он это заслужил, — раздражённо прошипел Рантаро.       Вальт молчал, и Тсуна с немым вопросом кивнула в его сторону.       — А мы выяснили про… — начал Дайна и запнулся, неловко переглянувшись сначала с Вакией, потом с Рантаро. И вздохнул, как, собственно, и эти двое.       — Я обязательно одолею этого… этого… Этого!.. — вскрикнул Вальт и потряс руками перед собой. — Красный глаз обязательно ответит за то, что забрал у Шу!.. И где Шу…       Его мы так и не нашли.       Тсуна несколько раз моргнула, пытаясь сообразить, правильно ли она поняла услышанное. Открыла было рот, посмотрела на мальчишек — Дайна и Рантаро медленно, размеренно кивали, — вздохнула и сглотнула, поджимая губы: ладно, хорошо.       Ю надавил ей на плечо, заставляя чуть наклониться к себе.       — Мы обсудим всё в номере. Всё-всё. Вальт не понял. Остальные не говорят. Если выкинешь что-то в адрес кого-то из них или меня — я опять сломаю руку. Неважно, ты ли это или Тсуна. Уяснила?       Тсуна примирительно вскинула ладони, почувствовав не страх или недовольство тем, что Ю её подозревает, а наоборот — гордость: хотелось похвалить его за такую самоотверженную смелость. Или посочувствовать — и стыдливо отвести глаза до кучи — тому, что он пережил подобное.       Она не понимала, где проходит черта между её мыслями и мыслями Йами.       — Тут есть короткий путь, — прокричал Куза откуда-то сверху, и только после этого до неё дошло, что пацанов-то недосчиталась. А оно вон как.       — Было бы странно, если бы не было, — раздражённо прошипел Вакия и потянулся. — Пошлите отсюда, а то мне эти джунгли уже поперёк горла.       — Не хочу озвучивать это вслух, но согласен, — Рантаро похлопал Вальта по плечу и махнул рукой остальным, мол, пойдёмте.       Тсуна снова посмотрела на Ю.       Ю продолжал сверлить её пристальным взглядом.       — Оно стало хуже, — честно призналась она. — И я не знаю, чем это может обернуться.       — Понял. Пошли, потом всё обсудим.       И взял её за запястье, поведя за собой.

***

      Она неспешно, но решительно поднималась по ступеням, проходя, одни за другими, тории, и иногда оглядывалась по сторонам или смотрела за спину, пытаясь найти кого-то или что-то. Именно… Она чувствовала чей-то пристальный взгляд, но никак не могла найти виновника и поэтому изо всех старалась игнорировать происходящее, вертя головой лишь тогда, когда терпение заканчивалось.       Солнце только-только вставало, серовато-лиловое небо прорезало яркое зарево, и длинные тени ворот растягивались вдоль пролегавшего пути, очень символично очерчивая отрезки пути.       Даже её собственная тень вытянулась и перестала походить на человеческий силуэт, напоминая его очень и очень условно, и словно зажила собственной жизнью, проплывая вдоль каменных стен, где, казалось, проступил орнамент, которого здесь точно раньше не было. Может, просто игра теней, и рисунок — не больше, чем обычные камушки и торчащие корни.       Орнамент протянулся сопровождающей лентой, и в какой бы момент пути Рьюга не посмотрела бы в сторону, она всегда видела какой бы то ни было рисунок, где-то в глубине сознания начиная складывать всё в одну картину: может, тени. Опять. Глаз у них не было, но смотрели они — или это просто корни складывались во что-то вроде глаз, а камни блестели, как чешуя. В свете красного неба это место казалось совсем другим. Слишком родным и слишком живым, встретившим радушно и тепло. От теней не было угрозы, не было завлекающего шёпота — они просто были, просто провожали её, стоя у колон торий.       В шею бил прохладный утренний ветер, всё тут пахло влажной землёй и смесью каких-то трав, успокаивающих сознание.       Может быть, состоявшийся накануне разговор Рьюга поняла не так, как того хотел Джинга — эта мысль начала доходить до неё только сейчас, когда до заветной цели оставалось не так долго. Она сама списывала это всё на умиротворяющую обстановку вокруг: чем выше поднималась, тем спокойнее на душе становилось, а стоящий в голове звон постепенно сходил на нет.       Ничего нового Джинга не ей не сказал… Наверное. Соображалось слабо, и Рьюга несильно сжала в ладони волчок.       Прохладный металл под пальцами. Гравировка на болте. Множество мелких, но рельефных царапин на корпусе.       Если бы Джинга провернул такое с ней, Рьюга догадывалась, она сама была бы в ярости, но сейчас надо было подумать наедине, но не в одиночестве, и слабое, едва ощутимое присутствие невесомого силуэта рядом более чем помогало в этой ситуации.       Может, тени не подходили по этой причине — кто ж знает.       Разговаривали они полночи, вполголоса и спокойно, и говорил, в основном, Джинга. Рьюга только слушала, медленно кивая в такт его словам, сжимая и разжимая край простыни и так и не притронувшись к принесённому ужину. Есть не хотелось, одеваться не хотелось — шевелиться не хотелось в целом, просто существовать в моменте, постепенно вникая в сказанное. Может быть, она ему даже отвечала — она сама не помнила.       Сейчас лестница казалась втрое короче, чем в прошлые разы. Не было ни намёка на туман, утренние солнечные лучи били по глазам, цвет неба перетекал в оранжевый, оранжевый — в голубой, медленно стягивались жёлтые разводы облаков. Рьюга сделала глубокий вдох, втягивая аромат рисовых побегов и дыма. Не едкого — успокаивающего, как если бы жгли благовония. Вдохнула — и осторожно сделала шаг на каменную кладку. Щиколотки оцарапала сухая трава, пробивавшаяся сквозь крупные трещины. Рьюга несколько долгих секунд смотрела под ноги и, прикрыв глаза, сняла сандалии, оставляя их у самого начала лестницы.       Сейчас это место не казалось пугающим, не внушало какого-либо опасения, а наоборот — из-за нахождения здесь внутри растекалось непонятное, но очень приятное, тёплое чувство, схожее, разве что, с умиротворением, но таковым точно не являющееся. Пока нет. Рьюга снова посмотрела на волчок: возможно, ей было немного стыдно, но она планировала вернуться куда раньше пробуждения Джинги.       Он уснул под утро, Рьюга же, выспавшись, больше заснуть не смогла, поэтому только тихо переоделась, украдкой накинув на плечи ещё и аккуратно сложенный шарф, всё так же тихо достала из кобуры Пегаса и вышла из комнаты, быстрым шагом направляясь в уже знакомом направлении.       Можно ли это было сравнивать с фактическим присутствием Джинги рядом? Скорее всего, нет — одного запаха и, возможно, частички морального духа рядом было недостаточно, однако тащить его на руках Рьюга не стала, хотя и на пару секунд такую мысль допустила.       Просто… Этот разговор, пускай фактической его сути она и не запомнила, в достаточной мере её воодушевил, чтобы, недолго думая — или вообще не думая, что было справедливым замечанием, — собраться и пойти.       Вот он — Драконий император.       Почти перед носом.       Почти рядом.       Надо было просто его забрать.       Рьюга остановилась, слишком явно почувствовав затхлый запах, и снова сделала глубокий вдох в попытке отогнать убдюдские воспоминания о недавнем случае. То, что ожидало её внизу, в самой глубине драконьей пасти, сейчас её не пугало — она понимала, чего ждать, и отчего-то была уверена, что сейчас всё получится иначе. Каменная кладка проходила возле остатков древних фундаментов, ровными рядами растянувшихся в равнине, и уходила вверх по холму, прямиком к огромному алтарю под отвесной скалой, всей своим видом напоминавшей разинутую пасть.       Рьюга хотела было оглянуться, однако остановилась в последний момент: почему-то, ей решительно чудилось, что если она так поступит, то совершит огромную ошибку. Если обернётся — и если прочтёт высеченные на одной из колон тории кандзи.       Под ногами хрустела сухая трава, в кожу впивались мелкие острые камушки и колючки, и Рьюгу накрыло непонятным ощущением… дежавю? Словно она уже переживала подобное, причём не единожды, только вот сейчас всё равно что-то, да отличалось.       В прошлые разы её не провожали взглядами.       Она снова провела большим пальцем по болту волчка, возвращая ощущение реальности происходящего.       Мысль о том, что если она сейчас хоть немного поддастся этому ощущению нереального, то всё закончится крайне плохо, была чем-то само собой разумеющимся, поэтому Рьюга лишь тряхнула головой и продолжила путь, ощущая, как её прожигают взглядами десятки и десятки теней.       Они стояли там, где когда-то были дома, шли ей навстречу, проплывали рядом с ней — старый город, в котором всё ещё медленно, в своём темпе, протекала жизнь. Иначе, в другом смысле — но протекала, и Рьюга поняла, что это было за чувство.       Не хотелось этого признавать, не хотелось озвучивать это вслух, но вот здесь, среди руин и силуэтов когда-то живших тут, она ощущала себя целиком на своём месте, в родном краю. По спине пробежали мурашки, однако она продолжила шагать вперёд, душа в себе желание остановиться и хотя бы попробовать коснуться кого-то из теней.       Просто чтобы посмотреть, что получится.       Даже если знала, что ничего хорошего не выйдет.       Рьюга медленно покачала головой, свободной рукой дотрагиваясь до шарфа. Потрёпанного, с торчащими нитками, штопанного по краям и из белоснежного превратившего скорее в серовато-голубой — тянулся, как небольшое, но яркое напоминание о материальном, реальном мире на этой стороне.       Может, и хорошо, что она пошла в одиночку.       Может…       То, что когда-то было городом, Рьюга преодолела достаточно быстро, и у лестницы к алтарю остановилась уже когда солнце встало; краснота пропала, небо стало светлыми, серо-лиловым, облака светились белоснежным светом, отражая свет огромного яркого диска. Почему именно этот день, оставалось только гадать. Да и всё равно Рьюге как-то было, если совсем честно, потому что волновало её далеко не это.       Она сделала глубокий вдох, шумно выдохнула.       Пробирала непонятная, необъяснимая дрожь. Волнение? Может быть.       Лестница до алтаря. От алтаря — к пасти. А из пасти — вниз, вглубь храма.       О том, что это было храмом, Рьюга не сомневалась.       Храм — или гробница, одно другому не мешало.       Ноги сделались ватными, и подниматься по ступеням, высеченным в крутом холме, было ощутимо тяжелее, чем на гору вообще. Рьюгу то и дело тянуло поддаться порыву откинуться назад и упасть с высоты, став частью той стороны, присоединившись к теням более чем на законных основаниях, однако и шарф, и волчок в руках — не хотелось запачкать их кровью.       Только и всего.       Вблизи алтарь оказался огромным, почти вдвое больше самой Рьюги, с высеченными на нём… печатями? Рьюга всё-таки остановилась, чтобы прочесть написанное, и нервно сглотнула, когда в спину снова ударил холодный ветер. На этот раз — болезненно и почти сорвав шарф. Она потянулась его поправить, немного оглянувшись из-за плеча — и судорожно втянула носом воздух, тут же отвернувшись.       Тени.       Десятки, сотни теней.       Слишком явные, слишком настоящие, чтобы можно было сослаться на обман зрения — настоящие, реальные, внимательно смотрящие на неё. Здесь не было никаких других звуков, кроме завывания ветра и шелеста сухой травы. И в этом шелесте словно начинали звучать чужие голоса, чужая речь — неразборчиво, неразличимо, но в достаточной мере понятно. Рьюга сжала край шарфа, медленно кивнула, в глубине души надеясь, что этот жест с такой высоты увидят, и продолжила путь, больше не оборачиваясь.       Ни на алтарь, ни на стоящую чуть поодаль от него капсулу.       Поросшую корнями, присыпанную землёй, частично наполненную скопившейся дождевой водой.       Рьюга опустила голову.       Тёплое чувство начало исчезать, оставляя после себя непонятное ощущение пустоты. Непонятное — но знакомое, и она отчаянно пыталась вспомнить, когда ещё в её жизни подобный момент. Когда — и почему. Что, кто, по какой причине вдруг когда-то заставило её испытать подобный спектр эмоций, от которого одновременно было и невероятно легко — достаточно, чтобы хотеть броситься вниз по ступеням, ощущая собственную невесомость, — и невероятно тяжело; настолько, что поднимать ноги, шагая всё выше и выше, с каждой последующей ступенью становилось всё сложнее и сложнее, и сложнее…       Рьюга коснулась волчка. Опять.       Может быть, да — может быть, идти сюда в одиночку было не самой умной идеей, не самым лучшим решением, но поворачивать назад, стоя у самого края, было бы затеей ещё более недалёкой. В третий раз получится, в третий раз Рьюга справится.       На неё смотрела чернота. Никаких ворот, дверей или чего-то подобного не было — может, сама пасть была проходом, кто ж знает.       И в этот раз шагнуть в темноту оказалось… Несложно. Рьюга выдохнула, снова подавляя желание обернуться, и медленно, шаг за шагом, ступень за ступенью, начала спускаться, прислушиваясь к происходящему: звуки, кроме её собственного шумного дыхания, постепенно затихали, обрывки проникающего извне света становились всё слабее и слабее, пока не исчезли вовсе, и уже совсем скоро Рьюга осталась в полной темноте — непроглядной, не пропускающей никаких посторонних звуков.       Здесь было тепло и сухо, не было мелких острых камушков и каких-то царапающих кожу торчащих корней.       Рьюга понимала, что лестница идёт по спирали, но не могла даже примерно сообразить, как глубоко ей предстоит спуститься — слабое чувство усталости всё-таки возникло. Спустя столько времени, спустя весь продленный путь — наконец-то хоть что-то, что напомнило о том, что это тело всё ещё из плоти и крови, а сама Рьюга всё ещё живой человек.       Она почему-то просто знала, что тени не чувствуют усталости.       Тени не чувствуют страха, не чувствуют голода, жажды и усталости, для них время течёт иначе.       Скольких она знала в той, другой жизни?       Рьюга сглотнула, выдохнула и сильно прикусила нижнюю губу, расслабившись только после появления на языке металлического привкуса.       У неё всё ещё идёт тёплая, настоящая кровь.       Всё здесь было затхлым, сухим и неживым.       Всё — кроме небольшого кусочка холодного металла у неё в руках.       Рьюга посмотрела на Пегаса украдкой, зная, что всё равно в такой черноте ничего не разглядит, однако этого всё равно было достаточно, чтобы выдохнуть с облегчением. Довести всё до конца следовало бы ещё и по той причине, что если она останется — и умрёт — тут, то Джинга останется без волчка. Вряд ли именно этот якорь имела в виду Хиотсукеру, но даже такой, в меру наивной и более чем сентиментальной мысли Рьюге хватило. Не то чтобы открылось второе дыхание — ей просто стало немного легче.       Лестница бесконечно долго тянулась вниз. Ощущение времени улетучилось слишком быстро, и Рьюга уже бросила затею считать ступени — просто шагала вниз, изо всех сил стараясь держать сознание в ясности. И поэтому момент, когда она вышла-таки на ровную землю, оказался таким… долгожданным, что ли, что Рьюга едва устояла на ногах.       Колени дрожали. От усталости и напряжения.       Она снова сделала глубокий вдох и тихо выдохнула, с болью где-то под рёбрами вспоминания, как тяжело здесь дышать. И за эти несколько дней ситуация нисколько не улучшилась, поэтому… Поэтому надо было поторопиться, и Рьюга, вытянув руку хотя для какой-то ориентации в пространстве, направилась чёрт знает куда, осторожно ступая вдоль рядов рогатых мумий. Пальцами она то и дело задевала холодные резные металлические пластины, чем-то напоминавшие украшение.       Рьюга быстро заметила, что мумии смотрят в одном направлении, и развернулась на пятках, направившись туда, куда были обращены их лица. Чем ближе к неизвестному она подходила, тем громче слышала в висках стук собственного же сердца, и приходилось одёргивать себя каждые несколько шагов: если потеряет самообладание, просто задохнётся.       Насколько огромным был этот зал, оставалось только догадываться — фонарик Рьюга с собой не брала, однако даже примерно, число голов уже перевалило за пару десятков, если не больше. Только один ряд, причём, она была уверена, далеко не с самого конца. И даже не с середины.       Ещё десяток.       И ещё.       Сухая кожа отслаивалась под пальцами, рассыпалась, некоторые мумии опасливо покачивались от прикосновений. Рьюга трогала их уже не столько для понимания направления, сколько для всё того же чувства ощущения реальности: ей почему-то начало казаться — и, наверное, небезосновательно, — что если она забудется хоть на мгновение, то останется в этой черноте.       Нога зацепилась за взявшуюся чёрт знает откуда каменную плиту, Рьюга больно ударился об её острый край. Ударилась — и кое-как сдержала шипение, опасаясь издавать хоть какие-то звуки… Каменная плита.       Она осторожно опустилась на колени, руками ощупывая постамент.       Очередные ступени, просто не такие крутые и высокие, как до этого.       Рьюга выпрямилась и на негнущихся ногах ступила на первую, затем вторую и третью ступени, всё ближе подходя к… к чему?.. Она с небольшой опаской вытянула перед собой руки и тут же упёрлась ладонями в невысокий, резной, каменный пьедестал.       Рельеф тянулся гладкой, драконьей чешуёй.       Рьюга подалась вперёд, однако не смогла совладать с положением тела, ушла корпусом вперёд и всё-таки упала на колени.       Упала — и почувствовала, как ей на макушку легла чья-то рука. А вторая показывала куда-то ей за спину — Рьюга ощущала это так явно, словно видела перед собой. Однако всё равно, тряхнув головой, она заставила себя оглянуться — и наконец-то увидела зал: огромный, с резными, исписанными стенами, весь заполненный рогатыми фигурами, склонившимися на колени в молитве. Их были не десятки — сотни, а то и тысячи, и все они молились… кому?       Она резко перевела взгляд, однако никого перед собой не увидела. Только вытянутая шея в гладкой чешуе, и голова с широко раскрытой пастью.       Рьюга на дрожащих от боли, от усталости, от напряжения ногах выпрямилась и почувствовала, как по щекам медленно потекло что-то тёплое. Осторожно приложив пальцы к лицу, она увидела, что это была кровь.       В разинутой драконьей пасти блеснуло что-то синее.

***

      Джингу она услышала уже давно, однако почувствовала тупой болезненный удар по макушке быстрее, чем успела поднять взгляд или хотя бы немного среагировать. Перед ней опять лежала деревянная сандалия, а Джинга опять пытался отдышаться прежде, чем начать говорить.       Рьюга сидела на ступенях, спрятав лицо в коленях и сжимая волчок в одной руке, а тканевые лямки сандалий в другой; шарф Джинги всё так же висел на плечах, а Пегаса она убрала в карман штанов, не в силах выпустить Драконьего Императора из рук хоть на секунду. Как вообще оказалась здесь… Да какая разница. Глаза всё ещё были влажными. Возможно, от крови. Или от яркого света — после кромешной тьмы воспринимать яркое солнце было очень тяжело, и Рьюга не удивилась бы, если бы обнаружила, что плакала по-настоящему. Не по тем причинам, по каким можно было — просто чтобы глаза привыкли к свету, только и всего.       — Я клянусь… — наконец-то на выдохе прошипел Джинга и, шатаясь, подошёл к ней. Рьюга приподняла бровь. — Я клянусь, в следующий раз…       — Не будет следующего раза, — тихо заметила она. Джинга сглотнул, опускаясь на колени и непонимающе на неё посмотрел. Рьюга разжала кулак. — Дело сделано.       — И всё?.. — почти шёпотом уточнил Хагане. Рьюга медленно кивнула. — Поздравляю… Подожди… Подожди!       Рьюга несильно стукнула его под коленом, отчего он с шипением опустился, и выпрямила ноги, потягиваясь. От усталости — или напряжения, или чёрт знает ещё по какой причине — спать хотелось со страшной силой. Или не спать — хотя бы немного вздремнуть, поесть, перевести дух… И ещё пару каких-то лишних в общем, но необходимых в моменте телодвижений, чтобы очистить голову и осознать произошедшее в полной мере.       — И всё, — подтвердила она и стянула с себя шарф. — Возвращаю. Очень помогло. Спасибо, — Джинга непонимающе на неё уставился, словно только что осознал, что шарф пропал. Или, может, ждал чего-то ещё… Рьюга криво усмехнулась и, потянувшись, достала и Пегаса. — Его тоже. Он тоже помог. Вы оба. Больше воровать не буду.       — Аг-ха… — протянул Джинга и шумно выдохнул. — У тебя кровь на лице… И в смысле воровать?..       — За кровь не волнуйся, — отмахнулась Рьюга. — Взять без спроса — разве не воровство, нет?       — Да, но… — он снова выдохнул и на коленях подполз к ней поближе. И повис так резко, что Рьюга, не ожидавшая подобного телодвижения, дёрнулась от неожиданности: после времяпрепровождения в мёртвой долине ощущать живого человека так близко казалось даже как-то странно. — Ты бы в любом случае ничего бы с ним не сделала… Так ведь?       — Не планировала, — Рьюга фыркнула. — Мне нужно было напоминание о чём-то светлом, а тащить тебя на руках было тяжело, честно говоря.       — Могла бы разбудить.       — Ты только уснул к тому моменту.       Джинга приподнял голову и посмотрел на неё так, словно она сказала самую глупую из когда-либо услышанных им вещей. Рьюга недовольно прищурилась: сил раздражаться по серьёзному у неё не было, но всё равно какое-то лёгкое недовольство возникло.       — В любом случае, дальше-то что планируешь?       — Как и договаривались.       — Ага… — Джинга прищурился и чуть втянул голову в плечи. Рьюга повела бровью. — Но это не ответ.       — По ситуации, — фыркнула она. — По ситуации. Пока надо ещё кое-что сделать.       — Что? — вскинулся Хагане. Рьюга не ответила, но изобразила в воздухе запуск. — Ах. Можем к Мадоке зайти. У неё точно найдётся что-то достаточно крепкое. Да и… если позволишь, его надо в порядок привести, нет?..       — Стоит… — согласилась Рьюга. И хмыкнула. — А Мадока это?..       — Механик, — Джинга резко сел прямо. — Очень опытный механик, умелый и… О.       — Ага. Дошло?       — Дошло.       Весь путь сюда занял… достаточно. Теперь предстояло преодолеть столько же, но уже в обратном направлении, и от этой мысли Рьюгу потянул рассмеяться в голос. Она прыснула и шумно вдохнула, закрываясь предплечьями.       — Отлично справились, напарник.       — Ага.       Джинга, казалось, ещё не проснулся целиком и поэтому просто уронил голову ей на плечо, пока Рьюга тихо пыталась отдышаться. Чувство завершённости так и не появилось, но ей хотелось думать, что это вопрос времени — надо просто в полной мере осознать произошедшее, подумать о том, что делать дальше и…       Возникшая рядом с ними тень заставила резко сесть прямо. Джинга, кажется, успевший даже немного задремать, непонимающе завертел головой.       — Ты его забрала! — громко объявила та странная женщина… Рейна. Вроде. Рьюга нахмурилась: когда только нарисоваться успела. — Мои поздравления! — от её улыбки не веяло ничем хорошим. Отвечать не хотелось. Она сама продолжила. — Надеюсь, мы с вами ещё поговорим.       И улыбнулась ещё шире.       Рьюга ничего ей не ответила, только лишь смерила её тяжёлым взглядом. Казалось бы, такой момент ничего испортить не могло, но у этой женщины одним своим присутствием прекрасно получилось это сделать. И это ужасно злило.       Рейна, так и не дождавшись ответа, вежливо поклонилась и неспешно направилась в сторону деревни. Рьюга прищурилась: причина её здесь присутствия заключалась явно не в том, чтобы просто пожелать всего хорошего — это слишком нецелесообразная трата времени, это можно было сделать и в деревне… На языке появилось какое-то гадкое послевкусие.       Рьюга цыкнула: вот же дрянь. И выдохнула, посмотрев на Драконьего Императора: в лучах солнца он отливал сине-голубым, мутным блеском.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.