Белый лотос

Намджун отложил телефон и посмотрел на Чжихё и её сестру, пришедшую их навестить. Сынён заглядывала не так уж часто, поэтому, когда приходила, сёстры забывали обо всём, в том числе о присутствии ещё кого-то, кроме Шинсока, с которым возились. Все неприятности и тревоги рассосались, налоговые вопросы улажены, рабочая неделя осталась позади, сынишка делался спокойнее день ото дня, позволяя Чжихё спать подольше, и она потихоньку превращалась в себя прежнюю, не срывалась и не пряталась по углам, чтобы не показывать, как ей тяжело, что она плачет. Намджун старался поддерживать её, брать часть забот на себя, но иногда супруга злилась и на это, недовольная, что он суётся в её, женское дело. Ей хотелось доказать, что раз он добросовестно выполняет обязанность мужа – содержит их, балует, всегда вовремя приезжает домой, терпит её вспышки от утомления, то и она должна справляться самостоятельно, иначе стыд и срам. Она и без того не находила времени и сил на мужа, так что нельзя ещё и приобщать его к хозяйству! Не имея опыта таких серьёзных отношений прежде, а тем более семейного опыта, Намджун представления не имел, как переубедить её, как помочь. Он тайком посматривал ролики семейных психологов, читал на работе советы специалистов по постродовому состоянию женщин, но применить на практике один в один у него никак не получалось. Иногда Чжихё реагировала на что-то хорошо и успокаивалась, иногда наоборот заводилась. И теперь, когда в ней улеглась часть гормонов, атмосфера в доме стала лучше. Рэпмон написал всем друзьям, не желает ли кто посидеть в «Пятнице» или ещё где, но все были заняты. Хоуп только перевёз Хану с дочерью из чоривона домой, и ему было не до товарища, Шуга где-то тусовался с Джинни – эти не собирающиеся взрослеть вечные посетители кинотеатров и столичных вечеринок, порой выводили из себя своей беззаботной юношеской жизнью – Джин с Вики и её охраной, предоставленной братом, умотали на выходные в Инчхон, отдохнуть на побережье и приглядеть за рестораном Вики. Даже Серин с частью парней уехал на задания, истреблять преступность и бороться с терроризмом. Перелопатив весь список контактов, он нашёл там последнего кандидата, с кем можно было выпить в баре и поболтать, чтобы не мешаться девчонкам. Он поднялся, чтобы пойти в спальню и переодеться из домашнего в уличное: - Хё, я отъеду пропустить по стаканчику? Та, оторвавшись от сына, которого держала сейчас на руках Сынён, посмотрела на мужа: - С Хосоком? - Нет, это… с Гынсоком, - покосился он на старшую сестру. Чжихё чуть нахмурилась: - Ты уверен, что Сынён приятно, что ты с ним общаешься? - Ой, брось, - отмахнулась актриса, - я же сама их познакомила. И что с того, что мы расстались? Гынсок помог мне с карьерой, и я ему благодарна, я и сама при встрече с ним мину не делаю. Помните, как мило мы все пообщались на премьере моего фильма в феврале? - Вот, видишь! – поднял палец Намджун, отражая претензию жены. - Но, всё-таки, бывший есть бывший, - резюмировала Чжихё. Сынён повела плечом: - Если бы я не разрешала общаться вам со своими бывшими, вам бы пришлось не здороваться с половиной Сеула. - Перестань, - шикнула на неё Чжихё, не любившая, когда старшая бравировала своими сексуальными подвигами. – Милый, - обратилась она к мужу, - только давай не так, как в тот раз, когда вы весной поехали на рыбалку? Он пусть пьёт, сколько хочет, но тебе столько нельзя! - Заюшка, я помню! – заверил Намджун и, уладив этот вопрос, ушёл одеваться. Сынён пожала плечами, продолжая рассуждать: - А что, если б он не бухал, я бы до сих пор с ним встречалась, он умный мужик, а ум – это очень сексуально. Чжихё подняла на неё глаза и, разоблачая ими неправду, заставила сестру замолчать. Обе они знали то, что происходило, но больше не обсуждали это вслух. Тот, кто вернулся в жизнь Сынён, разрушал все остальные её отношения, и она с большим трудом продолжала держаться за Чунсу, упорно намереваясь выйти за него замуж. Назло. В отместку. Но она знала, что может потерять после этого шага, поэтому разрывалась, тянула, лавировала. Осознавшая рутинность замужней жизни и временами задумывающаяся о том, как мало она увидела и успела узнать, Чжихё смотрела на судьбу сестры, и всё-таки сомневалась, что променяла бы надёжный быт с Намджуном на что-либо подобное. Даже если некоторые мужчины, стоило их увидеть или представить, затмевали в эротических, непозволительных фантазиях родного мужа. Чжихё едва не затрясла головой, чтобы выкинуть из неё лишнее, но сдержалась и просто сменила тему. - Пошли на кухню, нужно покормить одного чудесного мальчика, и будем укладывать его спать, - улыбнулась она сыну, радуясь уже тому, что теперь тот давал ей несколько раз в неделю выспаться. Она пережила это! Она выдержала! Было жутко тяжело, но она справилась. Это она хотела ребёнка, она мечтала обо всём этом, и должна была через всё пройти сама. И она прошла. Раздражение и ненависть ко всему вокруг, и к самой себе, исчезали. Чжихё вновь думала о материнстве с восторгом, не могла наглядеться на Шинсока, ей хотелось хвастаться им, бить себя в грудь, визжать от радости, но она сдерживалась. Такие радости слишком личные. В каждой семье свои дети, а где их нет, там не факт, что их хотят или им рады, поэтому восхищение собственным ребёнком всегда должно оставаться в рамках дома, а не в каком-нибудь инстаграме. - По-моему, Намджуну не нравится, когда я к вам прихожу, - шепотом сказала Сынён, входя на кухню с Шинсоком на руках. - Не придумывай. Просто он привык к мужским компаниям, вот и теряется при количественном перевесе женщин. – Чжихё заодно достала из холодильника сок, чтобы выпить самим. В квартире было жарковато. – Когда я работала, и он заглядывал к нам в бухгалтерию, он мог только кокетничать и делать комплименты, а потом быстро убегать. Он же не может флиртовать больше ни с кем, кроме меня, вот и предпочитает ретироваться. - С Чонён он нормально общался! Говорю тебе, проблема во мне! - Ну, если тебе спокойней станет от этого – может быть! – сдалась Чжихё, но тут же увидела огорчение на лице сестры. - Я умею дружить с мужчинами, если ты об этом! - Перед тем, как с ними переспишь, или после? – не удержалась младшая. Старшая открыла рот, желая возразить и привести пример. Но ни одного примера нормального общения с мужчиной, с которым бы она не спала, она не вспомнила. Поэтому поджала губы и промолчала. Ей захотелось ткнуть второй в нос тем, что она хотя бы была знакома с парнем Чонён, потому что ей доверяли, и вполне себе нормально с ним общалась, когда тот носился по Сеулу в поисках их неугомонной тхэквондистки, но это был не совсем подходящий случай для возвеличивания себя; нажимать на больную мозоль Чжихё, что от неё что-то скрывали и прятали – плохое решение. Не хватало очередных слёз и огорчений. - Давай его сюда, - чтобы не продолжать ссору, переключилась Чжихё на сына, садясь и расстёгивая кофту. Сынён отдала ребёнка и, отвернувшись к окну, скрестила руки на груди. - Не хватает Чонён. Она нас уравновешивала. - После родов меня могли уравновесить только таблетки, - хмыкнула Чжихё, - я так нервничала! По любому поводу. - Я и без родов нервничаю часто. - Из-за очередных любовных авантюр? – подняла на неё глаза младшая сестра. Сынён бросила через плечо такой надменно-царский взгляд, что ту он немного пришиб, и она опять почувствовала себя мелкой завистницей. – Прости. Я не имела в виду, что твои заботы не стоят того, в отличие от моих… - Именно это ты и хотела сказать. - Я же извинилась! - Тебе осталось только порекомендовать мне тоже стать скорее мамочкой и остепениться. - Я такого не говорила. - Но думала. - Девчонки, я ушёл! Постараюсь не поздно вернуться! – пробежав мимо кухни, махнул им Намджун. Входная дверь открылась и захлопнулась. Чжихё вздохнула, кормя сына. - Нет, Сынён, я никому не пытаюсь навязать то, что считаю правильным для себя. – «Да и считаю ли я это всё ещё таким уж правильным?» - подумала она. – Чонён ясно всем дала понять, что каждому свой путь. Ни её, ни тебя я бы под венец пинать не стала. Я просто хочу объяснить тебе, что всего сразу не бывает, нельзя получить всего… а ты постоянно пытаешься сидеть на двух-трёх стульях! Ты сама-то знаешь, чего ты хочешь? - Хочу получить новую главную роль в хорошем проекте! – уверенно кивнула она. Чжихё пожала плечами, мол, пожалуйста, это твоё право и не плохое желание. Но Сынён, помолчав, добавила: - И замуж. - Вот! О чём и говорилось… - Это не противоречащие друг другу вещи, Хё! По крайней мере, я прекрасно вижу, как их можно сочетать. - А вот мужчины – нет, я угадала? – устало улыбнулась она, искренне желая сестре исполнения всех её задумок. - Угадала. – Сынён села на стул. – А ещё проблема в том, что «замуж» не сходится с тем, за кого я хочу замуж. Точнее, я не хочу за кое-кого замуж, потому что это бесперспективно, глупо, и… И я не ради этого столько лет шла к чему-то, чтобы разменять себя на непойми кого! На никого! Чжихё почти оскорбилась за «никого» в сторону Чжебома, но сразу же услышала в голосе Сынён столько любви, что этим «никого» она вознесла его выше, чем любого другого, кого могла бы назвать «всем». - Ну, так выходи за Чунсу, раз важен статус. Директор фитнес-центра, богатый. Раз в этом счастье. - Да кто бы знал, в чём счастье? – выдохнула Сынён, уходя взглядом куда-то. Чжихё почувствовала, насколько в цель попала сестра. Её сейчас гложили те же самые мысли. Если бы знать, в чём счастье! Чего ей самой сейчас не доставало? Ей, получившей всё, о чём мечтала. И Намджун был идеальным мужем. И она его любила. Чего же не хватало? Отпив сока, всё так же задумчиво, Сынён произнесла: - Возможно, счастье в том, чтобы всегда иметь выбор? Чтобы знать, что впереди есть нечто интересное, неиспытанное, и ты постоянно вольна изменить свою судьбу. Счастье – это не цель, а путь. И чем он удивительнее и более непредсказуем, тем лучше. Возможно, именно выбора я себя больше лишать и не хочу, чтобы быть хозяйкой своей судьбы? Чжихё снова ощутила, как слова попали в неё. Возможно, именно это для неё уже и было утеряно – выбор. Намджун с Гынсоком сидели в баре, и пока золотой попивал единственный бокал вина, писатель уже осушил три порции виски со льдом. Немноголюдное заведение работало всего до часа ночи, поэтому в него никто уже не набивался. Музыка играла негромко, среди посетителей не было пьяных балагуров, и самым нетрезвым грозил оказаться именно Гынсок, хотя он всё равно оставался мирным в таком состоянии, разве что буровил ерунду, терял способность идти самостоятельно и засыпал. Намджун любил умных людей, уважал тех, в ком много знаний, поэтому бывший кавалер Сынён нравился ему, как человек, он бы с удовольствием водил с ним постоянное знакомство, но как избавить его от пагубной привычки золотой не представлял. - Ты что-то не очень радостный сегодня, - проницательно заметил тот Рэпмону. – Проблемы какие? - А! – отмахнулся он, держа бокал за ножку и крутя в нём густо-красное вино. – Ничего особенного. - С женой чего? - Скорее со мной, - улыбнулся Намджун, - не могу долго без секса. А я без него уже очень уж долго. - Секс – далеко не главное в жизни, - равнодушно заметил Гынсок. - У тебя сейчас кто-нибудь есть? - Ты имеешь в виду отношения? Нет, у меня их нет. - А для секса? - Тоже никого, - на удивлённый взгляд Намджуна, мужчина постучал себя по виску, - нам, писателям, полезно воздержание. Кровь и энергия куда надо уходят. Это сублимация. Накал страстей, эротизм служат топливом для идей, мыслей. Я иногда даже радуюсь, когда никого долго нет и никто не попадается. Потому что если вдруг захочется, и кто-то попадётся, то грех не воспользоваться, а воспользуешься – энергия вышла. - Хорошо тебе. Я не представляю, во что мне сублимировать… - Ну, если с женой пока не выходит, что насчёт других женщин? – забрав у бармена четвёртую порцию, поинтересовался Гынсок вскользь. - Других? Нет, нет-нет, ты что, я не для того женился, - замотал головой Намджун, - я люблю Хё, и хочу её, зачем мне другие? Что ж я за муж такой буду, который не потерпит. Ей что ли легче? Днями и ночами с сыном возится, у неё-то и возможности мне изменить нет. А у меня их куча, если так подумать. Но пользоваться чем-то, только потому, что есть возможность – это же идиотизм. Допустим, у нас есть возможность пойти и накакать на площади Кванхвамун*, что ж мы, так и должны сделать? - Хороший ты мужик, Намджун, - постучал его по лопатке Гынсок, - как много людей думает, что возможности именно для этого – чтобы ими пользоваться. Есть возможность каждый день покупать новые вещи – будут покупать, есть возможность купить десять машин – купят, есть возможность плюнуть в спину – плюнут, есть возможность открыть рот и сказать своё убогое, никому не интересное, глупое мнение – непременно скажут! Не подумают о его уместности, целесообразности и содержательности, а просто скажут, потому что имеют возможность не молчать. Тьфу! – с отвращением сплюнул Гынсок и присосался к стакану. - У меня было желание купить себе дорогущую тачку, - мечтательно припомнил Намджун, - и возможность была, да и сейчас есть. Но потом подумал, а на что мне она? Потому что мне очень нравится её внешний вид и характеристики? Характеристики там будь здоров, конечно, но они же так и манят нарушать правила дорожные, больно уж лихо она разгоняется и летает. А внешний вид? По здравому рассуждению, он и нравится, и кажется краше других именно потому, что столько стоит. Мы сначала узнаём цену, а потом додумываем плюсы и приоритеты. - Верно. Так и работает мозг. И правильный маркетинг, - хмыкнул Гынсок. – С айфонами такая же система. И с эскортницами. Они называют бешенную цену, и ты уже сам докручиваешь: ну да, само собой, она же красивее, стройнее, милее. И даже если вчера тебе нравились деревенские простушки с круглыми лицами, сегодня, узнав, что на самом деле дорого стоит, ты начнёшь проникаться новым эталоном красоты, худющей моделькой с острым подбородком и ринопластикой. Люди, Намджун, полные идиоты, они не могут уследить даже за собственными убеждениями, но с лёгкостью бросаются спорить с чужими. - Выпьем же за нас, умных, - пошутил Рэпмон и они чокнулись. Выпили. – Слушай, а ты меня ведь старше. Тебе не хочется тоже уже остепениться, семью завести? - Мне? – удивился такой возможности, ткнув в себя пальцем, Гынсок. – Нет, семья – помеха творческому процессу. Придётся прятаться куда-то от них, чтобы спокойно работать. А зачем тогда и заводить, когда не собираешься этим заниматься? - Ну-у… и что же, всегда теперь одному оставаться? - Почему нет? – пожал плечами Гынсок. – Не вижу в этом проблем. - Блин, я бы не смог. Я прям изводился, когда приближались мои тридцать лет. Друзьям женатым завидовал до жути. А ты молодец! Только… может, достаточно? – не успел Намджун поймать пятую порцию, как она уже была в руке собеседника. Тот посмотрел на наручные часы: - А разве мы уже расходимся? Нет? Тогда выпьем ещё. Через час золотой вызвал такси, загрузил туда Гынсока, едва доволочившего ноги до машины, сел рядом сам. Писатель недавно съехал с прежней квартиры и теперь арендовал небольшой особнячок в черте города, в тихом районе, где не проходили крупные транспортные узлы, не взлетали над головой самолёты, не орали под окнами дети на детской игровой площадке. Намджун довёз его, попросил подождать водителя и повёл, поддерживая, к двери. Как обычно, в конце таких посиделок Гынсок набирался прилично. - Где у тебя ключи? – спросил его Рэпмон. Тот похлопал по карману. Достав связку, промучившись, подбирая нужный ключ, Намджун распахнул дверь, завёл в дом спутника, усадил его на диванчик в прихожей. Уже собираясь уйти, он притормозил, стянул с того ботинки и, всё так же поддерживая, провёл дальше, в гостиную, где уложил, бормочущего и продолжающего философствовать, на диван побольше и посвободнее. Оглядевшись и убедившись, что выполнил все обязательные гуманистические функции, золотой выключил свет, положил связку в прихожей возле зеркала и вышел, захлопнув за собой дверь. Шины прошуршали по асфальту. Фары лучами задели занавеси, и свет пробежался по стене и потолку. Гынсок сел, потерев глаза. В зале было не так-то и темно, учитывая незашторенные окна и фонари на улице. Мужчина встал и ровной, усталой походкой пошёл на кухню. Там щёлкнул включателем и открыл дверцу верхней полки. На ней стоял ряд коробок с разнообразными чаями. Гынсок взял одну и засыпал из неё сухие ароматные чаинки в заварочную чашку на одну порцию. Поставил греться чайник и побрёл в кабинет. У окна стоял стол с малахитово-зелёной столешницей. Выдвинув средний ящик, Гынсок достал оттуда печатку с замысловатой гравировкой в виде буквы «икс», при определённом ракурсе превращающуюся в песочные часы, и надел на палец. Сжав кулак, он повертел его под своим взглядом и тяжело вздохнул. Послышался стук в заднюю дверь, с внутреннего двора. Не требовалось смотреть в глазок или спрашивать «кто там?». Гынсок открыл визитёру. За порогом стоял высокий юноша в кепке. - Небесный мастер! – поклонился он. - Проходи, - кивнул мужчина, приглашая в дом. – Можно просто «учитель», иначе звучит претенциозно. - Хорошо, Небесн… Учитель, - исправился молодой гость и, войдя, снял головной убор. Из-под кепки по плечам рассыпались белоснежные волосы. - Луна уехала? - Да. - Правильно. Она нужна в другом месте. Грядут нелёгкие времена, - вернулся на кухню Гынсок уже в компании юноши. - Я тоже всё ещё готов уехать… - Этого больше не требуется, Хёнджин, - покачал головой писатель. – Я окончательно убедился, что нам с ними по пути. И ни к чему тебе втираться в их ряды. Как я и говорил – белый лотос может расцвести везде, но не везде это нужно. - Но как же? Этот парень заступался за Ли Сухёка, а Ли Сухёк – злодей! А мастер Луна сказала, что он точно золотой. Судя по технике боя. - Я и без этого знаю, что он золотой, Хёнджин, - спокойно сказал Гынсок, заливая чай горячей водой. – Дедушка посылал его на Каясан, кем там ещё можно было стать? Сатанистом? Не смеши. - Но Сухёк… - Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты – это ты хочешь сказать? - Да. - Это палка о двух концах, а не аксиома. Тэхён плохой, потому что плох его друг Сухёк, или Сухёк хороший, потому что хорош его друг Тэхён? Давай предоставим времени рассудить этот вопрос. Хочешь чаю? Не этого, - свой Гынсок отодвинул в сторону, - этот тебе не нужен. Заварю другой, - потянулся он опять на полку. - А вы какой пьёте? – с любопытством спросил Хёнджин у мужчины. Юноша был сиротой, и уже лет десять находился под опекой общины Белого лотоса. Сначала воспитывал Бан Шихёк, отправивший его в Китай, в одну из монастырских школ для обучения, потом, когда Хёнджин вернулся и дедушка был уже мёртв, опека над ним перешла к новому мастеру. - Я пью нейтрализующий в крови алкоголь, - честно ответил Гынсок и посмотрел на воспитанника. Снявший голубые линзы, он вновь стал кареглазым. Когда отрастут покрашенные волосы, он примет свой обычный, прежний вид, и никто не угадает в нём прежнего альбиноса, за которого его принимали, до того естественно на нём всё смотрелось. Хёнджин обладал удивительной способностью превращаться в другую личность, меняясь до неузнаваемости. На эту маскировку был рассчитан план его отправления на Каясан, но в нём больше не было смысла. Наблюдение за Ким Тэхёном и общение с Ким Намджуном ответили Гынсоку достаточно ясно. - Такой себе я мастер, правда? Скорее пьяный, чем Небесный. Но новые времена требуют новых решений. - Вы замечательный мастер, учитель. - Ну, а ты славный ученик, - улыбнулся Хёнджину Гынсок. - Учитель. - Да? - А всё-таки, кто же эти золотые? Разве они не преступники? Не убийцы? - Они убивают – это несомненно, - признал Гынсок, - но не все убивающие – убийцы, и не все убийцы – злодеи. А как же самооборона? А казни? - Но какой добрый человек станет палачом? На это соглашаются жестокие мерзавцы. - Один мерзавец карающий сотню других иногда необходим. - Они именно такие? Гынсок задумался, сделав глоток из своей чашки. Порассуждав в молчании, он повернулся к Хёнджину: - Дедушка, наш дорогой покойный мастер Шихёк, говорил, что мы, люди белого лотоса, не должны марать своих рук кровью, мы должны отстраняться ото зла, позволяя ему пожирать самоё себя. Единственное, что мы можем сделать, если зло слишком укрепляется – это расколоть его на части. «Разделяй и властвуй» - одна из самых древних военных стратегий. Это неплохо вышло с компанией Сухёка, все они теперь обвиняют друг друга в предательстве и никогда не объединятся снова. Истина в том, Хёнджин, что зло – разделимо, потому что в нём каждый за себя, и рано или поздно оно затрещит по швам, расколется, стоит подуть или слегка ударить. Вбить кол между плохими людьми ничего не стоит, а ты попробуй вбить его между добрыми друзьями! Прочность – один из показателей качества. Поэтому я говорю о том, что время – лучший судья. Дзи-си, Дракон, Джокер, кланы якудза, гонконгские триады – всё появляется и исчезает, но почему-то Лотос и золотые остаются. Нам ли, песчинкам во Вселенной, появившимся лет на шестьдесят – восемьдесят на свет, спорить с вековой данностью? Золото, к слову говоря, самый плотный и пластичный металл, ты знал? – Хёнджин покачал головой. – Из одного грамма ты можешь растянуть пару километров проволоки, золото можно раскатать так, что оно станет прозрачным, но не порвётся. До тех пор, пока золотые будут оставаться неделимыми, Белый лотос будет с ними заодно.

КОНЕЦ

от автора

Все вопросы по сюжету и о саге можно задать в группе творчества https://vk.com/almaza_zaraza Там же можно найти порядок чтения всех работ о золотых. Разумеется, "Белый лотос" не последнее произведение. Благодарю всех, кто оставлял отзывы и нажимал на кнопки "нравится" и "жду продолжения", не забывайте делать это и дальше, под другими работами, без этого произведения в размере "макси" не пишутся :)