Любовь… Её не ищут, её дают.
Абраксас капает чёрную китайскую тушь в воду. Капли опускаются на дно стакана, плавно окрашивая воду в чёрный цвет. Он наблюдает за ними, не сосредотачиваясь на том, что ему говорят прямо сейчас. В Ордене скопилось много дел, а ему на них не то чтобы плевать, но где-то очень близко к этому. Он ненавидит в себе это: сидеть с каменным лицом, выслушивая их доклады. Нет, делая вид, что выслушивает. Он худший руководитель, худший глава. Он… Абраксас сглатывает, перебарывая в себе желание опрокинуть стакан, переполненный чёрной водой, и поднимает взгляд на Розье. Тот стоит перед ним с каменным выражением лица и молчит, ожидая его ответа. В Абраксасе сильна человеческая сторона к неудовольствию большинства. В его личности, в его поведении это видится отчётливее, чем во всём остальном. Внешне он — воплощение небожителя, даже не ангела. Настолько внешность бывает обманчива. Но нутро… нутро такое же, как и у большинства смертных. — И?.. — Абраксас поднимает бровь. — Почему молчишь? Продолжай. Розье перелистывает страницу, зачитывая дальше. Альбус Дамблдор тем временем пьёт чай и ест шарлотку, наблюдая за ними со стороны. С ним за компанию сидит и Молли Уизли, заместительница Абраксаса, тоже молчит, хотя Розье она еле выносит. Абраксас тяжело вздыхает, добавляя ещё чернил в стакан, а потом опускает ладонь на стол, обрывая доклад Розье хлопком. — Хватит, спасибо. Положи доклад на стол и уходи. Тот нехотя закрывает папку, кланяется для вида и уходит молча. Абраксас поворачивается к Альбусу и Молли, обдаёт их тяжёлым взглядом: — Что? — Ничего, — Дамблдор пожимает плечами, беря третий кусок шарлотки. — Как себя чувствуешь? — Отвратительно. — Заметно, — Молли разувается и поднимает ноги на кресло, глядя на него особенным взглядом, который Абраксаса особенно бесил. — Когда Артур погиб, — начинает она, и Абраксас отводит взгляд в сторону, устремляя его на ненавистный стакан, — я тоже долго не могла принять его смерть. А уж когда бедная Флёр погибла, а вместе с ней Поттеры и Лонгоботтомы, я чуть не потеряла сына. Знаешь, Билл, он… он был так на тебя похож сейчас, так же смотрел. Этот гнев… Я знаю это чувство, Абраксас. Оно переполняет и… Тем более, за… Сколько лет прошло после смерти твоей жены? Для тебя? — Меньше года, — отвечает Альбус за Абраксаса. — А я ему говорил, что нужно как можно больше времени проводить в настоящем, а не у Врат. — Абраксас, ты, что, на пару часов возвращался на землю? — Он не принял её смерть, а тут и сын… — Абраксас, как ты мог так запустить себя? — Убийством демонов не заполнишь пустоту внутри и не уймёшь боль от утраты, — Дамблдор шумно отпивает чай и звонко опускает чашечку на блюдце. — Или уймёшь, ему виднее. Что важнее, у нас появилась проблема, которую необходимо решить и как можно скорее, но Абраксас на это не способен. — Я для этого и вернулся в Англию, — Абраксас перебивает Альбуса и отвечает на сочувствующий взгляд Молли насмешливым. — Чёрная звезда, говорите? — он разминает пальцы. — Интересно и муторно. — Нам нужен для неё учитель и убийца — два в одном. Кто для этого подойдёт лучше? — Дамблдор открывает третью карамельную конфету и комкает бумажку. — Кто-то со схожей силой, — Молли отвечает так, будто он её учитель — быстро, кратко и верно. — Именно, но сила чёрной звезды уникальна, как и у главы нашего Ордена. Кто сможет обучить девочку лучше него? — Альбус подаётся вперёд и доверительно понижает голос: — Пожалуй, не будем отрицать, что наш возможный наставник не в лучшей форме и с ним может потягаться даже Адам Кэрроу. — Адам, — Молли сразу же вздрогнула, — он жесток и… требователен. Слишком требователен. Над девочкой он будет издеваться, а не обучать её. — Но что делать, если от нашего дорого Абраксаса осталось только полуразрушенное, переполненное ненавистью и местью основание? — Дамблдор гладит щёку Молли. — Может быть, наставницей станешь ты? — Вы знаете, что я не сильна в… этом. Я могу обучить фехтованию, но не… — Именно, — Альбус поворачивается к Малфою. — Мы все сильны в чём-то своём, но только ты обладаешь силой, которой нет ни у кого больше — управление временем. Чёрная звезда управляет пространством. Она — маленький портал и ключ к лучшему будущему. Помоги. Абраксас берёт чистый стакан и переливает в него половину чёрной воды. Он думает о том, что учитель из него так себе. Он вспоминает, что сына так ничему и не научил, как бы тот ни старался его понять. Есть такие люди, как Абраксас, лучшие в чём-то своём и абсолютные нули во всей оставшейся жизни. Абраксас сильнейший — в бою, сражении, убийствах. Он сильнейший, таких раньше не было. Но он полный неудачник и неумёха в остальном. — Видишь? — задаёт риторический вопрос Альбус, взмахивая руками. — Это бесполезно, Молли. — Я согласен, — говорит Абраксас тихо, глядя на стаканы. Дамблдор до конца не верит, что правильно расслышал: — Что? — Согласен я, — Малфой говорит чуть громче, опуская голову на руки. — Может быть, я чему-нибудь у неё научусь тоже. И мне интересно, что в ней нашёл такого Драко, раз решил её спасти таким необычным и опасным способом. Альбус тяжело вздыхает, Молли качает головой и поджимает губы. — Бедный ребёнок, — произносит она себе под нос. — Ты снова будешь его мучить. — Изводить издёвками и шуточками в стиле «заботливой» бабушки. — Если и буду, то что? — Абраксас бросает на парочку друзей убийственный взгляд. Молли и Альбус поднимают одновременно руки вверх: — Сдаюсь. — Сдаюсь. — Твой внук — делай, что хочешь. — Согласна.***
Абраксас смотрит на Нарциссу — жену его сына. Она в чёрном свободном платье выглядит прекрасной, но надломленной фигурой. Обручальное кольцо такое же, как у него, блестит в блеклом свете свечей. Нарцисса склоняет голову, когда читает молитвы пастор, и опускает веки, одними губами повторяя за священником. Абраксас знает, что это неправильно — отвлекаться во время службы. Но он не может по-другому, всё его нутро тянет смотреть на маленькую Нарциссу. На то, как по её бледным щекам стекают слёзы, как она стоит на коленях, а свеча в её ладонях слегка дрожит. Это неправильно — пусть она ему и не дочь. Это неправильно — украдкой касаться локонов её таких же платиновых, как и у него, волос. Это неправильно — жить вот так, видя в ней и в себе сына. Его глаза. Слышать голос. Ощущать прикосновения. Абраксас вдыхает воздух, который переполнен ладаном. Если бы ладан его не окружал так часто, то он бы точно закашлялся. Нарцисса не кашляет. Нарцисса читает псалмы. Скорбь переполняет всё его существо. Скорбь, от которой никуда не деться. Бог отнимает, не отдавая ничего взамен. Он отнял четверых и не вернул ему ни одного. Абраксас искривляет губы в злой усмешке — как же, как же — высшая сущность. Он качает головой, отгоняя от себя тёмные мысли. Нет. Нет, он так легко не сдастся. Сколько бы ему ещё ни пришлось пережить — он не сдастся. Хотя руки сами тянутся к складкам её платья, будто крадя он проводит по ним пальцами и отматывает эти несколько секунд назад, проживая их заново так — как должен: без прикосновений, взглядов и усмешек. Без тёмной стороны его сущности. Как лучшая версия себя.***
Абраксас пользуется своей силой так часто, что во лжи его некому упрекнуть. Так часто, что никто не замечает, как он прожигает свою жизнь снова, и снова, и снова. Так часто он нарушает всё, что когда-то свято пытался защитить. Абраксас стягивает галстук, расстёгивает рубашку и отпивает немного виски. Три дня он в Англии, пора бы завтра вернуть внука и встретиться с ученицей. Абраксас растягивает губы в улыбке — сладко-ядовитой, тягуче-ледяной. Нарцисса сидит на кровати, наблюдая за его движениями. — Никто не будет против нашего союза, Нарцисса, — глухо говорит он, глядя в отражение зеркала. — А ты? Её глаза затуманены горем. Абраксас знает об этом очень хорошо, потому что смотрел так когда-то тоже. — Я тоже совершенно не против. Вы мне напоминаете Люциуса. — Люциус — моя кровь и плоть. Конечно, я тебе его напоминаю. Она встаёт с кровати и подходит к нему сзади. — Глава, вы же никому не расскажите? Никто не узнает среди остальных экзорцистов? — её руки слегка дрожат, когда она обвивает его сзади, утыкается лицом между лопаток и шумно вдыхает его запах. — Вы и Драко — всё, что у меня осталось от мужа. Это так тяжело — его отпустить. — Не скажу, милая, — потому что в тебе он видит свою жену. — Не скажу, потому что мы — всё, что у меня осталось. Она проводит вдоль его шрамов — белёсых, почти незаметных на бледной коже, ощутимых только наощупь. Цепляется за его плечи, целует спину, расплетает волосы, затянутые в тугую косу. Они — шёлковое серебро. Они разливаются по его спине водопадом, стекают ниже ягодиц к стопам. Его волосы такие длинные — намного длиннее, чем у Люциуса. Но пахнут… Они пахнут одинаково. Абраксас тянет её за руку вперёд, к себе. Обхватывает лицо ладонями и целует. Жарко целует, тяжело. В каждом движение — боль от содеянного. Острая, как стекло; острая, как алмазная пыль: не прикасайся — пожалеешь. Это — слепое бегство от судьбы. Нарцисса очень горячая. Она и на кровати горячее пламени — Абраксас наматывает её волосы на руки и тянет, входя в неё сзади. Нарцисса кричит, дрожит и плачет. Кричит так, что его прошибает насквозь, и он ускоряется. Быстрее, глубже, резче. Под её голос, подальше отсюда. В лунном свете они — два полубожества. Так сильно похожи, что страшно — вдруг она его сестра. Вдали они так похожи, но рассмотри их в утреннем свете и поближе — узнаешь, какие они разные. Нарцисса, пусть и Малфой, останется Блэк до конца жизни. Абраксас, пусть и Малфой, никогда не умрёт. — Люциус. — Элла.